Нет, Данки был не против. Он перегнулся через стол, она подставила ему губы. И как-то само собой они начали обниматься и очутились на диване. Диана вдруг замотала головой, отвела его руки, вскочила и опустила платье.
-- Я что-нибудь опять сделал не так? -- растерянно спросил Тодд.
-- Подожди. Не здесь, здесь плохо!
-- Но почему?!
-- Он смотрит на нас. Пойдем в другое место.
-- Какое -- другое?
Диана не ответила. Она вдруг осознала: зачать сына ее и Пушкина надо не здесь. Как она сразу не сообразила? Обязательно в другой, только в той и ни в какой другой квартире!
-- Пошли! -- прошептала она, натягивая плащ.
Данки нехотя подчинился. Лифт не вызывался. Спотыкаясь, Тодд следовал за Дианой по лестнице. Выйдя из подъезда, она взяла его под руку и вывела на набережную. Ветер разогнал тучи, и на небе висела половинка луны. Шаги гулко отзывались в подворотнях.
Милиционер в Музее на Мойке, дом 12, спал, но, когда Моргалкина позвонила в парадный вход, глянул через стекло, узнал ее и спросил только:
-- Тебе чего?
-- Открой, Василий, -- попросила она. -- Мне поработать надо.
Про спутника ее он не спросил, понял, что они вместе, выключил сирену охраны, и Диана с Тоддом вошли. Располневший и в годах Василий опять уселся на стул, надвинул фуражку на глаза и вырубился.
Во тьме Диана шла по музею, как у себя дома, и тянула за руку Тодда. В кабинете Пушкина она остановилась. Свет то ли от луны, то ли от уличного фонаря проходил сквозь щель между шторами.
В голове у Тодда был туман. Он уже перестал удивляться Дианиным прихотям.
-- Здесь? -- шепотом спросил он.
-- Здесь...
Диана сняла плащ, бросила на стул, села на диванчик возле полки с книгами, стиснув коленки, ждала.
-- Тут он умер? -- продолжал шептать Тодд.
Она кивнула.
Тодд сделал несколько шагов по комнате и вернулся обратно. Что-то его беспокоило.
-- У меня к тебе просьба, -- вдруг решился он. -- Если тебе не трудно... На всякий случай... Напиши на бумажке, что ты сама этого хотела.
-- Как это? -- она закрыла лицо руками. -- Господи, стыд какой! Какой стыд!
-- Не обижайся. Просто у нас в Америке все сошли с ума, и с сексуальными домогательствами очень строго. Я бы не хотел сидеть за изнасилование в тюрьме, если ты утром передумаешь и пойдешь в полицию...
-- В милицию, -- поправила она.
-- Да, конечно, в милицию.
-- Ни в какую милицию я не пойду.
-- Знаю! Но пожалуйста... На всякий случай.
Диана хмыкнула, решительным шагом подошла к выключателю. Вспыхнул свет. Она наклонилась над письменным столом с фигуркой негритенка на нем и ларцом, в котором поэт держал свои рукописи. Сейчас там валялся всякий конторский мусор. Она вытащила из ларца листок бумаги.
-- Что писать? -- охрипшим вдруг голосом спросила она.
Тодд молчал, не зная, как по-русски пишутся официальные бумаги. Да и на английском он таких бумаг не видел.
-- Напиши что-нибудь... Ну, что добровольно...
-- Может быть, после?
-- Нет, до...
Лицо ее вдруг озарилось.
-- "Я, Диана Моргалкина, гражданка Российской Федерации, -- медленно произнесла она казенным голосом и написала, -- вступила в интимные..." Как лучше -- "в интимные" или "в сексуальные"?
-- Лучше "в сексуальные", -- посоветовал Данки. -- Интимные -- это может быть все что угодно...
-- Значит, "вступила в сексуальные отношения с гражданином США Тоддом Данки по собственному желанию. Никаких юридических и материальных претензий я к мистеру Данки не имею". Годится? Подпись... Как будто это у нас уже было, да?
Она расписалась, Тодд сложил и спрятал бумажку в карман пиджака.
-- Раздеваться не будем, -- строго сказала она. -- Отвернись, я сниму колготки. Просто сблизимся, и привет.
-- Как сблизимся? -- не понял он.
-- Тебе лучше знать, как...
-- А твой boy-friend Пушкин? -- Тодд не то чтобы пошутил, просто вырвалось.
-- Он мне разрешил...
Диана опять села на диванчик, ждала. Тодд все еще медлил.
-- Смотри! -- она расстегнула две пуговицы и руками подала ему груди. -- Неплохо смотрится при свете луны, да? Ну что же ты стоишь, как истукан? Делай что-нибудь!
-- Что это -- "истукан"? -- он не знал такого слова.
Ее немного знобило, и она не ответила. Подняла руки, положила ладони ему на уши и держала так, пока он не ожил и не решился действовать.
-- Ты что же? -- через некоторое время спросил он, коснувшись губами ее уха. -- Никогда?