Мы замолчали.
Я думал о Терзалии, вспоминал подробности беседы с ней и ее рассказ о художнике, погнавшемся за легким заработком. "Выходит, - думал я, - и нам не удалось захлопнуть дверь перед носом серого человека. И этот серый, или это серое, подмял меня, капитана Прохора, Григория... Захватил звездолет... А что проиэойдет с нами завтра, послезавтра? Что будет с нами на той планете, куда нас везут? Выходит, мы проиграли еще до начала игры... "
- Что, приятель, приуныл? - спросил Григорий. - Мы еще побарахтаемся. Пока живы, не все потеряно. Я еще, например, хочу испортить нашим врагам настроение. А как у тебя, Тима, такого желания не появилось?
- Одного желания маловато.
- Это верно, поэтому будем действовать! - Григорий немного помолчал, словно прикидывая, как именно мы будем действовать, и очень непоследовательно уточнил: - Конечно, при таком ускорении не развернешься, активно сопротивляться насилию будем потом, при более благоприятных условиях. А пока будем отлеживаться - копить силы для решающего контрудара. Степан вот правильно делает - отсыпается...
Григорий замолчал.
Я хотел было хоть что-нибудь сказать в ответ на его рассуждения, спросить, о каких благоприятных условиях он мечтает? Будут ли они? Можно ли сопротивляться активно в нашем положении? Или это уже бред надломленного сознания? И тут ужасная мысль пронзила меня. Я вспомнил предостережения Терзалии, вспомнил рассказ Степана о специфике условий на планете Арис и вдруг отчетливо осознал, что все мы попали в чье-то литературное произведение, в чей-то фантастический или приключенческий сюжет! И я, о, ужасное ощущение, почувствовал себя вдруг литературным героем. Героем, который полностью зависит от воли и воображения какого-то неизвестного автора. Все во мне Запротестовало. Нет! Я хочу сам распоряжаться своей судьбой, своими поступками, своими привязанностями! Наконец, своей любовью к Терзалии! Или и эта любовь была кем-то уже запрограммирована, выдумана и привита мне? Не хочу, не желаю, не верю! В конце концов, мы живые люди! Надо бороться, ломать заданный кем-то сюжет! Надо искать свое решение! Хотелось кричать обо всем этом, но я не сказал ни единого слова. Язык мой набух, отяжелел и даже дышать стало трудно. "Вот и поборолись, - лениво подумал я, - самообман один".
В висках билась сгустившаяся кровь. Перед глазами из тьмы стали выплывать один за другим оранжевые, зеленые и голубые круги. И появилось жуткое ощущение своей мизерности, игрушечности, какой-то даже микроскопичности. Тело мое и сознание вдруг сжались до размеров бусины, пылинки, стали меньше во много раз самой маленькой кибернетической мыши из тех, что напали на звездолет, и я почувствовал, что проваливаюсь, сползаю, падаю в черную бесконечную и бездонную пропасть.
Долго ли я падал во тьму? Не знаю. Сознание вернулось вместе с ощущением необычайной легкости и тишины вокруг.
Наверное, я застонал, заметался, словом, как-то дал понять окружающим, что очухался. И откуда-то с другого конца бесконечности, и тьмы донесся далекий голос Григория:
- Студент... Живой? Это у тебя с непривычки... Перегрузочки, они не сахар...
Голос штурмана все приближался, нарастал и вот уже громыхает совсем рядом, близко, над самым ухом.
Постепенно я начал различать и другие звуки: Постанывание капитана, жалобное мяуканье кота Василия, сонное сопение Степана... Я возвращался в мир звуков, в чернильную, бархатную темноту запертого помещения, но чего-то не было, не хватало в этом возвращенном мире. Отсутствовало нечто важное, привычное, что-то очень существенное, от чего, я чувствовал, зависела и моя дальнейшая судьба.
- Лежи, студент, лежи, отдыхай! - говорил Григорий. - Похоже, приехали. Чувствуешь?
И я почувствовал, осознал - не слышно гула двигателей звездолета. Реакторы "Звездного орла" отключены. Исчезла тяжесть. Пропало ощущение стремительного падения. Мир вокруг стал непривычно усмйчив.
- Где мы? - тихо спросил я.
- Кажетстя, сели на какую-то лланету, - ответил Григорий. - А вот на какую планету - это вопрос.
- И давно сели?
- Не знаю, мне так уже чудится, что сидим здесь целую вечность, штурман помолчал и добавил: - А возможно, и будем сидеть вечно...
- Это ты, Гриша, зря, - послышался из темноты голос Степана, - на планете мы не больше трех часов.
- 3! Так ты не спишь? - обрадовался Григорий. - А я думал, что вам с капитаном такую дозу снотворного эти мышки-норушки вогнали, что вы без посторонней помощи не проснетесь.
- Вот еще! - обиделся Степан, - Я вашу болтовню уже давно слушаю. Попались мы, конечно, основательно. Как там капитан? Надо бы расшевелить Прохора. Если ранен - перебинтовать. У меня в кармане был кусок пластыря. От рубашек можно полоску оторвать. Его вроде сильно задело. Если способны уже двигаться - ползите к капитану. Слышите?
- Слышим, - ответил я, с трудом усаживаясь и разминая затекшие руки и ноги, - сейчас все сделаем...
Григорий тоже зашевелился, засопел, наверное, пытаясь подняться на ноги, и в это время послышались скрежещущие звуки, топот бегущих роботов и, наконец, тяжелые, гулкие шаги в ближайшем к нам коридорчике. Округлая герметичная дверца комнаты распахнулась. Я зажмурился - глаза уже успели отвыкнуть от нормального дневного света и сияние люминесцентных ламп оказалось нестерпимым.
- Сплошное издевательство над нашей изнеженной психикой, - ворчливо пробормотал Степан, недовольно прищуриваясь, - свинство, так сказать, в космическом масштабе. Если так дальше пойдет, мои бедные, издерганные долгими скитаниями по галактике нервы просто не выдержат. Надо иметь совершенно лошадиную психологию, чтобы терпеть подобные выкрутасы... И вообще... Даже наш Филимон...
Степану так и не удалось закончить фразу про Филимона. Послышались команды: "В две колонны стройся!", "Вперед!" В коридорчике перед дверцей возникла какая-то сумятица, неразбериха. На мгновение все стихло, и вдруг дружный топот потряс пластиковый паркет гимнастической комнаты.
Во мне все сразу задрожало...
Гаава 11
В комнату ввалилось с десяток роботов и четверо коренастых парней в легких скафандрах защитного цвета, с автоматами и карабинами в руках. За ними следом вошел дородный, розовощекий мужчина невысокого роста, лет пятидесяти. Одет он был в совершенно шикарный голубой мундир, расшитый золотом и увешанный многочисленными знаками отличия, орденами, медалями и рубиновыми и изумрудными звездами. Громыхая хорошо подкованными, сверкающими черной лакировкой сапогами, он стянул с головы треугольную шляпу, передал ее одному из своих подручных, затем, неторопливо расправив гусарские усы, достал из кармана белоснежный кружевной платок и, лучезарно улыбнувшись, вытер вспотевший лоб и залысины:
- Господа! Примите мои нижайшие извинения! - радостно объявил он. Произошло досадное недоразумение. Вас задержали по ошибке. Мы тут, понимаете ли, в состоянии войны с некоторой близлежащей частью вселенной находимся. Ну, то да се! - офицер растерянно развел руками. - Словом, вас приняли за других... Досадная оплошность компьютера. Бывает! Мы только сейчас из документов в рубке звездолета узнали, что корабль приписан к космодрому Земли! Земля! О! Ля! Ля! Всю жизнь мечтал посетить эту легендарную планету! Словом, сердечно рад! Все, ни слова! Вы наши гости! Почетные гости! Друзья! Рад! Рад приветствовать вас на планете Сверба! Поверьте, вы не пожалеете о том, что шалунья судьба забросила вас к нам! Дни, проведенные на Свербе, останутся, уверен в этом, для вас незабываемыми! Да! Да! Свербиты - самый гостеприимный народ во вселенной! Наш закон гласит: умри, но обслужи клиента, то бишь гостя...
Мы переглянулись. Признаться, в первые мгновения я мало что понял из речи коротышки. Григорий усмехнулся и пожал плечами.
- Идиотизм какой-то, - тихо пробормотал он.
А Степан, очевидно, самый дипломатичный из нас, доброжелательно улыбнулся и сказал:
- У нас раненый... Э... Простите, не знаю вашего титула и имени. Нужна помощь.
- Ах! Ах! Извините великодушно. Совсем забыл представиться. Бонапарт Цезарь Октавиан Нивс, генерал от кибернерии, кавалер изумрудной и рубиновой звезд, заслуженный волкодав республики! Для друзей просто Бони. Прошу называть только так. Имею честь быть! - генерал щелкнул каблуками и с громким сопением вновь полез в карман за носовым платком. - Да, други мои разлюбезные, прошу без церемоний, попросту, по-солдатски, мы народ простой, зовите меня Бони. А сейчас прошу собрать вещички, самое необходимое! Вы наши гости! Я повезу вас в нашу столицу. Гостеприимство - наш закон. Умри сам, но... Впрочем, я уже говорил об этом... Жду вас в своей машине. Мои ребятишки вам помогут. Защитные скафандры надевать не обязательно, Климат у нас благоприятный. Каждому пять минут на сборы - и в дорогу!
Мы не стали дожидаться еще одного приглашения - очень уж нервно как-то задергалось дуло гравикарабина в лапах у одного из подручных генерала.
Под конвоем двух роботов и одного из "ребятишек", я прошел в свою каюту. Машинально, с каким-то тупым автоматизмом движений побросал под внимательными взглядами роботов и конвойного в наплечную сумку аптечку с медикаментами, кое-какие предметы туалета. Вспомнил о талисмане Терзалии и осмотрел столик у кровати - куколки нигде не было, лишь у самого края столешницы лежала пустая упаковочная коробка.
- Живей! - рявкнул конвойный, заметив, что я мешкаю, и выразительно указал дулом карабина в сторону двери. С разрекламированным свербским гостеприимством все это как-то мало сочеталось, но удивляться местным манерам было некогда, и я понуро побрел в коридор, где меня уже поджидали Степан и Григорий. Здесь же, на носилках, которые держали два серых робота, лежал капитан Прохор и безмятежно похрапывал. Лицо капитана до бровей было залеплено лейкопластырем...
Нас повели к выходу из звездолета. Уже у самой шлюзовой камеры я услышал под ногами обиженное мяуканье, нагнулся и подобрал кота Василия. Я вспомнил доброе старое время, рассказы капитана о своем любимце и хотя отлично понимал, что нам, пожалуй, придется испытать опасностей больше, чем коту, расстегнул молнию коыбинеэона и посадил Ваську за пазуху. Кот немного повертелся, устраиваясь поудобнее, пару раз удовлетворенно мяукнул и затих.
На смотровой площадке в лицо ударил холодный ветер. Дышалось относительно свободно, из чего я сделал вывод, что с кислородом на этой планете все обстоит благополучно.
Над багрово-коричневой, с белыми пятнами, каменистой местностью, изрезанной черными трещинами и ущельями, возвышались нагромождения красно-черных глыб, торчали острые скалы, а вдали, где-то у горизонта, стояли вокруг цепью белоснежные горы.
В тусклом желтоватом небе плыли облака, низкие, тяжелые, изорванные, какого-то странного серо-желтого цвета.
Около звездолета стояло с десяток крупных грузовых вездеходов, бегали серые фигуры с автоматами и суетилось десятка три роботов. Все увиденное привело меня в совершеннейшее уныние. Впрочем, внимательно осмотреть окружающие пейзажи не удалось.
- Сюда, мои любимые! Ко мне, мои драгоценные! Сверба ждет вас! замахал нам руками в белых перчатках генерал Нивс. И мы, аккуратно подпихиваемые сзади дулами карабинов, уже через две минуты оказались в салоне роскошного генеральского вездехода. На почти воздушных креслах из эфилона были наброшены львиные и тигриные шкуры. И мы, откинувшись на спинки кресел, с наслаждением вытянули ноги и расстегнули молнии комбинезонов.
По потолку машины заиграла светомузыка, из динамиков послышались звучи ноктюрнов Шопена, а на встроенном в панель управления полуметровом экране видеомагнитофона почти голая красавица-блондинка, с очень неплохой фигурой, стала умирать в объятиях юного усача в голубом мундире. Слышались страстные охи и вздохи.
Генерал Нивс дружески нам улыбнулся, закрутил усы, включил кондиционеры и приказал водителю:
- Трогай! Я полагаю, - сказал Нивс, обращаясь к нам, - эта поездка будет во всех отношениях приятна для вас. Позвольте, я буду вашим гидом. Сейчас мы проедем перевал и спустимся с гор в долину. Космодром наш, как вы изволили заметить, высоко раcположен иад уровнем моря. Здесь холодновато, а внизу у нас рай! Овощи, фрукты, цветы - сплошное благоухание! Впрочем, сами убедитесь. О! Я вижу, наш неосторожный друг открыл глаза!
Последняя фраза генерала относилась к капитану Прохору, который и в самом деле проснулся и озабоченно заворочался на сиденье. Взгляд его широко раскрытых глаз нервно метался по вспыхивающим разноцветным лампам на потолке салона. Булкин пугливо косился в сторону телеэкрана и застенчиво помаргиаал в самых пикантных местах... Разбитые губы капитана едва шевелились. Мне послышалось, что Прохор бормочет какие-то ругательства...
Между тем генерал Нивс, ничуть не смущаясь нашим несколько растерянным состоянием и бледным видом, продолжал расписывать все прелести местной фауны и флоры. Оживленно толковал о специфике местных условий, о прогрессивности и высокой миссии цивилизации Свербы, о превосходстве свербитов, физическом и психическом, над другими народаыи и цивилизациями галактики. Он выражал абсолютную уверенность в конечной победе свербитов над всеми своими врагами, как скрытыми, так и явными, как внутренними, так и внешними. Клялся в преданности и горячей любви к правительству планеты и убеждал нас, что нигде во вселенной не существует такого гуманного и высокоморального общества, как на планете Сверба, гостями которой мы имеем честь быть. И вообще, убеждал нас Нивс, интересы Свербы превыше всего. Погибать за них - одно удовольствие...