Царица Тера была представительницей Одиннадцатой, или Фиванской, династии египетских фараонов, которая находилась у власти в двадцать девятом — двадцать пятом веках до рождения Христа. Она унаследовала престол своего отца Антефа, поскольку была его единственным ребенком. Должно быть, девочка отличалась сильным характером и выдающимися способностями: она была еще очень молода, когда умер ее отец. Ее молодость и подогрела амбиции жрецов, в то время обладавших благодаря своему богатству и образованности огромной властью во всем Египте, особенно в его Верхней части. В то время они тайно готовились сделать последний шаг к выполнению своего смелого и давнего замысла — передачи власти из рук фараонов в руки служителей культа. Но фараон Антеф ожидал чего-то подобного и поэтому заблаговременно заручился поддержкой армии. Он также обучил дочь искусству управлять государством и даже позаботился о том, чтобы вооружить ее всеми теми знаниями и навыками, которыми должны обладать жрецы. Он использовал разногласия между культами в своих интересах: каждый надеялся получить какую-то выгоду от сотрудничества с самим фараоном или же видел перспективы выгоды в общении с его дочерью. Таким образом, принцесса выросла в среде писцов и сама стала неплохим художником. Многое из этого было написано на стенах в виде рисунков или иероглифов неимоверной красоты, и мы пришли к выводу, что многие из них были начертаны самой принцессой. Не без причины на стеле она была названа «Покровительницей искусств».
Но фараон пошел еще дальше и обучил свою дочь искусству магии, благодаря чему она обрела власть над сном и волей. То была настоящая магия — «черная» магия, не та храмовая магия, которая, скажу я вам, была безобидного «белого» характера и имела целью скорее впечатлять, чем оказывать реальное воздействие. Она оказалась способной ученицей и превзошла в мастерстве своих учителей. Благодаря власти и богатству у нее были огромные возможности, которые она использовала полностью. Она вырывала секреты у природы самыми невероятными способами, однажды даже по своей воле была похоронена заживо, когда приказала обмотать себя бинтами, как мумию, и положить в гроб, где и пролежала целый месяц. Жрецы пытались было утверждать, что настоящая принцесса Тера в ходе этого эксперимента умерла, и ее подменили другой девушкой, но она сумела доказать, что они ошибались. Все это описано в прекрасных рисунках на стенах гробницы. Возможно, именно в ее время был дан импульс к возрождению художественного гения четвертой династии, достигшего пика в дни правления Хуфу.
В погребальной камере были рисунки и надписи, говорившие о том, что она смогла победить Сон. Знаете, там все было пропитано таким символизмом, который удивителен даже для страны и эпохи символизма. В первую очередь в глаза бросался тот факт, что она, хоть и была царицей, требовала к себе отношения как к фараону-мужчине. На одном из рисунков она была изображена в мужской одежде с красно-белой короной. На следующем рисунке она была уже в женском платье, но еще в короне Верхнего и Нижнего Египтов, причем сброшенная мужская одежда лежала у ее ног. К каждому рисунку, выражавшему надежду, намерение или возрождение, был добавлен символ, обозначавший Север, и во многих местах — везде, где было изображение важных событий прошлого, настоящего или будущего, — были нарисованы звезды из ковша Большой Медведицы. Очевидно, она считала, что это созвездие имело какую-то особенную связь с ней.
Возможно, самым примечательным как на стеле, так и на настенных надписях было сообщение о том, что царица Тера могла подчинять своей воле богов. Это, кстати сказать, не единственный пример в истории Египта, но здесь все было убедительнее и серьезно обоснованно. На рубине, ограненном в виде скарабея и имеющем семь точек с семью звездами, она выгравировала Заклинание, дающее власть над всеми богами как Верхнего, так и Нижнего мира.
В надписях было четко указано, что жрецы питали к ней ненависть и после ее смерти могли попытаться стереть ее имя из памяти людей. Должен сказать, это было ужасным способом мести в египетской мифологии, поскольку тот, кто остался без имени, не имея права быть представленным богам, и никто не мог в его честь прочесть заупокойные молитвы. Именно поэтому она хотела, чтобы ее воскресение состоялось нескоро и в более северных местах, под созвездием, семь звезд которого играли главную роль в ее появлении на свет. До этого момента ее рука должна была находиться «на воздухе» (то есть не скрытой бинтами), а под ней должен был оставаться рубин с семью звездами, чтобы везде, где есть воздух» она могла бы двигаться так же свободно, как и ее Ка! После обсуждения мы с мистером Трелони сошлись на том, что это может означать одно»: ее тело могло по желанию принимать астральную форму и перемещаться, частица за частицей, пока не становилось снова единым целым в то время и в том месте, когда и где это было нужно. В одном из отрывков также упоминалось о сундуке или ларце, который хранил в себе всех богов, Волю и Сон (два последних были обозначены символами). Говорилось, что коробка имеет семь сторон. Мы не удивились, когда в ногах мумии обнаружили семигранный ларец, который вы также видели в комнате мистера Трелони. На нижней стороне покрывал мумии тоже были символы: бинты на левой ноге были выкрашены в тот же ярко-красный цвет киновари, который использован и на стеле, на них изображался символ большого количества воды; под правой ногой был виден символ земли. Мы поняли эти знаки так: ее тело, бессмертное и способное перемещаться по своей воле, повелевало землей и водой, воздухом и огнем (огонь был представлен светом рубина, а также кремнем и железом, которые лежали рядом с мумией).
Когда мы вынули ларец из саркофага, на его гранях мы заметили странные выступы, на которые вы уже обращали внимание, но в тот момент у нас не было возможности задуматься над их значением. В саркофаге находилось еще несколько амулетов, но не слишком примечательных и ценных. Мы решили, что если здесь и есть еще что-то ценное, то оно должно быть скрыто внутри бинтов или, что более вероятно, в ларце, который находился у ног мумии. Его, однако, нам открыть не удалось, хотя было видно, что у него есть крышка, отдельная от дна: чуть ниже верха проходила тонкая линия, безусловно указывающая на место, где крышка соединялась с основанием, но все было сделано так аккуратно, с такой точностью, что соединение было практически незаметно. Крышку невозможно было сдвинуть, и мы пришли к заключению, что она каким-то образом закреплена изнутри. Я все это рассказываю вам затем, чтобы вы понимали то, с чем можете столкнуться позже. Вам не нужно спешить с выводами. Случались такие странные вещи, связанные с этой мумией и всем, что ее окружает, что возникает необходимость пересмотреть свои убеждения и свою веру. Ведь совершенно невозможно вписать некоторые из происходивших событий в рамки привычной нам жизни и обычных знаний.
Мы оставались в Долине Колдуна до тех пор, пока не скопировали в общих чертах все рисунки и надписи на стенах, потолке и полу. Мы вынесли с собой стелу из ляпис-лазури, выгравированные надписи на которой были заполнены ярко-красной киноварью. Взяли мы также саркофаг и мумию; каменный сундук с алебастровыми кувшинами; столы из гелиотропа, алебастра, оникса и карнеола и подушку из слоновой кости, основание которой покоилось на «ножках», вокруг каждой из которых был обвит урей[9], покрытый золотом. Мы забрали с собой всё, что было в капелле и погребальной камере: деревянные лодки с экипажем и фигурами ушапти и символические амулеты.
Мы сняли лестницы и закопали их неподалеку в песок под одной из скал, которую запомнили на тот случай, если они снова понадобятся. Затем, нагруженные тяжелым багажом, мы отправились в обратный путь к Нилу. Можете мне поверить, что везти ящик с огромным саркофагом через пустыню — задача не из легких. В нашем распоряжении была нехитрая повозка и достаточное количество людей для того, чтобы ее тащить, но казалось, что мы движемся ужасно медленно, ведь нам не терпелось доставить свои сокровища в безопасное место. Самыми неспокойными были для нас ночи, поскольку мы опасались нападения какой-нибудь промышляющей разбоем банды. Но еще больше мы боялись кое-кого из тех, кто шел через пустыню вместе с нами. В конце концов, это были люди с замашками грабителей, без каких-либо моральных убеждений, а в нашем багаже находилось большое количество бесценных предметов. Им, или, по крайней мере, самым опасным из них, было неизвестно, насколько ценными являются эти вещи, но они не сомневались, что мы везем некие сокровища. Мы извлекли мумию из саркофага и на время пути переложили ее для сохранности в отдельный контейнер. В первую же ночь были предприняты две попытки украсть что-нибудь из повозки. Утром двоих мы нашли мертвыми.
На вторую ночь разразилась ужасная буря, на нас налетел один из тех пустынных самумов, которые заставляют тебя ощутить свою беспомощность. Нас с головой засыпало песком. Некоторые из наших бедуинов сбежали до начала бури, надеясь найти убежище, оставшиеся же завернулись в свои бурнусы и просто терпеливо ждали. Утром, когда буря закончилась, мы выкопали из-под гор песка все, что смогли. Мы нашли контейнер, в котором находилась мумия, но он был полностью разбит. Саму же мумию мы, как ни искали, не нашли. Мы все осмотрели вокруг, перекопали все песчаные наносы, но тщетно. Честно говоря, мы растерялись и не знали, что теперь делать, ведь для мистера Трелони привезти эту мумию домой было жизненно важно. Мы прождали целый день в надежде на то, что вернутся бежавшие бедуины: у нас еще оставалась призрачная надежда, что, возможно, они каким-то образом достали мумию из повозки и принесут ее обратно. Той ночью за несколько минут до рассвета мистер Трелони разбудил меня и зашептал на ухо:
— Мы должны вернуться в гробницу в Долине Колдуна. Утром, когда я отдам распоряжение, ведите себя уверенно и не выказывайте сомнения! Если вы хоть раз спросите, куда мы идем, это вызовет подозрения и нарушит наши планы.
— Хорошо! — ответил я. — Но зачем нам туда возвращаться?
Его ответ взволновал меня, затронув в моей душе струны, с которых и так уже готов был сорваться аккорд:
— Мумию мы найдем там! Я в этом уверен! — Затем, предвосхищая сомнение или вопросы, он добавил: — Подождите и сами в этом убедитесь!
И он снова закутался в одеяло.
Арабы были удивлены тем, что мы направились в обратный путь по своим следам, у некоторых из них это вызвало недовольство. Возникли разногласия, и несколько человек нас покинули. Так что мы снова двинулись на восток в уменьшенном составе. Поначалу шейх не проявил особого любопытства по поводу конечного пункта нашего похода, но когда стало очевидно, что мы снова идем в Долину Колдуна, он забеспокоился. Его беспокойство росло по мере того, как мы приближались к своей цели, пока, наконец, у входа в долину он не остановился и не отказался продолжать путь. Он заявил, что дождется здесь нашего возвращения, если мы решим пойти дальше одни. Он будет ждать три дня, но если за это время мы не вернемся, он уйдет. Никакие обещания щедрого вознаграждения не смогли убедить его изменить свое решение. Единственное, на что он согласился, — это найти лестницы и поднести их к утесу. Он сделал это, после чего вместе с остальными участниками отряда направился к входу в долину.
Мы с мистером Трелони взяли веревки и факелы и снова отправились в гробницу. Было видно, что за время нашего отсутствия кто-то здесь побывал: каменная плита, защищающая вход в пещеру, лежала на полу внутри коридора, а с вершины скалы свешивалась веревка. Внутри мы увидели еще одну веревку, которая спускалась в погребальную камеру. Мы посмотрели друг на друга, но не произнесли ни слова. Мы закрепили свою веревку и, как и было договорено, Трелони спустился в шахту первым, а я последовал за ним. Только когда мы оба стояли внизу на дне шахты, у меня мелькнула мысль, что мы, возможно, угодили в какую-то ловушку. Кто-нибудь может спуститься по веревке с вершины скалы и перерезать ту, по которой спустились в шахту мы, чтобы похоронить нас здесь заживо. От этой мысли мне стало жутко, но уже было слишком поздно что-либо делать. Я ничего не сказал. У каждого из нас в руке было по факелу, так что, когда мы шли по коридору и входили в камеру, где стоял саркофаг, света было достаточно. Первое, что бросилось в глаза, — пустота вокруг. Несмотря на богатое оформление, гробница казалась пустой без большого саркофага, ради которого она, собственно, и была вырублена в толще камня, без сундука с алебастровыми кувшинами, без стола, на который ставили утварь и еду для умершего, и без фигурок ушапти.
Ощущение пустоты усиливалось из-за завернутой в бинты мумии царицы Теры, лежавшей на полу на том самом месте, где раньше стоял большой саркофаг! Рядом с ней в неестественных скрюченных позах лежали застигнутые внезапной насильственной смертью трое арабов, сбежавших из нашего отряда. Их лица почернели, а руки и шеи все были залиты кровью, которая текла изо рта, носа, глаз.
На шее каждого были видны уже начинающие чернеть следы руки с семью пальцами.
Мы с Трелони подошли поближе и в ужасе вцепились друг в друга, не в силах отвести глаз от этой картины смерти.
Самым поразительным было то, что поперек груди мумии царицы лежала семипалая рука, белая, как слоновая кость, на ее запястье был виден неровный красный шрам, из которого проступали капельки крови.
Оправившись от потрясения, длившегося слишком уж долго, мы не стали терять времени и, пронеся мумию по коридору, подняли ее по шахте. Первым наверх поднялся я, чтобы принять ее. Посмотрев вниз, я заметил, как мистер Трелони взял искалеченную руку и спрятал ее себе за пазуху, явно для того, чтобы она не потерялась и с ней ничего не случилось. Мертвых арабов мы оставили на том месте, где они и лежали. С помощью веревок мы опустили наш драгоценный груз на землю и отнесли его к входу в долину, где нас должны были ожидать сопровождающие. К нашему удивлению, мы увидели, что они уже собрались уходить. Когда мы призвали шейха к ответу, он заявил, что выполнил договор в точности: он ждал три дня, как и было условлено. Я подумал, что он лжет, чтобы прикрыть свое истинное намерение бросить нас. Позже, когда мы сверяли свои дневники, я узнал, что и у Трелони появилось то же подозрение. Только по прибытии в Кайр мы убедились, что он говорил правду. Во второй раз мы вошли в гробницу 3 ноября 1884 года, у нас были основания запомнить эту дату.
Три дня выпали из наших подсчетов, из наших жизней за то время, пока мы, пораженные, стояли в той камере смерти. Можно ли удивляться тому, что мертвая царица Тера и все, что принадлежало ей, вызывало у нас суеверный страх? Можно ли удивляться, что это не дает покоя нам и сейчас, когда мы ощущаем некую силу, находящуюся вне нас и за пределами нашего понимания? Будет ли удивительным то, что это чувство в урочный час сойдет вместе с нами в могилу? Если нам, нарушившим покой мертвеца, суждено упокоиться в могилах!
Минуту помолчав, он продолжил:
— До Каира мы добрались без приключений. Оттуда мы направились в Александрию, где должны были сесть на корабль агентства «Мессаджери» до Марселя, где собирались пересесть на экспресс до Лондона, но
«Мы счастья ждем, а на порог
Валит беда…»[10]
В Александрии Трелони ждала телеграмма о том, что миссис Трелони скончалась при рождении дочери.
Пораженный горем, Трелони тут же отправился домой Восточным экспрессом. Я же должен был сам доставить сокровища в опустевший дом. В Лондон я прибыл без происшествий. Там наша экспедиция и должна была закончиться. Когда я добрался до вот этого дома, похороны и все связанное с ними уже закончилось. Ребенка отдали на попечение няни, а мистер Трелони уже несколько оправился от горя и теперь мог вновь вернуться к жизни и заняться делами. То, что он испытал большое потрясение, было очевидно. В его черных волосах появилась седина, волевое лицо сделалось мрачным и суровым. С тех пор, как он получил ту телеграмму в морском представительстве в Александрии, я ни разу не видел на его лице счастливой улыбки.
При таких обстоятельствах работа — лучшее лекарство, и он полностью посвятил себя ей. Странная трагедия утраты и одновременного приобретения (ведь ребенок появился на свет со смертью матери) произошла именно в то время, когда мы находились в трансе в погребальной камере гробницы царицы Теры. Она как будто приобрела некую связь с его увлеченностью Египтом и, в особенности, с тайнами царицы. Он очень мало рассказывал мне о дочери. Нельзя было не заметить, что сердце его разрывалось от двух противоположных мыслей, связанных с ней: с одной стороны, он очень любил свою дочь, можно сказать боготворил ее, а с другой — не мог забыть, что ее появление на свет стоило жизни ее матери. И это еще не все, что терзало сердце отца, хотя он никогда со мной об этом не говорил. Лишь раз, в момент расслабленности, он намекнул на причины своего молчания. Он сказал: «Она не похожа на свою мать. Внешне она удивительно напоминает царицу Теру, какой ее изображали на портретах». Он добавил также, что отдал ее на попечение людям, которые смогут позаботиться о ней лучше, чем он, и что, пока не повзрослеет, она должна получать от жизни те нехитрые детские радости, что и каждый ребенок. Я много раз пытался завести о ней разговор, но он отмалчивался. Однажды он признался мне: «У меня есть причины не рассказывать ничего, кроме необходимого. Когда-нибудь ты все узнаешь… и поймешь!» Я уважал его немногословность и после своего возвращения из экспедиции никогда больше не расспрашивал о ней. Первый раз я увидел ее только сейчас, в вашем присутствии.
В общем, когда сокровища, которые мы… взяли из гробницы, были доставлены в дом, мистер Трелони сам решил, как их расставить. Мумию всю, кроме оторванной руки, он поместил в холле в большой прочный каменный саркофаг, изготовленный для Уни, верховного жреца времен Фиванской династии. Как вы, наверное, заметили, он весь покрыт прекрасными иероглифами, в которых содержатся обращения к древним египетским богам. Остальные предметы из гробницы он, вы видели, оставил в своей комнате. Туда же по каким-то известным только ему причинам он поместил и руку мумии. По-моему, он считает ее самой священной реликвией в своей коллекции, кроме, может быть, лишь одного — рубина в форме скарабея, который он называет «украшением семи звезд» и который держит в большом сейфе, как вам известно, надежно запертом и защищенном различными приспособлениями.
Вам, наверное, мой рассказ показался скучным, но я должен был все разъяснить, чтобы вы смогли понять происходящие здесь события. Прошло немало лет с того дня, когда я привез мумию царицы Теры, прежде чем мистер Трелони вновь коснулся этой темы в разговоре со мной. За это время он несколько раз отправлялся в Египет. Иногда его сопровождал я, иногда он путешествовал один. Я и сам совершил еще несколько поездок, либо по его поручениям, либо по своим делам. Но за все эти почти шестнадцать лет он ни разу не затронул эту тему, если, конечно, не считать тех случаев, когда его вынуждали обстоятельства.
Однажды утром он вызвал меня в срочном порядке, я тогда занимался исследованиями в Британском музее и снимал комнаты на Гарт-стрит. Когда я пришел к нему, он находился в чрезвычайно возбужденном состоянии. Я не видел его таким взволнованным ни разу с тех пор, как он получил известие о смерти жены. Он сразу же отвел меня в свою комнату. Жалюзи на окнах были закрыты, а шторы опущены, так что ни один солнечный луч не мог проникнуть внутрь. Светильники в комнате зажжены не были, но ее освещало множество электрических ламп, каждая мощностью по меньшей мере в пятьдесят свечей, причем все они находились у одной стены комнаты. Столик из гелиотропа, на котором стоит семигранный ларец, был выдвинут в центр комнаты. Ларец в ярком свете ламп выглядел изумительно. Казалось даже, что он сам источал сияние, как будто внутри был спрятан некий источник света.
— Что вы скажете? — спросил он.
— Он похож на дорогое ювелирное украшение, — ответил я. — Вы можете его называть «Магический ларец колдуна». Он напоминает живое существо.
— Знаете, почему так кажется?
— Наверное, из-за яркого света?
— Верно, только не из-за самого света, а, скорее, из-за расположения источника света, — произнося эти слова, он включил обычные светильники и выключил лампы. Это произвело удивительный эффект: каменный ларец мгновенно утратил свой необычный вид. Теперь это был просто камень, хотя и очень красивый.
— Вы обратили внимание, в каком порядке расположены лампы? — спросил он.
