Слух о том, что происходит нечто чрезвычайное, быстро распространился по Ватикану. «Что-то происходит или вот-вот произойдет!» – говорили одни. «Кардинал Феодосий-то сидит с глухоманом у лестницы возле базилики и ждет чего-то. А чего?» – недоумевали другие. «А это слышали, самое новенькое? Джилл и Теннисон в Раю побывали и, того гляди, вернутся! Они принесут добрую весть, весть о том, что это действительно Рай. Они скажут нам, что Мэри не ошиблась, что она говорила нам правду!» – ликовали третьи.
Были и такие, кто пытался урезонить чересчур зарвавшихся. «Вы ошибаетесь, – твердили они. – Верить, что кто-то может побывать в Раю во плоти – это же полное противоречие со всеми установками Ватикана! Рай – это великая тайна, Рай – не от мира сего, он лучше и выше мира». А некоторые утверждали, что Джилл и Теннисон – посыльные, лазутчики Феодосия и других кардиналов, которые не верят, что Рай существует, или не хотят верить. «Что делать? – спрашивали они. – Поверить им – значит распрощаться с поисками знания. Если Рай есть, значит, всякие знания – чушь, чепуха, пыль под ногами, полная никчемность. Найдется Рай – и никаких знаний не надо будет никому. Нужна будет только вера».
Садовник Джон спустился по лестнице от базилики и встал перед кардиналом как вкопанный.
– Ваше Преосвященство, – процедил он, – вы имели честь беседовать с Его Святейшеством?
– Имел, имел, – добродушно согласился Феодосий. – У кого из нас больше прав на такую честь, Джон?
– И в разговоре с ним вы обвинили меня в предательстве Ватикана?
– Да, – невозмутимо ответил Феодосий, – я обвинил тебя во вмешательстве в дела, к твоей компетенции не относящиеся.
– Сохранение веры – дело каждого из нас! – крикнул Джон.
– Согласен. А вот кражу кристаллов и убийство ни в чем не повинного человека я бы делом каждого называть не стал, – жестко проговорил Феодосий.
– Вы меня в этом обвиняете?! – взвизгнул Джон.
– И ты имеешь наглость и дерзость отрицать, что был инициатором и лидером богословской смуты? Ты берешься утверждать, что это не ты затеял кутерьму с канонизацией Мэри?
– Это была не смута! – вскричал Джон, мотая головой. – Это была искренняя, честная попытка вернуть Ватикан назад, на тот путь, что вырабатывался в течение стольких лет! Церкви была нужна святая, и я подарил ее Церкви.
– Для меня это была смута, – сказал Феодосий, глядя в глаза Джону. Ты поднял на дороге соломинку и вознамерился пощекотать ей в носу у Церкви. Ты – самонадеянный тупица. Ты думал, что рассказ безумной женщины поможет тебе осуществить святотатственные замыслы!
– Я бы воспользовался чем угодно, – гордо сказал Джон, – чтобы вернуть Ватикан на путь истины.
Он развернулся и быстро пошел вверх по лестнице, но почти сразу остановился, обернулся и спросил:
– Вы потребовали от Его Святейшества, чтобы меня понизили в должности и осудили на послушничество, если окажется, что это не Рай?
– Именно так, – подтвердил Феодосий. – И будь уверен, я лично прослежу, чтобы это было исполнено.
– Сначала докажите, что это не Рай! – выкрикнул Джон. – А не докажете – то же самое будет с вами!
– Полагаю, что ты поменял нас ролями, – спокойно ответил кардинал. – Полагаю, это тебе, а не мне придется доказывать, что место, где побывала Мэри – Рай.
– Как же так вышло, Ваше Преосвященство, что Рай стал вам так ненавистен?
– Ненавистен? Почему – ненавистен? Вовсе нет. Искренне надеюсь, что Рай существует. Только не такой, о каком мечтал ты.
Джон резко повернулся и пошел вверх по лестнице не оглядываясь.
А слухи ползли и ползли…
«Видали? Кардинал Феодосий сидит на табуретке! Где это видано, чтобы кардинал на табуретке сидел? Я слышал, что это наказание, епитимья, что Его Святейшество наказал Феодосия и теперь он все время будет у всех на глазах на табуретке сидеть, точно вам говорю, не сойти мне с этого места!»
«А глухоман? Глухомана-то зачем принесло? Тут ему делать нечего! Нет, вы посмотрите, сидят рядышком, как закадычные дружки! Подумать только: кардинал, Его Преосвященство и хищный зверюга. Ох-ох, не так тут все просто, помяните мое слово…»
Другие возражали: «Не забывай, это же тот самый глухоман, что принес Декера и Губерта домой, и никакой он не зверюга, он умеет разговаривать, я сам слышал. Он добрый».
«Принес домой! – всплескивали руками первые. – А что ему еще оставалось, подумай! Он же сам их, поди, и прикончил, как того молодого доктора!»
Слухи, слухи, слухи…
Ватикан начинал медленно сходить с ума.
Остановились все работы. Вокруг эспланады собирались толпы народа, но центральная часть площади оставалась пустой – почему-то, повинуясь какому-то неясному, необъяснимому инстинкту, все решили, что если что-то и произойдет, то именно здесь. Лестницу, спускавшуюся от базилики, заполнили роботы. Дровосеки, сборщики урожая, пастухи, стригали, операторы паровых котлов – все побросали работу и собрались здесь. Люди из поселка оставили домашние дела и взобрались на колокольню. Кому-то взбрело в голову раскачать колокола, поднялся трезвон – неритмичный, безумный – он продолжался до тех пор, пока сам кардинал Феодосий не встал с табуретки и не взбежал по лестнице, чтобы отдать приказ прекратить это безобразие. Пришли даже некоторые из Слушателей, которые крайне редко показывались на людях, но тут и они не выдержали. Поспешно сформированная бригада техников, лишенная всякого руководства, водрузила на фасад базилики громадный видеоэкран и подсоединила его к одной из тех комнат, где Папа давал аудиенции. Через несколько минут на экране появилось бесстрастное, неподвижное лицо Папы. Он молча присоединился к ожидавшим.
Ничего не происходило. Шли часы, а ничего не происходило.
Постепенно шумевшая, гудящая и перешептывающаяся толпа умолкла. Все застыли в ожидании. Казалось, даже солнце в небе остановилось, прервав свой путь к закату. Напряжение росло с каждой минутой.
– Вы не могли ошибиться? – спросил Феодосий у глухомана. – Не было ли в послании ошибки?
– Я передал все, как было в послании, слово в слово, – ответил глухоман.
– Значит, что-то случилось, – встревожено проговорил Феодосий. – Я чувствую, случилось что-то нехорошее.
«Слишком уж я был уверен, – думал он, – что все будет хорошо. Что эти двое вернутся и принесут добрую весть, и в Ватикане все станет по-старому, и прекратится эта кутерьма со святыми и Раем…»
Думая так, он пытался успокоить себя, не поддаваться отчаянию.
«Если даже что-то не так, если произошло что-то плохое, это же не навсегда. Я сам и еще кое-кто в Ватикане, пускай нас будет немного, поддержим огонь, который разгорится от искры надежды. Ватикан не погрузится в темную бездну, не погибнут в ней безвозвратно крупицы жизни. Когда-нибудь, через много веков, люди устанут от стерильной святости и вернутся к поискам знания, а это приведет их, в конце концов, к истинной вере. Но если когда-нибудь, в далеком будущем, выяснится, что истинной веры на свете не существует, лучше узнать об этом и открыто принять, чем притворяться и двуличничать, утверждая, что такая вера должна быть обязательно».
Кардинал погрузился в раздумья, молитвенно, смиренно склонил голову и вдруг услышал нарастающий звук множества голосов. Резко подняв голову, он увидел то, что видели другие.
На эспланаде, не более чем в ста футах от кардинала, стояли Джилл и Теннисон. Над ними он разглядел мгновенно сверкнувшую и пропавшую вспышку алмазной пыли. «Уж не Шептун ли это?» – подумал кардинал.
Он приподнялся, но тут же снова опустился на табурет. Что-то было не так. Он увидел то, что не разглядел поначалу: перед Джилл и Теннисоном подпрыгивало странное чудище, похожее на маленького осьминога, перевернутого вверх ногами. Подпрыгивая, странное существо издавало противный чавкающий звук.
Теннисон обратился к Шептуну:
– Шептун, что стряслось? Ты что, притащил с собой Попрыгунчика?
– Понимаешь, я успел схватить его в последнее мгновение, – оправдываясь, ответил Шептун. – Когда он вздумал взорваться там, прямо перед нами, я ухитрился каким-то образом проникнуть к нему в сознание – до тех пор мне это не удавалось, хоть я очень старался. Я вовсе не собирался брать его с собой, но так уж вышло, что он тут.
