Утро. Холодное, как и предыдущее, и многие до него. Холод здесь подступает медленно. Белесое, бесцветное, сизо-серое небо, земля, воздух. Деревья и те, не чернеют лысыми остовами, а сереют в сумраке призрачными образами. Особой роли погода не играла, но тоскливо как-то становилось от однообразия пейзажа, и состояния — ни ночь, ни день. Какая-то сырая, промозглая бесконечность. Этот день обещал стать еще одним бесполезно прожитым из чреды ему подобных.
Началось все с того, что Скайлэз и Мэрис не смогли договориться между собой и затеяли бесперспективное соперничество. Для чего? Причины Скайлэза казались прозрачными, он думал, что получит меня — стоит лишь протянуть руки. Очередная игрушка и ничего серьезного. А вот зачем Мэрис всячески ему мешал, понять я не смогла. Их взаимоотношения становились серьезным препятствием для меня, поскольку о Нарьяне разговор не зашел ни разу, и даже в собственной постели я не чувствовала себя в безопасности. Ощущение предмета, за который идет борьба, доставляло минимум радости. Дни проходили один за другим. Я даже на шаг не приблизилась к цели, а напряжение между мужчинами усиливалось. Вечерами, мы по-прежнему собирались втроем в комнате с камином и вели беседы, потягивая красное сухое вино. Вот когда обычно приятное времяпровождение становилось испытанием. Вскоре скатились к пустой видимости болтовни, которую я не переносила. Единственный плюс, некоторая информация о мирах, о том, чем занимаются стражи подобные Скайлэзу. Оказывается, вампиры и ставшие присутствуют почти в каждом мире. Страж следит за ними, используя для этого чутье и команду охотников-людей. Ни одно гнездо не обходится без такого надзора. Так вычисляются потенциальные сташи и может быть именно они вызывают других охотников, вроде Мэриса?
Все оказывается так просто устроено. Есть люди, есть нападающие на них вампиры. На вампиров охотятся обученные люди, а на сташи охотники сташи. Сами ставшие думают, что они независимая и свободная раса, стоящая выше людей. А истинные, сохранившие память или чистоту, знают об истинном положении вещей и пасут стадо — ради равновесия, притока новой крови или чего-то еще. Я поняла, что большая часть моих знаний о мирах, со временем переворачивается с ног на голову. Значит ли это, что источник изначально был высохшим? Я не особенно переживала по поводу спорных открытий, но легкая тень разочарования преследовала чаще. Все не так как кажется, еще проще… Скайлэз, в своем мире, регулировал численность живых и мертвых с помощью охотников-людей. Как только ему казалось, что поведение вампиров становится чрезмерно агрессивным, они мгновенно снижали численность упырей почти до нуля. Почему не уничтожали совсем? Не знаю. Думаю, чистки касались в основном ставших. Таких как Кали. Я могла понять ненависть Нарьяны ко мне, но не то, почему она подчиняется стражу. Властность сташи, способность подавлять или внушать…что именно? Охотники безоговорочно выполняют приказы стража, и редко действуют по собственному желанию. Тогда, отца и мать убили охотники или люди по их наводке. Да, смерть всех в гнезде — не была случайностью. И обнаружили нас не просто так. За их гибель несет ответственность страж того мира, в котором я родилась. Понимаю, почему с ними произошло так. Возможно, оттого не рвусь мстить. Души ставших теперь освободились и воплотились в каком-то из слоев яблока. Отец. Я так и не поняла пока, куда уходят вампиры и сташи. Просто исчезают в небытие? Охотники, сделавшие грязную работу, наверное, давно умерли. Срок смертных короток, а охотники к тому же редко умирают естественной смертью. Можно обратится к тому стражу, и потребовать…но чего? Справедливости? Возмездия? Настолько глупо, что и обсуждать нечего. Не могла понять только одного, зачем они убили мать? Она никогда не пыталась стать на темную сторону. Договор с отцом заключила ради детей и мучилась потом всю жизнь. Но оказалось, свет отверг ее за это. Как и меня тьма. Отныне ночь не была родной, а день так и не принял до конца, или я не приняла его. Думаю, только жесткая система удерживала смутное равновесие в мирах в том состоянии, котором они находились. Страж готов покуситься на жизнь любого — человека, вампира или такого же, как он сам сташи, если тот попытается нарушить равновесие в его мире. К чему тогда такое показушное радушие друг к другу? Рвутся искать смысл жизни, рассказывают о преданности, защите для любого, кто сможет войти в мир-дом. Но охотники сташи суровы с молодняком. Я помню насколько суровы. А если бы я оказалась не обучаема, что тогда? Противоречие. Раскрыть объятия юности или сразу убить неугодного без всякой жалости. Не понимаю. О какой высшей цивилизации идет речь, если они ритуально сражаются за место под небом? Чем отличаются от людей? От вампиров? Ну, с вампирами проще, они лишены почти всех эмоций. И тем сложнее теперь будет найти Нарьяну. Перевести разговор в нужное русло невозможно. Мужчины не слышат слов, поглощенные соперничеством, но видят просвечивающую насквозь острую неприязнь друг к другу, немного прикрытую внешней любезностью. Я чувствовала растерянность и злилась на обоих.
