Холмы-курганы зеленели мелкой травкой, несмотря на надвигающиеся холода. На одних помещались вымощенные каменные алтари. Рядом виднелись ряды деревянных избушек-домовин с двускатной крышей на крепких столбах-. Все в целом напоминало родовой поселок-городище. Только жили в нем не живые люди, а мертвые- предки. Чуть поодаль стоял деревянный идол Волоса. Могучий доброжелательный бог с усатым лицом поддерживал плечами мир с хороводом людей на земной тверди. Волос был не только скотьим богом, богом богатства и изобилия, но и был связан с подземным миром умерших.
Несовместимость понятий "мертвый" и "богатство" сближались через посредство такого звена как предки, деды. Они умерли, прах их закопан в земле, но они помогают оставшимся в живых; к ним, расчистившим пашню, построившим дом, обжившим угодья постоянно обращаются с просьбами, к ним на кладбище приносят дары. Видно было, что люди не забывают свою умершую родню. То тут, то там виднелись кострища- следы сожженных в соломе милодаров.
Шиш обстоятельно обошел весь жальник, тщательно осматривая и землю под ногами и возможные укрытия. Серый тихонько притаился в сторонке. Тут, на кладбище, он чувствовал себя совсем неуверенно. Мальчишке казалось, что со всех сторон его обступают, заглядывают в лицо. Он ежился, сутулился, и чуть было не пропустил появление еще одного гостя. Хорошо, что его чуткие уши заслышали чужие шаги раньше, чем человек показался из-за насыпи.
Ничуть не скрываясь, по дороге шел пегий Хельги. Под широким кожаным плащом нурманин явно что-то прятал. Серый, пригибаясь, тенью метнулся к дядьке. Чуткий Шиш мгновенно среагировал как надо- вместе с мальчиком укрылись за ближайшую домовину.
Нурманин осмотрелся, потом прошел еще пару шагов. Перед ним простиралась круглая полянка с утоптанной травкой- явно место сбора новгородских старейшин. Хельги извлек из глубины своего одеяния лопату и поплевал на ладони, примеряясь копать. Дядька не стал медлить и коршуном ринулся на врага. Пятнистомордый варяг и глазом не успел моргнуть, как оказался поверженным на землю и основательно спеленан по рукам и ногам.
- Ну, а теперича сказывай, что за клад такой ты тут добывать собрался? - Шиш был страх как доволен собою. Еще бы! Хоть на первых порах уберег своего князя от злодейских козней. Связанный викинг шипел и плевался, но, потом, осознав всю безвыходность своего положения, решил сдаться.
- Гардрада велел яму выкопать на ристалище, чтобы Ольгерд ваш туда шмякнулся. Как будто земля сама неправого не держит. Конунг Гостомысл очень божий суд уважает- сразу бы конец поединку положил бы.
- Так яму видать будет, - ахнул в негодовании дядька.
- А вот и нет! Я бы дерн срезал, а потом назад положил. Только знак для хевдинга поставил, чтоб он сам в нее не угодил.
- Подумай, какой хитрец, - обратился русич к Серому. - А ведь и верно, сошло б у них все. Молодцы мы с тобой, парень, как есть все верно про Гарольда песьего размыслили. - Потом Шиш снова повернулся к поверженному Хельги:
- Вот что друг ситный! Считай, что у тебя сегодня добрый день. Давай-ка договариваться. - И, в ответ на недоуменный взгляд варяга, пояснил:
- Пойдешь к Гардраде сейчас, доложишься: так, мол, и так, все сделано как приказано.
- Так он меня потом со свету сживет! - запричитал Хельги. - Штаны спустит, и на муравьиную кучу посадит.
- Не боись, не посадит! Коли все получится, возьмет тебя Ольгерд к себе в дружину. Там тебя никакой Гардрада не достанет.
Нурманин думал не долго. Постоянные придирки и издевательства хевдинга доконали беднягу не на шутку. Ему гораздо больше нравился князь русичей, тем более, что дома, в Халоголанде, ему терять было особенно нечего. Пока Хельги растирал онемевшие от веревки руки, дядька сосредоточенно напутствовал его, что и как говорить. Когда сутулая спина нурманина скрылась за последним кладбищенским холмом, Шиш наклонился к Серому.
- А теперь, хлопчик, дуй к Ольгерду, обскажи ему все. Я, покамест, тут покараулю- мало ли что. Да пущай Претич пришлет сюда парочку ребят покрепче, все надежнее будет.
