- А как же! Выкладывай, мы слушаем.
- Я видел ифрита...* - Хасан в ужасе закатил глаза, да так, что на месте зрачков остались только голубоватые белки. - Мне явился злой дух с лицом женщины и сердцем мужчины.
- Армадейл! - вырвалось у Милвертона. Фотограф стоял бок о бок с леди Баскервиль; белая как смерть вдова цеплялась за его рукав, но я бы не сказала наверняка, кто из них кого поддерживал, - бледностью Милвертон не уступал мадам.
* В мусульманской мифологии демоны зла.
Хасан исступленно закивал. Во всяком случае, попытался, что не так-то просто, когда тебя держат за горло.
- Отец Проклятий задушит бедного Хасана...
- Ах да. Прошу прощения. - Эмерсон неохотно разжал пальцы.
Ночной страж демонстративно потер шею, стрельнул глазами по сторонам. Приступ страха прошел, и тщеславный, как все египтяне, Хасан с наслаждением купался в лучах славы. Оно и понятно. Бедняга не часто оказывался в центре внимания.
- Я честно выполнял свою работу, о господин! Обошел дом и в лунном свете увидел... его! То был дух человека с лицом...
- Понятно, - отрубил Эмерсон. - И что он делал, этот твой дух?
- Он крался в темноте как змея, как скорпион, как злобный джинн! Одежда белая, длинная... как саван... белое лицо... горящие глаза и...
- Прекрати! - зарычал мой муж.
Хасан повиновался, но напоследок для вящей убедительности еще раз закатил глаза.
- Нашему суеверному сторожу приснился плохой сон, только и всего, прозвучал вердикт Эмерсона. - Возвращайтесь к себе, леди Баскервиль. Я прослежу, чтобы он...
Большинство египтян для собственного удобства притворяются, будто ни слова не понимают по-английски. Как бы не так! Хасан, до того упорно лепетавший на арабском, на замечание моего мужа отозвался моментально.
- Не-ет! - взвыл он. - Не сон, клянусь! Хасан не спал! Я слышал вой шакалов в горах, я видел, как сухие травинки ломались под ногами этого духа! Он подошел к окну... О-о... Отец Проклятий! Он подошел к тому окну!
Смуглая рука вытянулась в сторону того крыла дома, где были расположены все спальни.
Карл скрипнул зубами. Лицо леди Баскервиль приобрело землисто-серый оттенок. Но вот кто нас всех удивил, так это Милвертон. Он тихо вздохнул, покачнулся, медленно опустился на колени... И рухнул наземь в глубоком обмороке.
- Это ровным счетом ничего не значит! - заявила я часа два спустя, когда мы с Эмерсоном наконец вернулись в спальню. - Парень еще не оправился от лихорадки, а тут такое потрясение!
Эмерсон, взгромоздившись на кресло, пытался как-то пристроить полог. От услуг лакея, сколько я ни уговаривала, он отказался.
- Твоя логика непостижима, Амелия. Я был уверен, что обморок Милвертона послужит для тебя доказательством его вины.
- Глупости. Убийца - Армадейл, в этом нет сомнений. Теперь мы точно знаем, что он жив и прячется где-то поблизости.
- Ничего подобного мы не знаем. С тем же успехом Хасан распишет нам призраков всех Рамзесов от Первого до Двенадцатого. Выбрось эту чушь из головы и марш в постель!
Эмерсон спрыгнул с кресла. Удивлению моему не было предела. Полог висел на месте, как будто я и не барахталась в нем пойманной рыбой! Впрочем, Эмерсон регулярно являет таланты, о которых никто и не подозревал.
Глава шестая
I
Несмотря на бурную ночь, поднялись мы, как и планировали, до рассвета. Начало дня в Египте - незабываемое зрелище, читатель! Воздух, как легкое вино, освежающ и ароматен. Оранжевый круг солнца величаво выплывает из-за гор, и зубцы вершин, приветствуя утреннее светило, вспыхивают то нежно-розовыми, то золотистыми, то алыми бликами. В слепящей синеве неба заливаются жаворонки, и все вокруг кажется умытым, обновленным, девственно-чистым. (Весьма обманчивое впечатление, между прочим. Чистоплотность - не самая, мягко говоря, характерная черта жителей Верхнего Египта.)
С первыми лучами солнца мы верхом отправились в путь: через ячменные поля и виноградники к проходу между холмами. Для начала работы нужно было доставить в гробницу кое-какое оборудование, поэтому из двух дорог пришлось выбрать ту, что подлиннее, но и поудобнее. Следом за нами шагала разношерстная компания рабочих из Азийеха. Настроение у всех было прекрасное. Я гордо восседала на осле, ощущая себя генералом небольшой, но сплоченной армии. Когда переполняющий меня восторг потребовал немедленного выхода, я повернулась в седле, вскинула руки и издала ликующее "Ур-ра-а!". В ответ мои воины разразились аплодисментами, а супруг - неодобрительным бурчанием:
- Нечего дурочку валять!
