Ну, впрочем, особо уж амортизировать оказалось нечего. С Нового Года казачата постоянно отбивали атаки негров, каким-то непонятным путём преодолевавших заснеженные перевалы. Было много убитых, а главное — негры то ли убили, то ли похитили Ирину, ту самую девчонку Кольки. Из всех, кто с ней был, в живых не остался никто — и некому было рассказать о её судьбе…
…Карта Кавказа была настоящей — туристической, очень подробной. Прижав её локтем, Марио — светловолосый итальянец — возил по ней пальцем.
— На побережье Каспия действуют наши астраханские друзья… Перевалы Клухор, Мамисан, Крестовый, да и все остальные ещё не открылись… На реке Кура действуют несколько отрядов северян — наши… ой, в смысле, русские… и ещё кое-кто. негры стоят на правобережье Куры в двух десятках мест. Их не меньше пятнадцати тысяч.
— А наших? — поинтересовался я. — Хотя бы приблизительно?
— Около шести сотен на весь Кавказ, — Марио оценивающе посмотрел на меня. — Франсуа рассказывал, что ты хороший фехтовальщик?
— Франсуа Жюссо? — быстро спросил я. — Он что, здесь?
— Там, — Марио махнул рукой на восток. А я заметил, как вскинул голову о чём-то разговаривавший неподалёку с казачатами Вадим. — Так как насчёт фехтования?
— Скоро ты это увидишь, — пообещал я.
— Что же вы собираетесь делать? — вклинился Лаури.
— Собирались идти на юг, к устью Чороха, — сообщил Павел, черноволосый широкоскулый мальчишка, небрежно державший на высоко поднятом колене саблю с богатой рукоятью. — С нами пойдёте?
— Почему нет? — пожал плечами Ярослав…
…Я отошёл от нашего костра, возле которого Лаури и Николай вяло заспорили об обстоятельствах похода. В ночи — по-южному чёрной — на склоне холма горели костры, тут и там слышались голоса, песни, смех. Я развёл руки в стороны и глубоко вдохнул тёплый, перенасыщенный весенними бешеными запахами воздух. И вдруг подумал, что скучаю по неспешной, степенной северной весне.
"Нет, — решил я, — следующую весну мы встретим в наших местах…" Я закрыл глаза и представил дубы над Ергенью, её медленную воду, широкие плёсы…
— Олег.
Я обернулся. Позади меня стоял Вадим.
— А? — поинтересовался я, отворачиваясь.
— Мы с тобой друзья, Олег?
— Да, — спокойно ответил я, глядя, как красиво светится море — полосы рыб и дельфинов светящимися торпедами рассекали его туда-сюда, взрываясь дорожками искр, когда кто-то из обитателей глубин выпрыгивал на поверхность.
— Пожалуйста, — с усилием выделил это слово Вадим, — не… сделай так, чтобы мы не встречались с Франсуа.
— Сделаю, — ответил я, не поворачиваясь. Вадим переступил с ноги на ногу и даже с какой-то обидой спросил:
— Даже не поинтересуешься — почему?
— Не поинтересуюсь, — отозвался я. — И так знаю.
— Всё-то ты знаешь, — сказал он, и я повернулся к нему, улыбаясь:
— А помнишь — ты как-то упрекнул меня, в том, что я "такой дебил в некоторых вещах"? Перед нашим первым походом? Умнею.
На какой-то миг Вадим потерялся. Потом сердито сказал:
— А ты ничего не забываешь, Олег.
— Ничего, — подтвердил я.
— А всё-таки, — тихо сказал Вадим, — страшненьким ты стал…
— Это ты мне тоже говорил, — вспомнил я.
— С тех пор — ещё страшнее, — буркнул Вадим, поворачиваясь. Он ушёл бесшумно, как и положено. А я вдруг (действительно "вдруг", неожиданно для самого себя!) засмеялся. Откуда-то пришли строки — по-моему, из какого-то кино, — которые я пропел-проговорил вслух:
— Олег, ты чего?
Танюшка подошла тоже бесшумно. Она улыбалась, покусывая травинку, коса была распущена, волосы падали на плечи и до пояса, на грудь…
— Ты чего, Олег? — весело спросила она. Вместо ответа я встал на колени и, обняв её бёдра, прижался щекой к животу…
…Обнявшись, мы сидели на большом камне, и море о чём-то вздыхало у наших босых ног. Неподалёку монотонно ревел поток, но не мог заглушить близкий звон гитары и отчаянный, какой-то небесный голос мальчишки, поющий ревякинскую "Вольницу"…
— Страшно, — прошептала Танюшка, прижимаясь ко мне. Пламя костра металось неподалеку в такт песне…
— Воля, — тихо сказал я, крепче обнимая Танюшку. — Да. Хорошо поют.
— Мне так этого парня, колю, жалко, — Танюшка повозилась под боком. — Я разговаривала с девчонками, он с тех пор, как пропала его девушка, сам не свой… Негров убивает, убивает, убивает — никак насытиться не может… Ой, Олег, ты только прости, но я подумала, что со мной было бы, если бы ты… пропал или погиб. Я бы просто умерла, наверное… А этот Марио что к тебе приставал?
— Откуда знаешь? — лениво поинтересовался я.
— Девчонки рассказали, — ответила Танюшка. — Они меня тоже расспрашивали, — Танюшка толкнула меня в бок, озорно посмотрела снизу вверх: — " — Марио ему: "Ты, говорят, хороший фехтовальщик? Давай схватимся!" — ой, он же задиристый, как не знаю кто! А этот, ну, Олег, ему так спокойно: "Скоро ты это увидишь," — ну прямо как в книжке или в кино! А сам он, этот Олег, девчонки — такой гордый, рука всё время на палаше… Он, говорят, во всей Европе лучший на клинках! Тань, а ты про него расскажи, а?!"
— Тань, хватит, — смущённо, но одновременно и со смехом ответил я. Она очень похоже передразнивала девчоночью трескотню, и я помимо воли поинтересовался: — Ну? Рассказала?
— Ой, какой же ты тщеславный… — она коротко и сильно щёлкнула меня в нос. — Рассказала. Рассказала, что ты самый смелый, самый умный, самый красивый, самый-самый на свете. Правильно?
— Не знаю, — хмыкнул я, потирая нос. — Вам виднее, мисс.
— Почитай мне что-нибудь, — попросила она. — Пожалуйста…
— Это Гумилёв? — тихо спросила Танюшка. Я молча коротко кивнул. — Почему ты его так любишь, Олег?
— Он учит, каким должен быть мужчина… и как надо относиться к чести, войне и женщине. А здесь только это и имеет значение, Тань. Вот веришь или нет — только это.
— Почитай ещё, — попросила она. — То. Про лес.
Перед тем, как дал причастье ей кюре… — я умолк, а Танюшка тихим, очень хорошим каким-то голосом задумчиво дочитала:
— Я придумал это, глядя на твои, — вновь заговорил я, касаясь пальцами Танюшкиных волос: — Косы — кольца огневеющей змеи,
… - У тебя красивая девчонка.