— На этой улице, говорят, чистые. Конечно, без презерватива не рекомендую, но зубастого гонококка, который тебе резинку прогрызёт, тут нет.
Мы быстро сговорились (по 80 евро за ночь), отдали деньги мамке, которая тут же появилась, будто из-под земли выросла, и поехали в мотель. По дороге девушки пытались с нами познакомиться:
— Привет! Меня зовуть Кристель! А мой подружка — Софи! — на этом месте меня передёрнуло — а вы откуда, мальчики?
— Эй, девчата, мы вас сняли не для разговоров, а для траха! Так что помолчите, или подскажите лучше какой-нибудь мотельчик, где имён не спрашивают — огрызнулся Стивен. Все его внимание было поглощено дорогой, и внезапно начавшимся дождём.
Грузное, мрачное здание придорожного мотеля было скудно освещено тусклыми неоновыми огоньками, информировавшими посетителей, что они попали в "Paradis BalnИaire". Вокруг стояли старые, облупившиеся коробки многоквартирных домов. Громко мяукали кошки, а прямо у парадной одного из домов тоскливо подвывала собака. Увидев нас, пёс слезливо прищурился на яркий свет фар, как-то неуверенно гавкнул, и скрылся в темноте. Мы вышли из машины, и оглянулись. Точнее, оглянулся я, а Стивен решительно зашагал к двери. Девушки самостоятельно вышли из авто, и брезгливо огляделись. Что-то сказали на французском, и пошли вслед за Стивеном, а я остался на улице. Дул холодный, пронизывающий ветер, и я мгновенно иззяб — адреналин, согревавший меня последние полтора часа разом схлынул, и я ощутил глубокое опустошение и желание залезть под кровать и никого не видеть. С такими мыслями я пошёл вслед за своими спутниками.
Внутри было на удивление чисто, хоть и крайне неуютно. Кристель и Софи уже сидели на диване, а Стивен стоял у стойки и стучал молоточком, вызывая портье. Спустя пару минут, из-за неприметной шторки показался высокий, грузный бородач в чистой, хоть и потасканной униформе с золочёными лампасами.
Стивен поинтересовался на очень приличном французском у портье о наличии мест. Места были, и портье с достоинством принял деньги. О самом портье стоит сказать пару слов — это был громадного роста человечище с густой, окладистой бородой, достававшей ему до груди. Грубое лицо его было словно высечено скульптором-примитивистом из цельного куска гранита. Цвет лица его, собственно, и был какой-то серый, "гранитный". Огромный, в пол-лица, нос нависал красной сосулькой над верхней губой, которая, в свою очередь, была вечно оттопырена в бесконечном выражении презрения ко всему бренному, или, по крайней мере, к тому, что не являлось жидкостью и не имело крепость выше пятнадцати градусов. От портье исходит настолько мощный винный дух, что даже я, стоявший на расстоянии метров так десяти, легко его учуял. Девушки же только и делали, что морщились, и всем видом своим показывали, что хотят уже в номера.
Мы поднимались по лестнице, и я наконец-то спросил у Стивена шёпотом:
— А зачем нам шлюхи, Стив?
— Чтобы у портье не возникло лишних мыслей, чего это два мужика делают в такое время в таком месте. Понял?
— Угу, ясно. Ты бери себе Софи, а то…
— Да понятно, парень. Давай, отдыхай — хлопнул он меня по плечу, и пошёл в свой номер.
Номер оказался, против всех ожиданий, вполне приличным, и тут даже был рабочий душ.
Я отчаянно тёр руки, словно пытаясь смыть с них кровь. Ведь именно я был виноват в смерти невинной девчонки. А ведь её кто-то любил, у неё были родители…
— СУКА! — ударил я кулаком по стенке ванной. Стенка жалобно скрипнула и за дверью раздался вопрос:
— Эй, с тобой всё в порядке? Ты чего там делаешь? — и дверь открылась. Я забыл закрыть её. В ванную комнату вошла Кристель, на которой из одежды были лишь чулки и трусики.
— Слушай, я моюсь. Давай позже, ладно? Примешь душ, пойдём в кровать. Всё равно тебе за ночь уплачено…
— А ты, случаем, не маньяк? Какие-то с другом вы странные. Учти, что если со мной чего-то случится, наша мамка, она из Турции, она вам яйца отрежет. Номера-то записаны.
Я даже охнул. Ну неужели я так похож на маньяка? Хотя, в глазах полиции, очень даже и похож. Представляю завтрашнее удивление этой проститутки, когда она узнает в ночном клиенте свирепого убийцу-извращенца. А наверняка узнает, ведь мои фото уже будут смотреть на добрых жителей Марселя с каждого экрана. Наверное, она может даже в религию удариться. По крайней мере, в фильмах оно всегда так происходит. Тут я оторвался от своих мыслей и посмотрел на ожидавшую моей реакции девушку:
— Да, я страшный маньяк! Я питаюсь девушками, вырываю и сьедаю у них клитор! Иди, мойся — вышел я из душа — я не люблю грязную еду!
Кристель заулыбалась, поверив мне, и пошла мыться.
Дальше был банальный секс, хоть и довольно долгий. Уже рассветало, когда я добавил девчонке ещё тридцать евро за исполнительность, и отправил восвояси. Лёжа, я смотрел на разгорающийся за окном зимний рассвет, и пытался уснуть…
— Вставай, парень! Давай быстрее вставай! Хорош спать, в тюрьме выспишься! — кто-то будил меня. Какого чёрта… — и тут я вспомнил, и где я, и то, что надо срочно отсюда уходить. Наверняка ведь Кристель не будет долго запираться, когда увидит моё фото в утренних новостях.
— Доброе утро, Стив. Как спалось?
— Ну ты силён, русский! Его обвиняют в жестоком убийстве, он непонятно где, непонятно с кем, и он ещё спрашивает, как мне спалось! Нормально мне спалось! А вот ты, похоже, плохо спал — вон глаза все красные. Давай умывайся, и спускайся в машину. Пора тебя вызволять из задницы, в которую ты умудрился попасть.
В центре города было шумно. Туда-сюда шныряли сотни и тысячи людей, и мне казалось, что все они жадно ищёт меня взглядами.
— Слушай, Стив, а может быть, пойти сдаться? Ведь технодопрос покажет, что я невиновен?
Американец вытаращился на меня, как на прокажённого:
— Ты чего? Какие технодопросы? Это ведь не у вас в России, где чуть что — гипноз и психотропники. Хотя, скажу по правде, хорошую штуку вы выдумали. И все чиновники у вас подвергаются этой процедуре. Вот бы к нашим сволочам из оборонной промышленности применять — враз бы бюджет съёжился бы в разы! А то, представляешь, на разработку нового истребителя сорок миллиардов запросили, ворьё! Вор на воре сидит и вором погоняет! Белые воротнички из Принстона, мать их! — Стивен разозлился не на шутку. Видать, его крепко достали взяточники. И, честно говоря, я его понимал. В Союзе, кстати, технодопросы вошли в моду в середине 90-х годов ХХ века, когда по инициативе ЛДПСС и лично Жириновского, разгорелся громадный скандал вокруг партийных взяточников из Прибалтики. Я читал про этот случай в каком-то старом журнале, который случайно завалялся в уборной дома. Когда в СССР начался капитализм, воровать стали, разумеется, все, но масштабы воровства в Литве достигли фееричных масштабов — воровали буквально всё. Особой наглостью отличились чиновники Висагинского горкома партии. Тогда ещё партия имела очень большое влияние на жизнь страны, и партократы были царями в любых мелких городишках. Руководство Игналинской АЭС, с покрывавшей их местной номенклатурой продавали электричество по заниженным, в сравнении с экспортными, ценам в Польшу. Криков в печати было столько, что вся страна напряжённо следила за развитием скандала. Особую резвость в деле защиты литовского ворья проявили небызвестные Гайдар, Листьев и Чубайс. Почему самыми замазанными оказались именно они — непонятно, но скорее всего, соседние миры как-то связаны на тонком, "астральном" уровне, и ежели ты вор вот тут, то и за стенкой гильбертовых барьеров тоже будешь вором.
