- Уверен, что не хочешь оставить мое место за собой?
Она была заранее уверена в ответе. У Герена не оставалось выбора. Аш предпочла явиться в лагерь таким образом, что первыми ее встретили люди, и не помышлявшие тянуться к высоким чинам. Их искренняя радость захватила остальных, так что рыцарям - сторонникам ван Мандера - ничего не оставалось, как позабыть о расцветших в ее отсутствие надеждах на продвижение и присоединиться к общему ликованию.
Герен перешел на цветистый валлийский:
- Провались оно совсем, ваше место, капитан! Забирайте его себе и добро пожаловать!
- Светоносная! - выкрикнул кто-то у нее за спиной, а другой голос, кажется, Жан-Жакоба Кловета, проревел:
- Львица!
- Слушайте! - Аш высвободила обе руки и вскинула их, требуя молчания. "Со всеми упущениями и недоделками можно часок подождать", - решила она. Слушайте! Я здесь, я вернулась, а сейчас я собираюсь в храм. Все, кто хочет вознести благодарность за избавление от тьмы - за мной!
Целую минуту она не слышала собственного голоса. Наконец бросила и пытаться перекричать толпу, просто ткнула Эвена Хью в спину и указала пальцем. Они двинулись к главным воротам, во главе добрых четырех сотен человек, и Аш отвечала на вопросы, и расспрашивала, и принимала поздравления с выздоровлением - и все на одном дыхании под мерцающим раскаленным небом.
Храм Митры, естественно, располагался в стороне [Могу только процитировать объяснение, приведенное в издании 1939 года Вогана Дэвиса, с которым совершенно согласен:
"Особенности религии, исповедуемой в пятнадцатом веке соратниками Аш, не имеют аналогий в современном христианстве. Более здоровый век, в сущности, менее насущно нуждавшийся в божественном покровительстве, чем наше время, мог позволить себе такие религиозные сатиры, которые нам могут показаться богохульством. Образчики такой раблезианской сатиры ( появляющиеся только в манускрипте Анжелотти) не в большей мере следует воспринимать как факты, чем описания случаев похищения детей и отравления колодцев представителями еврейской расы. Все это - сатира, направленная пpотив папства, бывшего в 1470-х годах далеко не безупречным, выказывающая чувства, которые веком позже вылились в движение Реформации.] от монастыря. Аш, во главе огромной толпы, направилась к ближайшей роще.
Густая еще листва дробила солнечные лучи. Аш глубоко вздохнула, только теперь почувствовав, как кружила голову слепящая жара, и посмотрела вперед, туда, где в золотистой тени у входа в тяжелое каменное здание уже ждали ее офицеры: Флора, Анжелотти, Годфри и Роберт. Она чуть кивнула, и почувствовала, как отпустило их напряжение.
Аш подошла. Флора пристроилась рядом, с другой стороны Годфри. Анжелотти поклонился и вместе с Робертом Ансельмом посторонился, давая ей пройти. Аш задумчиво посмотрела через плечо на этих двоих.
У входа уже стояли жрецы. Аш сцепила руки с Годфри и Флорианом. Понимая, что внизу места на всех не хватит, латники и стрелки преклонили колени на ковре из листьев: чумазые лица в пятнах солнечного света, просочившегося сквозь зелень. Они сняли шлемы и шляпы, но говорили в полный голос и пересмеивались без опаски. К ним вышел младший из жрецов Митры, служба здесь должна была пройти так же, как и внизу.
Не размыкая рук они спустились по ступеням, сменив аромат сухого леса на сырой запах подземелья.
- Ну? Что там при дворе? Будет герцог драться?
- Слухи, - отозвался Годфри. - Наверняка не берусь сказать. Конечно, ему не удастся закрыть глаза на войско, расположившееся меньше чем в сорока милях, но... Невероятно! - вырвалось у него. - У него в библиотеке не меньше трехсот томов!
- О, ты все о книгах... - Аш оперлась на руку Годфри.
Лестница кончилась. Они стояли в храме. Косые лучи прорывались сверху, заливая пол потоком света и теней. Римская мозаика из крошечных нежно-окрашенных квадратиков складывалась в фигуры Апрельских Дождевиц и Гордых Охотников.
- Какое мне дело, сколько там книжек у этого герцога, Годфри?
