- У меня был сверток. Пакет такой целлофановый... На багажнике. Ты не видела? Ну, пакетик этот, синий с красным. А?
- А что? - самым небрежным тоном спросила Сеня и принялась ковырять землю носком сандалеты - только бы не глядеть на него, только бы он не заметил её смущения...
- Этот сверток... ну... папа просил на станцию отвезти. Надо было его... в общем, неважно! Он пропал. Я все обыскал, но он как сквозь землю... Я сначала с Костиком на пруд поехал - перед тем, как ехать на станцию. Гляжу - его нету. Может, по дороге обронил? Ты не видела?
Только тут Сеня заметила, что Мамука бледный какой-то и вроде бы похудел. Ногти на толстых коротких пальцах обгрызены до крови, на лбу капельки пота. Сене его стало жаль.
- Нет, не видела. А что, там было что-то важное? - вскользь поинтересовалась она.
- Очень важное! Для отца. Я не знал! И он... он... - но Мамука недоговорил, поперхнулся. Отчаянно махнул рукой, закашлялся. Поднял глаза. - Ладно. Передай своему брату, что я на озеро не поеду - меня из дому не пускают.
Он повернулся и поплелся к дому.
"Еще один пленник!" - подумала Сеня, и ей стало совсем тошно.
Дама в шляпке, прикрывая глаза ладонью, - прямо в лицо било солнце, крикнула гортанным голосом:
- Мамука! Иди сюда! Последи за Лаличкой! Не могу больше - голову печет...
Экая цаца! Это в шляпке-то голову ей печет! Сеня фыркнула и проводила взглядом удалявшуюся фигурку Мамуки. На душе у неё кошки скребли, словно кто-то царапал внутри острыми ранящими коготками - и вот тут она вспомнила об угрызениях совести... Какая точная фраза! И в самом деле - будто тебя разгрызают... И насколько же эти терзания превозмогали минутное удовольствие от обретения треклятого свертка!
"Надо что-то делать! - Сеня припустилась вдогонку за папой. - Надо мальчишке помочь! И вовсе он не такой уж противный. Жалко его... И что скажет Проша? И где-то он? Ох, беда!"
Наконец добрались до дома, и мама усадила мужчин пить чай. А сама позвала Сеню сажать салат - бабушка таки настояла! Со своей грядки Сеня не могла услышать ни слова из разговора, шедшего на веранде, и это было паршиво - она чуяла, что съемка, заказанная отцу, каким-то образом связана с исчезновением конверта с фотографиями.
Широко распахнув калитку и бодро помахивая объемистыми пакетами, явился дедушка.
- Люди! Я вам гостинцев привез!
Сеня кинулась деду на шею, мама отобрала у него сумки и повела к столу. Заметив Валета, дед помрачнел, но поздоровался с ним как ни в чем не бывало, обнял зятя и принялся за еду. У деда был диабет и ему нужен был строгий режим питания - есть полагалось часто и в строго определенное время.
- Вот, Мосина, я тебе сладенького привез, - шепнул дед ей на ушко, чтобы никто не расслышал. - На-ка вот, к себе унеси...
Дед частенько баловал внучку сладостями тайком от бабушки. Зная, что диабет - болезнь наследственная, да ещё особо цепляется к любителям сладкого, баба Инна следила, чтобы Сеня со сладким не перебарщивала. А та его страсть как любила!
Сеня кинулась к себе в комнату прятать гостинец: коробочку клюквы в сахаре. Вернувшись, Валета уже не застала - он ушел, а дед напал на зятя с расспросами.
- Ничего особенного, говоришь?
- Александр Алексеевич, уверяю вас - никакого криминала тут нет! Самая обыкновенная натурная съемка: пейзаж, овражек, участки... Видно, кто-то хочет купить... Это неподалеку отсюда - за деревней. Там сейчас многие строятся.
- И, говоришь, пятьсот долларов? Николай, ну сам посуди: могут за безделицу такие деньги платить? Значит тут что-то нечисто!
- Ой, Александр Алексеевич, вам всюду что-то мерещится! Я Валета со студенческих лет знаю - нормальный парень. Он прожектер - это да! Но знаете, мы ведь все немного того... не без этого. Помечтать, да повитать в облаках все горазды. Но это ведь не смертельно, так?
- Ох, Коля! Так-то так... Да только дело тут не в мечтаниях. Очень нехорошо это дело попахивает - а я такое за версту чую! И Валет этот твой... Гнилой он парень, Коля, насквозь гнилой. Я бы с ним ни за какие коврижки не связывался.
- Слушайте, но ведь это только слова! Гнилой... А этот гнилой, между прочим, мне хорошую работу нашел. Такую, которая на дороге сейчас не валяется... Вы ж сами знаете - если б не он, не видать бы нам этой дачи! Он связан с очень денежными людьми. И заказчики его - ого-го-го! Птицы высокого полета! Им что пятьдесят долларов, что пятьсот - невелика разница.
- Э-э-э, не говори, такие люди каждую копейку считают! А иначе не были бы они, как ты говоришь: ого-го-го! Сам-то себя не дури... Дело, конечно, твое, но я бы не стал с этим связываться. Откажись пока не поздно, догони дружка своего, извинись, что не сможешь взяться за эту работу, выдумай что-нибудь... мол, по семейным делам срочно в город нужно... Ну, я не знаю! Можно же что-то придумать...
- Нет, я не понимаю... - папа вскочил из-за стола и зашагал взад-вперед по веранде. - Почему вы так странно настроены? Вы что, не хотите, чтоб я для семьи пятьсот долларов заработал? Это ж огромные деньги! Сколько всего можно было бы... у Лельки туфель приличных нет! Вы поглядите, в чем она ходит? Я уж не говорю про зимнее: сапоги, дубленка... А это моя жена! Моя!!! И ваша дочь, между прочим! Вам приятно, что зять жену обеспечить не может?
- Коля, не заводись. Никто тебя ни в чем не винит - ты и так пашешь с утра до ночи! Но... - дед Шура и сам вскочил, и они оба заметались возле стола, рискуя стукнуться лбами. - Понимаешь, не любой ценой, вот я о чем говорю! Нельзя же связываться со всякой... шушерой, понимаешь ли! И Валет этот твой... хоть он меня озолоти - не нравится мне и все тут! Ты его просил помочь с переездом? Просил! Он тебе помог? А? Помог, я тебя спрашиваю? Что молчишь?
- У него закрут на работе, - хмуро буркнул отец, но Сеня, которая папино настроение чувствовала как свое, поняла, что в душе он сердит на Валета. И совсем его не оправдывает.
- Ах, закру-у-ут, понимаешь ли! - дед ехидно ощерился и упер руки в боки. - Значит, когда ему надо - он тебя на все сто нагружает, и ты как мальчишка кидаешься ему помогать! А как нужно тебе - у него закрут! Ха! Видали мы таких, да, батенька мой! И вообще, у него глаза бегают! Этакий лощеный хмырь! И тебя он втянет в свои делишки, ой, Коля, смотри, недалеко до беды! - дед с грохотом отодвинул свой стул и уселся за стол, ненароком толкнув локтем сахарницу - и сыпучие сладкие бисеринки разом посыпались через край. - Ах, зараза! Черт! Ксенька, подотри тут быстренько, пока бабушка не видала. Ну! В два счета - раз-два...
Пока Сеня прибирала на столе и смахивала в ладошку рассыпанный сахар, дед сидел молча, уронив голову на руки. Она невольно взглянула на его поникшую голову: надо же, совсем белая! А вены на руках - синие, вздувшиеся, они едва заметно пульсировали... Как живые существа! И ей отчего-то стало страшно за дедушку. Она постояла секунду возле него и вдруг неожиданно для себя крепко поцеловала. Дед поднял голову и с изумлением взглянул на внучку - такие телячьи нежности были не в её духе. Он улыбнулся ей - ласковой, грустной улыбой, взял её лапку, выпачканную в сахаре и... нежно поцеловал. Потом легонько шлепнул по попке, подталкивая на улицу.
