— Ну хватит на меня уже орать — начал я заводиться не на шутку. Каждый разговор с отцом заканчивается одинаково — мы ругаемся, а через полчаса обмениваемся смс-ками с взаимными извинениями.
— Не смей так с отцом разговаривать… — я бросил трубку. Надоело, ей-же Б-гу. Тут телефон вновь начал вибрировать.
— Я тебе что говорил? Не смей бросать трубку! Я не договорил! Мать твоя завтра прилетает до двадцать второго. Если вы там планируете свадьбу, пусть поможет вам. Твоя Наташа всё равно ничего решить не сможет. Вот предлагал же тебе нормальную казахскую или еврейскую невесту найти, нет, русскую нашёл… — и я окончательно выключил телефон. Когда в отце просыпаются угнетённые русскими империалистами кочевые и семитские предки — это туши свет. А ведь, казалось бы, здесь, в Советском Союзе, у нормального советского историка такого не должно быть. Наверное, это кроется где-то в глубине души. Тут меня внезапно обуял интерес — а кем тут мой отец является? — и я залез в Паутину, на "поиск. сср". Результат меня не очень удивил — членкор АН СССР, доктор исторических наук… всё было почти так же, кроме темы исследований… ТАМ отец занимался потребкооперацией тридцатых годов. А тут — репрессии тех же тридцатых, и, что меня переполнило гордостью за родителя — его перу (в соавторстве с Сахаровым, его оппонентом ТАМ) принадлежала крупнейшая монография, посвящённая личности Лаврентия Берии. Оказалось, что фактически, именно Сахарову и отцу этот мир обязан резкому обелению образа маршала. После этого, разумеется, подчистили и образ Сталина, но Берия… Такого от отца я не ожидал. Да, я знал его крайне положительное отношение к генералиссимусу и его первому маршалу — мы часто в своё время беседовали по этому поводу. Но отец всегда был… скажем так, идущим в струе мэйнстрима. И он никогда не пошёл бы против официальной исторической точки зрения. Видать, тут что-то изменило его…
Не успел я закрыть входную дверь, вернувшись из магазина, как телефон зазвонил вновь. Я, заковыристо выругавшись, аккуратно поставил лоток с яйцами на обувную полку и посмотрел на экран. Что-то сегодня родственники как с ума посходили — звонят и звонят. Хотя в этот раз звонила моя любимая тётя Света. Можно сказать, что мне повезло — у меня было две матери. Тётя Света — отцовская старшая сестра, и она незамужем. Фактически, всё моё детство, возилась и воспитывала меня она, так как у родителей не было времени — на дворе стояли трижды благословенные девяностые. Она ТАМ даже была на моей защите диплома. Отец не смог приехать, так как заседал в очередном научном совете, а мать… Мама была занята бизнесом.
— Привет!
— Привет, мой маленький! — (это такая у неё манера разговаривать) — как дела?
— Всё хорошо.
— Как Наташа? Отец только что звонил, радости полные штаны, говорит, вы ребёнка ждёте. Правда?
— Ну да.
— Наконец-то бабку хоть порадуешь. Правнуков а то ждёт-ждёт, а вы оба не чешетесь даже. Приехать к вам, что ли?
— Да тут уже мама приезжает…
— Ничего страшного, потерпит твоя мама и Наташа тоже. Что-то я соскучилась и по Гульке, и по тебе. Да и на Гергиева давно не глядела. Знаешь, я наверное, поеду уже на вокзал, билеты куплю на "Юность" ночную. Завтра в десять буду на Восстания, ты меня давай встреть. Что вам привезти? Сушек московских не нужно? А то мать же твоя в жизни не догадается гостинцев привезти сыну.
Я аж офигел. Оказывается, родители живут в Москве… Вот это поворот. А что я хотел, это же не моя реальность…
Я засуетился. Надо убраться, а блины подождут. Потому что если мама увидит пыль на телевизоре, ноутбуках, компьютере, и вообще малейшие отклонения от железного немецкого Ordnung, который, как известно, muss sein, то головомойки мне не избежать.
Кое-как приведя квартиру в относительный порядок, я тяжело вздохнул, и пошёл на кухню. Наташа меня "обрадовала", сказав, что ей надо остаться у подружки, так как она совершенно расклеилась, и не может даже с детьми разобраться. Муж от Гали, как я понял, ушёл вследствие того, что не мог вот уже полгода найти работу, а жить с женой за её счёт почитал немыслимым. Впрочем, даже когда он работал, это на семейном бюджете не отражалось ни капли (Галя была младшей дочерью президента "Совкредитбанка", и директором ленинградского отделения банка). Дмитрий, её муж, судя по торопливому Наташиному объяснению, был неплохим юристом, но работу по специальности найти не мог никак. Почему — то было тайной, а идти работать в банк к жене (и тестю) отказывался решительно. Впрочем, я его прекрасно понимал, но так решительно бросать двойняшек и молодую жену — было глупостью, на мой взгляд. Хотя, в чужой монастырь со своим уставом…
Тут требовательно застучали в дверь.
