На столе была ладонь с окурками. Две розы без ножек плавали в блюдечке.
Вбежала мокрая девица и, косясь внутрь комнаты, толстенькими пальцами отдирала от грудей прилипавшую кофту.
- Радуга! - Девица выскочила. Вышли с хозяйкой на крыльцо.
Вожатый, коренастенький, без пояса, босиком, размахивая хворостиной, выпроваживал на улицу козла.
- Ихний? - просияла Зайцева.
Туча убегала. Кричали воробьи. Мальчишки высыпали на дорогу, маршировали:
Красная Армия
Всех сильней!
Плелись коровы. Важная и белая, раскачивая круглыми боками и задрав короткий хвостик на кожаной подкладке, шла коза. Зайцева позвала:
- Лидия, Лидия!
- Лидия, Лидия, - вывесились из окон дефективные.
Закат светил на вывеску с четырьмя шапками. Играли вальс. В окне лавчонки висел ранец.
- Жоржик, - закричала Свистуниха и остановилась с ведрами в руках.
Это Лидию прежде звали Жоржиком: Зайцева переименовала. - Не женское имя, - объясняла она.
1925
СОРОКИНА
1
Заходил правозаступник Иванов с брюшком и беленькими усиками: рассказал два таинственных случая из своей жизни.
Сорокина, откинувшись на спинку, рассеянно слушала. Смотрела равнодушно и снисходительно, как ленивая учительница. Над стулом висел календарь и Энгельс в кумачной раме.
Ломились в лавки. Несло постным. Взлетали грачи с прутьями в клювах. Гора на другом берегу была бурая, а зимой - грязно-белая, исчерченная тонкими деревьями, будто струями дождя.
Перед ротой командир,
пели солдаты,
Хорошо маршировал.
С полотенцем на руке, Сорокина смотрелась в зеркало: под глазами начинало морщиться.
Пришел отец, веселый:
- Я узнал рецепт, как варить гуталин.
Мать поставила на стол солонку и проворно подошла к окну.
- Пахомова! Вся изогнулась. Откинулась назад. Остановилась и оглядывается.
И, поправив черную наколку, осанисто, словно дама на портрете в губернском музее, посмотрела на отца.
Он, бравый, с висячим носом, как у тапира в "Географии", стоял перед зеркалом и протирал стетоскоп.
Тучи разбегались. Старуха Грызлова, в черной мантилье с кружевами и стеклярусом, несла церковную свечу в голубом фарфоровом подсвечнике.
- Сегодняшний ветер, - подняла она палец,- до вознесенья.
То там, то здесь ударяли в колокол.
Сорокина поколебалась. Нищая открыла дверь.
Тоненькие свечи освещали подбородки. Духовные особы в черном бархате толпились на средине, перед лакированным крестом.
- Глагола ему Пилат!..
Пахомова, в толстом желтом пальто, не мигая, смотрела на свою свечку.
Моргали звезды. Сторож, задрав бороду, стоял под колокольней:
- Нюрка! шесть раз бей.
- Я полагала, вы неверующая, - подошла курносенькая регистраторша Мильонщикова.
Вертелась карусель, блестя фонариками, и, болтая пестрыми подвесками, медленно играла краковяк.
Русский, немец и поляк,
напевала Мильонщикова.
Светился погребок. Пошатываясь, вылезли конторщики:
- Ваня, не падай.
- Кто это?
- Не знаю. Вылитая копия Дориана Грэя - как вы полагаете?
Ваня. Плескались в вставленных в вертушку бутылках кагор и мадера, освещенные лампочками.
Ваня.