Дни проходили неспешно, складывались из часов и превращались в недели. Медленно, тягуче, однообразно тянулась и жизнь Сташи. Поначалу неудобств никаких не возникало. Они с Мэрисом и Лакааоном как обычно проводили достаточно времени вместе, но теперь у каждого, кроме разве что Сташи, началась и другая жизнь. Появлялись все новые приходящие, которые были друзьями, родственниками или знакомыми Лакааона и хотели поговорить с ним, требуя свою толику внимания. К Мэрису гости приходили тоже, но не так часто, а среди посетителей чаще встречались женщины, красивые и не очень.
Для девушки подобные визиты почти всегда проходили незамеченными. Ее не интересовали приходящие. Да, она с предельным вниманием изучала новые лица, чтобы почти сразу выкинуть их из памяти. Даже не пыталась с кем-то найти общий язык, слишком сильно чувствовала свою обособленность. Но волновало ли ее это? Кроме самой Сташи никто того не знал, а чувства она прятала за непроницаемой маской равнодушия и покоя. Никого не подпускала близко, предпочитая одиночество.
Мир, в котором жили приходящие не сильно отличался от ее родного. На первый взгляд. Огромные пространства: леса, горы, реки и пустоши — все точно также и совсем иначе. К ее услугам была огромная библиотека хозяев дома. Там хранились редкие книги, летописи не менее древние, чем у отца, альбомы с живописными иллюстрациями. Множество прекрасных вещей. Сташи неожиданно открыла, что ей интересно часами копаться в фолиантах, разглядывать изящные гравюры, читать. Девушка изучала карты, цветные и черно-белые рисунки мастеров, с помощью которых отчасти ознакомилась с новым домом. Как ни странно, городов в мире-дом построили очень мало. Некоторые приходящие тяготились обществом, и стремились жить в одиночестве. Рассматривая карты территорий, Сташи не раз отмечала, что большие, если не сказать огромные участки земли принадлежат одному из бывших упырей или семье.
Но значительная часть перерожденных считали свою жизнь близкой к идеальной. Развлекались, общались, торговали, трудились. Нет, их города не были похожи на человеческие. Тут не возникало слипшихся в уродливое целое рядов покосившихся домишек, не воняло отбросами и помоями. Никаких узких улочек, прогнивших мостков, переполненных рынков или набившихся в церковь воняющих потом смертных. Правда, справедливости ради стоит отметить, никакой особой активности тоже не наблюдалось. Гораздо чаще можно встретить пустующие постройки, с паутиной, трещинами в каменной кладке и щелями в рассохшихся досках. Пыль, тлен, запустенье. Приходящие не ценили материальные блага, как вампиры или люди. Если только дом не принадлежал нескольким поколениям, с ним легко расставались, обменивали или покидали, если возникала необходимость. Их слишком много было построено.
Да, и городами то трудно называть владения приходящих. Построенные на огромной площади и объединившиеся под единым названием: особняки, дома, встречались и замки. Каждый с садом, рядом дополнительных построек, даже собственным кладбищем. Все объяснилось достаточно просто. Приходящих во много раз меньше, чем людей. Многие из них вообще не нуждались в доме, путешествовали как Мэрис всю жизнь.
Сташи имела смутное представление о том, зачем приходящим охотники, о их социальном устройстве и многом другом. Мэрис решил пока ее не пускать в эти области. Но она умела наблюдать. Приходящие как люди заводили семьи и иногда рожали детей. Многих затронуло проклятие, после перерождения они так и остались бесплодными.
Сташи не могла стать частью их рода. Мысли о том, что придется войти в общество приходящих, жить по их правилам и морали угнетала. Однако время шло, но никто не принуждал девушку к какому-либо выбору или поступкам.
Сумеречная, роскошная страна туманов и теней, с перекатами смутного солнца и звездными ночами, наполненными дрожанием листвы и приторными ароматами нравилась перерожденной. Но назойливое и шепчущее беспокойство, все чаще и настойчивее пробуждалось внутри. Девушка не искала и не понимала причин, а оно нарастало с каждым днем. Сташи мыслила четко и ясно, во многом благодаря отсутствию лишних эмоций и переживаний. Ей самой эта четкость напоминала лезвие хорошо наточенного ножа. Однако благословенное равнодушие истаивало день за днем.
Лакааон объявил о том, что вскоре собирается жениться, и переселился в отдельный дом. Сташи по-прежнему жила у Кельзэ и Мремеона, его родителей. Мэрис к себе ее не звал, но ежедневно навещал, продолжая обучать. Он до сих пор считался ее учителем и вел себя как обычно. Нагло и собственнически.
