– Ясно, ясно, – нетерпеливо перебил его Алеша, – ты здесь появился и собой этот столб подкосил. Он как раз перед тобой на дно рухнул. Ну все, довольно теперь. Вперед!
Впереди их ждал по виду довольно безопасный участок пути – склон плавно без всяких уступов сбегал вниз, и терялся в отдалении в сумраке.
Ребята сделали несколько шагов по этому склону и… побежали. В их намерения не входило бежать, однако ноги не слушались их больше и несли все быстрее и быстрее вперед.
– Что это – неужели опять колдовство?! – на бегу выпалил Чунг.
– Здесь без этого ни шагу, – не поворачивая к нему головы ответил Алеша, – куда же нас так несет… ах ты!
Никогда он не бегал еще так быстро, ноги уже заплетались, однако каким–то чудом он все еще не падал. Все вокруг стремительно дергалось и дрожало и в то же время оставалось мертво и недвижимо…
– Куда нас несет то?! – не надеясь получить ответа, выкрикнул Алеша.
Ответа он и не получил зато споткнулся обо что то и с разгона полетел вперед. В краткий миг перед его глазами промелькнули какие–то невысокие выступы и впадины, потом все закружилось и задергалось в безумном танце, Алеша почувствовал сильный удар в грудь и был разбужен…
* * *
– Хватит, довольно, – услышал Алеша сердитый голос судьи Добрентия, – Хватит мне лапшу на уши вешать! Выспятся по дороге. Я ямщику сказал, что б ждал не отходил от повозки, он там мерзнет! Ну, вставайте–вставайте, раз уж приспичило…
И Добрентий, без лишних церемоний, подхватил ещё сонного, ещё не совсем разлепившего глаза Алёшу, и вздёрнул его на ноги:
– Подымайся, подымайся – видишь: управителю нашему Илье приспичило именно сегодня отсылать тебя в Белый град.
Воевода стоял посреди камеры, неотрывно глядел в веющее мраком, едва–едва не лопающее от страшного наплыва стихии окно; действительно – удивительным и немыслимым казалось, чтобы в такую вот ночь отправляли куда–либо заключённых – Илья это понимал, потому и стоял такой нахмуренный.
И видно было, что до последнего мгновенья они очень спорили с Добрентием, и судья был очень разгорячён, недоволен, вот пророкотал пророкотал:
– Я ещё раз говорю: сегодня ночью! Следующей – будет поздно. Неужели не понимаешь – они устроят засаду.
– Я то понимаю! – не выпуская Алёшиного плеча, и довольно больно сжав его в костяной своей ладони, воскликнул Добрентий. – Я то понимаю, что в такую бурю и не понадобится никаких разбойничьих засад, чтобы перебить твоих людей. Буря их перебьёт!.. И это же колдовская буря!..
Здесь не следует удивляться, что такой серьёзный человек серьёзно говорил «колдовская буря» – ведь в те времена колдовство было столь же естественно, как и рассветы и закаты, и также окружало жизнь человеческую, как и воздух. Во время этих слов воевода аж весь побагровел, и вдруг подошёл ко столу, и так сильно, что затрещал и подпрыгнул стол, ударил по нему кулачищем:
– Та–ак! – прямо–таки взвился он. – Кто здесь, в городе управитель? А?.. Отвечай – ты иль я?..
– К чему это? Я знаю – по своему желанию можешь и засадить меня. Только вот государь наш Роман…
– Знаю – не одобрит.
– Воеводства тебя лишить может.
– А нехай лишает! – Илья ещё раз ударил кулаком по столу, и в это мгновенье рука Добрентия так сжалась на Алёшином плече, что мальчик едва не вскрикнул. – …Ты, Добрентий, мне больше не перечь – я своё решение твёрдо знаю.
После этого Илья обернулся в коридор и крикнул туда:
– А ну, уводите их…
В комнату ступили два солдата, подошли к Алёше и Ольге – легонько подтолкнули.