Все же утро выдалось действительно холодным. Каша, в которую превратились четкие ранее мысли, немного загустела, и я попыталась нарезать ее порциями. Мрачно стояла у окна, опиралась ладонями на подоконник, чуть покачиваясь, и думала. Мэрис все собирался уйти, и уже полчаса терзал меня уговорами. Я как могла, пропускала речь мимо ушей. Охотник помрачнел, но в покое не оставил. Дело видно, оказалось неотложным, иначе, уверена, я не отделалась бы вежливым кривлянием. Неужели охотник до сих пор считает меня собственностью? Едва перерожденной с голыми инстинктами? Занудное уговаривание составить ему пару в путешествии, пришлось, в конце концов, пресечь достаточно грубо. Мэрис окончательно погрузился в мрачное и язвительное, совершенно обычное для него состояние. В очередной раз хлопнул дверью так, что она едва не слетела с петель, и удалился.
Я вздохнула, закрыла глаза. Одна. Мысли потекли плавно, выстраиваясь в неожиданном направлении. И тут в дверь постучали.
— Кто?
— Скайлэз, — не дождавшись ответа, мужчина зашел. Он хозяин в своем доме, но как на счет видимости ритуала? Мне даже не нужно было задумываться, чтобы понять, зачем страж посетил меня.
— Нет, — он недовольно моргнул.
— Не понимаю. Мы вдвоем, Мэрис уже ушел.
— С чего ты взял, что я жду именно этого?
— А чего ты ждешь? — Его недоумение выглядело столь же искренним, как и раздражающим.
Я покачала головой и ответила: — хочу поговорить с одной из твоих охотниц, Нарьяной. Не знаю, где искать ее. Вот ради чего мне и нужно твое внимание.
— Почему Нарьяна? — по лицу Скайлэза ничего нельзя прочесть, но глаза, словно багровые угли. Злится.
— Не думаю, что тебя это касается.
Мужчина присел на кровать, напротив меня, и нахмурил брови:
— Интересно. Даже так? Ты, юное создание будешь указывать, что касается меня в моем мире? Девчонка — охотница. Моя. Здесь нет чужих интересов. Если разрешу, позволю, сможешь попытаться. Сунешься без спросу — покалечу.
— Драка? — я фыркнула, — меня не интересует место стража. Я не собираюсь выяснять, кто умнее или сильнее. Знаю, нам не тягаться.
— Вот и славно, — поддавшись на лесть, проворчал страж. Обманываться не стоит. Однажды, он почувствовал на горле чужие зубы, а значит, в следующий раз ударит первым. Чтобы придушить наверняка. Только вот, мне действительно ничего, кроме Нарьяны, от него нужно не было, — а что тогда? Зачем сташи человек? Тем более, чужой охотник.
— Она мне нужна. Не могу объяснить сейчас.
— Ты хочешь убить кого-то неугодного?
— Нет.
— Тогда прекрати играть со мной! — Он мгновенно придвинулся вплотную и прошипел, — Я не понимаю. Все просто. Я желаю, чтобы ты стала моей. Что мешает тебе? Вы не с Мэрисом, знаю точно.
