На всякий случай она проверила, что игнорируемая монитором зона минимальна — и замерла на месте, осознав, что ее радиус так и остался десятисаженным с самого вечернего приема у графини Марицы. Дура! Даже шок от встречи с Верховным Князем ее не извиняет! А если бы кто-то подслушал ее разговор с Ольгой в машине у дома Масарика Медведя? Мысленно она отвесила себе оплеуху. Подумав — еще одну. Ну когда же у нее наконец выработается привычка следить за мониторами?
Сократив игнорируемую зону до полусажени и поудобнее устроив девочку на руках, она двинулась дальше. С пешим походом немедленно нарисовались серьезные проблемы. Местные джунгли оказались самым настоящим, без дураков, тропическим дождевым лесом, не чета умеренным субтропикам окрестностей Муммы. Окрестности деревни оказались низкими и сильно заболоченными. Подтопленный лес, переплетенный густыми лианами, угрожающе качался вокруг нее, огромные коряги с гнилыми острыми сучьями преграждали путь. Несколько раз она по пояс и выше проваливалась в скрытые ямы с грязью, а однажды — и в бездонный омут под тонким слоем дерна, из которого выбираться пришлось с помощью левитации. В конце концов она скрепя сердце включила объемный сканер, наложив на цветной мир полутона серого, и выбирать дорогу под ногами стало куда легче. Заодно она загодя распознала и разогнала страхом каких-то зубастых тварей наподобие мелких, полсажени длиной, крокодилов, скрывающихся в трех грязевых ямах, которые не смогла миновать. Тем не менее, расстояние в версту она преодолевала примерно полчаса, вывозилась липкой вонючей жижей по уши и в нескольких местах разорвала майку — хорошо хоть не на груди, а то местное общественное целомудрие рисковало бы понести серьезный ущерб. При условии, конечно, что кто-нибудь сможет что-нибудь разглядеть под толстым слоем грязи, перетекшей с девочки и собранной самостоятельно. Наверняка в своем старом теле она давно бы уже вывалила язык на плечо и без сил свалилась где-нибудь под нависающими полугнилыми пальмовыми стволами. Хорошо хоть ее насекомые не кусают…
В сторону Царатамбы, к счастью, местность заметно повышалась, и саженей через триста она наконец выбралась на относительно сухую и твердую почву. Положив девочку на землю, она безуспешно попыталась отряхнуться естественным образом — разумеется, безуспешно. Прочие методы не подходили. Во-первых, за ней уже скрытно наблюдали, во-вторых, вернуться из джунглей без единого пятнышка оказалось бы слишком подозрительно. Вздохнув, она взяла ребенка на руки и понесла его к деревне по едва заметной тропинке в густых травяных зарослях.
В деревне ее ждали, и то, КАК ждали, ей сразу не понравилось. Все женщины и часть мужчин, как показал нейросканер, почему-то оказались на противоположной стороне селения. Еще полтора десятка мужчин скрывались за домами, не осмеливаясь к ней приближаться, но явно испуская страх и злобу, нацеленные то ли на нее, то ли на ребенка. Она попыталась поискать мозговую сигнатуру асхата — и сообразила, что забыла ее зафиксировать. Похоже, ей следует быть настороже и не отключать пока эмпатию несмотря на всю ее некомфортность. За пару минут Карина дотопала до площади, скомандовала фантомному пилоту запускать двигатель и бережно устроила спящую девочку на заднем сиденье. Прижавшись к переплетенной лианами стене одного из домов, она наблюдала, как "вертолет", рокоча мотором, неторопливо поднимается в воздух, разворачивается хвостом к западу, и, клюнув носом, стремительно исчезает за деревьями. Внезапно вспомнив, она дотянулась до искина, управляющего фантомом, и подкорректировала ему программу полета, чтобы он переждал ночь в горах. Почесав зудящее под грязью бедро, она вышла на середину площади и огляделась.
Мужчины по-прежнему скрывались за домами, и нейросканер показывал, как помимо злости и страха от них явно текут растерянность и раздражение. Похоже, они совершенно не рассчитывали на ее дальнейшее пребывание здесь. Простите, ребята, но так надо. Она опустилась на пятки, сложила руки на коленях, прикрыла глаза и принялась спокойно ждать.
Терпения местных хватило примерно на пятнадцать минут. Их растерянность все возрастала, подталкивая к действиям, и вскоре они выбрались на открытое место — семнадцать человек, вооруженные пиками, длинными мачете и самыми настоящими короткими луками. У одного из мужчин имелся шестизарядный револьвер — древний, но заряженный и в отличном состоянии — который он сжимал перед собой трясущимися руками. Здорового бородача среди них не оказалось — похоже, ему хватило одного урока.
— Мир вам, — произнесла Карина на общем. — Я ждала, когда вы появитесь. Где сан Дом Патараки?
— Зачем ты здесь осталась? — угрюмо спросил один из мужчин, высокий и широкоплечий, хотя и пожиже давешнего грубияна, вооруженный большой тяжелой дубиной. — Ты нашла свое чудище. Почему ты не улетела вместе с ним?
— Я Кисаки Сураграша, момбацу сан. Мой долг — помогать людям. Я врач. В течение двух дней я останусь здесь, чтобы лечить больных из Царатамбы и окрестных деревень. Мне всего лишь нужна старая заброшенная хижина и немного еды. Можно и без хижины — просто отгородите занавесками место под любым навесом.
— Ты не Кисаки, — резко сказал другой мужчина, помоложе. — Ты самозванка. Ты не служишь Назине, и ты чужая. Мы многое слышали про тебя, ты тоже чудовище и шлюха. Никто к тебе и близко не подойдет. Убирайся из нашей деревни!
Остальные поддержали его одобрительным ропотом, направляя на Карину свое нехитрое оружие. Она с беспокойством заметила, что стрелы уже были наложены на тетивы луков. Конечно, ей вреда они не нанесут, но она не должна встревать в схватку. Хватит на сегодня одной драки. Они убедились в ее силе, но дальнейшее насилие бессмысленно. Ведь в конце концов побеждает тот, кто избегает конфликтов. Такова правда Пути, и у нее нет желания сомневаться в ней здесь и сейчас.
— Я прошу вас выслушать меня, — спокойно ответила она. — Я не чудовище. Я — женщина из далекой страны, умеющая лечить болезни. Меня назвали Кисаки без моего желания — за то, что я не побоялась пойти наперекор воле Дракона. Я оказалась здесь не по своей воле, но теперь не могу уйти просто так. Я нужна людям — даже вам, пусть вы того пока не поняли. Мои способности — дар, а не проклятие. Прошу, позвольте мне помочь вам, и вы увидите, что во мне нет зла.
— Ты бесстыжая девка! — рявкнул первый мужчина. — Ты прилюдно ходишь голой! Как ты осмеливаешься выставлять себя на позор? Где твои понятия о приличиях и целомудрии? Мы знаем, ты приехала сюда, чтобы развратить наших женщин!
— Я приехала из-за моря, момбацу сан. У нас совсем другие понятия о приличии. Мы не считаем, что человеческое тело достойно стыда и позора. Оно — единственное, что есть у нас в этом мире, и мы должны относиться к нему с любовью и уважением. Мы не скрываем его от других. Момбацу сан, я стараюсь уважать ваши приличия — дома в такую жару и влажность я ходила бы вообще без одежды. Но одно дело — приличия, и совсем другое — глупость. Мир не стоит на месте, он меняется, и мы меняемся вместе с ними. Я не собираюсь заставлять ваших женщин раздеваться догола. Но заставлять их скрывать лица как нечто позорное — преступление. Прошу понять меня и не держать зла.
— Шлюха! — повторил мужчина, уже куда менее уверенно.
— Нет, момбацу сан. Ты зря пытаешься меня оскорбить. Ты боишься меня — вы все боитесь меня, но я не причиню вам вреда. Я спасаю жизни, а не отбираю их. Нижайше прошу поверить мне.
В последний момент она спохватилась, что не слишком-то умно использовать домашние формальные обороты. Если ее поймут буквально, то у ее высказываний может оказаться совершенно иной смысл, чем она вкладывала.
— Если ты не уйдешь, мы тебя убьем! — срывающимся голосом выкрикнул молодой юноша с копьем. — Ты чудовище, тебе не место среди людей!
— В рукопашной меня не смог убить даже Голова Оранжевого клана, Шай ах-Велеконг. Что заставляет тебя думать, что справишься ты? Я мастер Пути безмятежного духа, момбацу сан, не забывай. И я синомэ. Я умею останавливать пули в воздухе, — добавила она, покосившись на револьвер.
Мужчины неуверенно запереглядывались.
— Тогда сиди здесь, шлюха, пока не сдохнешь! — резко заявил первый мужчина. — К тебе никто не подойдет, никто не даст тебе ни крошки пищи, ни капли воды. Ты сдохнешь от голода и жажды!
— Только глупец отвергает руку помощи в беде, — Карина изо всех сил старалась выдерживать ровный тон. Вольно или невольно, но предводитель самозваной милиции нащупал единственное уязвимое место в ее броне. Если никто не попросит ее помочь, ей придется уйти восвояси. Не лечить же их силой, в самом деле! С них станется после ее отбытия убить излеченных как оскверненных или что-нибудь в том же духе… — Я очень прошу, испытайте меня. Позвольте мне вылечить хотя бы одного человека. Потом решайте. Обещаю, что если вы убедитесь в моих злых помыслах, я уйду.