К полудню на Буевище собрался чуть ли не весь город. И кривичам и неревинам и словенам, и заезжим нурманским и немецким гостям охота была посмотреть, как два князя-хевдинга друг дружку убивать будут. Тем более, что весть о поставленном закладе еще с утра облетела все концы города: шутка ли- три набойных насады и целая сила золотой казны! Гостомысл со всеми домочадцами восседал на почетном месте- на возвышении близ большого зеленого кургана. Сам князь был уже стар и сед, а две его незамужние дочери цвели как румяные ягодки морошки. Взгляд Ольгерда с удовольствием задержался на хорошеньких девичьих личиках. "И ведь одна из них как пить дать достанется сквернавцу-Гарольду!" - со злостью подумал он, и решительно шагнул вперед.
- Дозволь, князь Новгородский слово молвить!
Гостомысл недовольно нахмурился.
- О чем тут говорить, Ольгерд? Знаю я, что желаешь ты биться с моим дорогим другом Гарольдом. Не любо мне это, но уж как решили! Начинайте, пока солнце в зените стоит.
По знаку новгородца поединщики стали сходиться. Гардрада шел осторожно ступая, чутко вглядываясь в изумрудный дерн. Ольгерд наоборот нахраписто наступал, со свистом крутя секирой высоко над головой. Размахнувшись и крякнув от натуги, он молниеносно нанес верхний рубящий удар, но Гарольд лисой ускользнул. Он, словно танцуя, избегал соприкосновения с орудием русича, не забывая при этом внимательно смотреть под ноги. Шиш специально вырыл круговую тоненькую канавку, словно обозначая место заготовленной ловушки. И, по уговору с Хельги , воткнул там же пару длинных бледных соломинок.
Гардрада издали заметил условленный знак и принялся кружить около. Увлекшись заманиванием, он пропустил косой удар Ольгердовой секиры. Стальная кольчуга византийской работы скрипнула, но выдержала. И тут же русский князь ловко подрубил снизу. Гардрада автоматически отбил замах, но было уже поздно- стальное лезвие укусило его тело. Движения варяга замедлились, ловкости поубавилось. Этим и воспользовался Ольгерд, вбив полумесяц острия в левый бок своего врага, который Гарольд вовремя не успел защитить. С тяжелым стоном завалился нурманский хевдинг на замаранную темной кровью траву. Толпа замерла. Сейчас занесет Ольгерд свое орудие в последний раз, и придет конец веселому и красивому варяжскому гостю.
- Не руби!
Со стороны зеленого кургана к поединщикам неслась девушка, одна из дочек Гостомысла. Бледно-голубая понева ее развевалась от быстрого бега, а берестяная диадемка со вставками чуть не слетала с русой головы. Она с разбегу бухнулась в ноги к Ольгерду, вклиниваясь между ним и поверженным Гардрадой.
- Не бей его, лучше отдай мне! - чуть задыхаясь, выкрикнула девица, заслоняя руками своего суженного.
- Право! Право! - закричали тысячи глоток.
Ольгерд опустил уже занесенную секиру. Ежели чистая девица просит себе приговоренного к смерти, чтобы взять в мужья, ей нельзя отказать. Князь досадливо сплюнул и бросил тяжелое железо оземь. Вечно этот Гарольд выезжает за счет баб, видно судьба у него такая!
- Казну готовьте, - бросил он на ходу онемевшему от изумления и неожиданности Гостомыслу.
- Слава князю! - хором грохнули русичи, окружая своего предводителя.
- Хвала Ольгерду! Слава! - неожиданно подхватили новгородцы. Честный и красивый поединок впечатлил собравшихся, а проявленное победителем снисхождение к любимой народом княжне, настроили горожан на добрый лад.
Да только Ольгерда все это совсем не радовало.
- Собираемся домой, - бросил он на ходу своей дружине. - Грузим добро- и назад.
- Да уж, нагулялись, - как всегда неодобрительно буркнул в коричневую бороду сотник Претич. - Пора и честь знать.
- Только возвращаться без меня будете, - и на взволнованные возгласы гридней пояснил:
- Мы с Шишом дале пойдем мир смотреть. Успею я еще у печи состариться.
- И я с вами, дяденька. - взволнованно тявкнул Серый.
- Ну, конечно, без тебя никак! - хохотнул Ольгерд и потрепал пацаненка по взъерошенной светлой голове. - Втроем оно сподручнее, верно?
