Ощущение... множества вещей. Будущее прошлое. Настоящее будущее. Тысяча лет в прошлом и... сейчас.
Г'Кар шёл по коридорам и отсекам своего нового и, возможно, величайшего вклада в борьбу с Возвращением Тьмы. Бывали моменты, как, например, сейчас, когда ему хотелось идти здесь в оболочке из плоти и крови, а не просто присутствовать в виде света и звука. Не будь он заключён в сердце Великой Машины, он находился бы здесь воплоти. Но Г'Кар давно понял, что жертвы необходимы, и что малые жертвы значат подчас столько же, сколько и большие.
Вавилон 4, так он назвал его. Только он знал это имя. Для всех остальных посвящённых, это был всего лишь "Проект", глупое и экстравагантное, но совершенно секретное строительство в нейтральном секторе космоса. Г'Кар сказал им ровно столько, сколько посчитал необходимым.
Гигантская космическая станция, символ надежды и стабильности. Долгие годы Армия Света существовала без такого стратегического центра и была разъединена. Из-за Теней Г'Кар потерял свой храм в горах Г'Хоражар. Минбарцы, что должны были бы стать его основными союзниками, были ослаблены внутренними войнами, массовыми убийствами и сейчас вынуждены были бороться за само своё существование. Приют с самого начала был слишком мал для Армии Света, а что касается самого Эпсилона-3... это место также вряд ли подходило.
Вавилон 4 станет идеальным центром для Армии. Местом тренировки новых рейнджеров, координирующим центром. Он станет связующим звеном для всех группировок - Объединённого Совета Казоми-7, Нарна, Минбара, Бестера и его телепатов, а со временем, возможно, даже для центавриан и землян.
Станция ещё, конечно же, не полностью смонтирована. На это потребуется ещё минимум год, но она уже функционирует и может быть использована. Учёные Армии Света и союзников уже здесь и работают над базой данных и компьютерной системой. Оборонительная система уже готова. Ионные двигатели работают. Дайте время, и станция станет идеальной цитаделью.
Время... вот ключ ко всему.
У Вавилона 4 есть и другое предназначение, которое Г'Кар впервые обнаружил восемнадцать месяцев назад при помощи Великой Машины. И с тех пор он изучает и наблюдает.
Тысяча лет назад. Однажды, Вавилон 4 будет отправлен туда Великой Машиной, чтобы дать надежду другому разобщённому альянсу против этой же самой Тьмы. Однажды, но это произойдет лишь тогда, когда станет действительно необходимым.
К тому же Вавилон 4 не может быть отправлен в прошлое без Валена, а Вален не вернётся в эту галактику пока...
А пока время ещё есть. Время думать о настоящем, а прошлое... прошлое оставить на будущее.
Центаурум был в хаосе. Если быть честным, он находился в таком состоянии практически весь последний год, после последовавших одна за другой смертей Премьер-министра Урзы Джаддо и императора Мэррита, не говоря уже о многочисленных членах его кабинета. После нескольких месяцев траура и бурной политической деятельности, - эвфемизм, под которым на Центавре подразумевают предательство, любовные интриги, убийства и прочие развлечения, - компромисс был достигнут. Кандидат был выбран, хотя и не все были с этим согласны. Всё пришло в норму.
Но новый император Рифа был убит всего через несколько дней после своего избрания, и сейчас всё опять рушилось.
— Это же абсурд, - выкрикнул Лорд Вало, представитель дворянства старой школы. Неофициальный глава этой фракции, он часто считался наиболее "красноречивым" и в то же время наиболее консервативным членом Центаурума. - Мы не можем сделать этого... этого... хлыща нашим императором.
— И тем не менее, - сказал лорд Джарно, - хотя... принц Картажье не имеет... ммм... соответствующих навыков... Он... ммм... молод, так что...
— Спи дальше, - пробормотал лорд Вало. Эти слова были произнесены шёпотом, но достаточно громко, чтобы быть услышанными всеми присутствующими.
