* Собрать сведения о совершенных ранее правонарушениях и преступлениях.
** Баклан - хулиган.
*** Сильно разбодяженный, плохой наркотик.
При упоминании о наркоте мужичок оживился.
- Что я, с тараканом, что ли, чтоб на "белок" садиться? Зажмуриться можно в шесть секунд. - Он ошалело повел мутными глазами, шмыгнул курносым носом и вновь завел скулеж про дозу и лепилу.
Собственно, ничего нового он не сказал. "Синтетика" - штука жесткая, привыкание к ней происходит с первого же раза, а передозировка таится в неуловимых долях процента, чуть ошибка какая - и все, лабай Шопена.
"Так ты, голубчик, не глухой ширевой, себя любишь!" - Капитан медленно поднялся и произнес отчетливо, с неожиданной злостью:
- Ничего тебе не будет. А вот завтра, когда начнет ломать по-настоящему, выть станешь, как кабздох на цепи. Мы тебе цепочку-то покороче сделаем. Так что с параши не встанешь, может, там и загнешься.
Вероятно, Красинский через ломку уже проходил. Он весь затрясся и, вскочив, выплеснулся в диком крике:
- Сука ментовская! Тварь! Что ты мне душу моешь, падло позорное!
Впрочем, хватило его ненадолго. Тут же сникнув, он заскулил no-новой, умоляя Самойлова о дозе. О лепиле, о докторе...* И вновь о дозе. Знакомая песня...
* Адвокат.
Утром следующего дня Красинский, измотанный сильнейшей болью в желудке и интенсивным ночным поносом, был готов к употреблению. Заметив в руках капитана шприц, полный темной жидкости, он незамедлительно спалил хату, откуда толкалось ширево. "Так, лед тронулся". - Убрав дурмашину подальше, Самойлов вызвал клиенту врача и бодрым шагом направился к начальству с докладом.
Сарычев общался по внутренней связи, и, судя по тому, как он пытался соблюсти субординацию, было ясно, что на другом конце провода кто-то из высоковольтных. Капитан взглянул на начальника понимающе - у того давно уже были на подходе подполковничьи погоны. С год, наверное, уже. А может, и поболе...
Майор между тем приглушенно сказал в трубку:
- Обязательно буду держать вас в курсе, товарищ генерал, - отключился и, не стесняясь капитана, в неразговорчивости которого был уверен, шваркнул кулачищем по столу. - Мало нам прямого начальства! Еще один отец родной сыскался, а в башке у него, как на штанах! - Сарычев наглядно изобразил извилину, такую же одинокую и прямую, как генеральский лампас. - Ну, рассказывай, - остывая, он кивнул капитану на стул, тронул усы, - чего нарыл?..
Выяснилось, что Красинский затаривался наркотой не где-нибудь, а в городе фонтанов и радужных струй - Петродворце. Есть там в конце улицы Парижской коммуны неказистый деревянный домик, во входной двери которого прорезано оконце наподобие кормушки. И стоит только постучать и протянуть нужное количество дензнаков, как сейчас же появится желаемое - ампулы с ширевом, а то и баян с готовой гутой, если имеется потребность вмазаться немедленно.
Внимательно выслушав, майор кивнул:
- Плавали, знаем. Сидит там инвалид без ног или туберкулезный в острой форме, а скорее всего, свора цыганок, насквозь беременных, и поиметь с них мы сможем только головную боль. Наркома надо выпасать, наркома! Все остальное мыло.
Капитан почесал короткий рыжий ежик и вздохнул:
- Есть! Будем копать дальше, товарищ майор.
Майор словно в воду глядел. Действительно, в доме на улице Парижской коммуны проживали славные представители племени молдаванских цыган - супруги Бабан с многочисленными детьми и бедными родственниками. Совершенно некстати Пете Самойлову вдруг вспомнились загадочная улыбка Кармен, усатая физиономия горьковского Лойко Зобара и, наконец, крайне неприличное выражение "джя прокар". Хмыкнув, он пригладил бронзовый ежик и отправился с лейтенантом Звонаревым организовывать неподвижный пост наблюдения.
Погода была по-настоящему зимней - небо потемнело, из низких туч валил сильный снег, порывистый ветер закручивал его в хороводы метели. Ерзая под сношенной резиной, отделовский "жигуль" с трудом продирался сквозь непогоду. Когда прибыли на место, короткий зимний день уже уступил место темноте. Уличные фонари не горели, потому улица Парижской коммуны отыскалась не сразу. Зато нужный дом стоял в самом ее начале и наблюдать за ним можно было легко - с пересекавшего улицу проспекта Ильича.
- Леша, сиди пока. - Капитан оставил Звонарева в машине, бесстрашно вынырнул на мороз и уже через минуту превратился в снеговика. Осторожно переставляя ноги в высоких финских сапогах, он двинулся по еле заметной в снегу дорожке. Пробираясь мимо покосившегося бабановского жилища, он даже головы не повернул, тем не менее успел отметить: во дворе на ржавой цепи исходит злобой здоровенный волкодав, народная тропа к кормушке не заросла, а перед крыльцом стоит красное авто девяносто девятой модели. Сугробов на капоте нет, значит, двигатель горячий. Прогулявшись еще немного и окончательно задубев, Самойлов возвратился в машину, долго оттаивал и наконец произнес:
- Поехали назад.
Но тут дверь открылась, и, осторожно спускаясь с крыльца, в авто начали грузиться три явно беременные тетки. Следом вальяжно вышел и уселся за руль дородный представительный цыган с роскошной седоватой бородой, а за ним выкатился невысокий чернявый паренек в бараньем, до колен, полушубке. Он задраил дверь, пристегнул карабин на собачьей цепи к натянутой вдоль забора проволоке и, закрыв ворота за выехавшей со двора машиной, уселся в нее последним. Бородатый включил передачу, и "девяносто девятая" не спеша покатила вдоль улицы, однако, не проехав и километра, остановилась. Отворились массивные ворота, машина с вице-матерями заехала во двор внушительного особняка, и давешний чернявый пацан шустро прикрыл створки. Было слышно, как изнутри глухо брякнул засов.
- Это хорошо, когда работа недалеко от дома. - Капитан Самойлов проводил взглядом дружное семейство и решил опять пойти прогуляться.
Вернулся он минут через пятнадцать, разочарованно пошмыгал красным носом и скомандовал:
- Поехали отсюда.
Похоже, метель разыгралась не на шутку. Когда "жигуленок" кое-как докатился до управы, уже основательно завечерело. Нестерпимо хотелось есть, прямо сейчас и непременно чего-нибудь горячего.
Будто прочитав мысли подчиненных, майор Сарычев сурово промолвил:
- Доложитесь позже, на харчи вам полчаса. Время пошло.
Как говорится, остатки сладки. Капитан с лейтенантом мужественно навалились на что-то безвкусное и дымящееся, напились, жмурясь от удовольствия, чуть сладкого, зато огненно горячего чаю и, облизываясь, отчалили с кормобазы. Им не терпелось поделиться кое-какими мыслями с начальством...
- Да где же я вам вторую-то машину возьму? - Сарычев недоуменно развел руками. - Вы ведь не одни у меня, вон Теплев какое дело раскручивает, ему без колес никак. - Впрочем, ладно, - взглянув на поскучневшего Самойлова, майор почесал затылок, - придумаем что-нибудь. Голь, она на выдумки хитра.
Не рассвело еще, как Самойлов со товарищи уже были на месте. С неба по-прежнему, не переставая, падали белые хлопья. Лихо вилась метель, видимость была паршивой. Часов в одиннадцать прибыла уже установленная капитаном красная "девяносто девятая", из нее вышли беременные труженицы, а также сам хозяин дома Роман Васильевич Бабан вместе с внуком Виктором. Через десять минут они погрузились в тачку и поехали домой, будущие же матери, практически неуязвимые для Фемиды, приступили к общественно полезному труду. Уже к обеду засветились машины с покупателями, а также несколько энтузиастов, прибывших своим ходом, и стало ясно, что бабановская "веревка"* пользуется широким спросом. Да и вообще, что дело поставлено широко...
