Он сбрасывает газеты на пол.
- Любите грибы собирать? - спрашиваю я.
- В жизни не нашел ни одного гриба. Они от меня прячутся. Мне объясняли, когда я был маленьким, что к одним людям грибы выходят, а от других прячутся. Мне кажется, не только грибы...
Ну вот, пожаловался на судьбу. Конечно, обидно сознавать, что грибы к одним-выходят, а от тебя прячутся. Но разве в этом дело?
Что-то надо сказать, а я не знаю что. Леонид Петрович молчит. И я не знаю, что сказать.
Стою у плиты, смотрю, как грибов делается все меньше, и когда их станет совсем мало, они будут готовы. Тогда возьму кофейную мельницу... Как странно и нелепо, что мы все время собираемся поговорить, а, оставаясь вдвоем, молчим!
- Когда я был аспирантом, - говорит наконец Леонид Петрович, - помню, возился с холодильником. Либиха, а мой шеф, проходя мимо, посоветовал сделать рубашку поуже. Гораздо выгоднее узкая рубашка. Это замечание меня потрясло: это было так просто. Это было то самое, ради чего я собирался жить. Я влюбился в своего шефа и замучил его вопросами. Он бегал от меня. Он не был гением, но он был что-то, что почти так же хорошо, как гений.
- А теперь?
- Не то. Он остался таким же. Я изменился. У него была жена.
- Это естественно.
- Похожая на вас.
Это он мне уже говорил. Я все помню.
Я ставлю на стол грибы.
Из окон пахнет свежими яблоками незнаменитых сортов, маленькими мягкими летними яблоками местных названий. Бадаевские, чулановские, лимонные, серкины, зуйки, пчелкины, колескины. Самые вкусные, кажется, чулановские.
Со двора доносятся голоса, и, если прислушаться, узнаешь, чьи дочери и сыновья там кричат.
Я выхожу на балкон. С балкона смотрю, как Леонид Петрович, морщась, пьет кофе.
Два мальчика, возраст - шестнадцать-семнадцать, кричат Рите - дочке главного бухгалтера и ее подруге, возраст тот же:
- Кинуть тебе яблоко, а, Рита?
- Может, вы спуститесь? (Смех.)
- А там дождь. (Смех.)
- В том-то и дело, что дождя нет. (Смех.)
- Надо поговорить!
- Поговорить о жизни!
- Дождь!
- У магазина "Готовое платье" без пятнадцати девять.
- Девять ноль-ноль. (Взрыв смеха.)
- Может быть.
- Не может быть, а точно.
Голоса рвутся от радости и смеха. Слова, простые и детские, кидают вверх и вниз, как мячи. И изумляются собственному крику и смеху. Можно крикнуть еще громче, можно запеть. Я слушаю и завидую им, они счастливы ни от чего.
Я возвращаюсь в кухню. Леонид Петрович тихий, тихий. Газеты лежат на полу, я постеснялась их поднять.
- Скучаете по Ленинграду? - спрашивает Леонид Петрович.
- Иногда.
- Но не в том смысле, чтобы вернуться?
- Не в том, мы уже говорили.
- И я.
Кажется, мы это сто раз уже говорили.
Очень тихо становится в квартире. Умолкли голоса во дворе, девять ноль-ноль, смех перенесся к магазину "Готовое платье". Слышен только дальний шум поездов.
Леонид Петрович поднимает с пола мои новые тапки.
- Какой у вас номер ноги? - Он внимательно разглядывает цифры на подметке. - Тридцать пять, одна вторая. Я так и думал. Значит, в Коктебель никто не едет?
- Нет.
- Ну и правильно.
Что-то с ним происходит, но ведь никогда не знаешь, это с ним происходит или со мной.
Он уходит. Мне делается грустно и пусто. Неприкаянные должны держаться вместе, но они как раз и не держатся вместе. Они разъезжаются в разные стороны, расходятся, молчат, говорят не то и не так, не могут договориться и не могут быть счастливыми. Не могут понять друг друга и себя тоже.
Вот ушел Леонид Петрович, почувствовав напряженность. Грустно. Я понимаю, что я виновата. Моя глухота и немота.
И тогда, в Ленинграде, была виновата я. Но чем, если бы знать.
Леонид Петрович нисколько не напоминает Сергея. Он лучше, надежнее, благороднее, честнее, чище. Наверно, такого, как Леонид Петрович, я искала и ждала. А то все было другое. И того я не искала, не ждала, он отыскался сам, свалился в мою жизнь, ворвался, и ровно десять лет я не могу его забыть. А жить надо, счастье дается не всем.
...Десять лет назад... Лена, моя подруга, говорила мне о нем давно, он был, по ее утверждению, самый замечательный и беспутный из всех беспутных друзей ее мужа, но мы с ним не встречались. То он уезжал в Афганистан на год, то безумно влюблялся и исчезал на неопределенное время, и ближайшие друзья не знали, где его искать. И работал он также - запоем.
И все-таки в один зимний холодный ленинградский день мы встретились на мансарде, где жила моя Лена и куда я пришла после Публичной библиотеки. Зашла просто так, по пути, а там сидели за столом, пили водку и уже порядочно выпили. Мне понравился не он, а его товарищ. Это был внушительного роста чернобровый красавец журналист, который пел песни под гитару и рассказывал о своих путешествиях. "Замечательно поет, замечательно рассказывает!" - подумала я.
Лена заваривала кофе в своей маленькой кухне и выспрашивала, как мне понравился Сергей.