— Куда не успеем? — поинтересовался кто-то.
— Да потанцевать же! — рявкнул Санёк…
…Мороз стал покрепче. Танцевала пока что одна только пара — Игорь Северцев с Кристиной. Оба занимались в Кирсанове бальными танцами и сейчас легко и уверенно кружились около костра. Очень красиво и завораживающе — казалось даже, что на них не меховая одежда, а бальные костюмы. Мы, вывалившись из пещеры толпой, переговаривались и смеялись сперва, а потом застыли и замолкли. Мне даже почудилась на миг музыка вальса — красивая и широкая, как спокойная река…
— Шиз-га-ру-у да-ва-ай!!! — заорал Сморч, нарушив очарование. Я покосился на него с неудовольствием, но Север, засмеявшись, махнул рукой, и они с Кристиной тут же перестроились на брейк, в котором тоже были мастерами. Но это худо-бедно могли у нас танцевать все — особенно "верхушку", а "нижняк" на снегу и не потанцуешь…
…Завалившись на настил — отдохнуть — я совершенно неожиданно уснул. Даже не уснул, а отрубился, как выключили. И так же странно проснулся — рука с часами была прямо перед глазами, и я понял, что проспал всего минут сорок. Очевидно сказалось копившееся нервное напряжение.
Танюшка полулежала рядом, держа ладонь у моего виска. Кажется, все наши были тут — валялись индифферентно на шкурах и слушали опять Игоря. Он пел песню из недавно вышедшего на экраны фильма про гардемаринов…
Честь — красивое такое слово из интересных фильмов, романтичное и звонкое… но мы мало о ней думали там. Там это было именно слово из фильмов, совсем не имевшее отношения к нашей повседневности.
Здесь это слово обрело свой первоначальный и единственный смысл, острый и определённый, как клинок шпаги в умелой руке бойца. Честь — это стоять друг за друга. Честь — не предавать своих, не лгать им, не бросать в бою. Честь — не гнуться, не отступать перед врагом. Честь — это… Честь. И всё тут. Ни убавить, ни прибавить…
Я слушал, лёжа неподвижно, даже не подавая знака, что проснулся. Все вокруг были свои, всё было сейчас хорошо и правильно, и огонь в очаге горел, поленья стреляли золотистыми искрами… и наступил новый год, и праздник, кажется, удался.
А ещё я думал, и эта мысль стояла где-то сзади, как чёрная фигура на границе освещённого костром круга… думал: а не последний ли это счастливый день для всех нас?
— В общем, Саня со Сморчём и Щусём висят у них на хвосте… точнее — на боку, — Север повёл плечами, разминая их после долгого бега. — Грек твой был прав. Идут — не меньше полутысячи. Осторожно идут, во все стороны дозоры высылают.
— Ничего, — отозвался Сергей. — Ирка с Наташкой Мигачёвой, сейчас уже, наверное, к чехам подбегают. Да и австрийцы, должно быть, подошли…
Игорь Мордвинцев, Север, Сергей и я стояли на заснеженном склоне среди чёрно-белых деревьев, неясно рисовавшихся в предрассветном сумраке. Вадим, убежавший на разведку, мотался где-то впереди, выслеживал уже совсем близких негров. Ручей внизу склона, невидимый отсюда, тонко звенел на камешках — незамерзающий, оживлённый… Его берегом двигались несколько чёрных теней — шли кабаны, и их похрюкиванье доносилось до нас.
— Мы с Иркой вчера, перед тем, как она ушла, поцеловались первый раз, — задумчиво сказал Игорь.
— Да ты чё? — иронично спросил Сергей. Я толкнул его локтем, но Игорь не обратил внимания на иронию, продолжал озабоченно:
— Зря ты её, Олег, послал. Ей же тяжело будет… Наташка — та крепкая…
— И парня нет… — кивнул Сергеи я пихнул его коленом, но Игорь снова его не услышал:
— А Иринка — она…
— Она на лыжах бегает в сто раз лучше меня, — не выдержал и я наконец.
— Что нетрудно, — заметил Север и подвигал шпагу в ножнах.
Все умолкли, и в молчании холодный январский рассвет обступил нас со всех сторон — стало даже холоднее, чем было. Мы не двигались, только временами переносили свой вес с одно ноги и лыжи на другую, да ещё иногда кто-нибудь зевал, закрывая рот крагой.
— Холодно, — пожаловался Игорь Северцев, похлопывая себя руками по бокам.
— Градусов двадцать, — подтвердил Сергей. — Что, мерзнешь, Север?
— Иди ты, — беззлобно сказал Игорь. — Леший, ты чего молчишь?
