Грегори ухватился за подол Корделии, и лупил взглядом солдат из-за спины сестры и братьев. С земли в солдат полетел град из камешков и веток. Крестьяне с руганью отскочили, потом снова бросились вперед, закрывая лица руками - но Грегори метко находил уязвимые места, и стоны боли чередовались с визгом.
Нападающие в панике отступили. Один из них выронил меч, и тот подпрыгнул вверх, завертелся перед солдатами, словно крылья мельницы под порывом ветра, поворачиваясь то туда, то сюда, словно отыскивая, кого бы зарубить. Крестьяне отступили еще немного, стараясь найти брешь и ударить но бреши в обороне не наблюдалось.
Подковы и зубы Фесса, кажется, были вездесущи, и рог единорога покраснел от крови - но вокруг теснилась сотня солдат, а то и больше.
Джеффри, бледный от ярости, шагнул вперед. Солдаты, оказавшиеся перед ним, разлетелись в стороны, натыкаясь на товарищей, толпившихся за спиной, и опрокидывая их. Ряды солдат словно разрезал гигантский плуг, неумолимо двигавшийся вперед.
"Нет, Джеффри!" - изо всех сил подумал старший, но средний брат, словно не слышал его. Он шел вперед, медленно, шаг за шагом, словно брел по колено в патоке. Одна, только одна мысль звенела у него в голове, снова и снова: "Шир-Риф! Я умру, но прикончу ядовитого гада по имени Шир-Риф!"
Магнус бросился за ним, присоединив свои силы к напору Джеффри, расталкивая, сбивая с ног солдат. Он не хотел убийств - но если кто-то и должен был умереть, то пусть лучше это будет Шир-Риф, а не его, Магнуса, брат.
- Убейте их! - надрывался Шир-Риф, белый от ярости, и солдаты снова бросились в атаку. Их было с полсотни, взрослые мужики, против всего двух мальчишек. Новобранцы-крестьяне волной накатились на тех, кто стоял впереди, а те, что стояли впереди, побежали на приступ, наваливаясь на мальчишек. Корделия завизжала от обуревавшего ее гнева, и камни градом полетели в солдат - но те наседали на растущую над братьями кучу-малу. Внизу, под телами, отчаянно извивался придавленный к земле Джеффри, хватая воздух ртом, а сверху наваливались все новые и новые солдаты, прижимая к земле, расплющивая, и страх смерти от удушья пробежал по его жилам. Джеффри изо всех сил сопротивлялся, и его брат - тоже, пытаясь поднять сминающую их массу вверх, из последних сил, до последней капли адреналина в крови. Людская куча заворочалась, опустилась еще чуть-чуть, застыла... А сверху запрыгивали все новые и новые солдаты, сжимая крошечный пузырек телокинетической силы, еще защищавший юных чародеев, и чудовищная гора плоти становилась все тяжелее и тяжелее, сжимала, стискивала, сдавливала, плющила...
Как вдруг под сводами леса зазвучал хриплый клич:
- За Королеву и Греймари!
И из-за деревьев на полянку посыпались солдаты в королевской форме, лица, скрыты под стальными шлемами, с эмблемой королевского элитного Летучего Легиона на рукавах мундиров!
Они организованно набросились на неопытных крестьян Шир-Рифа, разрубая их пополам алебардами, протыкая длинными пиками насквозь. Люди Шир-Рифа повернулись лицом к атакующим, вопя от ужаса и гнева, пытаясь сопротивляться. Мелькали алебарды, люди падали, заливая землю фонтанами крови. По воздуху пролетела чья-то отрубленная голова, чье-то обезглавленное тулово осело наземь.
С ушераздирающим воплем огромный черный конь встал на дыбы, блистая стальными подковами, - а рядом с ним единорог, грозящий мятежникам своим серебряным рогом. Люди Шир-Рифа завопили в суеверном страхе, столпившись вокруг огромной людской кучи. Солдаты короля быстро окружили их со всех сторон.
Сквозь эту мешанину пробивался большущий гнедой конь с рыцарем в золотых доспехах, кричавший:
- Вперед, мои храбрые воины! Вперед! За свободу! Отбрасывайте бунтарей в сторону! Прорубайтесь внутрь! Хватайте подлого труса - детоубийцу!
- Король Туан! - всхлипнула Корделия.
Да, это был король, прорубавшийся вперед, сквозь человечью кучу-малу над двумя мальчишками.
А куча неожиданно словно взорвалась, разбросанная яростной, всесокрушающей силой. Дюжина солдат пролетела по воздуху, сшибая товарищей с ног. В эпицентре освободившегося пространства грозил кулаками побледневший от ярости эльф, а оба мальчика, с трудом поднявшись на ноги, жадно глотали воздух.
