С момента отъезда генерала из столицы прошло одиннадцать лет. РСБ и думать забыла о наблюдении за престарелым пасечником, жителем глухой деревни. Тогда Харнакин и переехал в провинциальный Урбоград. К тому времени в стране развернулось повстанческое движение. Члены тайного кружка офицеров установили контакт с Союзом Повстанцев. Часть денег со счета "Окциденталь дистансьон" сняли доверенные лица Харнакина, эти деньги теперь крутились в фирме Арсения Рытика, повстанческого разведчика. Внедренный в мэрию Дареславец, бывший офицер, вербовал в Союз Повстанцев чиновников и хозяйственников. Другой сослуживец генерала, Владимир Ваюршин, устроился в полицию и привлекал к подпольной работе полицейских. Групповодом этой вербовочной сети был Харнакин. Арсений Рытик не знал Ваюршина и Дареславца, а с Игорем переписывался бесконтактно: через тайничок близ генеральской дачи Сейчас Харнакину предстояло изменить подпольную профессию: из лидера вербовщиков он должен был перевоплотиться в куратора боевой группы — вспомнить военные навыки времен Вьентама и Перугвая.
Харнакин еще не знал своих будущих бойцов. Чтобы установить с ними связь, он должен был сегодня направиться на совещание, к подпольщику Рэду.
Сотрудники мэрии не знали подлинного Валерия Дареславца — бывшего офицера, повстанческого вербовщика — но думали, что знают всё об этом чернобородом красавце, общительном радушном хозяине и ценном работнике. Два месяца назад он сокрушенно поведал коллегам: здоровье подводит, пошаливает печень: видимо, придется свернуть все дела и срочно ехать на целебные курорты Южных гор. Теплое море, минеральная вода, размеренный режим — вот что нужно для восстановления. Коллеги участливо кивали. Страдавшие той же болезнью давали наперебой ценные советы. Дареславец слушал, иногда записывал. Когда совета просили у него, с улыбкой рассказывал о чудодейственной силе мёда — янтарный, густой, золотистый продукт спасал от болей, подкреплял силы. По словам Валерия, мёд годами поддерживал его в добром здравии. Лишь в последнее время мёдотерапия стала недостаточной — но прекращать ее чиновник отнюдь не собирался. Потому никого не удивляло, что Валерий в свободные минуты заглядывал в крохотную медовую лавку, в двух шагах от места службы. Хозяин лавчонки Захар Фальков, считал Дареславца своим благодетелем. К тому были все основания. С тех пор, как честного парня уволили с химкомбината за смелое интервью о нарушении экологических норм, Захар не мог устроиться на работу по специальности: директора предприятий были членами партии "Единая Рабсия", и запрещая классовую борьбу всем вокруг, сами вели ее неуклонно: черный список смутьянов был один на всех.
Бедняга перебивался случайными заработками, работал ночным сторожем на складе частной фирмы. С началом кризиса фирма разорилась, Фальков потерял и эту работу, над ним нависла угроза выселения. Именно в тот миг, будто ангел-хранитель, явился к нему на порог Дареславец, сразу взяв быка за рога: "С вами поступили несправедливо".
Уж теперь-то выселение Фалькову не угрожало. Бывший сторож поправил свои дела, открыв медовую лавку. Кредит получен совершенно легально: большой, но под людоедские проценты (деньги пришли тут же, "черным налом", из рук Валерия). Поставщик меда тоже не подводил: старую пасеку отставник Харнакин, по документам, продал — фактически же отдал "в кормление" подставному лицу из той же деревни. Шоферы-скупщики соблюдали график. Мед в лавке целебен, отменно чист.
Захар Фальков умел быть благодарным. Его лавке предстояло стать "почтовым ящиком", ему самому — связником силовой группы (в группе пропаганды ту же роль играл Вадим Гуляев). Именно через связников кураторы групп передавали шифрованные приказы подчиненным. Выходит, Фалькову предстояло общаться с Харнакиным. Для стороннего наблюдателя вполне объяснимо: отставник прожил на пасеке долгие семь лет, вот и заглядывает в медовую лавку — проведать, как идут дела в той глухомани…
Банки с медом имели хитрую конструкцию: берестяные крышки на пружинках, с двойным дном — идеальный контейнер для шифровок.
Сейчас Фальков принял Дареславеца с распростертыми объятиями. Все инструкции получены загодя, но расставание надо отметить.
