— Мам? — Тишина. Сташи толкнула дверь и вошла в комнату. Пахло кровью. Старой. Подсыхающей уже. Но запах оставался сильным, насыщенным. Так бывает, когда крови разлито много. Девушка прекрасно видела в темноте, но отчего-то не захотела смотреть.
На полу сидела старшая сестра.
— Малесу, — тихо позвала Сташи. Та не обернулась. Девушке показалось, что в желудке что-то сжимается тугим комком. Она подошла ближе. Малесу резко отпрянула, и рванулась в сторону, с выражением такого ужаса на лице, что Сташи замерла, опасаясь довести сестру до припадка.
Мать лежала на полу. Сташи сразу поняла, живые так не лежат. Она наклонилась, дотронулась. Эта рука гладила ее волосы, а вчера била по щеке. Холодная. Пальцы успели окоченеть. Сташи подумала, что если бы мать умирала, она смогла бы сделать ее подобной себе. Мертвой, но существующей. Лучше, чем так. Кровь на полу.
Теперь уж точно, Левату никогда не скажет, что смогла полюбить. Никогда.
Непонимание вызвало глубоко внутри ноющую боль, ощущение тоскливой обреченности. У кого спросить совета? Девушка опустилась на пол и обняла мать, приподняв за плечи, не замечая, что пачкается. Сестра визгливо закричала, избавившись от оцепенения.
— Ты пьешь ее кровь?!
Сташи повернула голову к Малесу, с недоумением глядя на нее:
— Как ты можешь такое говорить? Я не могу пить мертвую кровь.
— Тварь! Отродье! Упырь! Нежить проклятая! — лицо Малесу перекосила ярость и ненависть, — Господи, хоть бы перебили вас тварей!
— А их и перебили. Всех. Вчера ночью.
Сестра захлебнулась криком и зажала рот ладонями. Сташи улыбнулась ей. Дружелюбно внешне, но бесчувственно. Осторожно опустила тело на пол.
— Видишь, желание исполнилось.
— Нет, не всех, — надтреснутым голосом сказала сестра и поднялась на ноги, покачиваясь. Прислонилась к стене. Вампирка тихо произнесла.
— Тебя тоже могут убить, дочь нашей матери.
— Не хочу иметь ничего общего с вами, — прохрипела Малесу. Сорванный голос не давал ей больше кричать. Сташи склонила голову на бок и пожала плечами. Малесу пыталась справиться с паникой. Чарующий голос сестры завораживал ее помимо воли. Эти бархатные интонации, ласковый шепот, проникающий в душу, заставляющий вслушиваться и терять себя. Чистая ненависть удерживала ее от падения в бездну. Больше ничего. Если вампирка пожелает, Малесу не сумеет спастись. Терять женщине было нечего. Она находилась в руках твари недоразумением господа своей сестры, и поэтому решила хотя бы отомстить. С наслаждением жертвы стала рассказывать о матери.
— Охотники пришли вчера утром. Видимо пытали ее. Потом приехала я. Мать уже умирала, но они ничего не добились. А я рассказала. Я хотела жить. Сказала, что знаю, где вы обитаете. Почему тебя не убили? — Женщина тряслась и тщетно пыталась сдерживать эту непроизвольную дрожь. Сташи не ответила. Посмотрела на тело долгим изучающим взглядом и повернулась к сестре.
— Она любила. Так почему ты не любишь? Я ни разу не слышала тех слов от матери, что бессчетно повторялись вам. Могу сказать, что поняла бы их, но Левату никогда ничего не произносила для меня так просто. И вот, умерла из-за молчания. Не отказалась и не выдала, хотя могла. Почему? Она не сможет ответить на вопросы. Но я помню уроки. Ты не бойся, я ухожу. Живи. Больше пути наших судеб никогда не пересекутся, Малесу. Прощай.
Девушка наклонилась и легонько коснулась пальцев Левату. Медленно выпрямилась и стремительной тенью пронеслась мимо оцепеневшей женщины, прочь из дома, в серые сумерки утра.
Дупло старого дерева приняло ее на редкость приветливо.
Сташи не могла понять. Отца убили люди. Но те же люди замучили до смерти мать. Зачем? Девушка знала, почему умер отец и весь клан. Они враги. Но разве мать была чужой? Разве она не принадлежит одному с охотниками роду?
Что теперь делать? Совета спросить больше не у кого. Возможно, долг ее мстить? Но Сташи никогда не убивала. Можно остаться жить в дупле, одичать и превратится в непомнящую. Она ничем не будет отличаться от ставших, станет даже хуже их. Клана не существует, а иметь детей ей не позволит проклятие. А это значит, возродить род не сможет, создавать безумцев не захочет. Девушка подтянула колени к груди и закрыла глаза. Выбор придется делать. Все равно придется.