По дороге навстречу нам двигался обычный для этих мест утренний поток женщины в длинных бурых балахонах с голыми младенцами на руках; едва видные из-под огромных вязанок хвороста ослики; надменные погонщики на надменных верблюдах; вереницы угрюмых крестьян с мотыгами.
Гигант Абдулла, возглавлявший отряд рабочих, звучным баритоном затянул песню. Остальные подхватили, весело, но слегка вызывающе. Крестьяне что-то забормотали, подталкивая друг друга локтями. Ни один из зрителей не позволил себе враждебного жеста или слова, и все-таки я была рада, когда поля остались позади и наша процессия двинулась по проходу меж каменных стен.
В конце пути нас ждал сюрприз. Еще из каньона, подняв взгляд на гробницу, я увидела собравшуюся на площадке толпу. Особо выделялся человек невероятного роста и не менее высокого ранга, если судить по роскошной фарагийе - наряду, доступному лишь людям с положением. Он и стоял отдельно, скрестив руки на груди и высокомерно задрав смоляную курчавую бороду; народ попроще топтался на почтительном расстоянии. Зеленый тюрбан мог принадлежать только прямому потомку Магомета, а суровый лик и пронзительный взгляд глубоко посаженных глаз выдавал властную личность.
- Местный имам, - пояснил Карл. - Вы должны знать, профессор, что он был очень недружелюбен...
- Не нужно, - оборвал летописца Эмерсон. - Молчите и не путайтесь под ногами.
Он спешился, пересек площадку и остановился напротив имама. Несколько секунд длилось безмолвное противоборство взглядов. Признаюсь, редко мне доводилось видеть двух таких эффектных мужчин. Оба, казалось, переступили границы индивидуальности и превратились в символы противоположных миров отжившего свое и устремленного вперед.
Однако я что-то отвлеклась.
Имам медленно, торжественно поднял руку. Плотно сжатые губы в обрамлении черных завитков приоткрылись.
Но тут инициативу перехватил Эмерсон.
- Сабахкум билкхейр, святейший, - прогрохотал он. - Ты пришел благословить нашу работу? Мархаба - добро пожаловать!
Эмерсон утверждает, что все религиозные вожди в душе лицедеи. Насчет всех - не знаю, но этот имам и впрямь оказался артистом высокого класса. Вознесенный по воле Эмерсона на сцену, он притушил яростный блеск глаз и без запинки, с достоинством ответил:
- Не благословить пришел я, но предупредить. Осмелишься ли ты навлечь на себя гнев и проклятие Всевышнего? Осмелишься ли осквернить жилища усопших?
- Я здесь, чтобы спасти усопших, - раздался спокойный голос Эмерсона. Сотни лет жители Гурнеха грабили склепы и усеивали здешние пески многострадальными останками великих правителей Египта. Что же касается проклятия - мне не страшны ифриты, демоны и прочая нечисть, потому что Господь, единый для наших с тобой народов, обещал всем защиту от сил зла! Да благословит он эту гробницу и наш труд! Аллах акбар! Ла плаха илла лах! Сорвав с головы шляпу, Эмерсон повернулся в сторону Мекки и приложил руки к лицу, как и предписывает религия Магомета.
Ей-богу, я едва удержалась от восхищенного "браво"! Толпа загудела изумленно и одобрительно. Благочестивую позу Эмерсон выдержал ровно столько, сколько нужно, чем и подтвердил свое актерское искусство. Затем нахлобучил шляпу на место и, коротко бросив потерявшему дар речи противнику:
- Прошу простить, святейший, мне пора браться за работу, - деловито зашагал ко входу в гробницу.
Поражение имам принял с бесстрастным величием, как и положено человеку его ранга. Молча развернулся и понес себя прочь (иначе не скажешь, читатель!), не удостоив взглядом свою немногочисленную свиту. Большинство зрителей остались на площадке - полагаю, в тайной надежде воочию увидеть громы и молнии, которые обрушатся на головы осквернителей могил.
Я двинулась было вслед за мужем, как вдруг в поредевшей толпе обнаружила знакомую личность.
Неудивительно, что эта самая личность до сих пор сохраняла инкогнито, огненно-рыжая шевелюра спряталась под объемистым кепи, а козырек размером с сервировочный столик прикрывал половину веснушек. Мистер О'Коннелл резво строчил в репортерском блокноте. Почувствовав мой взгляд, он оторвался от своего занятия и галантно приподнял нелепый головной убор.
- С добрым утречком вас, миссис Эмерсон! Как настроение? Ночка выдалась не из самых спокойных.
- А вы откуда знаете? И вообще - какого... Я хотела сказать - что вы здесь делаете?!