"Жаль, конечно…" — с горечью думал Захар, накрывая на стол — "Благодетель мой покидает Урбоград. Конечно, обо мне позаботятся… но ведь Валера не просто спонсор, а лучший мой друг! Надеюсь, мы еще свидимся… Чего не бывает в жизни?"
Дареславец, при всем расположении к Фалькову, не мог задержаться долго у него в гостях. Сегодня Валерию еще предстояло съездить в промзону: под "крышей" лаборатории пивзавода инженер Муравьев собрал коллектив химиков.
"Программа экспериментов рискована. Зато не имеет отношения к алкоголю. Это радует…" — усмехнулся Дареславец — "А бороду перед отъездом надо все ж постричь, так? Совершенно разбойничья…"
В камине весело потрескивали дровишки. Старческая зябкость покинула отставника, боль в руке унялась. Голова была необыкновенно ясной. "Что ж" — думал Харнакин неспешно — "остается совещание с лидером боевой пятерки. Ежели пойдет, из этой искорки должно разгореться партизанское движение. Сейчас ее может затушить случайный ветерок, малейшая неточность… Труднее всего начать. Потом, когда искра зажжет пороховой склад накопившегося недовольства урбоградцев — взрыв будет сокрушителен. В первые дни все зависит от меня. Задачи бойцам надо ставить ясно и точно. Сделать выжимку. Дело осложняется тем, что они дилетанты. Что им потребуется, в первую очередь? Автомобиль? Деньги? Оружие? Боеприпасы? Взрывчатка? Эх, придется мне начать инструктаж с азов, а времени мало. Нужен мысленный конспект."
Игорь вспомнил, с какой предусмотрительностью его инструктировал во Вьентаме товарищ Зиап. Он вновь увидел желтое непроницаемое лицо вьентамского вождя, узкую бородку, белый веер.
"Мне тогда казалось, что он старик" — усмехнулся генерал — "Сейчас я в том же возрасте".
В памяти всплыли слова вьентамца: "Наша цель — не захватить вражескую территорию, а измотать противника. Ударил-отступил-скрылся… Перерезать дороги, подрывать мосты и электроподстанции, разрушать электрические сети и узлы связи, взрывать радиостанции и склады горючего, уничтожать штабы и аэродромы. Необходимо организовать диверсии и взрывы в местах дислокации противника, убивать вражеских офицеров, захватывать вражеские склады оружия и боеприпасов…"
Та краткая аудиенция лаконично обрисовала план будущей операции в Каймонге: Игорь планирует операции — вьентамцы сражаются, вербуют кадры, ведут разведку, обеспечивают паспортами, оружием и взрывчаткой.
Замелькали яркие картины прошлого: партизаны спиливают телеграфные столбы, забрасывают проволоку на провода электропередач, устраивают засаду на дороге, поджигают стоянку полицейских грузовиков, похищают оружие с армариканских складов, наблюдают за пособниками врага, карают вражеских офицеров и провокаторов, собирают вещи и документы для партизан… Неожиданность. Ночь. Быстрота. Удар-отход… Удар-отход… Вспомнилась партизанская типография, подземные лаборатории в пещерах.
"Опять двадцать пять" — вздохнул старик — "Как новичкам на пальцах растолкуешь? Эх… Понимаю Валеру Дареславца. Выступая перед солдатами и курсантами, он всегда выражал мысли как можно проще. Так, чтобы его поняли даже малограмотные, даже выходцы с окраин, плохо владеющие рабсийским языком. Отсюда его бесконечные повторы и такание: так? так? Горожане дивятся, а ведь привычка у него профессиональная… Сейчас и мне придется инструктировать с нуля. Лаконично. Сжимать. Обобщать."
В сознании Харнакина потянулась цепь ассоциаций: штаб, узел связи, блок-пост, арсенал, склад горючего, подстанция, аэродром… Банк, ратуша и полицейский участок укладывались в тот же ряд: здание.
Игорь мысленно перенеся в Сьерра-Гранде: вспомнилось, как офицеры Альвареса наблюдали за ратушей и дворцом. Выяснить им предстояло многое: как подкрасться к строению для атаки, куда ускользнуть и спрятаться при неудаче, какова численность и система охраны, где проведена сигнализация, какова внутренняя планировка? В какие часы учреждение работает? Важен был и распорядок дня в соседних офисах. Заговорщики изучали транспортные потоки: часто ли проезжают автомашины близ дворца, в каком направлении, чем вооружены патрули на джипах. Внимания заслуживала каждая мелочь, даже регулярный полуденный звон колоколов ближайшей церкви Сан-Мартин, как шумовое прикрытие. О внутренней планировке дворца офицеры Альвареса узнали заранее, внедрив туда агентов под видом слесарей-ремонтников. Чертежи ряда министерств скопировали в архитектурном бюро. Другие офисы имели планировку стандартную: ее можно было понять по аналогии.
Предварительная разведка была долгой, но окупилась сторицей… Харнакин с теплой приязнью вспомнил открытое лицо перугвайского лидера, его мягкий юмор и великодушие.
Ему вспомнилось, как профессионально была в Сьерра-Гранде взята и взорвана электроподстанция. Ударная группа тогда обезвредила охрану. Резервная группа вошла в здание, разместила мины, организовала взрыв. Группа прикрытия, замаскировавшись близ дороги, ждала грузовиков с подкреплением противника — при их появлении открыла огонь из пулеметов… "Да" — подумал Харнакин — "Типичный метод штурма. Разница невелика: подстанция, склад горючего, дворец или еще что… Но если это полицейский участок или арсенал, то резервной группе пришлось бы собирать оружие и вывозить его. Если невозможно унести — уничтожить. Вот и вся разница…"
Старик пожевал бескровными губами. Конспект медленно складывался в его сознании..
"Захват оружия для нас еще непосилен. Для этого нужно бойцов тридцать-сорок, как минимум. Односторонний опыт у меня." — с досадой подумал Игорь, шевеля кочергой в камине — "В Перугвае была организация офицеров, во Вьентаме и вовсе партизанская армия. Куда хуже пришлось савейским подпольщикам в годы войны с фашизмом. Они как раз начинали с пятерок… И первыми акциями этих пятерок были убийства гауляйтеров, полицаев, бургомистров и прочей фашистской сволочи. В учебниках того времени эта тактика прямо именуется первым этапом любого партизанского движения. И только за ней, под ее влиянием, начинается второй этап — массовый, налетно-набеговый."
Угли в камине тлели, поверх змеились алые огонечки. Угнездившись в кресле, старик задумчиво всматривался в мерцание очага. Вошла жена Люся, с чайным подносом в руках. Молоденькой медсестрой он впервые увидел ее в пещерах Каймонга. С тех пор прошло тридцать лет. Усталое лицо женщины хранило приметы былой красоты. Поставив на журнальный столик чай и печенье, Люся на цыпочках покинула зал. Она поняла: муж сосредоточен, думает о своем, о важном.
"Да, в годы той войны, пришлось бы начать с охоты на гауляйтера или бургомистра." — предположил Харнакин. Мысленный набросок беседы с партизанами был почти готов. — "В общем случае, здесь нужны две подгруппы: наблюдения и огневого поражения. Пришлось бы выяснить адрес жилища негодяя, адрес его конторы. Самое уязвимое место, в таких случаях — это, конечно, пути следования. Устроить засаду на дороге… Впрочем, можно и в автомобиль оккупанта подложить гостинец. Отравить мерзавца, черт возьми. Или похитить для допроса и казни. Все это, конечно, требует навыков слежки. Охотник должен знать образ жизни дичи, ее распорядок, привычки, любимые места — тогда у него большие шансы на успех. Но и после операции нет покоя — надо маскироваться, прятаться, скрывать улики, обеспечить алиби, иметь убежища и паспорта. Иметь в запасе врача для раненых, группу поддержки: накормит, снабдит деньгами и оружием… Впрочем, оружие партизаны добывали тогда сами, у пленных и мертвых фашистов."
Харнакин отпил из тонкой чашки ароматный золотистый чай.
"У фашистов…" — с болью в сердце повторил он мысленно — "А что такое фашизм? Это реакция. Воскрешение отживших самодержавных порядков. Диктатура национальных монополий. Дутое "национальное единство" при бесправии масс. Угнетение. Шовинизм. Мистика вместо науки. Откат в средневековье. В Рабсии за последние двадцать лет — не ползучая ли фашизация?"
Вопрос был слишком мучителен, а ответ очевиден. Игорь тяжело вздохнул.
Дареславец подъехал к заводоуправлению чуть раньше срока. Поставив сверкающий "Итильваген" на автостоянку, чиновник поправил галстук, предъявил удостоверение на проходной, и с важным видом прошествовал внутрь. Над ферментерами клубились облака пара, с обшивки труб капала теплая вода. Недавнее медовое чаепитие обострило зрение и слух Валерия.
Он подошел к двухэтажному зданию лаборатории, оглядывая пятачок для курения: унылая асфальтовая площадка, ящик для песка, кошма, стенд с багром и лопатой. Посреди — железная скамья. Сидевшие на ней рабочие — молодой монтер в спецодежде и пожилой уборщик в черном халате, смолили папиросы. Увидев Дареславца, они поздоровались. Тот ответил с достоинством, прошел вовнутрь. Чиновник ждал инженера Муравьева, присев на подоконник в глухом закутке коридора. Стекло здесь было выбито, и Валерий прислушался к беседе пролетариев.
— Эх-хе-хе — глухо покашливая, кряхтел уборщик — Вишь, друг любезный, какой гусь опять из мэрии приехал… Холеный, ничего не скажешь… Борода…
— Ладно хоть улыбается — примирительно заметил монтер
— Так што ж ему не улыбатси-то, мил человек? Контролеры-то ездют и ездют, а толку чуть. Энтот тож приехал, небось, взяточку содрать опять… Ить черт знает как площади сдают у нас. От хотя бы эта…
— Лаборатория? А, ну да… — лениво ответил электрик — Только что ходил… Вытяжку чинить заставили. Ты видел там склад большой, синяя дверь, слева от входа? Видно, его арендовал крупный магазин садоводческих товаров… Ну, грабли там, лопаты да мотыги… Удобрения азотного целые горы, полкомнаты забито этими мешками… Даже чуть больше. Еле протиснешься. Остальное все завалили банками с краской-серебрянкой… Оградки садовые красить… При чем тут наш завод, хотел бы я знать? Мы в пиво что, удобрение сыплем, а порошком люминевым закусываем?
— Ой, милок — затряс головой дед — Там вытяжку надо наладить, эт да. А то с удобрением, когда я в деревне жил, знаишь какие были уже случаи… В комки слежится, а потом как…
— Да вентиляция там отличная, я ведь сам ходил ее налаживать… — откликнулся электрик — только что оттуда. Зам главного утром вызвал, сказал починить. Проверить грозился… работает вытяжка или нет… Если нет, говорит, голову оторву.
— Ну, Муравьев, знамо дело, мужик башковитый… Краску, да еще с удобрением держать… Эт знаишь, вдвойне… Нарушение энто… техники безопасности… Может, краску в каптерку бы перетащить, а? Ну, знашь, в другом конце… Направо, рядом с часами…
— Ну, это самое нормальное, в каптерку. — электрик прищелкнул пальцами — А не получится! Ее тоже под склад сдали.
— От жулье-то! А тама чиво, сынок?
— Да черт знает, мелкий магазинчик видно хранит свои товары… Косметику бабам… — монтер сплюнул на асфальт — Ну, вот эту фигню… Снимать лак для ногтей там..
— Ацетон, что ли?
— Вроде. И там еще пакеты краски для волос… Как ее, черт… — почесал в затылке электрик — В общем, краска самая простая. Чтоб волосы сжечь да блондинкой обернуться…
— А… ет панятна, милок. Эх, склероз… Уж я и забыл, как называется-то она… Ну, общем, ясно.
— Ясно — передразнил монтер — Ты ходи осторожней там… Вчера там, видно, аккумулятор заправляли, бутылку с кислотой на полу оставили. Не задень в темноте бутылку-то…
— Эх, мил человек… Что на свете деется? Сплошные нарушения ТБ. Что на складе, что в каптерке… От ведь, а… Ну ладно, пойдем новости смотреть… Как там на картвельско-рабсийском фронте? Скорей бы уж победа… За внучка тревожусь, хоть бы на войну не отправили…
…Этот диалог, совершенно пустяшный, Дареславец внимательно впитал в себя, сделав некий вывод. Как ни странно, на лице Валерия довольная улыбка, несмотря на подслушанный упрек в получении взяток. Что же обрадовало его? Спишем улыбку на загадочность рабсийской души.
Продолжая улыбаться, Валерий на цыпочках отошел от разбитого окна, мягко прокрался по коридору к приоткрытой двери лаборатории. Оттуда пахло резко, неприятно. В носу зачесалось. Сдержав дыхание, Валерий прислушался.
Беседовали химики, Руслан Ахримов и его ассистент — те, что обедали в "Кванте" четыре дня назад. Официант не знал тогда, с какого конца к ним подступиться, но его инициатива была излишней. Главный инженер пивзавода, Ярослав Муравьев, сам выбрал из множества лаборантов именно этих двоих — совпали взгляды и оценки.