Роман опешил от такой удачи. Нудненко, увидев его изменившееся лицо, понизил голос:
— Сотворил что-то? А говорил — егерь. И с виду приличный такой.
Вязьмикин вышел из оцепенения:
— Да говори ты толком, Нудненко! Откуда его знаешь?!
Носильщик расправил фартук.
— Значица так. Последний срок мотал я на севере Байкала, лес валил. Заработки, надо сказать, приличные были. Оттуда и освободился. Прошлым летом, только-только я работать начал, вам спасибо, разговорился б этим, — Нудненко ткнул потухшей папиросой в рисунок, — он тамошний оказался, сказал, егерем в Нижней Заимке заправляет.
— Да, толком-то скажи, как ты с ним познакомился?! — перебил Роман.
Носильщик уставился на Романа, как на человека, который ровным счетом ничего не понимает в такой простой ситуации.
— Дак вещи же я ему подвозил!.. Стою, значица, курю, на улице. Смотрю, такси подруливает и он вылазит. А вещей целая куча! И баулы-то все здоровенные, а еще фанерки какие-то большущие в тряпочках. Я вежливенько так подкатываю, дескать, грузитесь, гражданин, зараз довезем. Да неудачно у нас с ним получилось. Путя я перепутал. Стоим мы курим, балакаем, а тут объявляют, что поезд его с другого путя отправляется через две минуты. Рванули мы, насилу успели. Только вещички в тамбур скидали поезд и поехал. И опять же неудачно я ему подсобил. Сел на тележку отдышаться, а темень была, вот как сейчас. Гляжу, сумка рядом валяется, тряпичная. Вот, думаю, незадача, решит еще землячок, что я ее спер. А поезд-то не догонишь… Клянусь, впопыхах забыл! — носильщик приложил руку к бляхе.
— Верю, Нудненко, верю…
— Да там и путнего-то ничего не было! Штаны ношеные, рубаха да полотенце, еще какая-то записнушка. Толком-то и не смотрел. Как досталась, так и ушла. Отработал я, пошел домой, сумку девать некуда — взял с собой. Встречаю корешка — Толика Куфтина, мы с ним еще по малолетке сидели. Решили с устатку, да за встречу тяпнуть по маленькой. Привел он меня к своему дружку, в Нахаловку, куда-то на Чернышевский спуск. Выпили, поговорили и ушел я. А сумку оставил у этого Мозгатого, так Толькиного приятеля зовут. Потом хотел забрать ее, думаю, вдруг землячок искать ее будет, а квартира этого Мозгатого все закрыта и закрыта. Так и пропала сумка…
Петр, ощущая под мышкой приятную тяжесть пистолета, прилип к иллюминатору. Внизу проплывали причудливые облака. Самолет заунывно гудел двигателями. Рядом с Петром, изредка перекрывая шум моторов, всхрапывал Роман. Он перевесился на кресло Свиркина, и тому ничего другого не оставалось, как, вжавшись в иллюминатор, созерцать облака…
“Уважаемые товарищи пассажиры! Наш самолет совершил посадку в столице Бурятской АССР, городе Улан-Удэ…”
Петр принялся тормошить своего друга:
— Приехали!
— Не приехали, а прилетели, — бодро пробасил Вязьмикин, словно это не его храп несколько минут назад заставлял вздрагивать соседей по салону…
В буфете было пиво и бифштексы. Такой завтрак вполне устраивал оперуполномоченных, и, взяв по две порции того и другого, они расположились за высоким столиком. Петр закинул за спину спортивную сумку, Роман аккуратно положил к ногам свой командировочный портфель из желтого кожзаменителя, и они принялись за еду.
— “Прибывших из Новосибирска пассажиров, — Роман замер с набитым ртом и толкнул своего друга, — Свиркина и Вязьмикина просим срочно зайти в дежурную комнату милиции аэровокзала”.
Петр отставил недопитый стакан и готов был немедленно ринуться на поиски дежурной комнаты, но Роман придержал его:
— Подожди, — он старательно завернул в газету остатки завтрака, степенно допил пиво, спрятал сверток в портфель и, разгладив усы, деловито сказал, — теперь пошли.
Широколицый бурят гостеприимно улыбнулся:
— Капитан Церенов. Я в Новосибирске четыре года жил, в школе милиции учился.
— Товарищ капитан, — перебил Свиркин, — что случилось?
— Вам телекс из Новосибирска, — Церенов протянул узкую полоску ленты, — час назад приняли.
Петр пробежал ее глазами и передал Роману.
“…ЗВОНИЛИ СЕВЕРОБАЙКАЛЬСКОГО РОВД КАРТИНЫ ЕРШОВА ВЫСТАВКЕ САМОДЕЯТЕЛЬНЫХ ХУДОЖНИКОВ ХАБАРОВА СОВЕРШЕНО НАПАДЕНИЕ СВЯЖИТЕСЬ СЛЕДОВАТЕЛЕМ ФЕОКТИСТОВОЙ ИЛЬИН”.
— Ничего не понятно! — развел руками Свиркин, видя, как Роман невозмутимо складывает пополам ленту и прячет ее в карман.
— На месте разберемся, — пробасил Вязьмикин и повернулся к Церенову. — Товарищ капитан, помогите нам с билетиками до Северобайкальска.
Церенов радушно улыбнулся:
— Какой разговор! Сделаем. Считайте, что билеты у вас в кармане. Рейс через двадцать минут. Я позабочусь, чтобы вас встретили…
Капитан Церенов не подвел. Когда самолет сделал широкий полукруг над Байкалом и, вздрагивая, покатился по летному полю, Петр обрадованно толкнул дремлющего Вязьмикина:
— Машина милицейская, наверное, нас ждут!
У трапа к ним подошел сержант милиции в полушубке.
— Вы из Новосибирска? — он скептически глянул на легонькие сапожки оперуполномоченных. — Что-то одеты вы…
Если в Новосибирске весна уже начинала чувствоваться, то здесь о ней ничего не напоминало. Холодный ветер с Байкала кружил по полю колючую поземку, завывал, путаясь в стволах сосен, одиноко торчащих на крутых склонах серых скал, тесно обступивших аэродром.
…Чистый высокий лоб, стянутые в тугую косу русые волосы, красивый изгиб бровей, чуть вздернутый носик, слегка припухлые, без следов помады, губы, стройная фигурка в милицейской форме с погонами старшего лейтенанта. Вязьмикин неотрывно смотрел в голубые глаза следователя Феоктистовой. Он и не надеялся встретить такую девушку.
Скорее почувствовав, чем расслышав, что она к нему обращается, Роман растерянно пробасил:
— Что вы сказали, Татьяна Алексеевна?
Она только сейчас обратила внимание, какими глазами смотрит на нее оперуполномоченный и смутилась.
— Я… Я спросила… К Хабарову сейчас пойдем, или вы отдохнуть хотите?
Хотя Свиркин, примостившийся возле батареи, и не успел отогреться, он с энтузиазмом воскликнул:
— Конечно, сейчас!
— Да, пожалуй, — солидно подтвердил Роман.
Петр не узнавал своего коллегу. Обычно вежливый с женщинами, Вязьмикин, сегодня был особенно учтив и предупредителен. Он предусмотрительно снял с вешалки шубку и помог следователю одеться, широким жестом распахнул перед ней дверь, заботливо подал руку, спускаясь по скользким ступенькам райотдела, слегка придерживал ее под локоток, когда они шли по улице, поминутно склонялся к ней и бархатным голосом переспрашивал: “Что вы сказали, Татьяна Алексеевна?”, и, вообще, напоминал ухажеров девятнадцатого века, какими их представлял себе Свиркин.
Северобайкальск делился на старый и новый районы. Правда, это разделение было весьма условно, поскольку в “старый” поселок, в котором коттеджи из прекрасного бруса соседствовали с опоясанными завалинками вагончиками, со слепленными из чего попало халупками, отсчитывал свою историю с начала строительства БАМа. Новая же часть, застроенная красивыми бело-синими девятиэтажками, расположенными кольцом, и вовсе появилась совсем недавно. Внутри этого кольца, укрытые от байкальского ветра, прятались пятиэтажные дома, детские сады и школа. Водители, отмеряющие ежедневно сотни километров по тряской грунтовке, проезжая через город на Даванский перевал, делают крюк, чтобы проехать по гладкому асфальту недавно уложенному на центральной улице.
Все это оперуполномоченные узнали от Татьяны Феоктистовой, которая, смущаясь изысканного внимания со стороны Романа, обращалась исключительно к Свиркину.
— А вот и наша гостиница, — сказала она Петру.
…Хабаров, с чуть косо повязанным на голове полотенцем, выглядел очень несчастным, но, увидев Свиркина, обрадовался.
— Петр Ефимович! Я вас так ждал, наконец-то.