Я выдохнул длинную струю густого пара. Мне никогда не нравилось обсуждать очевидные вещи. Как у Гашека: " — Я вчера видел похоронную процессию. — Видать, помер кто-нибудь…" Редкостно содержательный разговор… Да и не казалось мне, что очень уж холодно.
Рассвет медленно-медленно, словно через силу, вползал в лес, остывший и белый. Но суку совсем недалеко от нас мрачно сидела ворона, и звон ручейка в овраге казался неуместно-потусторонним. Снег был сухим, и в эту паразитку невозможно даже запустить снежком. Она же этим пользовалась — сидела и по временам скандально орала, чем добавляла уныния к общей картине.
— Не люблю зиму, — неожиданно вырвалось у меня.
— Заговорил! — агрессивно обрадовался Игорь. Но развития атаки не последовало — Сергей подобрался и вытянул руку:
— А вот и Вадька.
— Угу, — подтвердил я, наблюдая, как Вадим сноровисто спускается на лыжах по склону наискось. Он всегда хорошо бегал на этих деревяшках — даже сейчас, когда на ногах у него не "дрокеры"[1], а именно деревяшки…
Вадим резко затормозил возле нас и левой рукой скинул меховой капюшон — от него валил пар.
— Идут, — выдохнул Вадим, сбрасывая с ног лыжи. — Десять штук, вот за этим холмом, — он ткнул за спину большим пальцем. — Разведка. Выйдут к ручью.
— Перережем, — уверенно сказал я, стряхивая краги в снег и сбрасывая капюшон.
Схватило холодом, но я знал, что это ненадолго. — Вперёд, ребята.
Проваливаясь в снег, мы спустились к ручью и присели за деревьями и валунами. Вадим аккуратно вывесил из рукава гирьку кистеня.
— Десять штук — ерунда, — сказал я, подвыдернув из ножен палаш. — Жаль, языка пока не знаем, а то можно было бы одного живьём взять.
Сергей, сидевший ближе остальных к оврагу, помахал рукой и окаменел. Это могло значить лишь одно — негры уже близко.
И точно — через какие-то секунды из-за чёрных валунов появились первые, и их визгливо-скрежещущие голоса прогнали тишину. В тёплой одежде пришельцы казались неуклюжими и ещё более уродливыми, чем в летнее время. Из-под надвинутых шапок валил пар.
Да, их было десять — ровно, и они ничего не опасались. И идти им было легче — по берегу…
Второй остановился и, схватив за плечо шедшего первым, что-то завизжал, тыча рукой в наши следы на склоне. Заметили… Ну, вот и хорошо!
— Рось! — заорал я, вскакивая и выдёргивая палаш полностью — тусклый свет блеснул на лезвии. Нас разделяли всего несколько шагов, и я преодолел их в два прыжка. Длинное лезвие наполовину утонуло в груди того, шедшего первым… Палаш Серёжки отбил над моей головой ятаган второго, кулак моего друга швырнул негра в холодную воду… Двое возникли передо мной, следом подбегал третий. Вскрики, хрип, плеск и лязг повисли в воздухе.
Оступился — вода ледяная, наверняка; спасибо, Тань, за сапоги! Звиггзагг! Ззвигг! Выхваченная дага до упора вошла в живот… Ззвагг! Зиг! Зиг!
— Рось! Рось!
— Скраг! Скраг!
Званг! Занг!.. Добежал, скот, опять их двое… Кто-то рухнул в ручей — похоже, не наш… Оп! Ушёл от секущего удара, а то бы… А итальянскую защиту ты видел?!. Не видел, а теперь больше вообще ничего не увидишь… Последний противник отступал вверх по склону. Шапка с его головы свалилась, подпиленные зубы были оскалены. В левой руке он держал толу. Ну нет — метнуть я её тебе не дам, ниггер…
Сзади залязгал металл. Не оборачиваться — стоп!
— Олег, всё нормально! — весело прокричал Игорь. Краем глаза я заметил, что Вадим сражается всего-навсего с одним негром. Так, быстро мы…
"Мой" ниггер прыгнул вперёд, размахиваясь рубануть в голову. Я увернулся, пнул его в пах и помчался следом за покатившимся по склону врагом, чтобы уже не дать ему встать — обойдётся, выродок…
Негр внезапно остановился, сжавшись на снегу в комок — я был вынужден по инерции через него перепрыгнуть. Проскользил сколько-то и, ощутив сильный удар в левый бок, развернулся и достал встающего негра рубящим ударом в висок — череп расселся, заливаясь кровью.