Однако я все же прислушаюсь к своей интуиции. В этом деле, возможно, и не участвует мисс Трелони, а кто-то другой. На самом деле, если бы совершенно посторонние обстоятельства не заставили меня подозревать ее, мне бы и в голову не пришло связывать ее с этим делом. Но по поводу Корбека у меня нет сомнений. Если кто-то и заинтересован во всем этом, так это он! Без его пособничества вещи не могли быть украдены из гостиницы, если факт кражи действительно имел место, как он утверждает. Если же кражи не было… Что ж, в любом случае он лжет. Мне кажется, плохой идеей было оставить его в доме, в котором собрано так много ценных вещей, разве что теперь мне и моему помощнику удобнее будет наблюдать за ним. Уж поверьте, мы будем смотреть в оба. Сейчас он наверху в моей комнате, охраняет лампы. Но Джонни Райт тоже там, и он не уйдет оттуда, пока я не поднимусь к ним. Так что шансы совершить еще одну кражу невелики. Разумеется, мистер Росс, все это тоже должно остаться между нами.
— Конечно! Можете рассчитывать на мое молчание! — сказал я, и он отправился наблюдать за египтологом.
Кажется, тягостные испытания сыпались на мою голову парами, и сегодня мне предстоит повторение вчерашней последовательности событий, так как вскоре у меня состоялся еще один частный разговор с доктором Винчестером, который, как обычно посетив своего пациента, собирался домой. Он уселся в кресло, которое я ему предложил, и тотчас же начал разговор:
— Все это очень странно. Мисс Трелони только что рассказала мне про украденные лампы и про то, как вы нашли их в наполеоновском комоде. Это только добавляет загадочности всему происходящему, но, знаете, я, наоборот, испытал какое-то облегчение. Я уже исчерпал все рациональные и естественные доводы в этом деле и теперь все больше склоняюсь к иррациональным и сверхъестественным. Тут есть такие моменты, которым, чтобы окончательно не сойти с ума, просто необходимо как можно скорее дать объяснение. Я думаю, за помощью можно обратиться к мистеру Корбеку, задать ему пару вопросов, но так, чтобы не усложнять дело и не ставить нас в неловкое положение. Кажется, он обладает глубочайшими познаниями во всем, что касается Египта. Возможно, он согласится перевести кое-какие иероглифы. Ему это не составит труда. Как вы считаете?
Несколько секунд я раздумывал. Затем сказал, что нам необходима любая помощь, от кого бы то ни было. Про себя я подумал, что оба эти человека заслуживают доверия, и если они объединят свои усилия, это только принесет пользу, вреда уж точно не будет.
— В любом случае нужно спросить его. Он глубоко эрудирован в области египтологии, кроме того, по-моему, он просто хороший и к тому же энергичный человек. Кстати, нужно соблюдать осторожность, делясь с другими информацией, полученной от него.
— Разумеется! — воскликнул он. — Я и не думаю никому ничего рассказывать, кроме вас, естественно. Нельзя забывать, что мистеру Трелони, когда он придет в себя, очевидно, не понравится, если мы будем с кем попало обсуждать его дела.
— Послушайте, — предложил я, — а почему бы вам не задержаться на некоторое время? Я приглашу мистера Корбека выкурить с нами по сигаре. Мы как раз сможем поговорить.
Доктор не возражал, и я отправился в комнату мистера Корбека и пригласил его к нам. Мне показалось, что детективы обрадовались, когда он ушел. По пути в мою комнату он сказал:
— Мне совсем не нравится оставлять лампы под охраной только этих двоих, они имеют слишком большую ценность, чтобы поручать их полиции!
Из этого я сделал вывод, что и сам сержант Доу попал под подозрение.
У мистера Корбека и доктора Винчестера после первого же взгляда друг на друга завязались самые дружественные отношения. Путешественник заверил нас, что готов с радостью оказать любую помощь, которая будет в его силах, если это, поспешил добавить он, не коснется тем, которые он не имеет права обсуждать. Такое не самое многообещающее начало доктора Винчестера не смутило:
— Я бы хотел попросить вас перевести несколько иероглифов.
— Конечно, с превеликим удовольствием! Все, что смогу. Иероглифическое письмо, знаете ли, еще не до конца расшифровано, хотя мы уже знаем многое! Где надпись?
— Есть две надписи, — сказал доктор. — Одну из них я сейчас принесу.
Он вышел из комнаты и вернулся через минуту, неся с собой мумию кошки, которую тем вечером показывал Сильвио. Ученый взял ее в руки и после недолгого осмотра заключил:
— Тут нет ничего особенного. Это обращение к Бает, богине Бубастиса, с просьбой насытить хлебом и молоком луга Элизиума. Внутри еще могут быть надписи, и если вы развернете ее, я, возможно, смогу рассказать больше. Но не думаю, что там окажется что-то необычное. По тому, как она завернута, я полагаю, что эта мумия была изготовлена в Дельте и относится к позднему периоду, тогда изготовление мумий стало делом обычным и недорогим. А где же вторая надпись, которую вы хотели мне показать?
— Это надпись на кошачьей мумии в комнате мистера Трелони.
Лицо мистера Корбека омрачилось.
— Нет! — возразил он. — Этого я сделать не могу! Я в данный момент практически скован обещанием сохранять тайну относительно всего, что находится в комнате мистера Трелони.
Реакция доктора Винчестера на это замечание последовала одновременно с моей, только я произнес всего три слова «Шах и мат». Это, по-моему, заставило доктора подумать, что я понял ход его мыслей и намерения больше, чем это было на самом деле. Он пробормотал как бы про себя:
— Практически скован обещанием сохранять тайну?
Мистер Корбек тут же ответил на вызов:
— Не поймите меня неправильно! Я не давал какую-то конкретную клятву, что никому ничего не буду рассказывать, но я обязан уважать оказанное мне мистером Трелони доверие, должен сказать, немалое. Судя по всему, многие предметы были собраны в его комнате не просто так, а с определенной целью. И я, как его друг и доверенное лицо, не имею права пытаться как-то предвосхитить достижение этой цели. Мистер Трелони, как вам известно — или, скорее, неизвестно, иначе вы бы так не реагировали на мое замечание, — ученый, выдающийся ученый. Он годами работал над одной темой, ради которой не жалел ни труда, ни затрат, рисковал собственной жизнью, отказывал себе во всем. Он уже очень близок к завершению работы, которая поставит его в один ранг с самыми выдающимися учеными и исследователями нашего времени. Но надо же случиться, что именно сейчас, когда в любой момент к нему может прийти успех, он оказывается на больничной койке!
Он замолчал, переполненный эмоциями. Через некоторое время, немного успокоившись, он продолжил:
— Опять же, не поймите меня превратно и в другом вопросе. Я уже упомянул, что пользовался безграничным доверием мистера Трелони, но не хочу, чтобы вы подумали, будто мне известны все его планы, цели или намерения. Мне известен исторический период, который его интересовал, и историческое лицо, жизнь которого он исследовал, и документы, связанные с которым, собирал по крупицам с безграничным терпением. Но кроме этого мне ничего не известно. Все, что он делал, было подчинено единой цели, в этом я уверен. Я могу также предположить, что это была за цель, но обсуждать эту тему с кем-либо не имею права. Прошу вас запомнить, джентльмены, что я добровольно принял на себя роль человека, которому можно доверить тайну. Я сам уважал доверие мистера Трелони и вынужден просить всех своих друзей поступать так же.
Он говорил с большим достоинством, и с каждой секундой наше с доктором Винчестером уважение к нему только росло. Мы понимали, что он еще не все сказал, что хотел, поэтому терпеливо дожидались продолжения:
— Я так много наговорил! Я понимаю, что всего сказанного мною уже достаточно, чтобы подвергнуть угрозе успех его предприятия. Но я уверен, что вы оба хотите только помочь ему и его дочери, — тут он посмотрел мне прямо в глаза, — приложив к этому все свои силы, искренно и самоотверженно. Он сейчас находится в таком ужасном состоянии, и обстоятельства этого настолько загадочны, что я не могу не подумать, что все это каким-то образом может быть результатом его работы. Совершенно очевидно, что он все заранее просчитал. Бог его знает! Я сделаю все возможное, чтобы помочь вам, использую все свои знания. Когда я приехал в Англию, я был счастлив, что успешно выполнил задание, которое он мне поручил. Я заполучил то последнее, чего ему не хватало, и был уверен, что теперь он сможет начать свой эксперимент, на который все время намекал. Просто уму непостижимо, что именно в такой момент на него свалилось это несчастье! Доктор Винчестер, вы врач и, если судить по вашему лицу, человек умный и энергичный. Скажите, можно ли хоть как-то вывести этого человека из такого противоестественного состояния?
На некоторое время повисла тишина, затем последовал ответ, неторопливый и взвешенный:
— Я не знаю ни одного обычного средства, которое могло бы вывести его из подобного ступора. Может быть, ему бы помогло что-то необычное. Но, боюсь, искать это «что-то» бесполезно. Хотя есть одно условие…
— Какое?