* Наркотики.
На следующее утро Самойлов со Звонаревым ничего интересного не увидели и лишь на третий день ментовская удача улыбнулась им золотозубо, осенив своим белоснежным крылом с генеральским лампасом по краю. С утра, как обычно, брюхатых тружениц вывезли на рабочее место, а вот дадо Роман Васильевич не залег, как всегда, в сыновьих палатах до вечера, а минут через пятнадцать покатил на "девяносто девятой" в сопровождении четырех здоровенных ромалэ. Он был в дорогой светлой пропитке, бобровой лохмушке и сидел не за рулем, а на переднем командирском месте. Задевая брюхом снег на ухабах, машина двинулась в направлении Питера, тащившийся же следом в "жигуленке" Самойлов бережно достал единственную на отдел сотовую трубу - от всяких там раций на таком расстоянии толку было как от козла молока. В целях экономии средств капитан был лаконичен, как древний спартанец.
- Едут в Питер, - доложил он майору Сарычеву.
- Веди его пока сам, в таком снегу он тебя все равно не срисует. По звонку приму его лично, - ответил Александр Степанович и кинулся к коллегам из УБЭПа слезно клянчить какую-нибудь завалящую сотовую трубчонку для себя. Бедные - не гордые.
Между тем цыганское авто вырулило на Нижнепетергофское шоссе, затем свернуло на юго-запад, и скоро стало ясно, что район Исаакиевской площади ему не миновать. А с неба по-прежнему сплошной завесой валил снег, так что майор Сарычев, негодуя в душе, гнал своего "семака" на грани фола. После проезда под красный к нему пристал наглый гибэдэдэшник, который отвязался только после демонстрации "непроверяйки". Дважды машину заносило, чудом не случилось ДТП, но все как-то обошлось, и Александр Степанович принял "девяносто девятую" в районе моста лейтенанта Шмидта. Скоро цыганский экипаж вырулил на Средний, по пути затарился сигаретами и баночным пивом и не спеша двинулся по направлению к заливу. Сарычев решил сначала, что ромалэ интересуются гостиницей "Прибалтийская", но "девяносто девятая", свернув с Кораблестроителей, выехала на набережную и остановилась. Снегопад не стихал, но Сарычев в мощный, 24-кратный морской бинокль вполне сносно разглядел поджидавшую цыган машину. Это была "БМВ" седьмой серии, темно-синего или черного цвета, с напрочь закопченными стеклами. "Девяносто девятая" припарковалась с ней рядышком, борт к борту, и что там произошло, разглядеть не удалось. Буквально через минуту взревели моторы, и машины начали разъезжаться.
- Внимание, - быстро скомандовал майор, - примите "бомбу", - и, выждав немного, двинулся следом за "жигуленком" Самойлова, искренне благодаря небо за низкую облачность и доставший всех антициклон. Как говорится, у природы нет плохой погоды...
"Бээмвуха" была семьсот сороковая - классная, быстроходная машина, и у сидевшего в "жигулях" седьмой модели майора возникло сомнение: кто же все-таки победил тогда, в 1945-м? Если бы не сугробы на проезжей части, "вести" ее, не светясь, было бы крайне затруднительно. Это капитан Самойлов понял сразу, как только "бомба" взревела мотором и, взметая шипованной резиной рыхлый снег, мощно рванула вперед. Однако, свернув на запруженную Наличную, она поплелась, как и все, - в колее. За мутной завесой снега машины узнавались только по тусклым огонькам фар, так что Сарычев был уверен: в такой ситуации засечь хвост практически невозможно. Тем не менее на всякий случай он периодически менялся местами с Самойловым, хотя и понимал, что все это суета, дешевое вошканье, недостойное профессионалов. Существует железный закон "наружки": успешно вести клиента возможно только семью машинами, так что, пожалуй, стоило сказать большое милицейское спасибо небесам за то, что пожалели нищих оперов и застлали все вокруг снежной пеленой!
Наконец "бээмвуха" притащилась на Ржевку. Неподалеку от "фордовской" станции все повторилось точь-в-точь, как у Прибалтийской: к "бомбе" припарковался борт о борт зеленый сто восьмидесятый "мерс". Номер его при такой погоде засечь не удалось, а "принять" было некому, так что, сжимая зубы от злости и обиды, Сарычев двинулся за "семьсот сороковой", приказав Самойлову держаться следом.
Вообще-то Александр Степанович чего-то в этой жизни не "догонял". Не мог он, например, понять, почему капитан Самойлов, защищая закон, ездит в раздолбанных "Жигулях", а те, кто этот самый закон преступают, в "БМВ" и "мерседесах"? Отчего это каждый средний бандит без сотовой трубы себя не мыслит, а у него на весь отдел одна она, родимая, да и то с денежным лимитом в придачу? Возникал естественный вопрос: если государство не стоит на страже своих же собственных законов, оно или не государство вовсе, или преступно по сути своей. М-да... А ведь всегда Александр Степанович старался держаться от политики подальше, считая, что его дело ловить и сажать за решетку преступников. Он в свое время и членство-то в КПСС воспринимал лишь как неизбежную нагрузку к основной работе. Однако нынешний "разгул демократии" вызывал у Сарычева рвотный рефлекс, невыносимо было, чувствуя свое абсолютное бессилие, наблюдать за полнейшим беспределом...
Тем временем "семьсот сороковая" припарковалась у ресторана, и из машины вышли двое - оба крепкие, в коже, уверенные в движениях. Когда они выходили, салон машины на секуду осветился и Сарычев заметил, что водитель остался в одиночестве - экипаж состоял из трех человек. Где-то через полчаса парочка вернулась сытая, раскрасневшаяся, причем и о голодном товарище не забыли рулевому предназначалась тарелка с гамбургерами и литровая бутыль кока-колы.
"Наверняка в машине что-то ценное, раз часового оставляют. - Майор проглотил слюну, вспомнил, что Самойлов с лейтенантом тоже весь день не ели. Значит, говоришь, гамбургеры на тарелочке..." Ему вдруг дико захотелось выскочить и показать свой очень непростой характер - распахнув дверь "бомбы", заученным движением захватить сидящую там сволочь, с ходу провести круговой хлест ногой, а после, произведя загиб руки за спину и удерживая болевой предел, колошматить бритой башкой о крышу, пока тело не обмякнет и не сползет вниз, к колесам машины. "Тьфу, ты! - Майор вытер внезапно вспотевший лоб и чертыхнулся. - Э, брат, так нельзя, иначе - край".
Между тем, быстро насытившись, водила выбросил тарелку с остатками жратвы прямо в снег, и БМВ, ревя мотором, устремилась по направлению к Янино, причем двинулась обходным путем, минуя гибэдэдэшный КПП. "Оно и понятно". - Сарычев понимающе улыбнулся, однако, когда вышли на трассу и полетели сквозь метель по заснеженному шоссе, поводов для радости не осталось никаких. Чтобы не потерять "бээмвуху", пришлось совершенно наплевать на безопасность движения. Пару раз Александр Степанович чуть не побывал в кювете, машина вела себя как кусок мыла на мокром полу - какой там, к чертям, управляемый занос! Представив, каково сейчас Самойлову в отделовской развалюхе, майор хрипло скомандовал:
- Петя, ну на хрен, тормози.
Между тем снежное облако, в середине которого мчалась "семьсот сороковая", стремительно разрывало дистанцию и наверняка потерялось бы, только Сарычеву нынче что-то подозрительно везло.