Я ответила честно, поскольку уже не видела смысла притворяться.
— Мне мешает самоуверенность. Я больше никому не буду принадлежать.
Он смерил долгим взглядом, холодным и жестким. Кивнул:
— Хорошо. Приведу тебе Нарьяну, — и прежде, чем успела ответить, обнял. Конечно, именно в этот момент Мэрис и зашел в комнату, как обычно, не утруждая себя лишними формальностями. Решил не покидать надолго в сомнительных обстоятельствах? Его умение почувствовать нужный момент вызывало уважение и ярость. Я не особо желала оказаться в объятиях Скайлэза, но ради встречи с Нарьяной, можно пойти на что угодно. Лицо же охотника стало серым. Землистого, неприятного такого цвета. Он сделал шаг в нашу сторону и угрожающе сказал:
— Немедленно отойди от него.
Я молчала. Скайлэз нехорошо ухмыльнулся и ответил:
— Это не твоя женщина, Мэрис. Она принадлежит мне.
Я оттолкнула его со всей силой, на которую была способна, и Скайлэз, возможно от неожиданности, едва устоял на ногах. Не понимаю. Не понимаю! Мало знать, нужно чувствовать. Кроме глухого раздражения внутри не возникло ровным счетом ничего. Опасение, разве что. Ведь Скайлэз мог оскорбиться и забыть об обещании. Прошла мимо Мэриса, увернулась от его руки и нарочито громко хлопнула дверью. Пусть разбираются сами. И чем они отличаются от людей, так презираемых? Ставят собственные сиюминутные интересы превыше всего, о чем так сладко поют — дружбы, доверия, кодекса. А ведь помню, как искренне радовались друг другу при первой встрече.
Я долго бродила по улицам темного города Скайлэза. Моросил дождь. Хлопали по ногам, словно крылья полы плаща. Случайные прохожие торопливо шли по своим делам. Неслучайные обходили стороной, чувствовали опасного врага. Это легко внушить, если знаешь как. На лице оставались мелкие капельки влаги, одежда намокла и потяжелела. Бесцельное блуждание привело к низкому, сложенному из камней дому. Из трубы наискось тянулся дым, намалеванную табличку, грустно раскачивал поднявшийся ветер. Я немного постояла у входа и, подчиняясь неясному внутреннему зову, зашла внутрь таверны. Дымно. Недовольно скривилась и тихо чихнула, прикрывшись рукавом. Не хватало только пьяных задир. Чем меньше внимания, тем лучше. Чадили воняющие факелы, едва освещающие грязное помещенье. Невыносимо разило кислым пивом. Я пристроилась за залитым чем-то столом, исцарапанным ножами. Капюшон плаща надежно укрывал от любопытных глаз. Рядом дремал ветхий старик, сгорбившись. Время от времени просыпался и смотрел перед собой мутным взглядом. Я лениво поглядывала в зал, пока вдруг, внимание не привлекла девушка, сидящая за пару столов от меня. Белокурые волосы заплетены в косу, безмятежный взгляд синих глаз. Нарьяна! Кто вел меня? Скайлэз? Судьба, в которую не верю? Я медленно встала и пошла к ней, исполненная решимости поговорить, но еще не до конца понимая, как.
— Здравствуй, Нарьяна, — она вскинула голову. Вспышкой мелькнула в глазах ненависть узнавания. Почему ненависть? Почему всегда или ненависть или страх?
— Присядешь? — Сухо поинтересовалась девушка.
— Я хотела бы поговорить. Ты неправильно поняла ту ситуацию. Я знаю Скайлэза. Я не та, кем кажусь.
— А кем ты кажешься? — Рассеяно смотря по сторонам, перебила Нарьяна. Внезапно поднялась и схватила за руку, — Идем.
Я готова была делать что угодно, лишь бы она выслушала. Мы обошли таверну, завернули в глухую подворотню. Нарьяна резко повернулась и толкнула меня к стене. Я удивилась ее силе, но не пыталась сопротивляться. Нам все равно не тягаться. Она не понимает, что игры на равных не будет, но пусть. Мне нужно пробиться сквозь пустоту ее взгляда. Пускай насладится минутами триумфа, своей силой и скоростью.