– Там, в последний момент, – сказала Джилл, – он показался мне громадным и злобным.
– Ну, не знаю, – сказал Шептун, и было похоже, что сказать ему больше нечего.
– Ты знаешь хотя бы, что он такое? – спросил Теннисон.
– Не совсем уверен. Это не так просто объяснить. Смоки думает, что он – божество, которое может ему помочь, и готов платить за эту помощь поклонением. Ведь вы, люди, точно так же относитесь к своим божествам, только, может быть, не так цинично, как Смоки.
– Но он-то кто на самом деле? Действительно божество?
– Кто знает? Смоки так думает. Он считает, что ему удалось заполучить нечто такое, чего нет у других пузырей, и что Попрыгунчик может помочь ему в достижении цели. Он думает, что стоит только найти нужное божество, и можно достичь чего угодно. Насколько я успел разобраться, Попрыгунчика роль божества вполне устраивает. Значит, их уже двое – тех, кто так думает. Сколько нужно тех, кто поверил бы, что божество – это божество, чтобы это стало правдой? Я не знаю.
«Шмяк, шмяк, шмяк!» – скакал Попрыгунчик.
Феодосий встал с табурета и пошел им навстречу. Следом, медленно вращаясь, двигался глухоман. А за ним толпились люди и роботы. Они запрудили лестницу, взобрались на все свободные крыши, встали по обе стороны эспланады. А с фасада базилики на все происходящее взирало непроницаемое лицо Папы.
Феодосий пожал по очереди руки путешественникам: сначала Джилл, потом Теннисону.
– Добро пожаловать домой, – сказал он сердечно. – Рад вас видеть. Позвольте поблагодарить вас за путешествие, которое вы предприняли ради нас.
Попрыгунчик бешеным галопом проскакал вокруг Феодосия и глухомана.
– Позвольте представить вам моего друга глухомана. Вы, – обратился Феодосий к Теннисону, – уже имели удовольствие с ним познакомиться, а вот Джилл видит его впервые.
– Очень приятно, – поклонилась Джилл глухоману и улыбнулась.
Старик издал свою обычную басовую дробь и произнес:
– Польщен. Рад познакомиться с вами и приветствовать ваше возвращение на Харизму.
Толпа, постепенно смыкаясь, образовала тесный полукруг около сцены, где разворачивались события.
– Позвольте поинтересоваться, – сказал Феодосий, – что это за скачущий монстр, которого вы принесли с собой? Это важная особа?
– Ваше Преосвященство, – ответил Теннисон. – Я в этом смысле сильно сомневаюсь.
– Тогда зачем он здесь?
– Мы сами не знаем. Он затесался в нашу компанию в суматохе перед отбытием.
– Мы догадываемся, что вы нашли Рай Мэри.
– Нашли, – кивнул Теннисон. – И никакой это не Рай. Это – научный центр, наподобие Ватикана. Правда, у нас не было возможности и времени более подробно изучить его деятельность. Похоже, мы не слишком удачно вмешались в тамошнюю внутреннюю политику.
Неожиданно сквозь толпу, расталкивая людей и роботов, прорвался садовник Джон. Теннисон сразу узнал его.
– Доктор Теннисон, – сердито сказал Джон, – что вы можете представить в доказательство того, что место, где вы якобы побывали – не Рай?
– Доказательств никаких нет, – ответил Теннисон. – То есть никаких вещественных, документальных доказательств. Нашего слова вам не хватит? Я считал, что для вас должно быть достаточно честного слова человека.
– Ситуация слишком серьезна, – сказал Джон, – чтобы хватило ничем не подтвержденного слова. Даже слова человека. Вы, люди, вообще скоры на слова…
– Джон, – оборвал его Феодосий. – Как ты разговариваешь? Где твое уважение к людям?
– Ваше Преосвященство, уважение тут ни при чем. Мы тут все равны.
– Теннисон говорит правду, – прогудел глухоман, – он излучает правду.
– Вы, вероятно, думали, – продолжал Джон, не обращая внимание на глухомана, – что этот пляшущий уродец, которого вы приволокли с собой, может вам помочь, подтвердит достоверность вашего рассказа. Если уж на то пошло, потрудитесь доказать, что это существо – из Рая.
– Я вовсе не собирался ничего доказывать, – ответил Теннисон. – Я отлично понимаю, что, возьмись я доказывать, ты тут же обвинил бы меня во лжи и стал утверждать, что я подобрал его где-нибудь по дороге.
