Я не хочу, чтобы он умирал! Волна невероятной жалости подкатила к горлу тяжелым комом. Смерть этого незнакомца была бы слишком несправедливой и жестокой. Не хочу!!! — завопила я, схватившись за его обожженную руку. Зачем вообще нужно это дурацкое колдовство, если сейчас, прямо на моих глазах умирает человек, а я ничем не могу ему помочь? От этой мысли стало вдруг так обидно, что я перестала сдерживаться. Я почувствовала соленый вкус слез во рту, а глаза заволокло влажной пеленой. Потому я и не заметила сразу, как от моих пальцев протянулось несколько десятков нитей. Странно было видеть, как эти шустрые создания устремились к больному, оплетая его плотным коконом. Наверное, когда меня вытягивали из самолета, я выглядела так же. Уставившись на тело, я терпеливо ожидала продолжения. Возможно, сейчас он перенесется в безопасное место, где ему окажут должную помощь. Не знаю, смогу ли я выбросить из головы беспокойство об этом человеке, но больше я ничем не смогу ему помочь.
Плохая из меня предсказательница. Пострадавший никуда не делся. Зато кокон стал уплотняться и съеживаться, приобретая очертания тела. Теперь мой пациент походил на грубую пластиковую куклу без лица. Тонкая щель на месте рта и дырочки, обозначающие ноздри и уши на белой блестящей поверхности — жуткое зрелище. Все пораженные поверхности закрывали такие же огромные заплаты. Ожогов под ними, конечно не видно, но теперь он напоминал человека весьма отдаленно. Скорее, этакий Франкенштейн, в отличие от классического сделанный из живой плоти и робота Си-3ПО из "Звездных войн". Хорошо хоть не R2D2. Миленько, — с внутренним содроганием подумала я. Он хоть жив после моих экспериментов?
Жив — грудная клетка продолжала равномерно вздыматься, несмотря на "пластиковый" корсаж. Камень, красным пятном светившийся на груди, пульсировал сильно и равномерно.
Сзади послышалось шевеление, сменившееся душераздирающим стоном, более похожим на вопль кошки с прищемленным хвостом. Ох, наша нервная барышня очнулась! Надо занять парня делом, иначе так и будет непрерывно в обмороки падать.
Я обернулась с самым суровым выражением лица.
— Ты что, припадочный?
— Не-ет, — на морде читалось искреннее смущение.
— А то смотри, наша медицина кроме валерьянки еще много чего выдумала, — нашла, чем испугать! При воспоминании о дивном успокаивающем, львиная рожа расплылась в блаженной улыбке.
— Я больше не буду, — угу, где-то я это уже слышала. По-моему, классе эдак в первом. А еще чаще в детском саду.
— Значит, вот что, дружок — твой диагноз ясен: все это от безделья. Займемся мы трудотерапией, сразу забудешь об обмороках и прочих глупостях, — пока фей обводил тоскливым взглядом пещеру, соображая как увильнуть от работы, я судорожно придумывала, чем бы его занять. — Не бойся, генеральную уборку пещеры я тебя делать не заставлю, — по-моему, мои слова его не успокоили, по напряженной физиономии, его воображение о штрафных санкциях дальше уборки не простиралось и теперь он уж и предположить не мог, какую же пакость я надумала. — Вот твое задание, — я торжествующе кивнула в сторону золотой кучи.
В глазах фея появилась настоящая паника.
— Да я с этой горой за всю жизнь не управлюсь, — голос задрожал от незаслуженной обиды.
— А со всей и не надо, — я была непреклонна. — И вообще, что ты ноешь? Ты еще даже не поинтересовался, что надо делать.
— А что надо делать? — вместо радости в голосе звучала тоскливая обреченность.
— Фу. Я тебе, можно сказать, нашла работу по специальности, а ты тоскуешь о примитивном не квалифицированном труде. Так всю жизнь и проходишь в рыцарях, тупо размахивая своей железякой, — припечатала я.
— Да нет, я готов, — в глазах появился явный интерес и, видимо, для того чтобы я не усомнилась в его готовности, и еще и хвостом завилял. — Так что мне делать?
— Помнишь, ты мне сказал, что в этой куче могут находиться артефакты? — И получив хотя немного растерянный, но утвердительный кивок, продолжила: — Ну, вот тебе и задание: попытайся разыскать эти полезные вещички и, желательно, определить под каким соусом их употребляют.
— Ты так доверяешь мне? — пасть раскрылась в широчайшей улыбке, а глаза зажглись прямо таки неземным восторгом. Главное, не показывать вида, что его внешний вид уж очень похож на боевой азарт льва, как его показывают по каналу Дискавери, а то еще не ясно, кто кого будет заставлять работать.
— Доверяю, — проворчала я, трусливо отводя взгляд в сторону пациента. Ну, должна же я, в конце концов, поинтересоваться здоровьем больного.
— Он жив? — недоверчиво спросил Айлери, с опаской заглядывая на кровать.
— По крайней мере, дышит, — не думаю, что стоит подпускать фея слишком близко к нашему новому постояльцу: иначе мне придется постоянно таскаться с флаконом нашатыря.
Но, как ни удивительно, кукла, бестолково слепленная из частей человеческого тела и кусков белого пластика, Айлери вовсе не испугала. Наоборот, моя работа привела его в восторг.
— Ты умеешь делать доспехи восстановления! — мне кажется, или в голосе прозвучала откровенная зависть? — На такое даже не все магистры способны, — теперь понятно. А потом просительно заканючил: — Может, научишь меня? Я буду стараться очень, очень.
— Я и сама не знаю, как это получилось. Можешь поверить — восторгаться тут совершенно нечему. Просто, мне очень не хотелось, чтобы этот человек умер. Только и всего.
Фей старательно изобразил понимание, но, по-моему, не слишком-то поверил. Но, через мгновение его посетила новая мысль.
— Надеюсь, ты не дотрагивалась до него? — откровенное опасение в голосе меня немало позабавили.
— Ты, что, инфекции боишься?
— Так дотрагивалась, или нет? — позабыв о почтении, фей сорвался на визг, от которого заложило уши.
— Дотрагивалась, — я попыталась ответить твердо, но при воспоминании о пережитом ужасе, вновь защипало в глазах, — ну, и что? — спросила я с неприкрытым вызовом.
— Мы пропали, — столько безысходной тоски, даже отчаяния было в этих словах, что даже меня проняло.
— Объясни толком. Я ничегошеньки не понимаю.
— Мы пропали. Если ты до него дотронулась, нам уже нигде не скрыться. Считай, мы уже покойники.
— Прекрати истерику! Объясни все по порядку. Почему мы должны умереть? — я спрашивала, а пакостное воображение подсовывало сюжеты из ужастиков. Возможно, парень, которого мы притащили в пещеру, и не был обожжен, а это действительно какая-то жуткая местная инфекция, передающаяся при касании. И вскоре мы покроемся такими же кошмарными ранами и умрем? Ой, мамочки. С каких это пор Стася стала писать фэнтэзи ужасов?
— Он, — со смесью ужаса и восхищения ткнул в кровать лапой сфинкс, — вступил в схватку с драконом. И при этом выжил. А ты, — продолжил он с горечью, — умудрилась прикоснуться к нему. И не просто прикоснуться — ты спасла его!
— Значит, никакой инфекции нет? — опасливо переспросила я. Лучше показаться глуховатой, а то и туповатой, чем потом биться головой из-за того, что неправильно понял собеседника.
— Да нет никакой инфекции, — вспылил Айлери, — ты что, не слышишь, что я тебе говорю? Он схватился с драконом. И теперь, все, кто оказал ему помощь, или хотя бы просто прикоснулся — враги дракона. Он будет преследовать нас до тех пор, пока не уничтожит.
— Ага! — неожиданно обрадовалась я. — Дракон все-таки плохой.
— С чего это ты взяла? — возмутился Айлери в ответ.
— Как с чего? Ты же сам только что сказал, что это он не только напал на человека, но и нас собирается преследовать, — как-то не вписывается это в образчик дружелюбия.
— Ты не понимаешь! Дракон — посланник божий. Он наказывает только тех, кто идет против Его воли. А тот, кто помогает еретику и отступнику, заслуживает божьего гнева, — фей печально взмахнул длинными ресницами. — Мы обречены, — шмыгнул он носом, и по морде, оставляя мокрый след, потекла гигантская слеза.
— С ума сойти! — какой же бардак в голове моей подруги. Наверное, она так и не решила, какими будут драконы в ее книге, а отсюда вся эта неразбериха. Но в данный момент опасность, которой стращал меня Айлери, вовсе не казалась реальной. А парень уже едва ли не прощался с жизнью. Все-таки идея отвлечь его работой вовсе не так пуста, как мне самой показалось поначалу. — Послушай, я не думаю, что дракон прилетит мстить нам прямо сейчас. Давай ты все-таки займешься делом, как мы и договорились. Вдруг найдешь в этой куче что-нибудь, что поможет нам. Спрятаться, замаскироваться, убедить дракона, что мы хорошие — да мало ли что ты там отроешь.
— И ничего у меня в голове не бардак, — раздался откуда-то с потолка голос полный укоризны.
— Стасюха! Наконец-то! Тебе успели переустановить программу! — моей радости не было предела: подруга соизволила таки выйти на связь и, надеюсь, теперь она объяснит, что успела придумать за время своего отсутствия.
— Ничего мне не переустанавливали, — некоторая растерянность в ее голосе заставила меня напрячься. — Всего-то комп завис, а пока я его перегружала и чай заваривала. В общем, села я с тобой дальше поболтать, и будто заснула. А когда пришла в себя, долго не могла поверить, что умудрилась написать все это. Я сама не понимаю, что случилось, — голос виновато осекся.
— Ты хочешь сказать, что со времени нашего разговора для тебя прошло всего несколько минут? — с ужасом переспросила я.
— Если быть точным — около сорока минут. Пара минут на перегрузку и чай, минут тридцать я колотила по клавишам, как не своя, и минут восемь — читала, каждую минуту опасаясь, что с тобой что-то случилось и что-то очень нехорошее приключится со мной, когда ты вернешься.
— Ты — сама доброта. Знаешь, как утешить подругу, — боюсь, мой голос, как никогда сочился ядом.
— Ты напрасно решила, что я демиург этого мира. Я не только не знаю, что произойдет в дальнейшем, я не понимаю подоплеки событий сейчас, — что-то уж слишком невесело прозвучали последние слова.
— И что нам теперь делать? — вот теперь, кажется, и мне стало страшновато.