– Да, да… О–ох, разорение! О–ох, беда! – с этими восклицаниями Карп выскользнул в коридор.
– Ну вот… – с некоторой усталостью вздохнул Йорг. – Теперь, трусливая душонка, забьётся в какую–нибудь трещину – как таракан, истинно! – и будет там сидеть, дрожать – выждать, когда же мы уплывём… Ладно – перед отплытием «Чёрного Ястреба», у меня ещё много дел, а уж скоро светает…
Йорг уж повернулся, собирался выйти, но вот остановился, положил руку на плечо Ярослава, пророкотал одобрительно:
– А ты показал себя молодцом – заступился за товарища, не испугался боли. Из тебя хороший моряк вышел бы…
– Капитан! – не дослушав его, в сильном волнении воскликнул Ярослав, побледнел, пробормотал. – Вы должны понять – я сейчас так волнуюсь. Сейчас – такой важный момент… А вдруг вы… – он опустил голову, но вот собрался, и уже чётким голосом, глядя прямо в глаза Йорга отчеканил. – Плавать по морю – моя главнейшая, единственная мечта. Ради Моря любимого, оставил я родительский дом… Впрочем – здесь всё лучше изложено…
И Ярослав протянул Йоргу футляр, в котором лежала бумага, прочитанная Дубравом и Вами, ещё в Дубграде. Капитан раскрыл футляр, повертел в руках бумагу, и проговорил в некотором смущении:
– Дело в том что я…
– Давайте я прочитаю. – Дубрав принял из его рук лист и очень выразительным, передающим чувства Ярослава голосом, зачитал те кривые буковки.
– Вот морской дьявол! – воскликнул Йорг, и дружески хлопнул Ярослава по плечу – однако ж не рассчитал сил, и мальчик, не поддержи его Оля, повалился бы на пол. – Дьявол! Дьявол! – восторженно ревел Йорг. – Это ж вылитый я в пятнадцать лет. Беру тебя в команду… И первое твой плавание будет тяжелейшим… – лицо капитана несколько омрачилось. – По видимому, придётся померяться силами со Снежной колдуньей. Ну ничего – ты я, вижу рад?!..
– Рад?! Рад ли я?! Да я… я весь горю!.. А можно я сейчас пойду с вами?! Разве ж я смогу теперь оставаться на месте?!.. Лететь!.. Эх, почему у меня нет крыльев?!..
Ярослав весь сиял, по щекам катились слёзы счастья, вот он порывисто бросился обнимать Филиппа, а тот отшатнулся, и тихо прошептал:
– А как же я?.. Куда я пойду? Что мне делать? Чем жить?.. Я ведь никого–никого здесь не знаю. Но… я всегда мечтал о море! Ах, как бы я хотел взойти на палубу и стать матросом… – и тут неожиданно он пал на колени, и слёзно взмолился. – Пожалуйста, пожалуйста возьмите меня с собою…
– Ну вот – час от часу нелегче! – вздохнул Йорг. – …Ты с коленей то подымись – возьму я тебя юнгой, возьму. Будете два друга – так легче освоитесь. Всё – теперь пойду – итак уже непростительно много времени потерял.
Когда тяжёлые шаги Йорга смолкли в отдалении, Ярослав обратился к Филиппу:
– Эх, что же ты! Нет, право – не понимаю, как ты мог столько выдерживать?! Рядом, может в десяти минутах ходьбы – море, которое ты любишь, а ты годами прозябаешь в этой вонючей дыре, терпишь побои этого сумасброда!.. Я бы в первый же день бежал!.. Нет – ты, право, расскажи, как ты вытерпел?..
– Сам не знаю… Он запугивал меня… Говорил, что, если сбегу – меня очень быстро поймают, вернут к нему, и тогда уж он – всю шкуру спустит!..
– Эх ты – поверил ему! – жалостливо воскликнул Ярослав. – Да где ж такие законы, чтобы вольного человека к мучителю возвращать? У нас же нет рабов!
– Откуда ж я знал…
– Да дело даже и не в том, что ты не знал. Пусть бы даже тебе и грозила расправа – неужели она могла тебя по настоящему испугать? Ради нескольких часов Свободы, единения с Морем и жизни не жалко…
Постепенно завязался разговор. Филипп поведал ещё некоторые подробности мрачного своего существования в трактире, Ярослав рассказал о себе, а потом перешли и на историю Алёши и Оли. Филипп проникся этим – ему ведь только пару раз доводилось слышать чудесные истории, а так – всё ругань да ругань. И он принимал всё это, как чудеснейшую сказку, которая здесь, рядом, до которой можно дотронуться. Слушая, Филипп забывал о собственных горестях и обидах, участвовал в каждом из приключений – глаза его мечтательно пылали; временами он даже перебивал Ярослава – заявлял, чтобы он сделал, в том или ином случае…
Вскоре появился Йорг, на этот он был облачен в весьма нарядный, хоть и без излишеств, темно–зеленый костюм, черные кожаные штаны, и черные скрипящие сапоги, за пояс была заткнут длинный изогнутый клинок, убранный в золоченные ножны. Костюм этот, гораздо лучше, нежели вчерашняя мятая и грязная рубашка, подчеркивал богатырские плечи и торс капитана.
Ярослав бросился ему навстречу, восклицал:
– Что – мы идем? Да ведь? Вы ведь говорили, что отплытие сегодня…
Йорг был весел и говорил, обращаясь ко всем:
– А почему, вы думаете, я сегодня такой веселый, такой нарядный? Все потому что сегодня я выхожу в море, засиделся я в этой дыре, – он пнул ногой кабацкую стену так что она задрожала, а с потолка посыпалась грязь.
Они оставили кабак, вышли в пустынный двор, Вихря вывел Филипп. Откуда то выбежал, весело махающий хвостом, Жар.
…Вскоре они уже ехали на телеге по оживленной, широкой улице. Чем ближе они подъезжали к пристани, тем больше становилось народа: кого тут только не было! Толпа шумела – говор, смех, иногда и плач… но над всем этим стоял всё возрастающий величественный гул…. Ярославу странным казалось, что все эти люди так беспечно разговаривают меж собой, смеются над какими–то повседневными радостями или же даже плачут над повседневными же бедами, странным было это их невнимание к пению моря, которое так явно уже было слышно, казалось они все должны были замереть, как это он сам сделал, забыть обо всем и вслушиваться, и вслушиваться в это пение могучей стихии…
Оля сидела рядом с Алёшей, положила теплую ладошку ему на руку, и тоже вслушивалась, она молчала всю дорогу, и только когда они выехали на набережную и перед ними появились покачивающиеся на волнах малые, большие и кажущиеся просто огромными корабли, она проговорила едва слышно:
– Как красиво оно поет! Быть может, если бы все–все люди собрались вместе они тоже смогли бы спеть так…
Алеша слышал ее и смотрел… Вот перед ним, над огромными гранитными глыбами набережной возвышается тёмный деревянный корпус корабля, он покачивается то вверх то вниз и пенные брызги прорываются меж его бортом и бортом ближайшего судна, они, разбиваясь о гранит, взмывают вверх, и хрустальным каскадом тут же опадают на камни набережной. Солеными брызгами наполнен был воздух и еще слышны были крики чаек: все это заглушало людской рокот…
Ярослав всё смотрел на этот, сделанный из темного дерева корабль… Впрочем – сделанный ли? Мальчику казалось, что перед ним не рукотворная бездушная махина, но живое огромное существо, жизнь которого проходит в плаваньях в бесконечных океанах и лишь на недолгое время причалило оно к этому берегу.
– А, понравился мой «Черный ястреб»! – проследив его восторженный взгляд, воскликнул Йорг, – Ха–ха! Я говорю вам – лучшего корабля вы не найдете, а я лучший капитан, команда мои – морские волки, следят за порядком на палубе – вряд ли вы найдете там хоть одну соринку!.. Только… – тут он обернулся ко всем сидящим в телеге, и значительно тише проговорил. – …Ни кому из них ни слова про Снежную колдунью. И это не от того, что они трусливые. Нет – я же говорю – они настоящие морские волки, бесстрашные, черти! Но в их понятии – Снежная Колдунья – это верная и страшная смерть. Даже и после смерти души их не найдут успокоения, но будут унесены этой чародейкой в её мрачные королевства, там тёмным волшебством обращены в ледовых демонов, и веки вечные будут обречены пребывать в рабском услужении ей.
А потом он указал на широкий мостик, который перекидывался с набережной на высокий борт возвышающийся над гранитными плитами метров на десять. По этому мостику они взошли на палубу. Следом, с некоторой опаской, взошел Вихрь, волоча за собой телегу.
Палуба действительно была чисто прибрана, все кто находились на палубе: моряки, боцман, еще какие–то помощники, все они деловито суетились, что–то убирали, перетаскивали какие–то сундуки. Но завидев Йорга все выпрямились и приветствовали своего капитана громкими выкриками.
Одетые просто, но не неряшливо, все они выделялись крепким сложением; грубые, обветренные лица, некоторые поросли щетиной, у двоих или троих лица были обезображены старыми шрамами, а у одного из них к тому же один глаз был закрыт черной повязкой, совсем как у пирата.
Йорг подтолкнул Филиппа и Ярослава вперёд:
– Вот новые в нашей команде! Если кто их обидит – будет иметь дело со мной, а вы меня знаете…
Моряки закричали что–то в одобрение, некоторые засмеялись, а что касается Филиппа и Ярослава – они так и сияли счастьем.
…Через полчаса над палубой прогремели команды Йорга и был поднят якорь, поднят мостик и наконец, словно белые облака – пали вниз паруса. Корабль тут же загудел весь, словно действительно был он живым существом, которое долгое время было приковано к берегу якорем и теперь когда наконец якорь был поднят, а паруса словно крылья распущенны, теперь это огромное создание словно освободившись из плена, разгибало с этим гудением могучие затекшие от долгого бездействия мускулы… Вот прошли эти мгновения и «Черный ястреб», двинулся вперед.
Ветер подул сильнее, растрепал Алешины, выросшие уже до плеч, русые волосы. Он смотрел то вперед, на раскрывающийся пред ним с каждым мигом все шире и шире простор, то на белые паруса, которые так походили на расправленные могучие крылья, то на широкую набережную покрытую толпами народа, телегами и конями. Пристань удалялась, удалялся и таял в чарующем пении моря и шум города.
Сзади подошел старец Дубрав, но ни Алеша, ни Ольга даже не заметили этого. То что видели они поглощало все внимание…
В тот день небо было покрыто огромными, устремленными куда–то вверх словно исполинскими горами, плотными и оттого темными в своем центре кучевыми облаками, однако по краям они были покрыты золотистыми каемками, над которыми сияло высокое весеннее небо, было ветрено и оттого эти огромные обрамленные золотом горы не стояли на месте, а, меняя свои величественные формы, летели куда–то к горизонту, где волнистая поверхность моря сходилась с небом – там облака словно бы ныряли в морские глубины. Из частых широких разрывов между этими облаками лились к водам светло–золотистые солнечные потоки – там, где по волнам бежала тень от облаков, воды оставались темными, там же, где эти потоки сталкивались с морем, воды сияли переливчатым, идущим, из самых глубин янтарным светом, словно там, в глубинах лежали огромные горы янтаря, словно все дно было усеяно им и каждый из этих камешков сиял из морских глубин, посылая свои лучи навстречу солнечным – там, где эти лучи сходились, трепетала, словно живая, золотая дымка.
А впереди сияющие стяги солнечных лучей падали к водам словно дождевые потоки, там паруса кораблей, и больших и малых, и близких и совсем дальних, едва видимых бороздили морские просторы.
– Ну вот, как получилось. – вздохнула Оля. – Я даже и не успела с ней попрощаться…
– Ты о чём? – Алёша обернулся к ней, и тут увидел, что по её гладким щекам медленно одна за другой скатываются слёзы.
– О земле, матушке родимой… Я ведь собиралась в последний раз поцеловать её, милую мою, но вот не получилось… Я ведь дочь её, словно берёза. Прощай, прощай, матушка…. А родители наши – как то они там…
– С ними всё хорошо! – грянул за их спинами, взволнованный этим разговором Дубрав. – Они, конечно, волнуются, ждут вас, но с ними всё хорошо, не волнуйтесь…
* * *
К вечеру даже высокие стены Орелграда стали лишь едва видными, неясными возвышенностями над волнистой линией горизонта, и то – видно их было лишь в те мгновенья, когда очередная волна, словно рука исполина, приподнимала корабль.