— Не стоит благодарности, — вежливо ответил он. — Вы уже сполна отблагодарили меня и весь экипаж одним своим присутствием на корабле. Это заметно скрасило наши серые будни.
Улыбка Виктории из приветливой сделалась чуточку лукавой:
— Держу пари, иногда вам казалось, что я их чересчур скрашиваю. Временами, особенно на первых порах, вы вообще жалели, что взяли меня на корабль.
— Ладно, — отозвалась Ева. — Вы тут развлекайте друг друга, а я побежала на кухню помогать маме. Скоро придут остальные гости, пора уже накрывать стол.
Конте проводил ее долгим взглядом, пока она не скрылась за дверью, затем снова повернулся к Виктории.
— Вы поселились у Евы? — спросил он, усевшись в соседнее кресло.
— Да. Мы с вами будем часто видеться.
В ее голосе явственно прозвучали кокетливые нотки, и Конте уже в который раз задумался о том магическом действии, которое оказывает на мужчин женская красота, особенно такая утонченная, как у Виктории. Как и все члены экипажа, он тоже не остался равнодушен к ней, и, если бы она остановила свой выбор на нем, а не на Мишеле Тьерри, у него вряд ли хватило бы сил противостоять ее чарам. И это при том, что он вовсе не был влюблен в нее, да и вообще не питал к ней каких-либо глубоких чувств. Она просто вызывала в нем желание — банальное и естественное желание, целиком и полностью продиктованное инстинктами.
«Все-таки мы, мужчины, похотливые животные, — размышлял Конте. — Нам следует брать пример с женщин — с их требовательностью, с их разборчивостью, с их глубиной чувств. Если бы в этом отношении мы были похожи на них, мир был бы гораздо лучше… Хотя нет — тогда бы человеческий род прекратил свое существование. А если бы, не дай Бог, женщины реагировали на мужчин так же, как мы на них, то у человечества, всецело поглощенного сексом, не оставалось бы ни сил, ни времени, ни желания развивать цивилизацию…»
Виктория проницательно смотрела на него, словно читая все его мысли. Наконец она произнесла:
— Извините, что вторгаюсь в вашу личную жизнь, коммодор, но мне кажется, что в последнее время вы слишком озабочены.
— Чем?
— Мной. С некоторых пор вас неотступно преследует желание завалить меня в постель. Только не говорите, что я ошибаюсь.
Конте почувствовал, как на его лицо набегает краска. Справившись с секундным замешательством, он спросил:
— Вы считаете, что это плохо?
— Вовсе нет. Само по себе это нормально. У каждого взрослого гетеросексуального мужчины моя внешность вызывает вполне однозначную реакцию, и я давно к этому привыкла. Однако в вашем случае присутствует один момент, который мне очень не нравится.
— Какой же?
— Вы хотите меня назло Еве. Вроде как для того, чтобы отомстить ей за ее холодность и безразличие. Вы смотрите на меня как на запасную утешительницу — а я не привыкла выступать в таком амплуа. Это сильно уязвляет мое самолюбие.
По своему обыкновению, Конте не стал с ходу возражать, а сначала хорошенько обдумал слова Виктории. И честно вынужден был признать, что она не так уж далека от истины. А вернее — попала в самую точку.
— Я должен попросить у вас прощения, — сказал он. — Вы совершенно правы. Сам я не догадывался об этом, пока вы не открыли мне глаза.
Она кивнула:
— Порой наше подсознание выкидывает и не такие штучки. Например, вы искренне убеждены, что Ева недолюбливает вас, и наотрез отказываетесь замечать очевидное, — а именно, что она только притворяется, притом очень неумело. Чтобы понять это, не нужно обладать какой-то особой проницательностью, достаточно быть лишь самую малость наблюдательным. Однако вы предпочитаете оставаться слепым.
Конте внимательно поглядел на нее:
— Зачем вы об этом говорите?
— Да затем, что Ева моя подруга, и мне надоело смотреть, как она мается. Ваше с ней поведение недостойно взрослых, здравомыслящих людей.
— А если так надо? — спросил он. — Если иначе нельзя? Между мной и Евой все равно ничего быть не может — и вовсе не потому, что я старше ее на пятнадцать лет. Есть причины и посерьезнее.
— Да, знаю. Но, по-моему, все это глупости. Ева только по крови принадлежит к Семье Трапани, а по воспитанию она одна из вас. Она выросла в офицерской среде, здесь сформировалась как личность; ее взгляды, система ценностей, убеждения полностью чужды жизненному укладу сицилианских Семей. Она даже разделяет ваше презрительное отношение к ним. Настоящая семья для нее — это вы, ваш Корпус.
Конте с трудом удержался от горького вздоха.
— К сожалению, это ничего не меняет, синьорина. Совсем ничего. Для наших Ева все равно остается внучатой племянницей дона Трапани. И будет оставаться ею всегда.
— А вы, стало быть, не собираетесь портить себе карьеру?
— Вот именно, — сухо ответил он, — Можете считать меня черствым и бездушным солдафоном, но без жены я смогу прожить, а без флота — нет.
— Нет, вы не черствый, — мягко произнесла Виктория. — И не бездушный. И уж тем более не солдафон. Просто вы одержимы своей работой.
Дальнейшему разговору помешал приход нескольких офицеров, которых адмирал также пригласил к себе на ужин. Среди них были начальник штаба эскадры, коммодор Валенти, и капитан Романо, шеф местного отделения Службы Безопасности.
Когда Конте обменялся любезностями со всеми новоприбывшими гостями, Романо, улучив момент, отвел его в сторону и спросил:
— Вы разговаривали недавно с адмиралом, коммодор?
— После представления в штабе нет. А что случилось?
— Несколько часов назад, анализируя полученные от вас материалы, мы открыли кое-что любопытное, даже интригующее. Я сразу передал эту информацию адмиралу, а он приказал произвести повторную проверку, после чего доложить обо всем вам.
— Да, — сказал Конте, — я слушаю вас.
— Только не здесь, коммодор. Лучше пройдем в библиотеку, это рядом. Там нам никто не помешает.
Они так и сделали. Закрыв дверь и включив звукоизоляцию, капитан Романс подошел к столу, где располагался компьютерный терминал, и вставил в считывающее устройство пластиковую карточку.
— Нам удалось идентифицировать фотоснимки и отпечатки пальцев трупа, найденного старшим лейтенантом Костелло, — сообщил он, однако в голосе его не слышалось удовлетворения проделанной работой; скорее он был озадачен.
Помимо тона, каким это было сказано, Конте также насторожила сама формулировка капитана — слишком сдержанная и обтекаемая. Обычно в таких случаях говорят «опознать труп» или «установить личность», а выражение «идентифицировать» оставляют для официальных документов.
— Ну и каков результат?
— Мы обнаружили полное совпадение с данными на некоего Карло Ломбарде, сотрудника торгового представительства Семьи Дольче на Дамогране. Примерно год назад местная полиция арестовала его за управление флайером в нетрезвом состоянии, и все сведения о нем, включая отпечатки, попали в полицейскую картотеку. Как только мы ввели информацию о трупе в нашу базу данных, компьютер автоматически произвел поиск в планетарной инфосети и вскоре выдал нам досье на Ломбарде. Насчет снимков вы и сами можете убедиться. Это не отпечатки пальцев, никакой экспертизы проводить не нужно.
С этими словами Романо вызвал на экран терминала две фотографии. На одной из них был изображен труп, обнаруженный более месяца назад в машинном отделении эсминца «Отважный»; а со второй на Конте с легкой улыбкой смотрел мужчина лет сорока. И хотя лицо трупа было искажено гримасой смерти, никаких сомнений не оставалось: на обоих снимках был один и тот же человек.
— Что же касается отпечатков, — подождав немного, добавил капитан, — то наши эксперты подтвердили их абсолютную идентичность.
Конте отвел взгляд от экрана и вопросительно посмотрел на Романо:
— Тогда в чем же проблема? По-моему, совершенно очевидно, что труп в машинном отделении и был тем самым Карло Ломбарде. Или у вас есть что-то
еще?