Я проснулся от жуткого гула, доносившегося снаружи. С трудом разлепил глаза, чтобы удостовериться — на улице все еще серо, до полноценного утра как минимум час, а Войчик, не теряя даром времени, уже успел обзавестись техникой и прибыл сюда для того, чтобы что-то снести.
Анна недовольно застонала и попыталась прикрыться подушкой от назойливых звуков. Вряд ли это могло помочь, потому что бульдозер нагло продвигался в сторону общежития, и я понимал, что выбираться из кровати все-таки придется.
Вчерашний вечер едва не обернулся катастрофой. На несколько лет утонув в работе и изолировавшись от всего мира, я уж как-то и забыл, как это — общаться с нормальными девушками. А очень зря, потому что итогом этой забывчивости оказалась взирающая на меня, как затравленный олененок, Анна, не понимающая, что происходит и что ей со мной делать. Краснеет от полувзгляда, взрывается с полуслова… Нет, мне б, конечно, воспользоваться тем фонтаном магии, которую она излучает, но как-то хочется при этом случайно или не очень устроить взрыв.
«Не влюбляйся ни в кого — погубишь», — успела прошептать мне на ухо то ли предупреждение, то ли проклятье Матильда, прежде чем рассыпалась пеплом. Тогда это меня мало волновало, не до любви было, а потом я и забыл о ее словах — и не вспоминал бы еще очень долго, если б не Анна и мое дурацкое желание всем помочь и обойтись без случайных смертей.
— Дурень, — пробормотал я, выбираясь из кровати.
Конечно, условия в общежитии были не очень. Узкий матрас, паук, вовремя решивший, что лучше он будет подальше от меня, но зато живой, подушка, выглядящая так, словно на ней много раз кто-то танцевал чечетку…
В общем-то, если б кому-то пришлось выбирать — выбрал бы что угодно, да не это место для ночлега.
Я зевнул, пытаясь избавиться от остатков сна, и нехотя поплелся к окну. Выглянул наружу и обнаружил, что бульдозеров было целых два. Войчик стоял совсем близко к зданию, и его макушка буквально притягивала взгляд к себе. Так и хотелось чем-нибудь запустить в нее, аж руки зачесались!
Убедившись в том, что Анна все-таки не проснулась и пыталась поймать остатки сна, я повернулся к столу и легко дернул за край скатерти. Та издала странный звук, тоже пробуждаясь, и совершила предательскую попытку укусить меня за руку. Потом признала и задергалась, таким образом прося прощения.
— Яблоко сделай мне, — попросил я.
Скатерть капризно всколыхнулась и явила яблоко — крупное, но такое зеленое, что его вряд ли можно было откусить, не отравившись. Я только хмыкнул; завтракать этим яблочком он точно не собирался, так что скатерть верно угадала мои намерения.
Я распахнул настежь окно и свесился наружу. Владлен топтался ну совсем близко, переступал с ноги на ногу и размахивал руками, пытаясь указать бульдозерам, с какой это стороны лучше рыть. Я представлял себе примерно, что случится с общежитием, если попытаться его расшатать. Рухнет, как пить дать. И жертвы будут. Конечно, при оптимистичном варианте развития событий, тут только одна стена сползет вниз. А люди успеют эвакуироваться, если проснуться, но от энергетических линий не останется ровным счетом ничего.
Меня это не устраивало.
Тяжело вздохнув, я прицелился и решительно швырнул в Войчика яблоком. То, разумеется, легко нашло цель.
Цель взвизгнула, подпрыгивая на месте, и подняла голову вверх. Узрев меня в оконном проеме, Войчик с трудом, но сумел все-таки подавить свое отчаянное желание материться и воскликнул:
— Господин Рене! Что вы это здесь делаете?
— Я ночую у своей невесты, — промолвил я, упираясь ладонями в подоконник. — Встречный вопрос: что здесь забыли вы? Разве я не запретил вам вчера проводить какие-либо действия относительно этого швейного цеха?
— Господин Рене, хочу напомнить вам, что ваши слова не имеют юридической силы! — промолвил Войчик.
Он добыл какой-то документ из-за пазухи, развернул его и попытался продемонстрировать мне. Что ж… До орлиного взора мне было далеко, и хотя после обретения магии зрение значительно улучшилось, с высоты пятого этажа увидеть буквы мне все равно было не под силу.