После публично высказанной Жириновским идеи о тотальной проверке всех партийных чиновников методами психотропных веществ, буря разгорелась ещё более страшная. Но после того, как Жириновский прошёл такую процедуру лично, да и привлёк несколько своих единомышленников из высшего эшелона власти КПСС, деваться было уже некуда. Общество было уже слишком либерализованным, и могло не понять своих лидеров. И Верховный совет СССР принял такой закон — о тотальной ежегодной проверке всех чиновников и партийных работников. Потом действие закона распространилось и на правоохранительные органы, и на разведчиков. Науку пока что не трогали, но всё шло к тому, что очень скоро в Союзе технодопросам будут подвергать вообще всех мало-мальски общественно значимых фигур — от начальников цехов, до руководителей корпораций.
Я сидел на заднем сиденье автомобиля, и ждал. Ожидание становилось совершенно невыносимым — Стивена не было вот уже полтора часа, и я совсем уже было собрался выходить на улицу, как дверца машины распахнулась, и на сиденье водителя рухнул американец. Лицо Стивена было встревоженным, на лбу выступили капельки пота. Он, не говоря ни слова, вытащил сигарету и с наслаждением затянулся. Увидев мой ошарашенный взгляд, он огрызнулся:
— Ну да, опять начал курить. Пять лет в рот не брал, теперь вот приходится. Ты парень, круто попал. Совсем круто. Виделся со своим кузеном. Твои фотографии в цвете по всем улицам, на каждом перекрёстке. Мне уже звонили из посольства нашего и вашего, мол, не видел ли, случаем? Уже и это выяснили, что мы с тобой знакомы. За тобой конкретная охота, Расул.
— И-и ч-что г-говорят? — заикаясь, спросил я. Потянувшись было к сигарете, я отдёрнул руку, ругая себя последними словами. Слабак, тряпка! Чуть что — сразу к сигаретке. А дальше что, водочкой и герычем будешь проблемы утрясать?
— Ч-что г-говорят? — передразнил меня Стивен, в две затяжки прикончив сигарету — обвиняют в самом жутком преступлении. Ты, значит, зверски изнасиловал и убил молодую женщину, блестящего учёного. Скандал! Французское правительство требует от Москвы непременной выдачи, для суда в Страсбурге. Или где там европейцы судят своих, я не знаю.
— А почему ты веришь мне, собственно, а не им? — справившись с волнением, задал я вполне логичный вопрос.
— Знаешь, я пожил на этом свете, и убийц видел. Особенно маньяков. Что-то в них гниловатое есть, сразу и не разберёшь, но есть. А в тебе такого нет. Конечно, если припрёт, ты как и любой нормальный человек, сможешь выстрелить, спасая жизнь там, или на войне. Но так — хладнокровно… Да и мне показалась истерия слишком уж надуманной. Была в Австрии пару лет тому назад история — отец изнасиловал и убил своих двух дочерей. А потом съел. И вот что я скажу — не было такого скандала по всей стране. Да и из посольства вашего очень уж акцентировано советовали тебе обратиться к ним. Мол, спасут, не выдадут, и так далее. Теперь думай, кому ты мог так насолить.
Машина наша была припаркована на платной стоянке, и к нам никто не подходил — так что времени подумать было с лихвой. Итак, зачем это кому-то? Для чего меня так подставлять, и какую ценность я могу представлять для неизвестных врагов?
