чай пью, присоединяйтесь.
— С удовольствием, — сказал Салис и улыбнулся.
Квартирка у Лопахина была небольшая, кухня тесная. Павел Юрьевич налил
гостям чаю, поставил хрустальные розеточки и достал из холодильника литровую
банку варенья из фербийских вишен.
— До сих пор не могу поверить в эту дикость, — сказал Лопахин, большой
ложкой раскладывая варенье. — Многим сейчас несладко, но чтоб Шайкес на
такое пошел?…
— Вы считаете его неспособным на подобный поступок? — спросил Шальшок.
— На поступок-то он был способен, — вздохнул Лопахин присаживаясь на
табурет, — но ведь поступок поступку рознь. Мне вот тоже несладко, даже
еще тяжелее, чем Велатусу, но я же не прыгаю в окно, и не сжигаю себя
возле Императорского дворца.
— В предсмертной записке Шайкес объяснил свой поступок, — сказал Салис.
— В общем-то достаточно аргументировано.
— Глупости, — махнул рукой Лопахин. — Ну что он объяснил? Что ему не
нравится как ведут себя земляне на Фербисе? Так не все же земляне одинаковые.
Мы вот с ним были в приятельских отношениях. А что до прилета землян на
Фербисе тишь да гладь была?
— Откуда вы знаете содержание записки? — спросил Шальшок.
— Жена его рассказала. Как только ей сообщили, что он себя взорвал, она
сразу мне позвонила.
— Вы были друзьями.
— Да, наверное, все таки нет, — сказал Лопахин. — Скорее хорошими знакомыми.
Очень хорошими. Я раньше работал завкафедрой в медицинском институте,
а Шайкес был часовым мастером от Бога. Мы познакомились случайно, в аэропорту.
Двадцать лет назад с моря вместе возвращались. Почти сутки самолета ждали,
погода была нелетная. Вот с тех пор и встречались частенько. Он мне часы
чинил. Да что мне, я к нему почти всю кафедру отправил. Я ему помог тещу
на операцию определить, с лекарствами редкими помогал. Вот и вся дружба.
А то иной раз у пивного ларька встретимся. Он с баночкой, я с бидончиком.
Ну, возьмем тогда по паре кружечек, посидим в тенечке.
— Шайкес сильно пил? — спросил Салис.
— Умеренно, — сказал Лопахин. — Пять лет назад, когда дочь ушла из дома,
нехорошо ушла, со скандалом, Велатус сорвался. Я предлагал помочь в клинику
устроиться, к хорошему специалисту, но он ни в какую. Потом за полгода
так опустился, что смотреть было жутко. Вот тогда жена его и уговорила
закодироваться. Знаете, при миссиях есть лечебные центры. С тех пор он
на квас перешел.
— А с кем Велатус раньше пил случаем не знаете? — осторожно спросил Шальшок.
— Да ни с кем он не пил, — брызнул Лопахин. — Что если алкоголик, то
значит обязательно по подворотням шататься должен, черте в какой компании?
Дома он пил. Сидел перед видеоэкраном и пил.
— Но свидетели говорят, что его неоднократно видели в баре, на вашей
улице, в одной и той же компании, — продолжал Монлис.
— Не знаю, что там у вас за свидетели, только жена его мне сама говорила.
Хорошо, что хоть дома пьет, не шляется с кем попало.
— Может, она говорила неправду? Стыдно ей было за мужа.
— Хм, — усмехнулся Лопахин. — Вы ее не знаете. Ей вообще стыдно редко