Я объяснил, что там, где я живу, когда люди не могут жить вместе, они разводятся.
- Так это же грех! - ужаснулась Алевтина.
- Никакого греха в этом нет. Даже церковь признает разводы. А у меня был не церковный, а гражданский брак, - опрометчиво проговорился я, испугавшись, что теперь придется рассказывать о принципе работы загсов.
Однако Алю заинтересовало совсем другое.
- Значит, я со своим мужиком тоже могу развестись?
- Зачем тебе разводиться, ты теперь вдова.
- Как так вдова? - удивленно спросила она.
- Бабка Ульяна сказала, что твой муж умер.
- Ишь, ты, - только и произнесла Алевтина и надолго задумалась.
Было похоже, что новость сильно огорчила ее. Меня это почему-то обидело.
Как ни глупо было ревновать ее к несуществующему прошлому, я все-таки ревновал.
- А она красивая? - вдруг, невпопад с моими мыслями, спросила она.
- Кто красивая?
- Твоя жена.
Вот уж действительно, кто о чем, а вшивый о бане.
- Красивая.
- Красивей меня?
- Вы совсем разные, - честно сказал я и подумал, что этот вопрос надолго войдет в наши отношения. Действительно, сравнивать обеих женщин было невозможно. Одна - уверенная в себе, ухоженная, умеющая подчеркнуть свои достоинства, элегантно одетая, и другая - в холщовой рубахе, с незатейливыми косами, не умеющая прилично есть за столом.
- Очень красивая, - вдруг печально сказала Аля, - я таких отродясь не видала. Только одежда какая-то небывалая, и голова простоволосая.
- Это точно, - согласился я, - а ты ее ясно видела?
- Да, почти как живую, как будто мы раньше встречались.
Аля как-то сникла и загрустила. Хорошо, хоть ревность не протекала у нее в агрессивной форме. Я попытался ее отвлечь едой и разговорами. Она машинально отвечала, слушая меня в пол-уха. Наконец, что-то решив, вымучено улыбнулась и сказала:
- Все равно ты меня больше любишь.
Я хотел ее поцеловать, но она уклонилась от моих губ. Мы в молчании закончили есть. Насытившись, Аля перевернула вверх дном десертную тарелку и на нее сверху положила ложку. Я про себя хмыкнул, но промолчал. Она подозрительно покосилась на меня, но оставила все как есть. Впоследствии она тарелки больше не переворачивала.
Мы молча сидели в полумраке комнаты. Чувствовалось, что ее что-то беспокоит.
- Тебе плохо? - попытался я узнать причину ее необычного состояния.
- Нет, мне хорошо, - ответила она нарочито равнодушным голосом. - Я вот думаю, не прибрать ли здесь, а то какие-то тряпки набросаны...
- Какие тряпки? - удивился я.
Девушка посмотрела мне за спину, я оглянулся и понял, какая я бесчувственная скотина и кретин. Я совершенно забыл про принесенную одежду. Устроить девчонке изощренную пытку смотреть на новую одежду и не дать возможность ее примерить, на это способен только садист или мужчина.
- Что же ты раньше не сказала, - упрекнул я ее, - у меня эти платья из головы вылетели.
- Я знаю, - скромно призналась Аля и ехидно докончила: - Ты про свою жену думал.
Я не стал возвращаться к скользкой теме и принялся раскладывать на кровати добытые туалеты. Аля, всю жизнь прожившая в деревне, ни разу не видела городского платья. Дамы к барину не ездили, а своих крепостных подружек он дворянскими нарядами не баловал. Ее, бедолагу, ни разу в жизни не свозили даже на ярмарку.
- Посмотри, что я нашел в сундуках, может быть тебе что-нибудь подойдет, - сказал я.
Аля без церемоний сбросила с себя рубашку и попыталась надеть на себя самое роскошное платье, однако тут же запуталась в хитросплетении застежек и завязок. Я попытался ей помочь, но все время отвлекался на мелькающие в пышной материи женские прелести, чем сердил "барыню".
Это увлекательное занятие потребовало уйму времени. Наконец, с горем пополам я разобрался в конструкции старинного вечернего туалета и повязал на нем последние ленточки.
Платье оказалось бальным с глубоким декольте и открытой спиной.
Внизу оно состояло из десятка нижних юбок, видимо, заменявших кринолин. Последняя, "наружная" юбка была отделана воланчиками, оборочками, фестончиками, розеточками, кружевами и прочими неведомого названия и назначения украшениями. Так что у Али образовалась осиная талия, стянутая шнуровкой, и здоровенная... ну вы понимаете, что я имею в виду - нижняя часть.
Сказать, что платье хорошо подошло по фигуре, было бы явным преувеличением. Оно было ей узко в груди и коротко. Из-под юбок, значительно выше щиколоток, виднелись босые, в цыпках ноги, чего я постарался не заметить, чтобы не испортить девушке удовольствия. К тому же, наряду требовался большой и серьезный ремонт. Однако такие мелочи пока не смущали счастливую обладательницу. Глаза ее счастливо сияли, голова с совершенно неуместными при таком наряде косами с прямым пробором была гордо закинута.
Я предложил Але распустить волосы, она, поломавшись, согласилась, и пепельная волна слегка вьющихся волос окутала ее голые плечи. Выглядела "мужичка" просто отпадно. Я представил ее в нашем современном платье, стильной обуви, с высокой прической, открывающей идеальную линию шеи, породистое лицо с огромными глазами... Для модели ей явно не хватило бы роста и костлявости, но модели ведь и нравятся только женщинам и педерастическим кутюрье.
Теперь, когда "новая" одежда была апробирована, появилась следующая проблема, как дать Алевтине увидеть себя. Я, пристыженный своей недавней черствостью, искренне хотел ей помочь, но в доме не было больших зеркал, и ей оставалось только видеть себя "моими глазами" или идти любоваться на себя в пруду. Однако, Аля обошлась и без зеркала, крутясь и разглядывая себя, сколько позволяла шея.
В довершении всего случилась еще одна нечаянная радость. Пришедшие убирать со стола дворовые девушки, застав недавнюю изгойку и оборванку в барском в прямом смысле лишились дара речи. Не знаю, что они думали про себя, но глаза у моей подруги сияли от торжества.
Все эти одевания и связанные с ними волнения совершенно измучили Алевтину. Я видел, что она еле держится на ногах, и уговорил лечь в постель. Действие лекарств на неадаптированный к ним организм было похоже на чудо, но все-таки не настолько, чтобы за один день преодолеть тяжелую болезнь. К моему сожалению, усталость и волнения сморили мою подругу через несколько минут, а я лежал без сна рядом и думал, что раньше был не прав, считая, что женщин приятно только раздевать. Иногда одевать бывает почти так же приятно.
Глава двенадцатая
Ночь прошла спокойно. Аля почти не кашляла, и температура не поднималась. Я спал плохо, прислушиваясь к ее дыха нию, и крепко заснул только под утро. Пробудился я довольно поздно от пристального взгляда. Девушка с тревогой смотрела на меня. Я погладил ее по щеке и пожелал доброго утра. Она машинально ответила.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил я.
- Хорошо, - ответила она, продолжая напряженно смотреть на меня.
- Что-нибудь случилось? - встревожился я.
- Я видела твой сон, и мне стало страшно.
- И что же ты видела?