- Да, - отвечаю я, - соответствует.
- Я председатель комиссии, будь она неладна, - говорит главинж.
- Товарищи собираются, - сообщает секретарша из дверей.
Я встаю, чтобы уходить.
- Может быть, у вас есть какие-либо пожелания по составу комиссии? спрашивает Дир.
- Нет.
- Ко мне у вас есть вопросы?
За дверью собираются товарищи, они скоро превратятся в комиссию, которая решит нашу судьбу. Здесь сидит председатель. Есть ли у меня вопросы к директору? Да, есть. Комиссия комиссией, конфликт конфликтом, а вопросы есть. Солнце бьет в раскрытые окна, горит на стеклах витрины, на лице Дира. Плывут золотые пылинки.
Мне надо нажаловаться на главного механика. Надо закупить хроматограф стоимостью тридцать пять тысяч в старых деньгах. Нужен никель или высоколегированная сталь "ЭИ943"... Нужно футеровать аппарат никелем или серебром. Нужны две квартиры, на худой конец квартира и комната. И это не все. Нужны аппаратчики.
Не время сейчас все это выкладывать. И все же я не своим голосом, стоя, невежливо, нервно перечисляю свои требования.
Мне кажется, что Дир втягивает в плечи маленькую лаковую причесанную голову и поеживается.
Тишина. Только беснуются золотые пылинки в воздухе. И главинж не находится, как пошутить.
- Сергей Сергеевич, нам срочно нужен хроматограф. Три с половиной тысячи, - настаиваю я.
- Четыре. По-старому - сорок.
- Разве это много для нашего богатого института? - спрашиваю я льстиво.
Скрытая в моем вопросе ирония до директора не доходит. Он счастливый человек, на иронию и юмор своих подчиненных он плюет.
- Хорошо, я подумаю, - отвечает он. Это почти означает - да.
Вбегает Роберт. Окидывает присутствующих смеющимся взглядом, в котором сквозит легкое отчуждение, - заседаете, все обсуждаете, все решаете. На посту замдира ему полагалось стать человеком-жертвой, но он им не стал. Не стал ничем из того, чем он мог стать.
- Сейчас освобожусь, - заявляет он и скрывается. Взгляд, который директор послал ему вслед, ласковым не назовешь.
В приемной оживленная Зинаида машет мне рукой. Она торжественна, как всегда, когда что-нибудь происходит.
- Как дела? - спрашиваю я механически.
- Выхожу на внедрение.
- Поздравляю.
А ей что? Она всегда выходит на внедрение.
- Плюс ко всему эта комиссия, - жалуется она мне.
В приемную входит Веткин.
- Меня звали? Зачем звали, ума не приложу. Зачем я понадобился в это святое время, конец рабочего дня. Что, зачем, почему? - говорит, округляя рыжие глаза, человек, который, позови его сам господь бог, и то знал бы, зачем его позвали.
Веткин садится на диван, поправляет носки и, не глядя, начинает изучать обстановку.
Появляется Леонид Петрович.
- Что опять случилось? - спрашивает он. Он трогает свой подбородок, на его большом грустном лице написано: "Помешали". На бывшем белом халате нет пуговиц, на рубашке, видной из-под халата, тоже оторвана пуговица. Он не знает, зачем его позвали. Узнает - удивится.
- Сергей Сергеевич просит, - объявляет секретарша.
- Идемте, товарищи члены комиссии, - говорит Зинаида склочно-победоносным тоном, направляясь к дверям. На ней новое платье.
- Ты моя хорошенькая, чтоб ты у меня всегда была здоровенькая, бормочет Веткин, поднимаясь с дивана.
- Маша, а вы? - спрашивает меня Леонид Петрович, заглядывая мне в глаза.
- А я - нет, - отвечаю я. - Без меня.
20
Последнее время у Ивановых часто бывают гости. Белла развлекается, чтобы не умереть с тоски, как она говорит с неясной улыбкой. Роберт тоже развлекается, потому что она развлекается.
Только что звонил Роберт. Мне идти не хочется, нет настроения. Я поднимаю телефонную трубку. Коммутатор общий для двух институтов и завода. Если скажешь: "Пожалуйста, город", - не дадут, ответят: "Занято". А если гаркнешь "Горр-од!" без "пожалуйста", - дадут.
Всегда забываю не говорить "пожалуйста".
- Почему тебя до сих пор нет? - спрашивает Роберт. В трубке музыка и смех. - Обидимся, если ты не придешь. Иду открывать тебе двери.
Сегодня суббота, дома тоскливо. Все-таки одиноко, хоть я стараюсь уверить себя, что мне прекрасно. Пойду. Может быть, там будет Леонид Петрович.
Роберт встречает меня в дверях в белой рубашке с закатанными рукавами, показывает штопор, называет его: "Спутник химика". Развлекается.
Незнакомцы, двое мужчин и женщина, танцуют под громкую музыку. Принадлежность их к миру науки и техники выражается лишь в умении обращаться с магнитофонными лентами.
- Кто они? - спрашиваю я Роберта. Он смотрит на меня отчаянно-веселым взглядом человека, у которого плохи дела.
- Москвичи, - отвечает Роберт, - ей-богу.
Белла тоже танцует в своем костюме мойщицы автомобилей.
- Подружка, иди к нам танцевать! - кричит она. - Все старухи в Чехословакии танцуют твист!
Незнакомцы восхищенно смеются, глядя на нее. Они перекидываются репликами и кого-то все время хвалят.
- Изумительный парень...