– Будьте уверены, не премину, – едко парировал Джон.
Тут толпа издала единый, дружный вопль и в страхе, продолжая кричать, отступила.
– Боже милосердный! – воскликнул Феодосий, выпрямившись в полный рост.
Теннисон быстро обернулся и увидел Смоки, Сноппи и Декера-2, выстроившихся в ряд. По обе стороны стояли охранявшие их кубоиды, обитатели математического мира.
– Вот видите, какие они умные! – радостно воскликнул Шептун. – Я же вам говорил, что они еще хоть куда! Они поняли, что у нас тут происходит. А я думал, понимают или не понимают? А ведь, может быть, это и есть то самое доказательство, о котором вы так мечтали?
По эспланаде, приближаясь к месту событий, шел Декер-2.
– Но, позвольте! – воскликнул пораженный Феодосий. – Это же… Декер! Этого не может быть. Я лично отслужил по нему заупокойную мессу…
– Ваше Преосвященство, успокойтесь, – сказал Теннисон. – Позже я объясню вам, в чем тут дело. Это другой Декер. Не наш. Я понимаю, в это трудно поверить…
Все неподвижно стояли и ждали Декера-2. Теннисон сделал несколько шагов ему навстречу.
– Видимо, это Ватикан? – спросил Декер.
– Он самый, – ответил Теннисон, улыбаясь. – Я рад видеть вас, Томас.
– Не хотелось бы теперь говорить об этом, – сказал Декер, опустив глаза, – но… там, перед вашим отбытием, стало очень плохо. Вы чуть было не погубили нас всех…
– Я?
– Вы имели дело с маньяком, – сказал Декер, – с чужаком-маньяком. Чужаки сами по себе – не большой подарок, а уж…
– Но вы были с ним заодно, на его стороне. Как это у вас называется – «триада»?
– Друг мой, – печально промолвил Декер-2, поднимая глаза на Теннисона. – Там, где я был все это время, главное – выжить. А чтобы выжить, приходилось делать, что попросят. Приходилось приспосабливаться.
– Понятно, – кивнул Теннисон.
– А теперь мне хотелось бы обратиться к самому главному здесь, – сказал Декер. – Вы тут не самый главный, по всей видимости?
– Нет, не главный, – согласился Теннисон. – Главный тут Его Святейшество – вон он, там на стене, высоко-высоко. Но я думаю, лучше всего вам поговорить с Его Преосвященством. Когда будете говорить, обращайтесь к нему «Ваше Преосвященство». Это не обязательно, но он так любит.
Он взял Декера под руку и подвел к Феодосию.
– Ваше Преосвященство, – сказал он. – Это Томас Декер Второй. Он хочет говорить с вами.
– Декер Второй, – сказал кардинал, – вы прибыли к нам довольно бесцеремонно, без предупреждения, но я буду рад выслушать вас.
– Я прошу вас за чужака, бежавшего с родной планеты, – сказал Декер. – Ваше Преосвященство, я имею в виду этот пузырь, похожий на яйцо. Я зову его Смоки, хотя у него есть другое имя.
– Мне кажется, – сказал Феодосий, – что я уже видел этого Смоки, а может быть, не его, но одного из его собратьев, много лет назад… А теперь, пожалуйста, оставьте формальности и изложите суть дела.
– Смоки отдает себя на вашу милость, Преосвященный, – сказал Декер, – и просит у вас убежища. Он не может вернуться в Центр. Он совершенно бездомное существо и лишился очень высокого положения. Он в полной растерянности.
– Да, дела его, судя по всему, плохи…
– Очень плохи, Ваше Преосвященство. Он умоляет вас о милости…
– Довольно, – оборвал его Феодосий. – Лучше скажите: то место, откуда он родом, это не Рай?
– Насколько я знаю, нет. Я никогда не слышал, чтобы его так называли.
– Вам известно, что одна из наших Слушательниц предпринимала попытку посетить ваш Центр – так вы его называете?
– Да, Ваше Преосвященство, мы так его называем – Центр галактических исследований. Да, нам известно, что кто-то, похожий по описанию Теннисона на одну из ваших Слушательниц, пытался проникнуть в Центр, но мы его, то есть ее, отпугнули.
Теннисон посмотрел через плечо и заметил, что кубоиды немного расступились, а перед Смоки и Сноппи бешено скачет Попрыгунчик, приближаясь к Смоки.