— Сама виновата, — произнесла девушка и прижалась на мгновенье.
— Левату! — Перебила я, пытаясь пробудить память души. Ощутила резкую боль в груди. Нарьяна легко отстранилась и позволила мне сползти по стене. Затем, достала платок и тщательно вытерла ладони. Выбросила кусочек ткани, испачканный чем-то темным, и стала медленно отступать.
— Нарьяна, погоди! — В горле булькало, но не сдавалась, — я твоя дочь, Левату. Твоя душа…Нарьяна!
Губы шевелились, но больше с них не сорвалось ни звука. Темнота поглотила девушку и надежду. Я закрыла глаза, взялась руками за кол, торчащий в груди, резко выдохнула и вырвала его. Боль острая, горячая захлестнула обжигающей струей, затем постепенно стихла, истончилась и иссякла. Дрожь держалась дольше, но и она постепенно исчезла. Когда убивают первый раз — очень больно, но затем… боль никуда не уходит, но появляется понимание. Ты восстанешь все равно. Как бы ни был мучителен конец, ты все равно воскреснешь. Неприятен, а порой нестерпим процесс ужаса умирания, но ты воскресаешь раз за разом, добавляя чуточку безумия к каждому воплощению. Мне отчасти везло, у меня был хороший учитель. Он не позволял убивать меня слишком часто. Но ничто не сравнится изощренностью пытки танца перерождения. Уж я то знаю. Это воспоминание ни у одного сташи не тускнеет, даже спустя пятьдесят, сто или триста лет можно с легкостью вспомнить малейшие нюансы той боли.
Я села, неловко опираясь руками о землю. Жидкую и вонючую грязь, если точнее. Что-то душило изнутри, более страшное, чем раны. Я открывала рот, не хватало воздуха. Страдание, но не телесное. Хотелось выть, кататься по земле и кричать так, чтобы выворотило наизнанку.
— Сташи! — голова болталась, словно на веревочке, не было сил держать. Хотелось закрыть глаза и провалится в черную пасть забытья. Кто-то сначала тормошил меня, затем поднял на руки и понес. Но я ничего не могла поделать, проваливалась в забытье, не понимая, кто рядом и зачем.
Не вспомнила! Она меня не вспомнила.
Мое тело восстанавливалось помимо воли. Прошло время, ясность мышления вернулась. Ненужная мне сейчас ясность. Я стояла у окна и прижимала покрытые коркой грязи ладони к дешевому мутному стеклу. Да, здесь не было прозрачного стекла, к которому привыкла в мире-дом.
Стояла молча, пока Скайлэз не выдержал:
— Что случилось?
— Нарьяна убила меня, — я сухо усмехнулась. Горло еще побаливало, — точнее, она так думает.
— Но почему?
— Не знаю.
— Я не давал приказа.
Стекло оказалось неожиданно холодным, покрытым маленькими капельками воды. Прислонившись к нему лбом, я закрыла глаза и хотела только одного — остаться в одиночестве:
— Скайлэз. Мне все равно нужно поговорить с ней.
— Но зачем?
— Ты не поймешь.
— О, да! — Мужчина дернул плечом, слишком раздраженный, чтобы говорить спокойно, — какая-то сучка просто воткнула в тебя кол! Знала, что ты моя гостья и воткнула. Она умеет отличать вампиров от сташи, уж поверь. А я еще и заметил слишком поздно. Да, как она вообще посмела!
— Твоя сучка. Это угнетает? Что она поступила так, не узнав твоего мнения?
— Заткнись! Замолчи, ради темных богов луны, Сташи! Что ты несешь?
Я помолчала немного, думала.
— Попроси ее защищать меня, — сказала и ощутила, как мурашками набежало — предчувствие действия. Дверь распахнулась и, ударившись о стену, едва вновь не захлопнулась. Я обернулась. Мэрис. В бешенстве. Мне не нужно было догадываться, слишком долго мы знали друг друга.
Скайлэз решительно преградил ему путь:
— Остановись. Не то время. Она очень утомлена и к тому же ранена.
— Без тебя знаю.
— Тогда притормози.
— Да кто ты…
— Оставьте меня оба в покое! — Выкрикнула я, — Оставьте! Оставьте!