— Вот! — довольно сообщил Владлен. — В соответствии с решением отдела по борьбе с экономической преступностью, ссылаясь на статью…
Он затараторил, пытаясь впечатлить меня длинным перечнем законов и запретов. Я свесился с окна, так, чтобы меня было хорошо видно и слышно, и внимательно смотрел на Владлена.
— Так что вот! Вы не можете никак влиять на принятое решение, потому что мы сочли это дело не лежащим в сфере вашего влияния!
— Господин Войчик, — весело ухмыляясь, протянул я, — а вы не боитесь, что я покручу в руке одни замечательные часы, и бульдозеры внезапно превратятся в пыль? И никакие законы не помогут.
— В соответствии со статьей сто пятой криминального кодекса!.. — завел свой знакомый уже мне рассказ Войчик.
— Да-да. В соответствии со статьей я не имею права этого сделать. Но вопрос в том, понесу ли я за это какое-то наказание? Да, я немного потревожу баланс. Но не волнуйтесь! Я знаю, как провернуть дело так, чтобы Хранитель времени виноват не был. Даже баланс не расшатается. Только ваши бульдозеры.
На несколько секунд вокруг общежития воцарилась тишина. Затихли даже моторы техники. А потом из салона одного из бульдозеров выскочил водитель. Выглядел он довольно внушительно — широкие плечи, огромный рост и опасно прищуренные глаза, — и пришел явно не с миром.
— Ты! — прорычал он, тыча пальцем в Войчика. — Ты, хлыщ канцелярский, нас куда вызвал? Мы что по твоему, лысые, на Хранителя Времени на бульдозере ехать?!
Войчик оставался достаточно стойким. Я б на его месте, конечно, обеспокоился, мало приятного в том, что на тебя прет двухметровый громила, способный одним ударом лишить одновременно и сознания, и зубов, и целостности носа. Однако, я находился на высоте пяти этажей, а водитель ожидаемо решил выполнить за меня мою работу по изгнанию наглого канцеляриста.
— Обратите внимание, — мрачно промолвил Владлен, встряхивая бумажкой, — на постановление! Вчитайтесь в пункт…
— Слышь, ты, — прорычал водитель, — постановитель! Ты что ли вообще не сечешь? Это Хранитель Времени! Я хочу жить столько, сколько мне отведено, а не в песок рассыпаться за три дня из-за твоего листика! Знаешь, что ты им подтереть можешь!
Второй водитель, услышав, что назревает скандал, тоже выбрался на улицу. Заприметив меня в окне, он отвесил что-то смутно напоминающее полный уважения поклон, засучил рукава и решительно направился к Войчику.
— Господа! — окликнул их я, решив не доводить дело до драки. — Попрошу вас все-таки вести себя тише. Еще ранее утро, в общежитии спят люди.
Все трое мгновенно воззрились на меня. Двое — с благоговейным ужасом, третий — с откровенным раздражением.
— И раз уж господин Войчик решил все-таки внимать моим словам, — совершенно равнодушно продолжил я, — то предлагаю вариант просто мирно разойтись. Вот на тот листик, которым вы размахиваете, Владлен, я накладываю свое вето. Так можете и передать начальству. А еще передайте, что если я еще раз увижу вас или спецтехнику рядом со швейным цехом, то я буду пользоваться даром по своему усмотрению. Это ясно?
— Но экономический объект…
— Нет у вас больше экономического объекта, — отрезал я. — Забудьте о его существовании и о существовании этих женщин. Понятно?
— Но швейный цех находится на гособеспечении! — заорал Войчик. — Свет! Отопление! Вода! В конце концов, заработная плата!.. Вывоз мусора!..
— Можете снять его с гособеспечения, — промолвил я. — И даже отменить плановый ремонт.
— И отменим!
— Отмените-отмените, — кивнул я. — Вы все равно собирались проводить его аж через двадцать лет. Вероятно, после сноса?
— Господин Рене, — возмутился Войчик, — это произвол!
Я вздохнул.
— Произвол, уважаемый, игнорировать мои требования. Если вы считаете, что мне нечем надавить на ваш отдел по борьбе с экономической преступностью, то вы глубоко ошибаетесь. Напомните, будьте добры, своему начальнику об архивных разбалансировках годовой давности. И передайте ему, что я приду по кирпичику разбирать здание вашего архива и изучать ваши биографии, лично. Это понятно?
Средоточие в отделе борьбы с экономической преступностью было ерундовое, я там уже бывал. Однако, там все еще помнили, чем закончилось изучение предыдущего, хоть и куда более запущенного объекта, где разбор энергетических нитей закончился полным уничтожением объекта. В прошлом средоточии обнаружился обменный портал между мирами, и избавиться от него иначе не было никакой возможности, но подробности я, разумеется, никому не сообщал.
— Я понятно изъясняюсь, господин Войчик?
Один из водителей, очевидно, решил, что пора прекращать это представление.
— Он все понял, господин Рене! Простите за беспокойство! Мы сейчас уедем!
Войчик одарил меня полным ненависти взглядом, но ни на какую гадость не решился. Боялся.
Матильда никогда не тратила свое время на такие формальные вещи. Она всегда делала то, что хотела, наплевав на законы. И иногда я завидовал тому, какую свободу она сама себе предоставляла, дергая мир за тонкие ниточки.
Но мне пришлось придумывать систему, которая могла бы сдерживать оставшихся Истинных. Сил у них было огромное количество, желания творить зло предостаточно, а совести — ни на грош. Вот только, выплетая паутину ограничений, я невольно накладывал их и на себя. Люди же, подобные Войчику, мечтали найти в сильных мира сего слабость. Мне иногда казалось, что им попытки сделать подлость доставляли невероятное удовольствие. Смешно, но им хотелось не придумать что-то хорошее для себя, а сделать дурное ближнему.
Я тяжело вздохнул. Войчик вернется, вне всяких сомнений. И свет отрежет, и отопление, если оно тут в самом деле есть. Вот только он все равно бы все это сделал, а ещё — запихнул бы всех сотрудниц цеха в тюрьму. Стали б они в том экономическом отделе разбираться, что к чему? Конечно же, нет! Я в том даже не сомневался.
Виноватыми оказались бы простые исполнительницы. И все энергетические нити затрут с удивительной легкостью.
— Рене? — раздался за спиной голос Анны. — Что-то случилось?
— Можно и так сказать, — утвердительно кивнул я. — Ваше здание только что едва не снесли, но в целом мы остановились на том, что тут просто отключат свет.
Анна растерянно заморгала. После сна она выглядела особенно мило: растрепанная, взъерошенная, словно воробышек, в глазах плещется недоумение, словно она не в силах понять, что за гадости я говорю.
— А как же тогда мы будем работать? — тихо поинтересовалась она. — Без света-то?
— Ну всяко лучше, чем без здания, — подмигнул я. — Не волнуйся. Где-то в здании самого швейного цеха должна быть альтернативная нить, если основную отрубят.
— Нить? Какая нить?
— Нить энергосети, разумеется, — пожал плечами Рене. — Если смотреть по картам, то тут их полно, уверен, что Матильда основные дела проворачивала не на обычной, а на магической энергии.
Перехватив внимательный и испуганный взгляд Анны, я вдруг вспомнил, что об особенностях нашей электрики она, наверное, ровным счетом ничего не знала, как и о многих других особенностях этого мира. Но мои слова ее все же немного успокоили. Она слегка покраснела, взглянув на меня, кажется, вспомнила о том, что сама облачена в мною же притащенную сюда пижаму, и выскользнула из комнаты в ванную.
Когда вернулась, я уже встряхнул скатертью, выдергивая из нее завтрак. Та, конечно, требовала энергетической подпитки — как это так, ее вынуждают готовить, а повампирить совершенно некого! — но я нагло проигнорировал ее ментальные возмущения и лишний раз дернул за край.
Такие скатерти, предназначенные, в целом, для жертвоприношений, тоже были изобретением Матильды. Осталось их очень мало, основную массу пришлось сжечь, но несколько я умыкнул для исследований.
В результате оказалось, что свою полезную функцию — генерацию пищи, — скатерть способна выполнять на основании накопленной энергии. А за долгие годы своего функционирования натянула она достаточно, чтобы кормить Анну несколько лет.
В любом случае, в реальной жизни без выбросов энергии никак. Та же Анна буквально кипела от магии, и скатерть наверняка немного тянула с нее силу.
Но магия Анны — отдельный вопрос.
Большинство владело даром вытягивать энергию из окружающего мира и каким-то образом трансформировать ее. Анна относилась к тому редкому виду людей-генераторов, которые, будто уже упомянутые мною нити, могли производить магическую энергию. Обычно таких брали на работу в Канцелярию, «богами» — отвечать за поддержание баланса. Но обычно они не возвращались в свой мир из другого, где прожили двадцать с лишним лет!
К тому же, даже для генератора Анна производила слишком много магии. Она буквально фонтанировала ею, даже не обращая внимания на то, что периодически теряла вместе с магией и жизненные силы. Ее следовало обучать, а не таскать по швейным цехам и убеждать заниматься общественно полезным трудом!
Но я сам виноват в этом, впрочем.
— Что-то не так? — выдернул меня из размышлений голос девушки. — Ты какой-то сегодня слишком сосредоточенный.
— Не выспался, — отмахнулся я.
— Конечно, не выспался, — фыркнула Анна. — Ты ж никак не мог оставить меня тут одну. Небось, у тебя дома кровати получше, чем эти.
— Ты хочешь проверить?
Она покраснела.
— Не хочу. И не надо пошлых намеков.
— Все, на что я намекаю — это на то, что ты можешь перебраться из этой дыры в какое-нибудь нормальное место, — усмехнулся я.
— Здесь вполне нормальное место.
— Отнюдь. Здесь клопы, моль, блохи, которых мне пришлось отгонять магией, и вообще, не слишком пригодное для нормальной жизни все… Но ты упертая и не хочешь принимать от меня помощь.
— Потому что, — упрямо проворчала Анна, — мы с тобой чужие люди. И то, что ты при других назвал меня своей невестой, меня таковой не сделало. И…
Она отвернулась и, придвинув стул к столу, села завтракать. Скатерть издала разочарованный вздох.
— Между прочим, — пропищала она, — за несколько ночей страсти я готова отплатить просто потрясающим романтическим ужином! С лобстерами!
— Еще слово, — пригрозил я, — и я отплачу тебе сожжением. Это понятно?
Скатерть вздохнула и поникла.
Анна, впрочем, сидела красная, словно вареный рак, и упорно делала вид, что ничего не услышала. Потом, поковырявшись с минуту в своей овсяной каше, пробормотала:
— Никаких страстных ночей не будет. Мы никто друг другу. Я вообще не понимаю, зачем ты возишься со мной, Рене.
— Помочь тебе хочу, — усмехнулся я. — Зачем в каждом моем действии пытаться найти подвох?
— Наверное, затем, что этот подвох точно есть! Потому что должна же быть для тебя какая-то выгода!
Я вздохнул. Вспомнилась почему-то Матильда — убийственная, холодная и способная заставить кого угодно чувствовать себя идиотом. А еще — пламенная и страстная, когда от нее того совсем не ждешь.
И слова ее тоже вспомнились.
— Я просто хочу вспомнить, как оно — быть живым, а не бессмертным, — пробормотал я. — Просто, Анна, я предпочитаю это вспоминать так, чтобы другим не становилось хуже.
— Но разве быть бессмертным плохо? — удивилась Анна. — Мне казалось, большинство людей к этому стремится…
— Стремиться можно много к чему, — легко пожал плечами я. — А потом, когда достигнешь, надо еще уметь нести ответственность за собственные желания.
Анна ничего не ответила. Наверное, она и не могла, я и так взвалил на нее слишком многое и переложил тяжесть собственных мыслей на девушку. Не следовало этого делать; она ведь не виновата, что оказалась рядом со мной, когда мне вздумалось пофилософствовать. Однако, тяжесть бессмертия — груз, который с себя просто так не скинешь.
Я непроизвольно потянулся к песочным часам, висевшим на цепочке у меня на груди, и стиснул их в кулаке. Иногда мне хотелось сорвать этот знак отличия со своей шеи, швырнуть его на землю и наблюдать за тем, как стекло расколется на тысячу кусочков. Мне думалось, что это может помочь. Но ответственность никто не отменял, и поступить подобным образом со своим миром и с людьми, доверившимися мне, я не мог. Даже если изначально никто не делал этот выбор.
Истинные часто повторяли, что они устали от ответственности, и со временем я начал понимать, что именно утомляло их так сильно.