Наконец, вплотную подобравшись к пузырю, Попрыгунчик принялся скакать перед ним – все выше и быстрее.
– О Господи! – простонал Теннисон в ужасе. – Только не это. – Он повернулся и бросился к Смоки и Попрыгунчику.
Позади слышались топот ног и крик Декера:
– Куда ты?! Вернись, безумец! Вернись, слышишь?
Теннисон бежал, не оглядываясь и ничего не слушая. Декер догнал его, на бегу протянул руку, схватил за плечо, рванул к себе. Теннисон попытался удержаться на ногах, закачался на месте, отчаянно стараясь сохранить равновесие. Но это ему не удалось, и он неуклюже повалился на мостовую, больно ударившись плечом, покатился и ткнулся лицом в камень.
А Декер закричал на языке пузырей:
– Нет, Смоки! И не пытайся, слышишь?! Разве тебе мало? Все кончено, хватит! Тебе конец, перестань немедленно!
– Все ты и зверушка твоя проклятая! – зашипел Сноппи, обращаясь к пузырю. – Ты погубишь нас всех! – Выпучив все тринадцать глаз, он крикнул Декеру: – Не подходи к нему! Не подходи! Он с ума сошел! Он хочет…
Декер резко остановился и попятился.
Попрыгунчик вспыхнул и превратился в круг яркого огня. Но пламя было холодным. Даже лежавший ничком на мостовой Теннисон ощутил его обжигающее касание.
И как только это произошло, наступила странная тишина, перекрывшая вопли обезумевшей от ужаса толпы. Тишина и темнота. Теннисон перевернулся на спину, посмотрел в сторону базилики и увидел, как опустившаяся завеса тьмы скрыла лицо Его Святейшества. Мрак покрыл лестницу и эспланаду, казалось, настала глубокая ночь. Попрыгунчик вспыхнул вновь – и тьма рассеялась. Попрыгунчик больше не скакал и не светился. Он неподвижно валялся на ступенях. Сноппи лежал рядом на боку, а Смоки – лицом к земле. Наконец он пошевелился и пополз вверх по эспланаде – медленно, с трудом. Феодосий и глухоман, не двигаясь, смотрели на ползущий пузырь. Декер бросился к лестнице и поднял Сноппи. Попрыгунчик вяло пошевелился. Декер подскочил к нему, ловко схватил за одно из щупалец и пошел вниз по эспланаде, волоча Попрыгунчика за собой.
Теннисон вскочил, выпрямился. Плечо, которым он ударился о мостовую, болело, пульсирующая боль разливалась по всей руке. Он неловко заковылял вслед за Декером и Сноппи.
– Этот ведь от своего не откажется, – сказал Декер, указывая пальцем на Смоки. – Один из тех фанатиков, которые упорно не желают признавать, что им конец. Валялся уже в грязи, и хоть бы что. Знаешь, какой у него девиз? «Сначала – Галактика, потом – Вселенная»!
– Он безумец, – морщась от боли, выговорил Теннисон.
– Несомненно, – подтвердил Декер.
– И ты был заодно с ним?
– Я же говорил тебе, друг: попытка выжить, только и всего.
Смоки подполз к Феодосию. Он по-прежнему не отрывал лица от земли.
Декер что-то сказал ему, и Смоки что-то вяло проквакал в ответ.
– Я говорил вам, Ваше Преосвященство, что он готов сдаться. Но я немного поторопился. Возьмите этого несчастного и заприте, да покрепче. Мой вам совет: постарайтесь побыстрее от него избавиться.
– Мы никого не лишаем жизни, – возразил Феодосий. – Для нас всякая жизнь священна. Но мы найдем для него место. А что делать с этим скачущим разбойником?
– Бросьте его туда же, куда и пузырь.
– А другой?
– Сноппи в порядке. Совершенно безопасен. Даже мил по-своему. За него ручаюсь.
– Ну, что ж, хорошо. Мы позаботимся о них. А теперь позвольте поблагодарить вас.
– Меня? За что, Ваше Преосвященство?
– За то, что вы сообщили нам, что одна из наших Слушательниц была изгнана из вашего Центра.
Толпа зароптала, шум голосов становился все громче. Но тут, перекрывая шум, прогремел могучий голос Его Святейшества:
– Прошу всех разойтись. На сегодня все закончено. В свое время факты, имеющие отношение к данной ситуации, будут самым тщательным образом рассмотрены и изучены. Результаты будут незамедлительно обнародованы.