— Лорд Джарно знает, о чём говорит, - отчётливо произнёс лорд Дурано. О нём, умеющем тщательно и досконально раскрыть все недостатки, отзывались одновременно с уважением и руганью. - Принц Картажье, как ни прискорбно это признавать, - наиболее очевидный выбор из возможных кандидатов. Только он достаточно молод, достаточно здоров, достаточно разумен...
— Если мне позволят... - поднялся со своего кресла лорд Дугари. Весь Центаурум замолчал, но не потому, что уважал сказавшего эти слова, а из-за того, что все ждали, когда он начнет кашлять. Как только это произошло, один наиболее веселый индивидуум также начал очень громко кашлять, и все засмеялись. Лорд Дугари не выглядел удивлённым, не был удивлен и лорд Вало.
— Если... мне... позволят, - твёрдо сказал Дугари. - Конечно, последние события бросают тень на министра Моллари... Конечно... Возможно, если мы... - От сильного кашля он согнулся пополам, стуча себя по груди.
— Так мы ничего не достигнем, - сердито заметил Вало. - Сколько мы ещё...?
В комнате воцарилась тишина, когда встал один из наиболее уважаемых членов Центаурума. Малачи, премьер-министр при Турхане, время правления которого сейчас воспринималось как золотой век, - то есть это было так давно, что люди уже забыли, какой в действительности была та эпоха, и так недавно, что ещё были живы свидетели тех лет. Малачи покинул столицу после смерти Турхана, ходили слухи, что он покончил собой. Вернувшись всего лишь несколько недель назад, он выступил с речью, которая привела к избранию Рифы. Немногие из ныне живущих были столь же выдающимися, уважаемыми и влиятельными.
Малачи так же был ответственен за убийство Рифы и ложное обвинение бывшего министра Лондо Моллари, но это были настолько незначительные детали, что он не считал необходимым с кем-либо делиться ими.
— Уважаемые лорды и министры, - начал он, - могу ли я внести предложение?
Мысли ничего не значили для женщины, которая некогда была Сьюзен Ивановой. Ни мысли, ни идеи, ни образы. Ничто кроме знания, кем она была, что она потеряла, и что она должна была сделать.
Трёх человек любила она. Всего трёх за всю жизнь.
Её мать: убита Пси-корпусом много лет назад. Убита фактически, если не буквально. Сьюзен никогда не переставала горевать, никогда не переставала помнить. Вся её оставшаяся жизнь была определена этим единственным событием. Однажды Сьюзен был задан простой прямой вопрос: "Чего ты хочешь?". Отвечая на него, она вспоминала глаза своей матери.
Маркус Коул: убит самой Сьюзен. Убит фактически, а не только на словах. Мечтатель, вырванный из мира грёз. Идеалист, видевший только боль. Любовник, чья душа навсегда принадлежала другой. Сьюзен убила его - случайно, но ей не было от этого легче.
Лорел Такашима: убита... где-то. Как-то. Сьюзен не знала, кто конкретно сделал это, но она знала, кого винить. По крайней мере, она знала, кого должна винить из тех, кто был здесь.
Они спросили: "Чего ты хочешь?". И она ответила. Она хотела быть в безопасности. Она не хотела быть одинокой. Она не хотела бояться Пси-корпуса. Она хотела быть в безопасности.
Он идёт. Посол Дэвид Шеридан. Тот, кто занял её место. Тот, ко свалил на неё все провалы. Тот, кто что-то знал о смерти Лорел. Тот, кто не сдержал своего обещания.
Сьюзен не знала, как у нее получалось двигаться так быстро, или как она достала оружие. Со дня смерти Лорел она не думала вообще ни о чём. Она жила только местью, только убийством, только своим жутким криком.
— ВЫ ОБЕЩАЛИ, Я БУДУ В БЕЗОПАСНОСТИ!
Она поняла, что произнесла эти слова вслух, только когда Шеридан повернулся к ней, его глаза почти смеялись.
Волна боли заставила Сьюзен упасть, оружие выскользнуло из её пальцев. Она могла видеть охрану позади себя, - как она не заметила их раньше? Они были готовы убить её.
