Михаил был с ним вполне согласен и потому в течение двух недель прилежно изучал работу столичных служб "секьюрити", стараясь постичь все до мелких деталей, особенно в использовании современных средств ночного видения и спецконтроля.
Однако в том, что касалось надежности своей службы, у Михаила были собственные идеи и принципы; касалось это в основном подбора и подготовки кадров. "Самое лучшее оборудование не поможет, если заведутся предатели, к такому убеждению он пришел, размышляя над увиденным и обдумывая план действий. - Самое трудное - сколотить команду верных, способных ребят".
Исходя из этих соображений, последнюю неделю перед отъездом он посвятил восстановлению старых связей: искал подходящие кандидатуры среди спортсменов и инструкторов-сверхсрочников на базах подготовки, то есть среди тех, с кем приходилось иметь дело в прошлом.
Целиком поглощенный предотъездными делами и заботами, занятый с утра до вечера, он отвлекался от горьких мыслей и переживаний. Но стоило добраться до дома, до постели, прилечь - вновь они завладевали им, лишая покоя и сна.
* * *
В то время как Михаил деятельно готовился покинуть Москву, бедолага Виктор Сальников в тяжелом состоянии метался на койке в тюремном госпитале. В лагере с наркотой было туго, и он очень страдал. В колонии царили законы уголовных авторитетов, но урки не трогали инвалида-афганца, даже иной раз опекали. Однако наркотики стоили больших денег, а их у Виктора не было.
- Боюсь, недолго протяну! - шептал он про себя, когда стало немного полегче. - И поделом мне, никчемная моя жизнь... Но Мишка-то за что страдает?
Сало вспоминал друга детства, и его небритое лицо светлело. Сколько радости доставило ему неожиданное письмо! Как луч света среди сплошного мрака. "Его-то за что жизнь бьет? - возмущался он несправедливостью судьбы. - Столько пережить, вырваться из неволи - и теперь снова мучиться?!"
Понимал он состояние друга, но согласиться с ним не мог. "Мишка не прав! - бормотал он. - Света не виновата ни в чем! Столько лет ждала, растила сына, когда мы все тут его хоронили. Нет, нужно открыть ему глаза. Она - хороший человек, каких мало. Он еще пожалеет".
В конце концов принял Виктор решение, собрался с силами, достал карандаш, бумагу и принялся за письмо.
"Здравствуй, Мишка! - выводил он неровным почерком. - Пишу сразу же, как получил твой сигнал с того света.
Я чуть не рехнулся от радости - ведь мы тебя давно похоронили.
Теперь будешь жить до ста лет, это уж точно! За всех нас - тех, кто вернулись горе мыкать, и тех, кто остались лежать в земле! - Он передохнул, шмыгнул носом и, помусолив карандаш, продолжал писать. - Только жаль, что ты несправедлив к Светлане. Она не просто баба, а человек с большой буквы! Видел бы ты, как она твою мать обихаживала, как Ольга Матвеевна ее любила! А что сына тебе родила, аборта делать не стала - это пустяки? Ну не дождалась, трудно было одной. Но ведь тянула, пока была надежда! Лучше бы ты с ней разобрался - ради сына. Вот мой совет! А обо мне не беспокойся, ты мне помочь ничем не можешь. Не теряй время на жалобы! Я сам себя казню за то, что сделал. Уж больно сильно двинул его костылем. Хоть и сволочь, но все же свой, русский человек.
Об одном лишь прошу - пиши почаще, если сможешь. Рассказывай мне, какая у тебя жизнь будет в Сибири. Для меня это единственная радость.
Твой друг Виктор".
Закончив такой большой труд, Сало полежал, отдыхая, и позвал санитара из заключенных, который относился к нему с сочувствием.
- Слушай, друг, отправь это письмо так, чтобы дошло, - мой кореш из афганского плена вернулся. Понимаешь, какое чудо? Спустя столько лет после войны! Сделай доброе дело - на том свете зачтется.
- Невероятно! Кто бы другой сказал - не поверил! - изумился медбрат и пообещал: - Не боись! Отправлю чин чином.
Письмо Сальникова он отправил без задержки, не пожалев конверта и марки, но Михаил его так и не прочитал. В тот день, когда оно пришло, занимался отправкой багажа в За-падносибирск малой скоростью. Домой забежал только перед отъездом на аэровокзал - забрать чемодан и опечатать комнату. Убегая утром по делам, проверил содержимое почтового ящика и потом уже в него не заглядывал.
Письмо Виктора доставили в полдень, и оно пролежало в ожидании адресата еще несколько месяцев, пока не сгорело в огне вместе с домом и всем оставшимся имуществом Михаила. Какие-то бомжи, ночевавшие на чердаке, устроили пожар и превратили старую московскую двухэтажку в пылающий костер. Деревянные перекрытия горели, как сухие дрова, и к прибытию пожарных от дома остались лишь кирпичные стены.
Но Михаил тогда еще этого знать не мог; его мучила другая проблема. Расхаживая по залу аэропорта в ожидании регистрации, он никак не мог преодолеть страстного желания проститься со Светланой, позвонить... Сердце разрывалось от тоски, душа страдала. До боли хотелось еще раз, напоследок, услышать ее голос. Что-то подсказывало - не все потеряно, между ними сохранилась живая нить... Но ожесточило его пережитое разочарование, сознание краха многолетних надежд; он подавил свои чувства и укротил свой порыв. "Нет, все кончено! Пусть живут своей семьей! - сказал он себе с мрачной решимостью. - Разбитый вдребезги кувшин не склеишь. Начну новую жизнь!"
Видно, сама судьба предрешила, чтобы вернувшийся после долгих лет страданий на чужбине урожденный князь Михаил Юсупов не узнал о том, что у него есть сын и их древний род продолжается.
Глава 25
ГРИМАСЫ СУДЬБЫ
В гостиной своей парижской квартиры Надежда, сидя в мягком кресле и потягивая через соломинку джин с тоником, смотрела по телевизору веселое шоу, когда вошел разъяренный Олег.
- Ну вот и рухнула моя карьера! Теперь наверняка загонят в какую-нибудь Кытманду! - с горечью выпалил он, тяжело опускаясь в стоящее рядом кресло.
- Как же ты и твой вонючий кобель допустили, чтобы вас застукала его квочка? Совсем потеряли голову? Ведь и ему в их "конторе" теперь врежут по первое число! Тоже мне Штирлиц!
- Полегче в выражениях, он - не тебе чета! - не отрываясь от телевизора, презрительно бросила Надя. - Такой мужик не пропадет. А тебе самое место в этом Кытманду. Чего ты стоишь без своего покойного дядюшки?
- А ты-то чего стоишь? - не остался в долгу Олег. - Даже этого невзрачного атташе от жены отбить не смогла. Он сразу от тебя отказался, покаялся...
Сказанное им больно ударило по самолюбию Нади. Вскочив на ноги, бросила ему с вызовом:
- Ну и что с того? И мне он такой не очень-то нужен. Вот вернусь домой и получше себе найду. Лишь бы поскорее нас развели!
Несмотря на скандал в посольстве - позорящий его и угрожающий поломать карьеру, - Олег не желал развода: все еще любил Надю и не хотел ее потерять. Он сразу сник и, запинаясь, униженно попросил:
- Может... все же... передумаешь? Я бы... не возражал... чтобы у нас... был ребенок... даже не от меня... Заботился бы... как о своем! Встречайся... с кем хочешь... люби, если... мной недовольна... Лишь бы ты была... в хорошем настроении...
- Ишь ты, какой... заботливый. - Надя уже остыла и, взяв в руки бокал с коктейлем, снова уселась в кресло. - Надеешься, что останусь с тобой, если будешь покрывать мои грехи? Напрасно!
- Но почему же?
- По кочану! - непримиримо взглянула она на мужа, сделав выразительный жест. - Потому, что сыта тобой по горло. Все! Возвращаюсь домой и начну заниматься разводом! Без меня, думаю, тебе легче будет замять этот скандал в посольстве. Пойду собирать вещи.
Олег мрачно покачал головой.
- Скандал уже не замять. Но если развода не будет, отец поможет получить приличное назначение в соцстрану. Не успел тебе сказать: меня вызвали в Москву, и ты можешь не спешить со сборами - улечу раньше тебя. Думаю, что удастся даже поехать вторым секретарем в Венгрию - так мне сказал посол. Будапешт - красивейший город!
- А я с тобой и в Соединенные Штаты не поеду, не то что к нищим венграм, - отрезала Надя, допивая коктейль и поднимаясь. - Считай, Олежек, что наше с тобой супружество кончилось!
Лидия Сергеевна проснулась поздно, но продолжала лежать в постели, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. Самочувствие отвратительное: сильно болит голова, подташнивает... Окинув мутным взором комнату - кругом беспорядок - и увидев, что настольные часы показывают почти одиннадцать, она обеспокоенно пробормотала:
- Опять заведующая устроит выволочку... Что же на этот-то раз придумать? Ведь выгонят, как пить дать!
Минувшие годы очень ее состарили. Немногим больше пятидесяти, но выглядит она старухой. Прекрасная некогда фигура расплылась; в волосах полно седины - подкрашивать неохота; лицо опухло, под правым глазом здоровенный синяк. Новый друг и сожитель - слесарь-сантехник поставил: здоровенный детина, заросший рыжими волосами; моложе ее лет на десять. Приехал он на заработки с обнищавшей Украины, там у него семья.
Полежав пластом еще полчаса, Лидия Сергеевна, кряхтя и постанывая от головной боли, встала и принялась искать остатки портвейна - опохмелиться. В таком состоянии она просто не сможет работать.
- Вот козел, все до капли выхлебал! - ворчала она на сожителя, не в силах найти в доме ничего подходящего. - Даже одеколон в ванной, который от него спрятала, и то нашел! А вчера принес бутылку таких чернил, что голова просто разламывается на части! Да еще всю ночь спать не давал... Нет, гнать его к черту! - решила она. - Грязный, скупой... Да и стара я для таких жеребцов.
Ничего ее вокруг не интересовало. Потребности она свела к минимуму; одевалась плохо, за собой не следила. Красивые тряпки, что присылала или привозила ей дочь во время редких визитов в Москву, тут же продавала или пропивала с приятелями. Жила лишь чувствами и пристрастием к выпивке. Но и могучий ее темперамент, видимо, иссяк. Временами, особенно с похмелья, нападала депрессия.
- Зачем я живу? Что хорошего нахожу в своем жалком существовании? Чего достигла в жизни? - И заливалась слезами обиды на несправедливую судьбу. Одно утешение - хоть дочь в люди вывела, хоть ее счастливой сделала... шептала она, ощущая, как эта единственная радость жизни поддерживает ее дух и самоуважение.
За минувшие годы Надежда прилетала в Москву всего два раза: очередные отпуска они с Олегом проводили, как правило, за границей.
- А что тут хорошего? Что у нас есть для отдыха? - с презрительной миной объясняла она их непатриотическое поведение. - Только Крым и Кавказ. Природа - да, но какой ужасный сервис! Грязь, хамство... Нет уж! За те же деньги лучше отдохнуть на Лазурном берегу или в круизе.
Мать она не забывала, присылая небольшие переводы и вещи с оказией, но не баловала. Никогда они не были особенно близки, а теперь, когда Лидия Сергеевна опустилась, - тем более.