Но хотел ли кто-то отречься от своего бессмертия и уступить обязанности другому? Нет. Они цеплялись за привилегии, которые предоставлял им статус Истинных, и не собирались с ними расставаться ни за какую свободу.
— Ладно, хватит рефлексии, — встряхнул головой я. — Там совсем скоро начинается рабочий день, так что предлагаю переключить источник света на внутренний генератор энергонити уже сейчас, до того, как твои подчиненные придут на рабочие места.
Анна опасливо покосилась на меня.
— Знаешь, это, наверное, довольно опасно… Может же ударить током… Ну, или какая энергия тут в ходу. Разве нет?
— Может, — легко согласился я. — Но ничего мне не будет, не волнуйся.
— Ты… Ты уверен?
Я усмехнулся.
— Конечно, уверен! — подтвердил я уверенным кивком. — Не просто так же я — бессмертный! Должна быть от этого хоть какая-нибудь польза!
Девушка не стала спорить.
— Не бойся, я не в первый раз, — промолвил я. — Тем более, в отличие от вашего мира, у нас все не настолько опасно. Скорее, энергонити могут дать сильное облучение, но для меня оно закончится разве что переполнением силового резерва. Простому человеку да, лучше не лезть.
Можно было сказать Анне, что она сама — почище любой энергонити, но я предпочел промолчать. Не стоит пугать девушку дополнительными проблемами. Рано или поздно, впрочем, она все равно узнает, что на близкие отношения с простым человеком может даже не рассчитывать, потому что элементарно погребет его под валом своей энергии. Но сейчас-то можно не говорить ей об этом! Тем более, в мире полно людей, которые довольно хорошо впитывают в себя силовые всплески.
У меня, например, и до бессмертия отлично получилось.
Дав себе по мозгам, чтобы не было соблазна представлять себя рядом с Анной — ишь чего захотел! А работу кто делать будет? — я просто жестом велел девушке следовать за мной.
Общежитие находилось в состоянии полудремы. Конечно, кто-то уже выглядывал в коридоры, но женщины были сонные, уставшие и, завидев нас с Анной, скрывались обратно в своих комнатах. Вероятно, не все они смирились с тем, что вчера произошло.
Когда мы наконец-то вышли на улицу, бульдозеров больше не было. Войчика — тоже. Я не сомневался, что этот любитель бумаги обязательно вернется с очередным постановлением об аресте или еще какой-нибудь ерундой, но пугать Анну не стал, нечего ей пока об этом думать. Возникнет проблема — решим. Должен же быть толк от моих полномочий.
Потому, вместо разглагольствований о возможных последствиях излишнего внимания Войчика к швейному цеху, я зашагал в сторону здания. То темными окнами смотрело на нас, словно какая-то заброшка, и явно не стремилось облагораживаться само собой.
— Придется потратиться на ремонт, — отметил я, заходя внутрь. Трещины, тянувшиеся по потолку, особого оптимизма не внушали.
— Были б у нас еще деньги, чтобы их тратить, — вздохнула Анна. — Но ничего! У меня вроде как появилось несколько идей, но надо время, чтобы их реализовать. Время… И чтобы никто не мешался под ногами, как вчера. Мы из-за Войчика потеряли целый день.
— А могли потерять свободу, — здраво рассудил я. — Так-с… Нам в подвалы.
Анна поежилась. Было видно, что перспектива посещения подвалов ее нисколечко не прельщает.
— Если хочешь, — предложил я, заметив ее смущение, — можешь остаться наверху, я сам схожу.
— Нет, что ты, — возразила она. — Я не боюсь темноты. И не могу отпустить тебя одного заниматься таким опасным делом.
— Ну, ладно.
Я зажег крохотный магический огонек — тот повис у меня над плечом, освещая дорогу, — и спустился в подвалы. Нужная комната была одной из самых последних и одной из самых маленьких. Щитовая вместо привычного гула молчала, и я сделал вывод, что Войчик уже максимально меня обезопасил — лично отключил все, что мог.
Отключить линию от щитовой было несложно. Я полюбовался на провод с коннекторами и, вздохнув, медленно потянул его за собой, к выдвижной панели на полу. Под ней, если верить моему внутреннему чутью, таилась энергонить.
Я легонько толкнул панель одной рукой, склонился, чтобы рассмотреть сияние энергонити — и в ужасе отшатнулся.
— Твою ж мать! — прошипел, не в силах сдержаться.