Карабкаться на второй этаж по наружной стене родного университета оказалось гораздо проще, чем я думала. Разве что немного мешали листы бумаги, которые мне приходилось держать во рту.
Фасад нашего универа весь был украшен лепниной, вензелями и фестонами. Вот по ним — то я и карабкалась на третий этаж. Мне нужен был кабинет Антона Васильевича. Ж — ж-жуткого преподавателя математического анализа, прозванного добрыми студентами МатМаньяк.
Сегодня у моей соседки по комнате, Ноны, финальный экзамен по матанализу. А я проиграла ей в дурака желание. Зачем, спрашивается, играть с ней садилась? Мне же вечно не везет. В общем, Нонка пожелала, чтобы я передала ей ответы на экзаменационные билеты через окно.
Все знают, что МатМаньяк обыскивает студентов на выходе в свой кабинет и разрешает им войти только с чистым листком и ручкой. И Нона надеялась, что пока профессор будет обнюхивать всех на входе, она откроет окно и заберет у меня листы с ответами.
Так я оказалась на узком парапете третьего этажа с бумагой во рту. Подо мной уже начала собираться толпа зевак, парочка парней даже заулюлюкала. Я нервно одернула юбку левой рукой, затем тихонько подобралась к нужному окну и разок стукнула.
Створка тихо отворилась и наружу высунулась тонкая рука Ноны. Она быстро перехватили листы и захлопнула окно. А я осталась за ним.
Черт, как теперь спуститься обратно?
— Давай к нам, малышка, — широко улыбнулся и многозначительно подвигал бровями качок снизу. — Прыгай прямо ко мне. Я поймаю.
— Нет, спасибо, я же не самоубийца, — пробормотала себя под нос я и завращала головой в надежде увидеть более легкий вариант спуска.
И обнаружила через три окна от меня водосточную трубу. Вот с ней дело точно пойдет легче. Осталось только до нее добраться. Проблема в том, что все три окна выходят из
кабинета Антона Васильевича, где вот-вот начнется экзамен. Будет не слишком хорошо, если преподаватель найдет меня за окном.
Между тем, парней внизу значительно прибавилось, и свист стал громче.
— Т-с-с, тише, — зашипела я, прикладывая палец к губам. — Хватит.
Я пригнулась так, чтобы незаметно проскочить мимо окон и почувствовала, что проклятая юбка снова задирается. Свист парней стал еще громче. Черт, знала бы утром, что полезу на второй этаж — надела бы брюки. И канареечно-желтый свитер сменила бы на что-то менее приметное. Но нет, Нонка заявилась ко мне сразу после пары, когда я уже никак не могла отвертеться.
Противная юбка никак не хотела возвращаться в исходное положение. Я еще несколько раз попыталась ее одернуть, но затем плюнула и решительно поползла к водосточной трубе. Шум на земле стал нарастать.
— Да тихо вы, — чуть сильнее шикнула я и тут же ускорилась. Мне показалось, что в аудитории за стеной стало подозрительно тихо.
Мне оставалось проползти мимо еще двух окон, когда предложения собравшихся внизу парней стали совсем уж громкими и похабными. И тогда одно из окон распахнулось, и из него высунулась борода Антона Васильевича. Профессору хватило пары мгновений, чтобы все понять.
— Иванько! — грозный рык преподавателя разнесся по двору, заставив толпу внизу резко поредеть, а меня еще немного ускориться.
Нет, не я это. Нет тут никакой Сеньки Иванько.
— Стоять! — профессор перешел на следующее окно, что поближе ко мне. — Немедленно спускайся!
— Так стоять или спускаться? — пропыхтела я, до заветной трубы оставалось каких — то пару метров.
— Ну я тебе сейчас! — Антон Васильевич перегнулся через подоконник и попытался схватить меня одной рукой.
Я взвизгнула и еще ускорилась. Рука преподавателя смачно ухватилась прямо за мою пятую точку. Я рефлекторно дернулась и почувствовала, что падаю.