А в хоромах Гостомысла царил переполох. Туда со всеми предосторожностями перенесли раненного Гарольда. Княжна не отходила от него ни на шаг. Только рана у нурманина была куда как серьезна: из прорубленного в боку чрева того гляди грозили выпасть распухшие внутренности. Побежали за лекарем. Приведенный костлявый кособокий старикашка внимательно осмотрел болящего, который от страданий потерял сознание. Покивал головой, поцокал языком и выставил из комнаты всех, даже молодую княжну. Долго из-за двери ничего не было слышно, но потом целитель вышел сам и строго настрого наказал не беспокоить раненного. Мол, теперь ему положено спать и поправлять пошатнувшиеся силы. А сам вышел во двор и исчез незнамо куда. Княжна все ж не утерпела и тихонько отворив дверь заглянула- как там суженный.
Гардрада мирно спал, повернувшись на бок. Дыхание его было ровным и глубоким. "Значит помог старец," - умиленно подумала девушка и про себя твердо решила наградить старика, хоть он ей спервоначалу и не понравился фиолетовыми диковатыми глазами и явным сходством лица с одной из чудовищных горгулий, виденных ею в книгах. "Гляну одним глазком, и уйду, " - решила она и склонилась над изголовьем. Дикий визг взорвал покои детинца. Когда Гостомысл с челядью прибежали в гостевые хоромы, то узрели совершенно невозможную картину. Княжна верещала, судорожно стиснув руками румяные щеки. А на лежанке перед нею покоился ее суженный. Вместо чудного носа с изящной горбинкой, которым Гардрада всегда так гордился, над шелковыми подушками возвышалось совершенно не пойми что. При длительном и тщательном рассмотрении нечто оказалось розовым свинячим пятачком. А на скамье рядом с кроватью белела берестянная грамотка: "Вот мы и свиделись, Гардрада. Помни Оканю!"
Медвежий угол.
Плотные хлопья снега валились с низкого сиреневого неба не переставая. Ими было усыпано все вокруг, и земля казалась новогодней куклой, прочно укрытой слоем белой ваты. А пушистые холодные комочки кружили в воздухе, настойчиво засыпая вмятины следов и отяжелевшие шапки путников.
- Не могу я больше! - первым не выдержал Хельги, в изнеможении заваливаясь на бесконечное снежное полотно. Ольгерд молча, не говоря худого слова, рывком приподнял его за шиворот, встряхнул и поставил на ноги.
- Нечего было тебе, паря, за нами увязываться, -укорил его старый дядька Шиш. Несмотря на свой уже далеко не юный возраст, он неутомимо брел по ледяной равнине, сноровисто пряча коричневое, морщинистое как печеное яблоко лицо в капюшон мехового плаща. - Говорил ведь тебе князь, и я, старый, советовал-езжай домой с дружинными. Чай, не обидели б тебя. Сейчас сидел бы в тепле, самое время нынче сочиво хлебать.
- Да, Домогара, мастерица пшеницу в меду томить, - плотоядно пробурчал Ольгерд, жадно сглатывая слюну. У всех четверых уже дня два маковой росинки во рту не было. И это во время Коляды- зимнего солнцеворота, когда все празднуют и угощают своих и чужих. Самая длинная ночь в году- время великой тьмы. Переждать, пережить ее: и начинает прибывать день.
- А у нас парни с девками теперь на себя личины вздевают, в шкуры оборачиваются- и по домам! Сколько всего, бывало, наешься, что чуть пузо не трескает: и козульки и короваи перепадают! Пироги тоже- и с гречкой, и с курятиной, - Серый чуть не повизгивал, казалось вновь переживая теплую праздничную сытость.
- Дикий обычай! - хрипло вставил свое слово измерзшийся Хельги. - У нас Йоль празнуют чинно. Украшают дом хвоей, козлятину едят, красота!
- Все равно- праздник, - не унимался мальчик. От спора он как бы оттаял и ожил. - Светлый Даждьбог за себя Морену-зиму замуж берет. Ребеночек у них нароживается- солнышко, Коляда. Только его потом в волчонка превращают. Так с него надобно шкуру снять и сжечь, тогда солнышко на юг отправиться- весну искать
- Будет вам спорить, - ворчливо прикрикнул на них дядька. - Нечего сейчас жалиться о короваях небесных. Жилье человеческое искать надо, не то пропадем!
Замерзший и усталый нурманин, от холода цветом кожи сравнявшийся со своими пегими волосами, не ответил. Еще больше сгорбившись, пытаясь защититься от кусачего ветра, он медленно, с трудом, переставлял большие ноги.