- Гээ-ээллоуглааа-ааассс! - прогремел громкий голос, и с королевского седла пушечным ядром пронеслось что-то маленькое, темное.
Оно приземлилось рядом с полузадохшимися мальчишками и оказалось двух футов ростом, с огромной головой, чернобородым Бромом О'Берином, Первым Советником короля, примчавшимся, чтобы защитить своих любимчиков.
Коротыш прыгнул на врагов, раздавая во все стороны могучие пинки и сбивающие с катушек удары. Закованные в броню солдаты валились как снопы под его тяжелыми кулаками. Фут за футом он пробивал путь от мальчишек к Корделии, и наконец она, подхватив Грегори, с радостным криком бросилась по расчищенному коридору к старшим братьям.
А люди Шир-Рифа повернулись лицом к новому противнику - и противник был везде, они заняли всю поляну, их было не меньше сотни - против пяти десятков. Ветераны Шир-Рифа дрались с яростью обреченных, зная, что отступать некуда. Вдруг один молодой воин завопил:
- Пощады! Пощады! Сдаюсь! - и бросил алебарду, подняв руки.
Солдат короля схватил его за шиворот и отбросил назад, где другие солдаты, выбежавшие из-за деревьев, схватили и связали добровольного пленника.
Увидев, что пленника не убили, другие солдаты Шир-Рифа тоже завопили: "Сдаемся! Сдаемся!" Солдаты короля по очереди выдергивали их из рукопашной.
- Кто сдается, тот предатель, того навеки заклеймлю позором! - заорал Шир-Риф, - Предатель и дурак! Бейтесь! Это ваш единственный шанс! Король повесит тех, кто сдался!
- Прощение всем, кто сложит оружие! - перекрыл его вопли голос короля. - Прощение и милосердие! Я не трону ни одного, кто сложит оружие! Сдавайтесь и получите жизнь!
- Он лжет! - завизжал Шир-Риф, но тут король отбросил в сторону последнего охранника и его лошадь прыгнула к Шир-Рифу.
Шир-Риф завыл, как берсеркер, и бросился на короля, пытаясь достать противника мечом сквозь щель в забрале. Меч короля Туана взлетел, отражая удар, описал круг и ответным ударом обрушился вниз. Король сделал лишь один выпад, вытянув руку и склонившись с седла.
Шир-Риф испустил последний булькающий вопль, и его глаза остекленели монарший меч проткнул его сердце насквозь. Затем он упал, а король выдернул клинок из тела.
- Ваш хозяин мертв! - прогремел он. - Сдавайтесь! Вам не за что больше драться! Сдавайтесь, и вам будет дарована жизнь!
Солдаты Шир-Рифа дрогнули всего лишь на мгновение - но этого хватило для последней атаки отборной королевской гвардии. В одно мгновение они выбили оружие из рук врагов, и наставили острия мечей на солдат Шир-Рифа. "Сдаюсь! Сдаюсь!" - закричал поверженный враг, поднимая вверх руки. Тогда король Туан вытер лезвие меча и крикнул:
- Я дарю им жизнь!
Когда солдаты коороля связали офицеров Шир-Рифа и отвели их в сторону, Туан кивком показал на простых солдат.
- Отпустите их.
Гвардейцы, грозно поглядывая на пленных, расступились. Крестьяне испуганно хлопали глазами, еще не веря, что они свободны, и опасаясь, что их снова скрутят.
- Я объявляю, что помилую любого, кто бросит оружие и покинет армию Шир-Рифа, - объявил им Туан. - Теперь ступайте и расскажите об этом своим товарищам!
С радостными криками крестьяне бросились прочь.
Глядя, как они исчезают за деревьями, Бром О'Берин проворчал:
- Вы считаете, что ваше решение правильно, Ваше Величество?
- О да, - с полной уверенностью ответил король. - Они разнесут эту весть по армии Шир-Рифа, и та разбежится. Они вернутся по домам, как того и желает большинство. А остальные сообразят, что со смертью Шир-Рифа их война проиграна.
Он повернулся к детям.
Четверо смирных и послушных Гэллоугласов смотрели на короля с самыми дурными предчувствиями. Пак тоже - только на Брома О'Берина.
- Ваше Величество! Мы благодарим вас за спасение в безнадежную минуту, - еле выдавил из себя Магнус.
- Я рад, что поспел вовремя, - усмехнулся король. - Однако же я думаю, это послужит вам уроком не соваться в бой с целой армией, пока не подрастете!
- Да, да!
- Это было опасное сумасбродство, мы знаем!
- Мы больше никогда не будем!
Король воздержался от замечаний по поводу последнего восклицания, заметив, кстати, что Джеффри не проронил ни слова.
Набравшись смелости, Корделия спросила: