- Это было в таверне в Генуе. Парень сидел там с друзьями, они пригласили меня за свой стол. Кажется, это было летом. Темнело поздно. У него были зеленые глаза и светлые волосы, и в его лице не было ничего особенного, но впервые в жизни я взглянула на мужчину, и меня обдало жаром. Мне казалось, что и я ему нравлюсь.
Когда вспоминаешь, когда что-то заставляет вспоминать, кажется, будто видишь все издалека. Но как мало нужно усилий, чтобы снова почувствовать испарину страха, услышать собственный дрожащий голос, умоляющий: "Отпустите! Пожалуйста!". Она вырывалась у них из рук, а они тискали ей грудь, оставляя синяки, которые она ни за что не показала бы никакому лекарю.
- Я такое воображала о себе, Флориан! Я училась биться на мечах, и капитан даже иногда позволял мне занять место его пажа. Я думала, я такая...
Она не могла заставить себя поднять глаза.
- Он был несколькими годами старше и, явно, сын рыцаря. Я все делала, чтобы ему понравиться. Там было вино, но я не пила и все равно опьянела от мысли, что он хочет меня. Мне не терпелось коснуться его. Мы вышли, и я думала, он отведет меня к себе. Он увел меня к докам, за таверну, и сказал: ложись. Мне было все равно: хоть там, хоть где.
Галька: жесткая галька под скомканным платьем. Она чувствовала ее под ягодицами, когда легла, раздвинув ноги.
- Он стоял надо мной и развязывал гульфик. Я не знала, что он делает, ждала, что он ляжет на меня. А он вынул свою штуку и нассал...
Она потерла лицо ладонями.
- Он сказал, что я девчонка, которая разыгрывает из себя мужчину, и обоссал меня. Его друзья стояли рядом и смотрели. Смеялись.
Она вскочила на ноги. Меч глухо стукнул в пол. Она торопливо прошла к выходу, выглянула наружу и развернулась лицом к двум мужчинам.
- Вам, конечно, смешно. Мне хотелось умереть. Он держал меня, пока все его друзья делали это. Мне на платье. В лицо. Этот вкус... я думала, это яд, и я умру от него...
Годфри протянул к ней руку. Она отшатнулась от этого утешающего движения, не заметив его.
- До сих пор не понимаю, почему я позволила им.
Ее лицо осунулось от боли.
- Я умела драться. Даже если они были сильнее и их было слишком много, я могла вырваться и убежать. Я это умела. - Она провела ладонью по шрамам на щеке. - Кто-то проходил мимо, и я завизжала, но он притворился, что не слышит. Он видел, что они делают. Он не бросился мне на помощь. Он смеялся. Не могу его винить. Они даже не сделали мне больно.
Тошный страх в желудке не давал ей поднять глаз. Годфри, который сейчас вспоминает мокрую, вонючую, рыдающую молодую женщину; и Флориан, с которым уже никогда не будет, как было, после того как он услышал об этом, даже если сам он этого и не понимает.
- Господи, - мучительно выговорила Аш. - Если это был Фернандо дель Гиз... он забыл, иначе бы наверняка что-нибудь сказал. Смотрел бы по-другому. Ты думаешь, его друзья - те же самые? Ты думаешь, они вспомнят?
Сильные руки опустились сзади ей на плечи. Годфри молчал, но его пальцы сжимались все крепче, до боли. Аш чувствовала его немую мольбу, обращенную к Флориану. Она потерла пылающие щеки. Мать, мать, мать!..
"Я пять лет убиваю людей - и до сих пор думаю не как солдат, а как зеленый новичок..."
Голос Годфри за ее плечом горячо шептал:
- Флориан, узнай, помнит ли он. Поговори с ним. Он же твой брат! Откупись от него, если надо!
Флориан подошел к Аш, остановился прямо перед ней. В тусклом свете его лицо казалось серым.
- Я не могу этого сделать. Я не могу уговаривать его отказаться от этого брака. Они сожгут меня.
Аш сумела только недоверчиво переспросить:
- Что?
Она все еще дрожала от заново пережитого потрясения.
Человек, стоявший перед ней, протянул руку. Она почувствовала пожатие на своих пальцах. Руки отца Годфри у нее на плечах опять стали жесткими.
Длинные чуткие пальцы хирурга разжали кулак Аш. Флориан распустил шнурки камзола и притянул ее ладонь к своей груди под глубоким вырезом рубахи. Она ощутила теплую мягкую плоть и едва успела сказать: "Что?.." когда ее ладонь легла на полную, округлую, упругую грудь женщины.
Аш взглянула ему в лицо. Чумазый, невозмутимый, деловитый хирург твердо сжимал ее руку... и он был женщиной - ясно, как день: высокая женщина в мужском платье.
Годфри недоуменно пробасил:
- Что?..
- Ты женщина? - Аш ошеломленно смотрела на Флориана.
Годфри ахнул.
- И ты мне не сказала? - взорвалась Аш. - Видит Бог, я должна была знать! Ты рисковала всем отрядом.
Под полог просунулась голова пажа Филиберта. Аш отдернула руку.
Мальчишка переводил взгляд с одного на другого: лекарь, отрядный священник, капитан...
- Аш!
Он чувствует напряженность, подумала Аш, и тут же поправилась: нет, он слишком поглощен тем, что собирается сказать, чтобы заметить остальное. Мальчик пролепетал:
- Они не играют в футбол. Наши. Никто. Не хотят. Говорят, ничего не будут делать, пока ты не выйдешь и не поговоришь с ними!
- Приехали! - пробормотала Аш. Она посмотрела на Флориана, на Годфри. - Скажи им, что я уже иду. Сейчас же! - Филиберт убежал. - Этого нельзя откладывать. Они ждать не станут. Потом. Флориан... нет. Как тебя зовут?
- Флора.
- Флора...
- Я не понимаю, - откровенно признался Годфри.
Высокая женщина стягивала завязки на вороте рубахи.
- Мое имя - Флора дель Гиз. Я не брат Фернандо - у него нет братьев. Я его сводная сестра. Это был единственный способ стать врачом, и... нет моя семья не примет меня с распростертыми объятиями: ни бургундская, ни, тем более, германская ветвь дель Гизов.
Священник вылупил глаза:
- Ты - женщина!
Аш проворчала:
- Вот за что я держу тебя в отряде, Годфри. Какая сообразительность! Какой ум и способность мгновенно проникнуть в суть происходящего! - Она бросила взгляд на свечу с часовой разметкой в фонаре, горевшую ровным пламенем на столике. - Время обедни [В этом тексте отсчет времени часто дастся по монастырской системе: обедня - шестая служба в течение дня, начиналась в 3 часа пополудни. Распорядок монастырских служб был таков: