Там, на холмистой гряде, стоял неожиданный сверкающий белый замок, с тонкими золотыми колокольнями, с далеким гулким перезвоном.
Под колесами громыхнул мостик. Пешеход в рясе машинально посмотрел в мою сторону. Закрестились бабки в темных одеждах. Я резко затормозил. Мой рыжий пес кувырнулся, как подстреленный.
- Батюшка! - закричал я вдруг. - Садитесь, подвезу!
Поп остановился.
- Подвезу, пожалуйста...
- Вы, однако, добрый, хороший человек, - молвил он, протискиваясь в машину, - добрый человек.
Мы поднимались в этот маленький, такой несовременный город, мимо двухэтажных домов, зеленых ларьков и розовых стен к синим от золота куполам, к черным от воронья березам.
Я не думал, что попаду сюда, в пряничный, в золотой фольге, в синих обертках, вылепленный город, именно теперь. Да, у меня было желание, но мне казалось это необязательным, отложенным на "когда-нибудь". И если бы не асфальтовые катки, перекрывшие бетонку, заставившие меня поехать кружным путем, если бы не этот поп, кто знает, пришел бы я сюда или нет.
У главных ворот я вышел вместе с ним. В гудящий колокольный звон проник отчаянный осенний крик ворон. Я сказал, тронув его за широкий черный рукав:
- Мама у меня, знаете, верующая.
- Похвально, - кивнул он, - похвально.
- Помогите мне.
- Чем я должен вам помочь?
- Вы знакомы с ректором академии?
- Да, я знаком, - ответил он. - Это необыкновенной глубины, мудрый, достойный человек.
- Мне во что бы то ни стало надо с ним поговорить.
- Мирянам попасть к нему чрезвычайно сложно и трудноисполнимо. Вряд ли получится.
- Ну постарайтесь, - я машинально сложил просительно руки. - Постарайтесь, пожалуйста.
- Не в моих силах требовать аудиенции для вас.
- Тогда передайте всего два слова...
- Кому вы хотите передать? Его преосвященству?
- Да, ему...
От любопытства или, может быть, удивления этот белесый моложавый человек в рясе даже остановился. Но мы загородили узкую дорожку из каменных плиток, и нас толкали. Правда, почему-то норовили толкнуть одного меня. Ряса была неприкосновенна.
- Какие слова я должен передать?
- Пожалуйста, всего два слова: "Настенька прислала".
- Как вы сказали? - он удивился пуще прежнего.
- Настенька просит.
- Ну хорошо. Я попытаюсь, - он задумчиво потер, обхватив тонкими пальцами великолепно выбритый, надушенный подбородок.
- Прощайте, - поклонился он и пошел по каменной тропинке за угол к могучим каменным воротам.
Я ждал.
Как это будет? Позовут ли меня? Придет ли за мной какойнибудь нарочный? Или никто не явится, и мне придется уехать восвояси?
В длинном черном автомобиле пожилой водитель, равнодушный ко всему, зевал. Крикливые стаи птиц носились над куполами, роняя серый пух на темные группы людей, на каменные плиты, на жалостных в серых своих дорожных одеяниях женщин - молодых, не молодых, - брошенных как будто на эти плиты женщин.
Там, в глубине, расплывчатой, как марево, медленно кружились огоньки свечей, на улицу шел от них ровный, спокойный гул.
По садовой дорожке, за металлической оградой, у самых стен, пряничных стен академии, прогуливались какие-то люди в болоньях. Крепкие, молодые, сильные. Двое были в темных очках. Они что-то весело рассказывали остальным...
Он подошел незаметно, сбоку. И, прежде чем я понял, кто стоит рядом, спросил так, что я вздрогнул:
- Неужели умерла?
Я молчал, не сразу понимая. Холодная стынь пошла к сердцу. Он внимательно, спокойно смотрел то на меня, то на моего случайного знакомого, который стоял поодаль за ним.
- Так в чем же дело? - спросили меня тихим, скорбным, хорошо поставленным голосом. - Она умирает?
И тут он, кажется, смутился.
- Я, право, не знаю, что привело вас ко мне. Мы так условились... меня позовут, если... если... Вы очень похожи на вашу матушку,
Я молчал.
Он бросил водителю в черном автомобиле:
- Федор Иваныч, мы едем.
Пожилой водитель включил мотор, не спеша, солидно вышел, открыл заднюю дверь машины, с белыми шторками на стекле.
Ректор пошел к нему. Я загородил дорогу.
- Позвольте мне подвезти. Я должен поговорить с вами. Пожалуйста, - попросил я.
- Хорошо, - кивнул он. - Федор Иваныч, вы поедете за мной следом.
Наша кавалькада плавно двинулась от собора вниз. Долго за нами гудел торжественный зов колоколен, криком кричал неуемный плач воронья.
- Прошу меня простить. Я не хотел вас обидеть, - проникновенно сказал он. - Я знаю, кто вы. Я слышал о вас премного. Ваша матушка говорила мне.