Нельзя сказать, что совсем никто не старался найти с девушкой общего языка. Проблемой стало то, что живущие в мире-дом приходящие почти не помнили о вампирах, и редко общались с такими как Сташи. Ее нежелание принять правила игры, завести любовника или проявлять большее дружелюбие отталкивали. Новые знакомые почти сразу исчезали, разочарованно и даже испуганно. Вскоре ее просто оставили в покое. Возится с кем-либо долго и нудно занятие не в духе жителей города, для того существовали охотники.
'Она открыла еще слишком мало дверей' — частенько повторяли странные слова гости дома Кельзэ.
Был один из редких солнечных дней. Сташи, испытывая приступ странного и грустного отупения, сидела на берегу обмельчавшей реки, на поваленном стволе дерева. Вялотекущие воды проносили мимо опавшую листву, веточки, прочий растительный мусор. По берегу росли замершие в странных позах деревья. Они полоскали свои длинные ветви в кристально чистой воде, словно заколдованные девушки из сказок матери. Кругом: ковром под ногами нежная трава, низкая пышная зелень, редкие кусты с красными и черными каплями ягод. Торопливо шепчут свои секреты волны, накатываясь на песчаный берег. Сырость и тишина окутывали как плотный полог, а мысли текли свободно, прорываясь все с тем же зудящим беспокойством.
— Приветствую, Мэрис, — не оборачиваясь, произнесла девушка. Ее инстинкты никуда не исчезли, а тихие, практически бесшумные шаги Мэриса она скорее ощутила, чем услышала. Мужчина спустился по склону и присел рядом:
— Чем занимаешься?
— Думаю.
— О чем?
Ресницы девушки дрогнули, отбрасывая тени на щеки:
— О причинах беспокойства. О жизни здесь. О дверях.
— Что за странный интерес? — Мэрис нахмурился.
— Да, наверное. Не понимаю, что я тут делаю. И зачем?
— Сташи, — охотник выглядел удивленным, — что-то происходит с тобой.
— Что? — нахмурившись, девушка крутила в руках длинную травинку. Внезапно нестерпимо зачесались десны, и она потерла их пальцем, а на взгляд Мэриса отреагировала достаточно спокойно. Пояснила:
— Иногда зудят.
Мужчина долго изучающее смотрел на нее, затем произнес:
— Ты изменилась. Не так сильно, но все-таки.
— Что такое двери? Вокруг постоянно говорят, что я все еще не приходящая, потому что не открывала достаточно дверей.
— Время для истории, а?
Девушка поерзала и нерешительно кивнула. Сташи нравилось слушать Мэриса, но ей казалось, что любое его, даже самое благородное начинание таит подвох.
— Миры — словно комнаты соединенные дверями. Дом — само мироздание. Обычно, существа, живущие в одном мире, не имеют возможности попасть в другой. По крайней мере, в той телесной оболочке, в которой родились.
— Ты хочешь сказать, их души не могут перейти, пока не освободятся от тел? — Перебила девушка. Охотник кивнул, но затем приложил к ее губам указательный палец.
— Помолчи теперь. Дай закончить. Так вот, порталы закрыты для живых, но не для мертвых. Души проходят сквозь слои, открывая бесконечные двери. Мы называем Дом мироздания яблоком, но почему, я не знаю. Воплощаясь в каждом из открытых миров, люди проживают новую жизнь. Как круг, которому нет конца. Их суть проносится через портал, сохраняя память о предыдущих воплощениях. Но как только проход захлопывается, они теряют волю и знания, чтобы вспомнить об этом при жизни. Меняют оболочку, но не душу, которая неизменна. Некоторые, обретая опыт и набирая силу, получают новые возможности. Но никому не удавалось открыть дверь и остаться живым. Ставшие, вампиры, упыри или вурдалаки, называй, как хочешь, заперты в телах. Они не могут сами выбраться из ловушки, а, следовательно, попасть в новый мир и возродиться. Сила духа таких истаивает, а ярость и слепое безумие возрастают. Лишенные возможности учиться, изменяться, обновляться — подобное существование ужасно. Именно потому бывшие люди названы проклятыми и лишены памяти. Проклятие также не позволяет проходить сквозь двери и истинному вампиру. Так называют упырей, если он сам или его предки были приходящими, но соблазнились кровью. Но истинные приходящие живут намного интереснее. Они не совершают бесконечной череды воплощений, чтобы переходить из одного слоя яблока в другой. Могут свободно проходить сквозь порталы. Зато и умирают лишь раз и окончательно, выходя в неизвестность. Правда, стоит заметить, не все имеют доступ к дверям. Это живое существо, часть мироздания, которая не пропустит сквозь себя абы кого. Я, по крайней мере, не знаю сомнительных случаев.
Сташи странные существа. Мы близки к истинным, но не являемся таковыми по рождению. Полукровки. Между человеком и истинным вампиром. Приходящие — особый вид. Мы те, кто выжил. Так вот, после огненного танца, такого, какой прошла ты, вампир станет сташи или сгорит. А дальше — долгий, долгий путь…бесконечный. Выжившие меняются, со временем сильнее и сильнее. Двери ощущают перемены и в один прекрасный день открываются перед перерожденными, так же как и перед истинными. Любой желающий войти сюда, в мир-дом, должен пройти через испытание. Не откроется первая его дверь, ни одна другая тоже. После первого портала приходящий начинает чувствовать зов, сильное беспокойство. Он вынужден искать вход, чтобы унять его. Но дверь не появится до тех пор, пока ученик не будет готов. А когда отворится, то поведет из мира в мир, давая возможности, а не ответы. С этого момента приходящий свободно ходит из комнаты в комнату мироздания. В процессе поиска причины чаще всего находит свое место в жизни. Путешественник, охотник, страж, житель города или кто-то еще.
Сташи выслушала Мэриса очень внимательно:
— А истинные с рождения могут открывать любые двери? И как понять кто истинные, а кто нет? Что такое яблоко? Зачем существуют сташи? Почему люди умирают, а потом возрождаются, а приходящие умирают один раз навсегда? Как убить перерожденного?
— Нет. На этом все. Ты подумаешь. В другой раз, я отвечу на вопросы.
— У меня много вопросов.
Мэрис криво улыбнулся.
— Не сомневаюсь. Скажи, как тебе живется у Кельзэ и Мремеона?
Девушка равнодушно пожала плечами.
— Не думала. Теперь Лаакаон в другом доме, я редко вижусь с ним. Дом Мремеона хороший, заботливые хозяева.
— Не хотела бы переехать ко мне?
Она нахмурилась, сведя черные стрелы бровей:
— Я не понимаю, зачем? Ты ведь меня терпеть не можешь, и всегда стремился держать на коротком поводке, но во дворе.
Охотник возмущенно фыркнул:
— Что за чушь? Я оскорблен.
— О да, ну конечно, — ироническая интонация голоса задела мужчину. Не подавая виду, он ткнул пальцем в плечо Сташи:
— Хватит выделываться, девчонка! Переезд необходимость. Я наставник. Тебе нужно активнее учиться.
В ответ она вздохнула и поднялась. Недавнюю хандру растоптала резковатая манера Мэриса общаться. Он вызывал раздражение и желание задеть его посильнее.
— Хорошо. Перееду к тебе, — десны последнее время чесались нестерпимо, и Сташи усиленно терла их языком, не решаясь демонстрировать мужчине слабость, — послушай, когда ты пришел в мой мир, был ли это зов двери?
Приходящий поднялся с поваленного ствола и подошел вплотную к девушке. Ему хотелось дотронуться до ее плеча, возможно, даже провести пальцем по щеке. Кожа Сташи никогда не выглядела такой нежной и молочно-белой, как сегодня на берегу реки.
— Я охотник. Моя первая дверь открылась достаточно давно, тогда и понял, кем предназначено стать. Но беспокойство, которое проходит у остальных, нас преследует всегда. Поиск, толкающий из врат во врата, часто довольно опасное занятие. Не говоря уже о вас, вампирах. Найти и заставить танцевать, а потом еще и контролировать, обучать, вести.
— Лаакаон тоже охотник?
— Не совсем. Прежде всего, истинный. Рожденный сташи и истинным здесь в мире-дом. Нет необходимости что-то доказывать. Да и двери открываются перед ним без видимых усилий. Но у него тоже был зов. Он возникает у всех рано или поздно, такова наша природа. Лакааон искал причину. Ради чего и стал охотником. Охотился не только на будущих сташи, но и за ответами. Теперь вернулся домой. Окончательно.
— Из-за того, что женится? Разве нельзя быть охотником, когда есть семья?
— Нет.
Мэрис дотронулся ладонью до щеки Сташи. Та спокойно смотрела на него. За прошедшие 30 лет внешне почти не изменилась. Годы сделавшие ее взрослее, человека превратили бы в старика. Но по меркам приходящих она только входила в пору зрелости. Контуры лица стали мягче, острые скулы узкого хищного лица, доставшегося в наследство от отца, немного округлились. Тонкие брови, длинные черные волосы, вечный беспорядок которых немного раздражал охотника. Но Сташи никому не позволяла расчесывать кудри, и не объясняла почему. Единственное, что совершенно не изменилось в ней — темные, не имеющие цвета глаза, в которых ничего невозможно было прочесть. Из них не пропала жадность, присущая вампирам. Глубины зрачков также легко засасывали неосторожную жертву, без разницы вампира или человека. Случайность, которую никто не смог предугадать. Мэрис моргнул и убрал руку.
— А ты вернулся домой? — прищурившись, и слегка наклонив голову на бок, спросила она.
— Я еще не нашел причины, — криво улыбнувшись, мужчина слегка оттолкнул Сташи и ушел.