О, Лорел, ты обещала. Ты сказала, что никогда не покинешь меня.
— Нет, - сказал посол Шеридан, его чёткие слова проникли сквозь завесу вокруг сознания Сьюзен. - Нет, не убивайте её. Я думаю, мы сможем найти ей другое применение. Куда более занятное.
Она потеряла сознание.
Он плакал... снова. Кажется, не было ещё такой ночи, когда сон Майкла и Лианы Гарибальди не был бы прерван его плачем; пронзительным, требующим, зовущим.
Лиана поднялась и села на кровати. Позади неё раздался жалобный звук - Майкл тоже проснулся.
— Только не снова, - прошептала Лиана. - Только не... снова...
— Я возьму это на себя, - пробормотал Майкл, поднимаясь с кровати и одеваясь. Лиана взглянула на него и легла. Она не высыпалась в последнее время, даже в те ночи, что не прерывались плачем. Её сны были наполнены тяжёлыми мыслями и тревогами. Страшными видениями о потере мужа и сына, об одиночестве, о... её отце...
Майкл вышел из комнаты, надеясь, что его жена поспит хотя бы ещё немного. Видит бог, ей это необходимо. Ему, по правде говоря, тоже, но он выдержит, если надо. Попытка Лианы вернуться к работе вызвала больше проблем, чем она ожидала. Бестер замыслил что-то недоброе, и его люди, - в том числе и Лиана, - испытывали сильное давление. А тут ещё болезнь ребёнка - просто ещё одна из обычных бытовых проблем, но в настоящий момент...
Майкл взял на руки сына - своего сына! - Френка Альфреда Кеммер-Гарибальди, и медленно вышел в гостиную. Он... думал. В последнее время он много думал. Он не понимал, что происходит в галактике. До него дошли слухи о бомбардировке Минбара. Он слышал, что атмосфера и вода были отравлены, окружающая среда уничтожена, сотни тысяч погибли. И это сделали люди. Его люди, такие же, как и он сам, имеющие жён, детей, дом, надежды, стремления и мечты.
Раньше человечество могло, по крайней мере, претендовать на звание "хороших ребят" в этой войне. Сейчас же, Майкл не был уверен, кто такие вообще "хорошие ребята".
Альфред прекратил плакать. Почему-то у Майкла он плакал редко, только у Лианы. - Правильно, - прошептал Майкл. - Дай маме немного поспать, хорошо? - Он остановился, задумавшись. - Видишь ли, сын. Есть вещи... которые тебе следует знать. Я понимаю, что ты ещё слишком мал, чтобы понять их. Чёрт, ты даже не знаешь, что я говорю сейчас, но...
— Чёрт, этот мир точно сошёл с ума. Ничто не имеет значения, а когда ты думаешь, что имеет, то непременно случается что-то, рушащее эту уверенность. И ещё... есть вещи хорошие, и есть вещи плохие. Сейчас хорошие парни - те, кто помнят эту разницу и пытаются всю жизнь делать только хорошее. Я не говорю, что поступал именно так всегда, но я пытался. Честно. Твоя мама... она знает, как дорого может стоить такая попытка. Видишь ли, если бы я выбрал простой путь много лет тому назад, твой дедушка был бы ещё жив. Но... это был не выход. Это был момент, когда я поступил правильно. Никто не посмеет сказать, что это было просто, потому что это не было.
— Но... ты будешь одним из хороших парней, сын. Это будет не просто. Фактически это будет одна из самых сложных вещёй, с которыми тебе придется столкнуться - быть хорошим парнем. Потому что... так много плохих людей, людей выбирающих самый простой путь. Но ты станешь хорошим парнем. Я думаю, станешь, как-нибудь.
— Если повезет, я скажу тебе это ещё раз. Тогда будет немного больше хороших парней, и немного меньше плохих, но ты не должен с этим считаться. Я не говорю, что я хороший. Я просто пытаюсь им быть иногда.
Ребенок на его руках заснул. Майкл улыбнулся, положил его обратно и пошёл в спальню, но вскоре остановился и вновь посмотрел на сына. Своего сына.