Алеша взял Олю за руку и так они вышли в коридор. Алеша чувствовал себя осужденным на сметную казнь.
Они прошли они широкую и низкую комнату, где за большим столом освещаемым несколькими свечами сидел писарь и быстро–быстро чирикал что–то на большом листе. Напротив писаря сидел еще один невысокий человек с большой лысиной и что–то писарю говорил. Человек этот бросил быстрый испуганный взгляд на проходящих и замолк.
Воевода хлопнул его по плечу:
– Ну что, Лука, деньжата пересчитываешь?
Алеше запомнился тогда этот человек хоть и не знал он, что в будущем им еще доведется встретится…
Распахнули окованную железом дверь, а за дверью этой… там выла в черной ночи вьюга, да два огонька, укрытые от ненастья за стеклами светильников, покачивались на крыльце. Еще видна была высокая повозка, которая стояла у самого крыльца. Повозка была довольно грубого вида однако ж крепко сколоченная и с единственным маленьким окошечком на единственной же дверце в задней части. Повозку окружали всадники – по словам воеводы их должны было быть двадцать, однако ж пересчитать их не представлялось никакой возможности: в стремительном движении чёрного, плотными снеговыми потоками наполненного беспрерывного вихря, они представлялись размытыми, сливающимися с этим мраком силуэтами – один силуэт переходил в другой, смешивался с мраком, в каждое мгновенье казалось, разрывался, представлялся малой частицей этой колдовской бури.
Илья подошел к ямщику, который весь был закутан и даже лица его не было видно. Воевода протянул ему запечатанный конверт и проговорил:
– Письмо это отдашь Владу–советчику, другу моему – чтоб за этими ребятами присмотрел, чтоб не засиживались они в тюрьме. Про лекарства не забывай я их в мешочек под лавку подложил. Ну, все теперь!
Он повернулся к Алеше и Ольге и подтолкнул к распахнутой дверце.
– Говорю вам – До встречи!
А внутри повозки, у дальней стены, сидел, закованный по рукам и по ногам Свист, и зло ухмылялся, обнажал прогнившие свои, жёлтые зубы–клыки – рядом сидели два здоровых воина с обнажёнными клинками – поглядывали на знаменитого разбойника с интересом. В единственном оке в ответ им пылала лютая злоба:
– У–у, что уставились!.. – яростно ухмылялся он. – …Думаете, своей смертью умрёте?! Нет! Знаете ли, что – эта повозка – это гроб ваш!.. Да–да – эти стены – последнее, что увидите! А моя рожа вам ненавистная – эта последняя человеческая рожа, которую вы увидите!..
Илья слышал эти слова – и аж передёрнулся:
– Да ты б помолчал, разбойник окаянный!
Свист бешено захохотал:
– А–а–а! Затряслись поджилки!.. А хочешь я ВСЁ сейчас выложу?!
– Да ты никак пьян?! – нервно вскрикнул воевода.
– Да если б я был пьян – здесь бы уже не сидел! Цепи бы эти разодрал!..
Алёша и Ольга шагнули в повозку и Свист уставился на них:
– А–а–а – это вы, дети? Ха–ха–ха!.. Всё–таки решили присоединиться к нам, к разбойничкам удалым?! Ха–ха–ха!
– Через пару дней ты будешь судим в Белом Граде! – вскрикнул Илья.
– Да как же?! – ядовито прохрипел Свист. – Правда ли?! А ничего не забыл, а?! – тут воевода захлопнул дверцу, но Свист, разъярённый видно своей дневной неудачей, всё не унимался. – Что ж ты трясёшься то, а?!.. Трус! Трус! Вот сейчас расскажу всё!.. А–ха–ха!..
– Помолчал бы. – хмурым голосом, прикрикнул на него один из охранников.
– Повинуюсь трупу! – вскрикнул Свист и на время действительно замолчал – судя по тому, как прорезались на его лбу морщины, он либо обдумывал что–то, либо – припоминал.