- Да, конечно... тебе сейчас не до того. - Он склонил голову, пряча в бороде улыбку. - Но какие у него Псалтыри! Одна, несомненно, иллюстрирована Роджером ван дер Вейдом! И полное собрание "Chanson du Geste" [Chanson du Geste - героическая поэма (франц.)], детка - Тристан, Артур. Жак де Лальян...
- Да ну? Неужели?
- Ужели! - хихикнув, передразнил Годфри.
- Вот чем плоха война, - с сожалением вздохнула Аш, преклоняя колени перед огромным алтарем Быка.
- А? Какое отношение к войне имеет Лальян? - удивился Годфри. Господи, детка, он уж лет тридцать как помер.
- Да нет, - Аш дружески пихнула священника в бок. Жрец на алтаре усмирил ее строгим взглядом. [Ни женщины, ни рядовые солдаты не допускались к мистериям Митры.] Аш перешла на шепот, поняв, что ее все еще заносит после восторженной встречи в отряде. Сверху слышалась неутихающая болтовня. - Я хотела сказать, чем плоха война, это как он кончил. Вот смотри: идеальный рыцарь, не пропустил ни одного турнира, участвовал в каждой заслуживающей упоминания битве... даже взаправду разбил свой шатер у брода и преломлял копье с каждым проезжим [В 1450 году.] - а чем кончил?
Годфри порылся в памяти:
- Кажется, убит при осаде Гента?
- Ага. Пушечным ядром.
По кругу пошла чаша с кровью. Аш отпила, склонила голову и формально произнесла:
- Возношу благодарение за исцеление от ран и посвящаю свою жизнь продолжающейся битве Света против Тьмы. - Дымящаяся чаша перешла к следующему, и она снова зашептала: - Вот я о чем, Годфри. Все добродетели рыцарской войны, а толку? Какой-то засранец-пушкарь одним выстрелом сшиб ему голову нафиг!
Годфри протянул ей широкую руку и помог подняться на ноги. Аш не ломалась - помощь пришлась кстати.
- Я, вообще-то, всегда знала, что война - грязное дело, и больше ничего, - сухо добавила она. - Годфри, почему Роберт и Анжелотти меня избегают?
- Что ты говоришь? Подумать только!
Аш поджала губы. Благословение шло к концу; она дождалась, пока стихло пение одетых в белое с зеленым мальчиков, и пошла вверх, к свету, вслед за командирами копий. Сколько же людей в ярких одеждах и блестящих латах вышло вместе с ней под своды леса, отмахиваясь от надоедливой мошкары, и каждый ждет от нее хоть одного ободряющего слова!
- Кони совсем застоялись! - это отрядный коновал.
- Было двадцать свиных туш, и девяти как не бывало, - жалуется Уот Родвэй.
- Стрелки Хью то и дело задирают моих! - негодует светловолосый старшина алебардщиков. "Каррачи, - вспомнила Аш, - экий сегодня рьяный!"
Эвен Хью бранится:
- Бухалы чертова итальянца пристают к моим парням! Рядом женщина из аркебузиров:
- ...А у меня чуть не весь порох остался в Базеле! Аш встала как вкопанная посреди тропы.
- Подождите.
Бертран, ее паж, подал бархатную шляпку. Впереди послышалось фырканье лошадей. На поляне за темными стволами конюхи держат под уздцы боевых коней.
- Все потом, - приказала Аш.
В тени на опушке группа латников. Знамя обвисло, но - Аш присмотрелась: желто-белые квадраты, пересеченные белой решеткой, мулетта [Не имеет отношения к бою быков. В геральдике - пятиконечная звезда.] и... то ли кресты, то ли кинжалы. Одеты все в белое с багровым.
Под мышку просунулась рука, вытолкнула ее из толпы солдат и оттянула на несколько ярдов. Не глядя на нее, Роберт Ансельм пробубнил:
- Я подыскал нам контракт. Вон он. Познакомься со своим новым нанимателем.
- С новым?.. - Аш вросла в землю. Не с ее весом было останавливать мощного воина, но Роберт Ансельм сам выпустил ее руку и упал перед ней на одно колено.
И второй зашуршал коленями по сухим листьям. Генри Брандт. Тут же оказался и Антонио Анжелотти. Аш посмотрела на склоненные макушки своих ближайших помощников и уперла руки в боки.
- Новый, простите, кто? С каких это пор?