— Уходи сейчас, шлюха! — выплюнул предводитель. — Ты нас не запуга…
— Погоди, Кета, — перебил его пожилой мужчина с мачете. — Не торопись. Если она так хочет, пусть вылечит Шакая. Он все равно умрет. Пусть она покажет, что не просто болтает языком.
— Шакай? — предводитель заколебался. — Говорят, она шаман. Она похитит его душу.
— Его душа уже покинула тело и сейчас радуется с духами предков. Пусть она спасет его, если может.
— Спасет его? — предводитель поколебался еще какое-то время, потом опустил дубину. — Ты, шлюха! Ты хочешь лечить? Ты лжешь, что ты шаман, духи никогда не дают свою силу женщинам.
— Я не шаман, момбацу сан Кета. Я врач. Целитель из-за моря. Мне не нужна сила духов для лечения.
— Докажи. Вчера вечером староста Шакай на болоте угодил в гнездо химеваки, и они почти отгрызли ему ногу. Он умирает. Сделай так, чтобы он снова смог ходить, и тогда я поверю, что ты умеешь лечить. А если нет — ты уйдешь и никогда не вернешься.
— Нет, момбацу сан Кета. Я не согласна на такие условия. Иногда человека просто нельзя вылечить. Бывают болезни смертельные и неизлечимые. Случается, что врача звать уже поздно. Я не могу обещать, что вылечу кого угодно от чего угодно.
— Ну вот, ты уже увиливаешь! — ухмыльнулся предводитель. — Я же говорил, что ты лжешь, шлюха.
Одним слитным гибким движением Карина поднялась на ноги — несколько мужчин нервно сглотнули и покрепче ухватили оружие — и неторопливо подошла к самозваным милиционерам почти вплотную.
— Сан Кета, — сказала она холодно, — мне надоело, что ты все время пытаешься меня оскорбить, и пытаешься неумно. Я понимаю твое недоверие и опаску перед чужим человеком, но не намерена терпеть бессмысленное хамство.
Она медленно, чтобы никого не испугать, протянула руку и ухватила дубину, оплетя ее под ладонью манипулятором. В теории она знала, как напрямую увеличить силу воздействия "мускулов" проекции, но на практике так еще ни разу не поступала, так что опять предпочла прибегнуть к старому испытанному методу. Она сжала ладонь, и в туго сжавшемся кольце невидимого щупальца дубина затрещала и сломалась пополам. Обломок звонко плюхнулся на влажную почву, и мужчины синхронно отпрянули назад.
— Я обещаю, что сделаю все, что в моих силах. Но я грязная. Я не могу оперировать в таком виде. Мне нужно вымыться и переодеться. Немедленно! — она заставила свой голос прозвучать властными нотками. Интересно, воспринимаются ли они здесь так же, как и дома?
— Да, сама Карина, — хрипло пробормотал предводитель, явно до глубины души впечатленный ее фокусом. — Я… мы позовем женщин.
На приведение себя в порядок ей пришлось потратить почти полчаса. Несмотря на болотистую местность проточной воды поблизости не оказалось. Мылась она в большой деревянной бадье на помосте на задворках деревни, обнесенной шатким частоколом — вероятно, местной бане. Перепуганные почти до потери создания женщины подливали в бадью греющуюся на кострах воду, и еще один костерок полыхал прямо под жестяным ее дном. Воду, разумеется, пришлось стерилизовать на ходу — всякая простейшая и бактериальная гадость в ней просто кишела — но акцентировать на том внимание она не стала.
Пока ее проекция в автономном режиме механически отскребала себя в бадье, Карина отделила от нее точку восприятия и быстро обследовала деревню. Она не знала, кого именно ей придется лечить, но найти потенциального пациента оказалось просто. Мужчина, по виду лет шестидесяти, в окружении двух сильно расстроенных женщин его возраста и еще четырех женщин помладше — дочери? соседки? — лежал без сознания в одной из хижин неподалеку. Двое хмурых мужчин стояли возле двери хижины, игнорируя женские причитания. Старик был жив, но в очень плохом состоянии. Его левая нога в районе и ниже голеностопного сустава под толстым коконом грязной, кое-как намотанной ткани представляла собой ужасающее зрелище. Сканер показал изорванные в лохмотья и омертвевшие кожу и мышцы, порванные сухожилия, треснувшие и сломанные кости стопы и, самое неприятное, скопления мелких пузырьков газа в тканях. Большие участки тканей массово обсеменяли веретенчатые бактерии, сердцебиение — на уровне ста сорока, температура — выше тридцати восьми, дыхание учащено… На всякий случай Карина быстро ушла в себя и добыла из внешнего кольца памяти справочник по полевой хирургии. Да. Классические симптомы анаэробной газовой гангрены. Что такое "химеваки"? Энциклопедия услужливо подсказала: вероятно, эндемичное для южных областей Сураграша семейство небольших живородящих крокодилов, в первоначальном проекте игровой сцены спецификация отсутствует, зоологической наукой Текиры не описано, общие данные получены на основании регулярного контрольного сканирования планетарной биоты, детальные сведения о биоформе не собирались, местное название установлено с вероятностью в сорок три процента. Прилагавшаяся схематичная картинка очень напоминала тварей, спугнутых Кариной во время путешествия по болотам. Вот, значит, как… Она вернула точку восприятия в свою продолжающую скрестись проекцию и снова перехватила контроль. Да, если бы Шаттаха в свое время тяпнула не взбесившаяся речная крыса-мусукурата, а такой вот химеваки! К счастью, ее новые возможности…
А что — новые возможности?