"Господи, кто там ещё" — мысленно простонал я, и подошёл к двери. В глазке красовался тот самый Дмитрий. Не хватало ещё, чтобы мы были друзьями в этом мире. Мне и так хватает проблем…
— Привет, Дима. Ты откуда?
— Меня к тебе Наташа отправила, я её около дома встретил. Сказала, чтобы я шёл к тебе, и…
— Погоди, как это Наташа? Ты же из дому ушёл…
— Конечно ушёл! Галка моя бл. дь первостатейная! Ты бы сам с ней жил с сукой такой? — Дима был зол и небрит.
— Так Наташа мне сказала, что ты из-за работы…
— Ты меня впустишь, или нет?
— Ой, блин, проходи, конечно. А какого чёрта Наташа…
— Наливай чай, я расскажу.
Дима, испачкав свежевымытый паркет пола, и поставив изрядно испачканную дорожной грязью сумку на ЧИСТУЮ полку, прошёл в комнату и сразу включил телевизор. Я налил свежезаваренного зелёного чаю в две чашки, и прошёл к Диме.
— Короче, я полгода назад ушёл из моей старой фирмы, и решил себе отпуск устроить. Потом помыкался-помыкался, а мне тесть и говорит, мол, давай-ка к нам. Будем платить немного, да всё равно ты получал копейки, какая тебе разница. Я и взбесился, поругался с ним. А потом — как отрезало, работу не найти. А Галка и так гуляла, и без этого. Я глаза как мог, закрывал, мне по-другому никак. Знаешь же сам, как тяжело прописку получить, а если бы она меня выгнала, то вообще никакой работы не найду, даже грузчиком. А назад возвращаться, в Мирный, я не могу — во как достало — и Дима провёл ладонью по горлу — А вчера я дома, понимаешь, ДОМА эту бл…дину с двумя сразу застал! При детях! Я чуть было им на месте головы не открутил — с неприкрытым негодованием он ударил кулаком по левой ладони. Я поёжился, представляя себя на месте обнаглевших любовников — Дима был под два метра ростом, и его кулаки по объёму больше походили на детские головы.
— А почему Наташа мне насчёт этого не сказала?
— Ну, ты дурной! Она с Галкой же сидела. А ты Галю мою будто не знаешь — капризная стерва. А Наташиной фирме тогда кредит не дадут на льготных условиях. Они ж у Галки кредитуются. Ты как маленький, на самом деле — Дима отхлебнул чаю, и протянул руку к сахарнице.
Я завтра уезжаю в Новгород, там мне работу предлагают. А детей я у этой суки отсужу. Постелишь мне на полу, ок? Блин, не хотел вас стеснять, да видишь, какая ситуация вышла.
— Постелю, конечно. Ты блины будешь?
— Ты блины научился делать? — Дима выглядел удивлённым. Я чуть было не ответил, что всегда умел, но вспомнил, где я и вовремя прикусил язык. Кстати, совершенно буквально — я аж зашипел от боли.
— Да, мне показали рецепт, и вот, попробовал. Уже второй раз. Посмотрим, что получилось — морщась от боли в прикушенном языке, ответил я. Дима, недоверчиво качая головой, свернул один из блинов (а они получились удивительно тонкими, чуть ни не как бумага), и засунул в рот. Измученное проблемами лицо осветилось улыбкой, и он сжевал блин со скоростью лесного пожара.
— М-м-м… для второго раза просто бесподобно. У меня мама специалист, так у тебя такие же тонкие, как у нёе. Отлично! А сметана у тебя есть? — сквозь жевание пробормотал гость, поедая уже третий блин.
— Вот чего нет, того нет. Я ж молочное не люблю.
— Ах да, забыл. А Наташка что, тоже не ест?
— Она из солидарности тоже нет. Шучу. Кончилась просто сметана, а идти лень. Вон, джем малиновый намажь, или сгущёнку. Да, в дальнем углу, ты поищи, должен быть.
Дима достал упаковку.
— Блин только не малиновый, а клубничный. Я их не ем, не помню что и покупал. Тебе подойдёт такой?
— Да пойдёт. Блины классные. У тебя прямо талант — похвалил Дима меня, изрядно уполовинив тарелку. Да, блины в этот раз получились и впрямь великолепные.
