- Ну и что, - ухмыльнулся сновидец. - Хочешь, я из тебя самого не то, что рыбину, тура рогатого извлеку?
И прежде, чем волхв успел что-либо ответить, Изур пошарил где-то под его черной бородой, и в толпу попер разъяренный дикий бык. Люди брызнули в разные стороны. Но даже тем, кто не успел убежать, чудовище не причинило никакого вреда. Острые рога, пронзая человеческую плоть, не исторгли ни капли крови, не принесли боли. Тяжелые мохнатые копыта не оставили на расползающейся грязи ни единого следа.
- А ну-ка, взять энтих чудодеев, да в железа! - прорычал, задыхаясь, князь. Он с дружиной кое-как продрался к месту событий, и намерения у него были самые мстительные. Только сейчас, в минуту опасности, Ольгерд осознал, сколь дорога ему жена, на которую он так часто досадовал.
- Говорил же, сиди дома! - совсем не зло, а больше для проформы выговаривал он Домогаре, прижимая ее к себе и похлопывая по могучей спине. От пережитого испуга княгиня была непривычно тиха. Она покорно приникла к мужу и против обыкновения не произносила ни слова. Потом вдруг вскинулась, словно раненная олениха:
- Лелюшка, Лебедушка моя!
Только тут все заметили, что девочка исчезла. Кий, Щек и Хорив испуганно жались друг к дружке, а их сестры нигде не было видно.
Ближние поиски ни к чему ни приведи, Лыбедь как сквозь землю провалилась. Только потом какая-то убогая старушка вспомнила ревущую девчонку, порскнувшую как заяц в Изюброву чащу.
Бросились туда. Точнее, бросились только князь с дружиной да сновидец Изур. Старец Порфирий почел за благо проводить растерянную, чуть не обезумевшую, Домогару и мальчиков до терема.
Понемногу бег сменился быстрым шагом, и Изур опять с хитрым прищуром проговорил:
- Один камень много горшков перебьет. Всего два сквернавца, а сколько бед натворили.
Князь обернулся и перевел дух:
- Я все хотел тебя спросить, как ты дознался, что рыба та поддельная была? Вид-то у нее самый рыбный был.
- Ах, это! - ухмыльнулся сновидец. - Да я на своем веку столько настойки из спорыньи выхлебал, мухоморами заедаючи, что морок от натуры завсегда отличу, в любом обличьи. У сновидцев, княже, - посерьезнев, произнес он, - с малых лет подготовка вельми серьезная идет. А для простых случаев совет тебе дам: коли сомневаешься, нажми на око перстом. Всамоделишное завсегда двоиться будет.
Так они и шли по темнеющему голыми сучьями неуютному лесу, и князь чувствовал, что его доверие и дружелюбие к этому человеку растет с каждой минутой.
- Стой-ка, - вдруг осадил Ольгерда сновидец. Они затаились, осторожно выглядывая из-за кустов на поляну.
Под могучим дубом сидела простоволосая, с изгрязнившимся личиком девочка и любовно чесала рыжую вислоухую собаку. Пес жмурил янтарные глаза, и ласковое весеннее солнышко, невесть откуда появившееся, багряным золотом отливало в завитках его шерсти.
- Не бойся, песик, - уговаривала животное Лыбедь. - Я ведь тоже потерялась. Вдвоем-то не страшно.
Пес поднимал умную морду, будто понимая, что лопочет ему ребенок. Потом ткнулся в руку девочки и побежал.
Только теперь князь заметил трепещущие золотые крылья за спиной этой странной собаки. Ветер раздувал их, и чудо-зверь несся все быстрее, пока сияющей точкой не растаял вдали.
Князь подбежал к дочери и подхватил ее на руки.
- Лелюшка, детка, - бормотал он, обнимая девочку. - Все в порядке? Собачка тебя не кусала?
- Какой ты глупый, папа! - важно, по-взрослому, проговорила Леля. - Это не собачка, а Симаргл. Он весну принес. Только он боялся. Все вокруг были такие злые.
- А теперь он уже не боится? - ошеломленно спросил ребенка князь.
- Теперь перестал, - блаженно втягивая носом потеплевший воздух, произнес Изур-сновидец. От деревьев тянуло терпким запахом лопающихся почек. Под настойчивыми теплыми лучами парила разбуженная земля, а на русые волосы Лыбеди слетела первая в этом году бабочка.
Счастье горстями.
- Пива! - прогремело и покатилось по трактиру, оттолкнулось от почерневших балок потолка и грохнуло в дымном зеве очага. Румяный поросенок вздрогнул всей своей хрустящей запеченной кожицей, и все его четыре молитвенно задранные лапки дернулись в немом ужасе. Ароматный мясной сок брызнул в золотистый огонь, и зашипело-зачадило, словно наступили на хвост змеюке-скрытнице.
- Пива! - подхватила крик пировавшая за сдвинутыми столами компания бортников. Пустые глиняные кружки опасно застучали по липкому от пролитых напитков столу.
Трактирщик метался между столами как заяц, стараясь поспеть и там и тут. Наступившая весна-лето заметно прибавила гостей, принеся дополнительные хлопоты, но и заметный прибыток медных и серебряных монеток в заветной крынке, надежно сберегаемой в подполье. Золото случалось ох как нечасто, и хранил его хозяин отдельно- в ромейском ларчике, изукрашенном невиданными на Руси птицами-павлинами. Хвала богам, нынче гостями в трактире были не только мелкие ремесленники из ближайших деревень, спешившие в город на ярмарку. Все чаще случались и нурмане, шедшие со своего холодного мерзлого моря к теплому батюшке-Днепру. Когда и торговыми гостями, когда и предложить свои мечи и дубленые шкуры местным князьям, а то и просто пограбить в охотку. Вот и пойми их- то ли на стол подавать-кланяться, то ли в ближнем лесу с семьей хорониться! Ромеи- те совсем другие. Едут купцами в дорогой одеже, ну охрана при них, как же иначе! Очень они уважают словенское пушистое золото- шкурки горностая да соболя, бобра да свирепой серебристой рыси. Не брезгуют южане и нежным северным шелком- льном, что годиться и красавице на головной плат и младенцу на свивальничек. А пуще того охочи заморские гости до ароматного терпкого меда, что добывают в непролазных чащобах бортники. Вот и развелось их теперь- мысли трактирщика скакали сдобными колобками. "Что ж Белена опаздывает, не несет пива из подполья? Чай заболталась с кем по дороге, негодная!"
- Не сумлевайтесь, судари мои, - лебезил он, проклиная в душе общительную служанку. - Сей же час будет пиво. А пока медовухи с устатку не желаете ли? Крепка, собака, удалась, так с ног и шибает!
- Ну, ты, брат, сказанул, медовухи! - захохотал один из медведеобразных бортников- видать, вожак. Его рыжую шевелюру богато пронизывали белые пряди. Красное, задубевшее на вольном воздухе лицо, пересекал не один шрам. Видно, не только с матушкой-россомахой в лесу встречаться приходилось, но и сам лесной хозяин вниманием да лаской не обошел. - Нам энта медовуха вот уже где, у горлышка, - и старшой выразительно попилил выдающийся мохнатый кадык ребром ладони. - Под завязочку мы медом полные, верно, братцы? - и он поворотился к своей честной компании.
- Верно говоришь, Стрый, - гаркнули в ответ луженые глотки бортников. Они сидели плечо к плечу, красноголовые, крепкие и мохнатые, словно грибы-рыжики из одного лукошка. - И медку желтого и воска белого, всего запасли, грех жалиться.
- Так что ты нам, хозяин, пива давай! - распорядился, довольный единодушием ватаги, Стрый.
- И с раками! - подхватили, гогоча, его соратники, продолжая долбить кружками и так немало исковерканный стол.
Мелко крестясь, трактирщик сам порскнул в подполье. По сути своей, бортники мало отличались от разбойников- когда не удавалось заработать медом, они легко переключались на одиноких путников. Сколько их попропадало в непролазных древлянских лесах, сколько безымянных ямок по берегам Припяти и Роси, не перечесть!
Пива ожидала не только компания бортников, но и плотный чернявый мужик-одинец, устроившийся за соседним столом. Широкая тесемка, пересекавшая лоб да черные метины на лице от въевшегося намертво железа сразу выдавали в нем кузнеца. Было видно, что вдали от своей кузни да без привычного кожаного фартука, мастер чувствует себя явно не в своей тарелке. Он в который раз проверял котомку, лежащую рядом на лавке, и успокаивался, только когда его узловатые пальцы нащупывали бисерное оплетье стягивающей ее сыромятной лямки.
- Что там у тебя тама? Не золотишко? - то ли шуткой, то ли всерьез засматриваясь на возможную добычу, поинтересовался старшина бортников.
- Тебе- то что за корысть? - исподлобья зыркнул на него кузнец. - Не твое, и ладно.
То ли широкие плечи железных дел мастера заставили Стрыя призадуматься, то ли отвлекло принесенное, наконец, нерасторопной Беленой пиво, но только мимолетная их стычка тем и закончилась. Народ налег на пенный хмельной напиток, и загомонило-загуляло дурашливое веселье.
- Закусай тебя корова, забодай тебя комар, - воскликнул один из бортников, хватанув шапкой об пол. - Эх, однова живем, гуляем! Подходи, народ, на нашу снедь, нам всего не съесть. Верно я говорю, Стрый? - оборотился он к вожаку. Тот сосредоточенно, с трудом удерживая вдруг ставшую такой тяжелой голову, кивнул. Народ пошел: кто с охотой- на дармовщинку, кто- просто чтоб не нарываться на драку. Медлил только кузнец, по-прежнему прижимая к себе сумку.
- Да не дрейфь, ты, дрегович, - рявкнул ему в лицо Стрый, безошибочно определяя его племенную принадлежность. - Поди, не обидим. Не тронем твое золотишко, мы сей день сами богатючие!
- Не золотишко, письмена тама, - буркнул кузнец, бочком присаживаясь на скамью.
- Вона че! - изумился бортник. - Нешто ты по-писанному понимаешь?
- Да куда мне! Это волхв наш, Оканя, цыдулю написал. А я ее князю доставить должон.
- Что ж за нужда у вас до князя? Так и разбежится он ваши нужды устаканивать, жди! Тебя, чать, и не пустят к нему.
- Ты брось, Стрый! - встрял в разговор молодой рыжий ватажник- тот, что сзывал всех за стол. - У меня брательник в городе живет, так он говорит - нормальный мужик этот Ольгерд, даром что пришлый, из варягов.
- Вот то-то и оно, что чужак. И мы ему чужие, и вера наша прадедовская. Потому он и греков, ромеев приваживает, и их молебствием не гнушается.
- Что-то не слыхал я, чтоб он старых богов притеснял, - пытался защитить князя младший бортник.
- Да ну, не слыхал он! А волхвов боричевских кто лошадьми разорвал? От большого уважения, стало быть?
- А волхвы-то те Ящеровы были, - вступил в дискуссию кузнец. - Вот он и отомстил нам, напасть наслал. И-и, братья, беда, беда нам теперь неминучая! Мы потому и порешили, раз его грех его- пусть и пособляет нам. Как же иначе?