– Я начну с решений, последовавших за весенним выступлением. Администрация пыталась препятствовать работе профсоюза. Например, сразу перевела на другую работу недавнего выпускника школы, молодого рабочего, стоило тому сблизиться с активистами, прикрепляла к каждому новичку наставника, которому вменялось в обязанности вести антипрофсоюзную агитацию, запугивала каждого, кто хотел вступить в профсоюз. Но мы не отступили, а продолжали проводить вечера народных танцев и семинары, вот новички и тянулись к профсоюзу. Тогда фирма, чтобы отбить у новичков охоту вступать в профсоюз, пожертвовала Такано. В этом стремлении фирмы ограничить приток новичков в профсоюз мы усматриваем желание уничтожить его. Вот почему мы боремся против увольнения Фумико.
– Вопросов больше не имею.
– Есть ли вопросы у стороны ответчика? – бесцветным голосом спросил председатель у адвоката Баба. «Интересно, о чем он думает?» – подумала Фумико: каждый раз, когда она смотрела на серое, вытянутое лицо председателя, ее охватывало беспокойство. Адвокат Баба встал.
– Я хотел бы уточнить только одно. Из вашего заявления следует, что администрация поступила антигуманно, выдворив Такано из общежития. Но знаете ли вы, что ей отвели жилье на территории завода?
– Испытательный срок Фумико Такано закончился 15 июля, а 18 июля Кано уже запретил ей появляться на территории завода и приказал покинуть общежитие. Но профсоюз расценил этот приказ как противозаконный.
Фумико вспомнила, как в тот день Кано пригласил ее в медпункт и сказал: «Ты больше не работаешь в фирме, и тебе придется освободить место в общежитии. Ты больна, болезнь будет прогрессировать, поэтому тебе бы лучше поехать домой, в деревню». Совет был весьма любезный, однако было ясно, что ей действительно лучше вернуться домой. Но разве могла она предполагать, что профсоюз так активно встанет на ее защиту? Как же теперь все бросить и вернуться в деревню! И из дома нет никаких вестей, может быть, родители не хотят, чтобы она возвращалась… На людях Фумико старалась казаться бодрой, но, оставшись одна, впадала в уныние.
Как-то раз, затеяв стирку, она включила газ, чтобы согреть воду, но вдруг к ней подошла комендант и, не говоря ни слова, газ выключила. Раньше все соседки по комнате, следуя примеру Танэко, поддерживали Фумико, но последнее время одна из них – Кадзуко Маруки, – сдружившись с наставником, под его влиянием все хуже и хуже относилась к ней. Часто Кадзуко вроде бы по дружбе говорила Фумико: «Сегодня меня спрашивали девушки из соседнего общежития: что это, мол, ваша Такано, говорят, больна, а за ней все не приезжают?!» Или: «Тебе надо поменьше краситься! Из-за тебя у нас неприятности, но мы терпим, а вот тебе-то уж не пристало щеголять в туфлях на высоких каблуках…»
Однажды в жаркий июльский день один из вахтеров дал Фумико монету в сто иен: «Купи себе хоть мороженое» – пожалел ее. Фумико была очень рада, ведь обычно вахтеры были на стороне фирмы. В магазинчике возле общежития она купила две порции по 20 иен и, придя домой, тут же съела. Одна из соседок Фумико видела это, и потом Фумико слышала, как она говорила: «За нее тут борются, а она себе по два мороженых покупает, мы и то по одному…» И Фумико поняла, что далеко не все, кто ее окружают, – ее сторонники и тем более – друзья. Она почувствовала себя страшно одинокой, и ей захотелось позвонить в профсоюз, но вдруг Фумико услышала: «Нечего телефоном пользоваться: встретишься – наговоришься». До сих пор комендант не говорила ей такого.
Но Фумико не уезжала из общежития, хотя ей запретили ходить в столовую – вахтеры не пропускали ее, объяснив, что это приказ администрации. И только потому, что Накамити и Нобуко Ито приносили ей еду в общежитие, Фумико не сидела голодной. Но уже через неделю им запретили выносить из столовой посуду, и Фумико пришлось готовить самой. Теперь она перебивалась дешевым супом в пакетах и хлебом.
Тем временем администрация начала переселять работниц из общежития, где жила Фумико, – там начинался ремонт – в новое общежитие. Танэко Накамити получила приказ перейти на завод в Тамати, и в новом общежитии, естественно, не было места для Фумико. На собрании две трети девушек изъявили желание остаться вместе с Фумико в старом корпусе, остальные же, заявив, что не хотят больше жертв, переехали в новое общежитие. Но потом и оставшиеся стали потихоньку переезжать, сдаваясь под нажимом администрации.
Три месяца одиноко жила Фумико на четвертом этаже, где были отключены и газ, и электричество. Она держалась стойко, и в груди ее зрела решимость не отступать теперь уже до конца.
На первых двух этажах шел ремонт: оттуда постоянно доносился грохот и шум. Когда Фумико спускалась вниз, парни смеялись над ней и отпускали вслед сальные шуточки. Фумико готова была укусить этих грубиянов, ударить их, ответить им так, чтобы они поняли, что она не сдается. Но в профсоюзном комитете ее просили не поддаваться на провокации, и она, сделав вид, что не слышит, и низко опустив голову, проходила мимо, под непристойную брань, от которой молоденькой девушке невозможно не покраснеть.
– Упрямая девица! – слышала Фумико шепот за спиной. И эти заодно с администрацией…
Фумико было очень тоскливо. Вечерами, лежа одна, в полной темноте, она думала… Почему так получается? Напротив, в ярко освещенных окнах соседнего общежития, виднелись силуэты девушек, веселых и жизнерадостных. Ей хотелось плакать, и Фумико плакала. Даже при людях. От этого ей становилось немного легче. Слезы наворачивались на глаза, когда она лежала в этой темной комнате. В слезах, она наконец крепко засыпала…
– Фумико держалась три месяца, несмотря на эти нечеловеческие условия. И тогда администрация, чтобы избавиться от нее, отгородила в помещении профсоюза угол – метров семь – и велела ей переехать туда. Сделано это было вовсе не из человеколюбия, а исключительно из желания изолировать ее от остальных работниц.
– Это ваше личное мнение, свидетель?
– Да, и мое, и всех членов профсоюза.
– Свидетель, вы были начальником Фумико Такано?
– Да.
– Что вы можете сказать о ее работе?
– В общем работала она не хуже других, но для промывки плат она раз пять-шесть на дню заходила в цех травления и, случалось, часто болтала там.
– Вам запомнилось что-нибудь еще?
– Она часто заговаривала об отношениях между мужчинами и женщинами.
– Что вы имеете в виду?
– Как-то один инженер дал почитать ей книгу, а она объяснила это тем, что он интересуется ею. Еще рассказывала, что ей назначил свидание мастер.
– Какая ложь! – вдруг громко вскрикнула Фумико, и адвокат Баба, и свидетель Тацудзо Ямасита, вздрогнув, обернулись. Фумико со злобой посмотрела на Ямаситу.
– Прошу соблюдать тишину! – одернул ее председатель. Кэйко Исэ успокаивала Фумико, поглаживая по плечу. Но какое-то время все взоры были прикованы к девушке.
– Пожалуйста, продолжайте, – сказал председатель.
«Вот почему меня называют сумасшедшей… Я всегда делаю или говорю не подумав… – Фумико опустила голову, не в силах побороть отчаянной тоски. – Но ведь это чудовищная ложь! Как же он может давать ложные показания?!»
– Кто этот инженер, о котором вы говорили?
– Вообще-то, он не инженер, а ассистент, его фамилия Ниидзука. А мастера зовут Яда.
– Эти факты действительно имели место?
– Я спрашивал у Ниидзуки и Яды. Но они сказали, что ничего подобного не было. Хотя книгу Ниидзука ей действительно давал.
– Ваши обязанности заключаются в контроле над работой девушек?
– Да. Дисциплина, например. Поболтать, конечно, можно, но немного, когда же это переходит границы дозволенного, я делаю замечание.
– Делали ли вы замечания Фумико Такано?
– Неоднократно. Один раз я отчитал ее в цехе травления, но она выкрутилась.
– Каким же образом?
– Она ответила мне что-то на диалекте Тохоку, который я не понимаю.
– А обычно Такано говорит не на диалекте?
– Да.
– Значит, во время работы Фумико Такано все время старалась быть в центре внимания?
– Не только во время работы – и во время обеденного перерыва.
– Как вела себя Такано со своими сослуживцами?
– Насколько я помню, на заводе она была весела и активна, ни с кем не ссорилась. Но в общежитии с ней, я слышал, было нелегко.
– Кто это говорил?
– Кадзуко Маруки. В комнате они жили вшестером, и ладить с Такано было очень трудно. Например, получит она из дома письмо и насмехается: «Вот я получила, а ты – нет!» А уж если денежный перевод придет, то только об этом и разговоров. Думаю, потому-то Маруки и питала к Такано своего рода зависть. Она очень переживала, даже просила меня перевести ее на другое рабочее место.
– Вопросов больше не имею.
– Если у противоположной стороны есть вопросы, прошу быть краткими. – Председатель все время твердил «прошу быть краткими», когда выступал представитель профсоюза.