- Иди, детка, гуляй. Гуляй! Да... - потом перевел взгляд на зятя. Взгляд у него был сокрушенный, растерянный. - Ты ведь знаешь, Коленька, грязные деньги счастья в дом не приносят. И прошу тебя: помни об этом - я ведь ничем, кроме стариковских нотаций, помочь тебе не могу... А ты не отвергай их сходу - слова-то мои... Боюсь ведь я за тебя. И люблю тебя, Коля, да... Я ухожу... а вы остаетесь. Кажется - взял бы душу, да перелил всю до капли, чтоб вы поняли то, что понял я. Ну вот, разворчался старик пора и честь знать!
Мама как раз внесла блюдо с дымящимися купатами, политыми кетчупом, но дед на них даже и не взглянул, тяжело поднялся и весь поникший, потерянный скрылся в комнате.
- Папа! - окликнула его мама и умолкла, перехватив мужнин взгляд. - Ну вот, купаты остынут... Ладно, ешьте, я их потом для дедушки разогрею.
А Сеня сбежала в сад. Что-то поднялось в ней - точно колючая ледяная поземка завихрила в душе...
"Дедушка мой умрет! Мой дедушка - он умрет. Нет, не хочу! Не хочу-у-у-у!"
Зима ворожила в её душе - и душа замерзала под её поцелуями.
Мысль о смерти тех, кого любишь, кто всегда, всю твою жизнь был рядом с тобой... и цветущие деревья, трава, кусты, это светлое небо... дыхание радости... Нет, это невозможно понять, это нельзя пережить... и кто только это придумал?! И Сеня вдруг ясно, отчетливо поняла, что это придумал Враг. И она всю свою жизнь будет с этим врагом бороться. Но дедушку, бабушку, папу, маму... - она же тоже когда-то умрет! - так вот, чтоб он знал: и маму, и папу - всех! - она ему не отдаст.
И успокоенная этим решением, примиренная с миром, она вернулась к столу, разом став мудрей и спокойней. И теперь - когда цель ясна, когда решение принято, можно вернуться ко всем заботам текущего дня. А о цели своей - о своем великом решении она подумает позже. Когда чуть-чуть успокоиться. Ведь нельзя же так волноваться - от этого сердце выскочит! А ещё надо поесть... и Сеня набросилась на купаты.
- Пап! - с набитым ртом пробубнила она. - Так ты согласился?
- На что? - отец сидел мрачный: как видно дедушкины слова задели его за живое и её болтовня была сейчас явно некстати...
- Ну, на эту срочную съемку.
- Ах, на это... Да, согласился. - Папа тряхнул головой, как видно, отгоняя дурные мысли. - Завтра утречком все отсниму, в город смотаюсь, проявлю пленку - и порядок. Так что, считай, новый велосипед у тебя в кармане!
Сеня завизжала и бросилась его целовать. У неё будет велосипед! Значит, вышло так, что стащив эти дурацкие фотографии, она подыграла отцу невольно, конечно! Этому надутому Мамукиному папаше срочно понадобились фотографии - старые-то пропали... А тут подвернулся папа - он же фотограф, а этот воняющий одеколоном Валет знал про это... И папа получил выгодный заказ! И у неё будет новый велосипед! Вот так штука... Получается, гадость обернулась радостью! Похоже, Проша был не совсем прав, и все, что ни делается - к лучшему! Не зря баба Инна так любит эту поговорку.
Но все-таки Сеня решила во всем лишний раз удостовериться.
- Пап, а заказчик твой... тот , которому нужны фотографии...
- Ну?
- Это тот дяденька, который вместе с дядей Андреем возле дома стоял? Ну, того дома - с башенкой? Он что, там живет? То есть... ну, ты понимаешь! - она почему-то смутилась и не могла подобрать нужных слов.
- Да, он хозяин этого дома. А что?