— Знания! Мне абсолютно ничего не известно о Египте, его языке, письменности, истории, тайнах, медицине, ядах, оккультных силах… Ведь во всем этом и кроется загадка этой таинственной страны. Болезнь, или состояние, или что бы это ни было, от чего страдает мистер Трелони, каким-то образом связано с Египтом. С самого начала у меня возникло такое подозрение, позже оно переросло в уверенность, хотя доказательств у меня не было. То, что вы сегодня рассказали, подтверждает догадки и заставляет меня думать, что необходимо найти доказательства. Я не думаю, что вам точно известно, что происходило в этом доме с той ночи, когда было совершено нападение, когда нашли тело мистера Трелони. Я предлагаю сейчас ввести вас в курс дела. Если мистер Росс не против, я попрошу его все вам рассказать. У него в этом больше опыта. Более того, он владеет информацией, полученной от непосредственных участников или свидетелей дела прямо на месте, и к тому же сам участвовал во всем происходящем. Когда вы узнаете все, я надеюсь, вы сможете сами решить, что больше поможет мистеру Трелони в исполнении его воли, ваше молчание или ваш рассказ.
В знак согласия я кивнул. Мистер Корбек вскочил на ноги и взволнованно протянул каждому из нас руку.
— Идет! — сказал он. — Я ценю ваше доверие и со своей стороны даю слово: если мне покажется, что в интересах мистера Трелони я должен все рассказать, я это сделаю, ничего не утаив.
Я как можно более подробно описал ему все, что произошло с того момента, когда меня разбудил стук в дверь моего дома на Джермин-стрит. Единственное, о чем я умолчал, — это о моих чувствах к мисс Трелони и некоторых несущественных деталях, практически не имеющих отношения к делу. Кроме того, я не упомянул о своих беседах с сержантом Доу, которые носили частный характер и не подлежали огласке. Мистер Корбек слушал мой рассказ, затаив дыхание. Время от времени он в порыве возбуждения вскакивал и начинал мерить комнату шагами, потом спохватывался и усаживался обратно в кресло. Иногда он хотел что-то сказать, но сдерживал себя. Мне показалось, что устное изложение событий как-то прояснило и мои собственные мысли, поскольку по мере того как я говорил, все уже начинало казаться мне не таким уж таинственным и мистическим. События, важные и не очень, сложились в определенный порядок, в одно целое. Вся история наполнилась логическим смыслом, за исключением одного: причины, которая сейчас, наоборот, казалась загадочной как никогда. В этом преимущество целостного или неразорванного изложения. Разрозненность отдельных фактов, сомнений, предположений и догадок уступает место целостному единству, которое более убедительно.
То, что мистеру Корбеку мой рассказ показался убедительным, было очевидно. Как настоящий мужчина, он без всяких оговорок сразу заговорил по делу:
— Теперь все встало на свои места. Сейчас активна некая Сила, которая требует к себе особого подхода. Если мы будем продолжать и дальше работать в потемках, мы только станем мешать друг другу. Сталкиваясь лбами, мы только испортим все то хорошее, чего могли бы добиться, если бы каждый работал в каком-то одном направлении. Мне кажется, первое, чего мы должны добиться, — это вывести мистера Трелони из неестественного состояния, в котором он сейчас находится. То, что его можно привести в сознание, не вызывает сомнения, пример тому — случай с сестрой. Хотя неизвестно, подвергался ли он какому-либо дополнительному отрицательному воздействию за все то время, которое пролежал в своей комнате. В любом случае нам следует попытаться. Он до сих пор в этой комнате, и каким бы ни было влияние, оно продолжается и сейчас. Нам следует это принять как очевидный факт. В конце концов, днем больше или днем меньше — уже не существенно. Сейчас уже поздно, а завтра, возможно, перед нами встанет задача, решение которой потребует свежих сил. Вы, доктор, я полагаю, хотите выспаться, потому что у вас на завтра, очевидно, намечены и другие дела. А вы, мистер Росс, насколько я понимаю, сегодня ночью должны дежурить в комнате больного. Я дам вам книгу, которая поможет вам скоротать время. Мне нужно сходить поискать ее в библиотеке. Я помню, где видел ее в последний раз, когда был здесь, и не думаю, что мистер Трелони с тех пор прикасался к ней. Ему уже давно известно все, что могло бы вызвать его интерес в этой книге. Вам необходимо, по меньшей мере, полезно понять и другие вещи, о которых я расскажу вам позже. О том, что может быть полезным доктору Винчестеру, рассказать ему сможете вы, ибо я вижу, что довольно скоро наша работа даст результат. Каждый из нас будет заниматься своим участком, решать свою задачу, для чего потребуется сосредоточиться на чем-то конкретном. Вам необязательно читать всю книгу. Все, что интересно для вас (я имею в виду наше дело, разумеется, так как вся книга посвящена описанию путешествия в страну, тогда еще совсем не изученную), — это вступление и две-три главы, которые я укажу.
Он горячо пожал руку доктору Винчестеру, который поднялся, чтобы уходить.