В этот момент в кармане шорт дёрнулся телефон, сигнализируя о полученном сообщении. Разумеется, здесь тоже была реализована идея пейджинга, только в Союзе они назывались тс-ками (от "текстовое сообщение"). Кстати, о телефонах. Советские телефоны были не очень хорошими. Они были тяжёлыми, неудобными и несколько отставали от мировых лидеров. А лидерами тут были Нокиа, Эрикссон и Самсунг. В общем, никаких отличий от моего старого мира. А советские телефоны были популярны среди граждан с уровнем доходов ниже среднего, потому что они были тяжёлыми, неудобными, и так далее. Зато они были сверхнадёжными, совершенно "неубиваемыми", и очень дешёвыми. За счёт этого компания "Мобильные телесистемы", являвшаяся первой по объёмам продаж на рынке соцстран, получала свою неплохую прибыль. Ну, разумеется, ещё она получала государственные субсидии и значительные налоговые послабления за счёт своего статуса "отечественного производителя". А сообщение, которое пришло мне, было от Зазнобина — моего непосредственного руководителя. Там была просьба как можно быстрее выйти в Паутину и посмотреть на полученную почту. Письмо было датировано аж вчерашним числом, и содержало пересланное приглашение от "Сименс-Энерги" посетить французский Объединённый Научный Центр, и прочитать там лекцию по моей непосредственной специальности — поведению высокотемпературной плазмы, бла-бла-бла. Примечание профессора Зазнобина содержало прямой намёк на то, что мне необходимо согласиться. Так-так-так, значит, меня удаляют из Союза, чтобы не мешался под ногами? Бедный, бедный мой двойник… Хотя, и поделом — нехрен Родину предавать. Из-за таких, как он, МОЙ родной Союз рухнул.
Рано утром Дима уехал, нагло, втихую, доев последние блины, пока я принимал душ. Наташа позвонила, и сказала, что останется с Галей до вечера, так как той надо успокоиться, и вообще, следить за детьми. Заняться было решительно нечем, до поезда, который опаздывал, было ещё четыре с половиной часа, и я решил было углубиться в изучение тех материалов, с которыми работал мой двойник. Эта задача усложнялась тем фактом, что мой двойник, оказывается, получал в своё время сразу два высших образования (золотая медаль, всесоюзные олимпиады, все дела), и уровня моих дилетантских знаний в ядерной физике и какой-то таинственной лучевой энергетике было явно мало для более, чем дилетантского понимания принципов его работы. Суть исследований моего двойника заключалась в основном, в проблемах фокусировки магнитных полей для удержания реакторной плазмы в стабильном состоянии. Как я понял из записок, больше половины работы проделал некий Юра, а мой двойник не то, чтобы присвоил себе результаты, но уравнения поля носили название "уравнения Подольцева-Мухлисова". Признаться, этим фактом я загордился, ведь чего достиг мой двойник, того же самого мог достичь и я, при должном старании и доле удачи. Просто он тут больше занимался, чем я. Возможно, его больше гонял родители, а может быть, сработал эффект "кругов на воде", и из-за мельчайших изменений в исторической ткани мира — изменился и мой двойник. Хотя мы с ним были похожи до мелочей — от внешности до привычек. Мы ведь даже курить бросили в один день. Зато он не бросил пить — уж не знаю, почему. Мельком заглянул на Метеопрог. сср, там висел прогноз: "-18 по цельсию, солнечно, лёгкий бриз с Залива, до 3 м/с". Я обрадовался, что вроде бы денёк выдается неплохим, и опять зарылся с головой в бумаги.
Тут прозвенел телефон, напоминая мне о том, что пора ехать на вокзал, встречать тётку. Я быстро оделся, накинул пальто, и выбежал во двор, огласив дробным перестуком каблуков всю парадную. Пальто было тонким, и я об этом незамедлительно пожалел. На дворе стояла настоящая русская зима. Русская, а не питерская. То есть нос мгновенно покраснел, и ощутил всю глубину и жестокость русских морозов. Ветер, совершенно не походивший на "до 3 м/с, лёгкий бриз", рвал полы пальто, ледяными пальцами промораживая тело до костей.
— Бр-р-р… Вот это зима, да, молодой человек? — обратился ко мне мужчина, нетерпеливо приплясывавший рядом со своим аккуратным BMW X3. Стёкла кроссовера были покрыты снежными узорами и при одном взгляде на насквозь промёрзшее детище баварских инженеров, становилось ещё холоднее.
— Да уж, с две тысячи шестого таких морозов не припомню — автоматически ответил я.
— Две тысячи шестой? Позвольте, тогда ведь была очень тёплая зима. Что-то вы путаете…
— Разве? — внутренне похолодел я. Бляха-муха, надо быть осторожнее. Так я если попадусь не простому обывателю, а более-менее "компетентному товарищу", меня ждут очень неприятные разговоры в застенках Большого Дома.
— Ну да. Если мне не изменяет память, морозы были в две тысячи седьмом, три года тому.
— Может быть — не стал рисковать я — не припоминается. Засело в голове, что в шестом году холодно было. Может, ошибаюсь — сколь возможно вежливо ответил я и быстро ретировался к своей машине. Спустя десять минут в машине стало относительно тепло, и я аккуратно выбрался из заснеженного двора. Дворник, сволочь, так и пил, и на увещевания жильцов не реагировал. Следовательно, двор был усыпан снегом по колено, и только дальний кусок был свободен — там какой-то предприимчивый жилец собрал со всех деньги и нанял трактор, который и очистил двор. В наших двух парадных люди отказывались сдавать деньги, ссылаясь на обязанности городских служб чистить двор.