Американцы? Да зачем? Им я, как специалист по теории магнитодинамики и финансовому анализу к чёрту не сдался — у них самих подобных спецов выше крыши. "Айви Лиг" пока ещё здравствует. Другое дело, если они в курсе про "Карфаген", тогда да, человек моего уровня допуска (то есть мой двойник, но они-то этого знать не могут), был бы очень и очень нужен им. Но — нелогично, ведь проще подставить Подольцева, он-то специалист куда более высокого класса… А если тут сыграло то, что мой двойник старательно тянул одеяло славы и признания на себя? И он показался ЦРУ или кому там ещё более лёгкой целью? Да, американцы — это версия. Которую напрочь опровергает наличие меня в машине Стива. Слишком это всё лубочно и я склонен считать факт вмешательства американца чистейшей случайностью.
Наши? КГБ? ГРУ? Партийный контроль, или какие ещё у нас Geheime Staapspolizei существуют? А им-то это за каким чёртом сдалось? Скомпрометировать меня? Вытащить назад в Союз? Так нет ничего проще — просто прикажите, и я полечу назад. Версия с нашими спецслужбами не выдерживала решительно никакой критики. Единственным вариантом оставалась идейка о том, что меня нужно было скомпрометировать, чтобы ударить по Фрейману — мол вот какие сволочи обретаются в советской науке, а жиды ещё их и покрывают. Лёгкие намёки, гулявшие по институту о непробиваемости министерской "крыши" Исаака Арнольдовича, давали дополнительную пищу для размышлений. Да, вполне возможно — меня грубо подставляют, чтобы сместить Фреймана с руководства "Карфагеном". И подставляет родная армия, в лице МО — чтобы запустить загребущие лапы в недра "Проекта Карфаген". Чтобы превратить мой родной мир в поляну для сражений. Мы с Юрой Подольцевым уже пообсуждали принципиальную возможность переброски материальных объектов через пробои — и пришли к выводу (точнее Юра пришёл), что никаких физических запретов нет, надо лишь немного подкорректировать некоторые уравнения, да дать чуть большую мощность на установку. "Чуть большую" — это на пару-тройку порядков. Но Юру, как истого теоретика, такие скучные мелочи не волновали. Он с великолепной небрежностью отмахнулся от моего замечания, что тут нужно строить пару ЛАЭС для обеспечения энерговооружённости проекта:
— Да ладно, нужно будет — построим. Не впервой.
Итак, версия вторая — наши.
И самая вероятная — сами французы. Им очень, очень нужна своя собственная термоядерная энергетика. И если учесть, что я и Подольцев первые учёные, работающие в данной тематике, которые выехали за пределы СССР…
— Слушай, Стив, а ты не знаешь, где мой напарник, Юрий? Высокий такой, нескладный?
— М-м-м… не знаю. Мой кузен сказал, что куда-то пропал. А что такое?
Я изложил ему последнюю версию событий, немного покривив против правды, не сказав, чем конкретно занимались я и Юра в СССР. Он хитро посмотрел на меня, и выдал:
— Физика плазмы, да? Айзек Фрейман и иже с ними? Ленинградская школа? Ну не думаешь же ты, что мы в Штатах такие слепцы. Чем занимается ваш Институт, давно всем известно, по крайней мере тем, у кого есть глаза и уши. Не боись, не буду тебя пытать, нам ваши секреты до фени. Вот французы, это да. Боюсь, лягушатники всерьёз решили, что могут играть первую скрипку в Европе, и даже могут тявкать на сверхдержавы, уж и не знаю, откуда у них столько смелости. Так что примем эту версию в качестве рабочей, так?
— Так.
— Тогда тебе прямая дорога в ваше посольство или вице-консульство. Только есть одна проблема — ваше консульство тут, в Марселе, оцеплено полицией. Всех входящих чуть ли не просвечивают. Город оцеплен — на всех дорогах блок-посты. Ищут тотально, конкретно. Тебя отсюда целым и невредимым не выпустят. Есть только один путь, парень.
— Ну и какой же? — спросил я, уже готовый к предложению ехать в американское консульство. Это предложение будет означать только одно — кашу заварили именно американцы, и больше никто. И они же подлили масла в огонь, настрополяя французов против Союза. И это означало, что я оказался в самом центре фантастической по сложности интриги, где тройное дно будет самым невинным и несложным из всех комбинаций.