Все, мать его. Лечу.
— Иванько! — дурным голосом проорал резко поседевший профессор.
А ведь все он виноват со своими экзаменами. И Нона с ее шпаргалками. Я разозлилась. И разозлилась настолько сильно, что не поняла вовсе, как очутилась целая и невредимая на земле, даже не почувствовав удара. А вот из окон кабинета Антона Васильевича раздавались крики студентов, визжала пожарная тревога и валил густой дым.
— Ну ты, Сенька, дала, — уважительно присвистнул мой вечно прогуливающий однокурсник. И чего, спрашивается, сегодня на учебу пришел? — Ты зачем кабинет МатМаньяка подожгла?
— Это не я! — испуганно открестилась я. — Я вообще просто мимо ползла.
— Да ладно тебе! — не поверил он. — Все видели, как ты спичку в окно бросила.
— Да какую спичку? — праведно возмутилась я, вставая сначала на четвереньки, а затем и на ноги. — Как бы я ее бросила, если у меня руки были заняты?
— Ну, а что ты бросила? — тут же впился в меня взглядом однокурсник. — Я видел, от тебя огонек пролетел прямо в окно. Яркий такой.
— Да ничего я не бросала! — упрямо покачала головой. — И вообще, пора мне.
Я попыталась сделать ноги, пока толпа окончательно не рассеялась, и меня не перехватил Антон Васильевич, но не тут-то было.
— Есения Иванько! — ледяной голос за спиной заставил меня вздрогнуть. — Следуйте за мной.
Вот же ж-ж… Нарвалась на проректора.
— Иду, Игнатий Петрович, — я шмыгнула носом, покорно опустила голову, еще раз поправила юбку и пошла следом за проректором.
Дорогу, которой он меня вел, я знала наизусть. Игнатий Петрович вошел в институт и отправился в правое крыло первого этажа. В ректорат. Я там часто бываю, потому что с поведением у меня. мягко говоря не ахти. Вечно я во всякие дурные истории влипаю.
То частушки матерные под окном преподавателя философии пою, то случайно роняю портфель на голову проверяющего из санитарного контроля. Ну не могу я просто спокойно учиться, энергии во мне много. Дурной.
В ректорате меня уже ждали. Новости в университете расходятся быстро.
— Иванько, — сухо кивнул мне наш ректор, Семен Базальтыч. — Что опять натворила?
— Н-ничего, — я потопталась на входе. — Здравствуйте.
Однако на мое приветствие никто не ответил. Вместо этого в кабинет, потеснив меня и проректора, который поспешил усесться в гостевое кресло, вошел охранник.
— Принес? — дождавшись кивка охранника, ректор продолжил. — Тогда включай.
Что должен был включить охранник, мне вскоре стало понятно. Он перегнулся через ректорский стол и воткнул в его ноутбук флешку. Затем потыкал в какие — то клавиши, и явно включилась какая-то видеозапись. Мне со своего места ее видно не было, но ректор смотрел на экран очень внимательно.
Ой, чует мое сердце, сегодня разборки будут куда серьезнее обычных.
С леденящим от ужаса сердцем, я заметила, что на экране воспроизводится запись, на которой отображается здание университета. Это же видео с внешних камер! Я нервно потерла о юбку мигом вспотевшие ладошки — это ж надо было так глупо попасться! Почему я никогда не думаю своей головой?
Тем не менее, на экране ничего не происходило.
— Не то, — ректор нетерпеливо мотнул головой. — Видишь, время не совпадает? — обратился он к охраннику, указывая пальцем в угол экрана. — Нужно немного перемотать.
Ох, может, это мой шанс, и нужно что — то сделать, пока они копошатся с записью? Но что я могу?
В этот момент мужчины склонились над экраном. Я решила все — таки воспользоваться моментом, и начала потихоньку соскальзывать со стула.
— Сидеть! — тут же шикнул Игнатий Петрович, резко оборачиваясь ко мне.
Я чуть не упала со стула. У него чуйка на мои проделки, не иначе!
Ректор слегка отодвинулся от экрана, и я могла узреть саму себя, неуклюже ползущую по стене. Божечки, как стыдно! А сейчас еще и юбка начнет подниматься… Вот я подлезаю к кабинету МатМаньяка.
— Ах! — мужчины вдруг резко отпрянули от экрана. Я ошарашенно уставилась на экран — там меня уже поймали. Неужели их это настолько удивило? В чем же дело?
— Перемотай назад, — быстро отдал команду охраннику Семен Базальтыч.
Тот тут же выполнил команду, да еще и зациклил видео, воспроизводя несколько секунд. Я с ужасом наблюдала, как моя рука летит в сторону окна кабинета МатМаньяка, а затем.
— Это что, спичка? — Игнатий Петрович прищурился, с возмущенным видом разглядывая искру, слетавшую с моих рук.
Сердце гулко застучало в ушах — я тоже отчетливо видела мелькнувшую искру. Но этого не может быть! Откуда у меня спички? Мое задание заключалось не в этом, да и вообще, я люблю проделки, но я же не дура, чтобы вытворять такое!
— Это какая-то ошибка, — моя голос сипел от напряжения.
— Что? — нахмурившись, посмотрел на меня Семен Базальтыч. Судя по выражению его глаз, диагноз меня ждал неутешительный.
— Ничего не было, — в доказательство своих слов я помотала головой, будто бы это могло чем-то помочь. — Я ничего не поджигала.
— Это все, что ты можешь сказать в свое оправдание? — хмуро приподнял брови ректор.
Я хотела было что-то вымолвить, но лишь хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. И правда, что тут скажешь?
— Да нечего с ней разговаривать! Результат налицо! — Игнатий Петрович гневно ткнул пальцем в монитор, где все еще зацикливалось видео с моим участием. — Поджог! Вот ведь додумалась! — он гневно сжал кулаки.
В кабинете повисла напряженная тишина. Видимо, решалась моя судьба. С каждой секундой молчания мне все больше становилось не по себе.
— И что же с тобой делать? — ректор устало потер глаза.
Я тут же навострила уши — такие слова давали надежду.
— Понять, простить и отпустить? — набравшись смелости, тихонько пропищала я.
Ректор злобно усмехнулся, и мое сердце снова трусливо уползло куда — то в пятки.
— Даже не рассчитывай! Поджог — это серьезный проступок! — воскликнул он. Затем, немного помедлив, добавил: — Выйди, пожалуйста, из кабинета на пару минут.
Ну, вот, теперь будут обсуждать, как меня наказывать. Понуро опустив плечи, я поплелась из кабинета. В коридоре стоял стул, но на него я так и не присела, нервно проходив из угла в угол все то время, пока решалась моя судьба.
— Иванько, — из кабинета выглянул Игнатий Петрович. Взглянув на него, я попыталась понять, что меня ждет, но его лицо не выражало никаких эмоций. — Можешь вернуться.
На ватных ногах я поплелась обратно в кабинет. Ректор наградил меня тяжелым взором.
— Ох, Иванько, какой у тебя богатый послужной список… — он постучал пальцем по документу, где были отмечены все мои проделки, на которых я попалась. А попадалась я почти на всех. — Я столько времени закрывал на это глаза, но теперь ты перешла все границы.
— Послушайте, я. — я резко подалась вперед, путаясь в словах. — Я исправлюсь, обещаю! Не знаю, что там на этом видео, может, какой — то солнечный блик. Я не делала ничего плохого!
— Что ты вообще делала за окном? — грозно вопросил Семен Базальтыч.
Застрявший в горле ком не дал мне ответить.
— То-то и оно, — утвердительно кивнул Семен Базальтыч. — Больше слов не нужно, тем более что я это уже сто раз слышал, а толку никакого.
Ректор подобрался и продолжил официальным тоном:
— Есения Иванько, ты отчислена из университета.