Нога изуродована так, что спасти ее, оставаясь в рамках текирской медицины, нельзя. Уничтожить веретенчатых бактерий для ее наноманипулятора проблемы не составляет, но там слишком много мертвых тканей. Без гемодиализатора он умрет от общей интоксикации. Или от острой почечной недостаточности, которая уже начинает развиваться. Ближайший диализатор — в нескольких тысячах верст отсюда, в Граше или, вернее всего, в ЧК. Здесь и сейчас она теоретически у нее только два варианта: либо ампутировать стопу и часть голени, либо использовать технику Демиургов. Она не помнила точно, но наверняка в обширной библиотеке фантомных устройств есть нечто, способное очищать кровь. Но имеет ли она право им воспользоваться?
Ступня искалечена так, что собрать ее заново сможет лишь опытный ортопед, ей такое недоступно. Старик все равно не сможет больше ходить, а любой мало-мальски опытный врач, взглянув на ногу, определит, что с ней произошло. И тогда очень неприятных вопросов не избежать…
Не обманывай себя. Наверняка у Демиургов есть устройства для лечения чего угодно. У нее так и не дошли руки до тщательного изучения раздела медицинской аппаратуры, но если есть нейрошунт, то наверняка найдется и остальное. Но что дальше? С помощью фантомной техники она лишь укрепит свою репутацию великой волшебницы и сделает шаг в сторону провала легенды о своей человеческой сущности. И она не может использовать ее для лечения всех больных на земле. Та же самая проблема: нельзя просто так дать Текире новые технологии, вытряхнув их из волшебной сумки циркового фокусника, тем более — технологии, которые невозможно объяснить средствами современной текирской науки. Хватит одного лишь вирусного эффектора, причинившего столько вреда.
Здесь нет середины. Либо она остается в рамках науки и техники Текиры, либо полностью раскрывает миру новые технологии. Нельзя чуть-чуть забеременеть. Нельзя чуть-чуть продемонстрировать, что она больше не человек. Либо так, либо так.
А она уже решила — они все добровольно решили и согласились — что их нечеловеческая сущность должна остаться в тайне любой ценой. Иначе Текире может прийти конец вопреки всем их стараниям — и стараниям Старших. Будь проклята Игра и ее наследие… Папа, знал ли ты, на что обрекаешь меня, давая мне доступ к чудо-инструментам и одновременно лишая возможности ими пользоваться?!
Прости, мысленно извинилась она перед стариком. Я не могу сохранить тебе ногу. Я не знаю что станет с тобой, одноногим, в мире, где о пенсии по старости никто даже и не слышал. Я могу лишь использовать тебя для демонстрации своих сверхспособностей лекаря, приложив все усилия, чтобы облегчить твои страдания. Я не знаю, сумеешь ли ты простить меня. И не знаю, сумею ли я простить саму себя хоть когда-нибудь…
Она решительно выбралась из бадьи, чувствуя, как ледяная безнадежность сковывает сердце, и принялась вытираться какой-то не слишком чистой тряпкой, заменяющей полотенце.
— Одежду, — скомандовала она, глядя в пространство.
Одна из женщин с опасливым поклоном подала ей местное платье, похожее по покрою на кубалу, но отличающуюся тем, что глухой капюшон не стягивался на лице завязками, а имел неширокую прорезь напротив глаз, набрасывался на голову сзади и спереди пришнуровывался к специально вшитой палочке. Внимательно ознакомившись с фасоном, Карина хмыкнула и резкими движениями, совмещенными с незаметной работой манипуляторов, напрочь оборвала сначала капюшон, затем рукава до плеч, а потом и подол приблизительно до колен. Грубая, куда худшего качества, чем в Мумме, ткань оборвалась криво и неряшливо, но подшить лохмотья можно и после. Сейчас — дело. Да, и не забыть компенсировать стоимость платья его хозяйке. Интересно, ста вербов хватит?
И куда делся асхат?