— Нет!
— Точно в таком, что и звезды, образующие ковш Большой Медведицы, как и звезды в рубине! — Эти слова были произнесены торжественно, не знаю почему: может быть, так много таинственного было в этой истории с мумией и совсем связанным с ней, что любое новое обстоятельство, хоть и оставалось загадкой, однако воспринималось как намек на прояснение ситуации. Я слушал дальше.
— Шестнадцать лет я постоянно думал о том приключении, старался найти ключ к решению загадок, с которыми мы столкнулись» но до прошлой ночи так и не мог сдвинуться с мертвой точки. По-моему, озарение пришло ко мне во сне, потому что я проснулся уже с этой мыслью. Я вскочил с кровати, горя желанием что-то делать, но в тот момент я сам еще не понимал, что же именно. Потом ответ на вопрос, потребовавший невероятных усилий, сам по себе вдруг пришел мне в голову с предельной ясностью. На стенах гробницы располагались упоминания о семи звездах ковша Большой Медведицы, и еще постоянно упоминался Север. Те же символы повторялись и относительно «магического ларца», как мы его назвали. Мы уже обращали внимание на просветы в камне, из которого изготовлен ларец. Помните, иероглифы подсказали, что рубин появился из сердцевины аэролита, и сам ларец также изготовлен из него. Я подумал, что, возможно, свет семи звезд, правильно направленный, может оказать какое-то влияние на ларец или на то, что находится внутри него. Я поднял жалюзи и выглянул в окно. Высоко в небе сиял Большой ковш. И звезды, его составляющие, и Полярная звезда находились как раз напротив окна. Я выставил столик с ларцом на свет и начал поднимать его, пока просвечивающиеся точки не совпали со светом звезд. В ту же секунду ларец засиял, но не так ярко, как от света ламп, вы это видели. Я подождал, но небо затянуло облаками, и свечение исчезло. Поэтому я принес провода и лампы — вы знаете, как часто я использую их в экспериментах — и попытался повторить опыт, но уже с электрическим светом. Какое-то время ушло на то, чтобы правильно выставить лампы, так, чтобы они соотносились с частями камня, но когда я наконец выставил их в нужном порядке, эта штука тут же засветилась. Этот свет вы и видели.
Однако больше ничего не происходило. Явно чего-то не хватало. Тут меня осенило, что коль свет имеет такое значение, значит, в гробнице должны были находиться какие-то источники, так как звезд не могло быть в погребальной камере в пещере. И тут все встало на свои места. На стол из гелиотропа, который имеет выемку, по форме соответствующую дну ларца, я установил сам магический ларец, и тут же мне в глаза бросилось, что выпуклости, так аккуратно сделанные на поверхности камня, каким-то образом соответствовали звездам в созвездии. Значит, именно они и должны были улавливать свет.
— Эврика! — воскликнул я. — Осталось только поднести лампы.
Я попытался направить на выпуклости электрический свет, просто подносил близко лампы, но внутри ларца свет так и не возник, и я все больше убеждался, что здесь необходимы специальные лампы. Если бы нам удалось заполучить их, первый шаг к решению загадки был бы сделан.
— А лампы? — спросил я. — Где они? Когда мы сможем найти их? Как нам их узнать, если все-таки удастся их отыскать? Что…
— Все по порядку! — прервал он поток моих вопросов. — В вашем первом вопросе содержатся все остальные. Где лампы? Я вам отвечу: в гробнице!
— В гробнице! — с удивлением повторил я. — Мы же вместе с вами изучили там каждый уголок. Не было там никаких ламп! Там вообще ничего не оставалось, когда мы оттуда ушли в первый раз, да и во второй тоже, только тела арабов.
Пока я говорил, он развернул большие листы бумаги, которые принес из своей комнаты. Он разложил их на большом столе, придавив края книгами и другими предметами. Я с первого взгляда понял, что это были тщательно выполненные им копии наших первых переводов надписей из гробницы. Закончив раскладывать бумаги, он повернулся ко мне и сказал:
— Помните, как вы удивились, когда после тщательного осмотра гробницы не нашли там одну вещь, которая обычно всегда находится в захоронениях такого рода?