На какое-то время оставшись в одиночестве, я задумался. Мне казалось, что мир вокруг меня беспредельно велик. Единственная крохотная точка, которая вызывала мой интерес, была лишь пятнышком в безграничной пустоте. Снаружи и вокруг была темнота, полная затаившихся опасностей, которая давила со всех сторон. Центральной фигурой в нашем маленьком оазисе была сама красота. И эта фигура стоила того, чтобы ее любить, чтобы свернуть ради нее горы, чтобы умереть за нее!..
Мистер Корбек вскоре вернулся и принес книгу, которую нашел-таки на том же самом месте, где она была три года назад. Вложив в нее несколько бумажных закладок в тех местах, где мне следовало читать, он вручил ее мне со словами:
— С этой книги начинал мистер Трелони, с этой книги начинал я, и у меня нет сомнения, что и для вас она послужит началом увлекательного исследования, чем бы все ни закончилось. Если кому-нибудь из нас вообще суждено когда-либо увидеть конец.
У двери он остановился:
— Я бы хотел взять назад кое-какие свои слова. Детектив — славный малый. То, что вы мне о нем рассказали, выставляет его в ином свете. В подтверждение этого могу лишь сказать, что теперь я могу спокойно идти спать, оставив лампы под его присмотром.
Когда он вышел, я надел респиратор и, захватив книгу, отправился на дежурство в комнату больного.
Я положил книгу на маленький столик, на котором стояла затененная лампа, и отодвинул в сторону экран. Таким образом, на книгу теперь падал свет, но я мог в любую секунду увидеть кровать, сестру и дверь. Нельзя сказать, что условия были комфортными или подходящими для внимательного изучения темы, требующей концентрации мыслей. Это была книга, написанная на голландском языке и изданная в 1650 году в Амстердаме. Кем-то между строк был вписан дословный перевод, в основном на английском, причем английское слово стояло под соответствующим голландским, так что из-за грамматических различий между языками даже само чтение перевода оказалось непростым делом. Приходилось постоянно перебегать глазами с начала предложения в конец и обратно. Да еще и расшифровка непонятного почерка двухсотлетней давности. Впрочем, через какое-то время я заметил, что мне уже намного проще воспринимать английские слова, выстроенные по голландским конструкциям, а когда я немного привык к почерку, моя задача еще больше упростилась.
Поначалу окружающая обстановка и опасение того, что мисс Трелони может неожиданно войти в комнату и застать меня за чтением книги, слегка беспокоили меня. Перед тем как доктор Винчестер ушел, мы между собой решили, что не следует ее посвящать в ход предстоящего расследования. Мы посчитали, что для женского разума столкновение с подобной загадкой может вызвать шок, и, кроме того, она, как дочь мистера Трелони, могла оказаться в неловкой ситуации впоследствии, если бы пошла на прямое нарушение его указаний, даже если бы всего лишь знала об этом. Но когда я вспомнил, что ее дежурство начиналось в два часа и раньше она появиться не должна, я успокоился. У меня впереди было почти три часа. Сестра Кеннеди сидела в своем кресле у кровати, внимательно и терпеливо следя за происходящим. На лестничной площадке тикали часы, слышен был звук и других часов в доме; шумы городской жизни, текущей за окном своим чередом, сливались в однообразный отдаленный гул, который время от времени превращался в грохот, когда западный ветер доносил сюда скопление звуков. Впрочем, все равно преобладала тишина. Свет, падающий на мою книгу, и умиротворяющая зелень шелковой бахромы на абажуре лампы усилили сумрак, окружавший меня. С каждой прочитанной строчкой он казался все глубже и глубже. И когда очередной раз взглянув на больного, я вновь опускал глаза на страницу, она казалась мне ослепительно-белой. Впрочем, в конце концов я так погрузился в чтение, что все мое внимание сосредоточилось на книге.
Сочинение принадлежало перу некоего Николаса Ван Гайна Хорнского. В предисловии он рассказывал, как, увлеченный книгой под названием «Пирамидография», принадлежавшей перу Джона Гривза из Мертоновского колледжа, сам отправился в Египет, где так заинтересовался его чудесами, что несколько лет жизни потратил на посещение различных загадочных мест и на исследование руин многих древних храмов и захоронений. Из уст арабского историка Ибн Абд аль-Хокина ему довелось услышать множество историй о строительстве великих пирамид, некоторые из них он записал. Их я читать не стал, а сразу перешел к следующей закладке.
Как только я приступил к чтению новой главы, у меня появилось тревожное ощущение какого-то воздействия. Раз или два я бросил взгляд в сторону сестры, посмотрел, не пошевелилась ли она, ибо мне показалось, что рядом со мной кто-то находится. Сестра сидела на своем месте, как всегда настороже, так что я вновь сосредоточился на книге.
В этой части рассказывалось о том, как, за несколько дней преодолев горы на востоке Асуана, путешественник оказался в определенном месте. Далее я приведу его слова без изменений, передав их перевод на современном языке: