Канцелярия умела отнимать немало времени. Когда я вернулся в общежитие, на улице уже царила ночь. Небо затянуло тучами, нельзя было рассмотреть ни единой тучки, и мне пришлось двигаться наощупь. Можно было зажечь светлячок, но я не хотел никого будить и привлекать к себе лишнее внимание. Вместо этого, крадучись, поднялся на нужный этаж и осторожно проскользнул внутрь блока.
Анна спала, свернувшись клубочком и прижав одеяло к груди. Было видно, что засыпала она, обеспокоенная чем-то. Вокруг неё воздух немного искрился, реагируя, наверное, на излишки магии, невольно высвобождавшиеся с каждым выдохом Анны.
Я сел на вторую кровать, не сводя глаз с девушки. Наверное, это было не слишком прилично, но меня тянуло к ней, словно магнитом. Следовало, конечно, не идти на поводу у низменных желаний и стараться не контактировать с нею, не терять над собой контроль, но я давно уже счел это совершенно бесполезным. Слишком сильно было притяжение её дара.
Наверное, если верить сказкам, рассказываемым на каждом углу, это можно назвать чем-то вроде истинной пары. Не то чтобы я когда-то доверял молве и считал это возможным, но с каждым новым столкновением магия Анны отзывалась на моё присутствие всё ярче и ярче.
Ей это пойдет только на пользу.
Мне…
Когда-то вместо дара у меня были только числа. Не знаю, кому хватило ума назначить богом красоты и искусств страшненького, закомплексованного мальчишку, у которого не хотела даже просыпаться магия, но Матильда всегда старалась выбирать тех, кто будет совершенно бесполезным на своём месте. Но всё же, она не умела уступать даже в мелочах; это её и подвело. Матильда попыталась воспользоваться энергией человека — моей, если уж говорить прямо, — и сама загнала себя в тупик.
Потому что эффект был обратным. Чем больше сил она брала, тем быстрее их генерировал организм.
На самом деле, мы могли бы сосуществовать мирно. Если б Матильда не попыталась убить мою сестру, возможно, так и было бы.
Магия Анны отзывалась на меня точно также. Это настораживало и привлекало одновременно. В какой-то мере я понимал, что во мне так сильно влекло Матильду. Это не было любовью, потому что любить она не умела, но было жаждой добраться до источника силы.
И превращаться в человека, только и мечтающего, что испить чужие силы до дна, я не собирался. Даже если нашел ту самую женщину, способную дать мне безграничное могущество. Я не буду пользоваться её энергией так, как это делала Матильда, паразитировать на ней, пытаясь отыскать дно чужого резерва.
Но только держаться подальше от Анны выше моих сил. Будь она взбалмошной девчонкой или просто курицей, способной только говорить «да, мой господин», даже магии не хватило бы для привлечения моего интереса. Однако, рассматривая её в темноте, я поймал себя на мысли, что это, возможно, самая прекрасная девушка из всех, кого я встречал в этой жизни.
И собственное влечение к ней мне отнюдь не нравилось. Будут последствия.
Не самые лучшие на свете.
Она вздрогнула, зашевелилась и села на кровати. В темноте особенно ярко белела её ночная сорочка, так, что можно было рассмотреть, что бретелька сползла с её левого плеча, кокетливо приоткрывая его. Тёмные волосы Анны растрепались, и в целом она, взлохмаченная, сонная, выглядела так соблазнительно, что мне пришлось опять напомнить себе об осторожности и сдержанности.
После смерти Матильды я почти не смотрел в сторону женщин. Меня не интересовали их улыбки и кокетство. Зато сейчас плотно закрытые где-то в глубине души чувства уверенно рвались на свободу.
— Кто тут? — прошептала Анна хриплым ото сна голосом.
— Это я, не бойся. Задержали в Канцелярии.
— Что-то случилось?
Она спустила ноги на пол, отбросила в сторону одеяло, забыв о том, что вообще-то одета только в одну ночную сорочку, и воззрилась на меня. В темноте различить черты девичьего лица было сложно, но я знал, что сейчас она сильно обеспокоена чем-то.
— Нет, ничего особенного. Просто мои работники — немного идиоты, — скривившись, пробормотал я. — Опять перепутали какие-то бумаги. Пришлось отправить Тома к Истинным, пусть посмотрит хоть своими глазами, что у них происходит, потому что у меня сейчас ни времени, ни желания, ни сил.
Анна поднялась на ноги и пересела ко мне на кровать, опустила руку на плечо, словно пытаясь утешить. Разряд магии, соединивший нас на мгновение, проигнорировать было сложно.
Этого только не хватало…
— Я рядом с тобой так странно себя чувствую, — промолвила вдруг она.
— Быстрее устаёшь? Куда-то деваются силы?
— Нет, что ты… Просто я спокойная. У меня нет желания взорваться и наговорить людям кучу гадостей.
— А когда без меня — то есть?
— Да, иногда, — подтвердила Анна.
— Ты генерируешь мощную магическую энергетику, — неохотно пояснил я. — Это нормально, но иногда излишки магии необходимо забирать. Таким генераторам надо искать либо занятие, в которое они могут выплескивать магию, либо человека, в которого могут это сливать.
— И я… отдаю излишки магии тебе?
— Да, — кивнул я. — Но не переживай, насильно я забирать ничего не буду.
Анна вздохнула.
— Научишь меня? — попросила она и, нисколечко не заботясь о последствиях, прижалась ко мне всем телом.
Я протянул руку, осторожно касаясь её щеки. В темноте было видно, как заискрила кожа девушки; крохотные иголки магии болезненно впивались в мои пальцы, словно пытаясь оттолкнуть, но потом, признав за своего, притихли и заплясали уже и на моей ладони тоже. Пытается доверять, значит, и убедить себя в том, что я — не враг, а значит, и относиться ко мне надо по-дружески.
Что ж…
— Научу, конечно же, — улыбнувшись, промолвил я. — Но только упражняться в ораторском искусстве лучше при свете дня. Иначе мы перебудим половину дома. Тебе всё равно придется повышать голос, чтобы высвободить нужную долю энергии, по крайней мере, на начальных этапах.
— И каждый раз я буду чувствовать себя истощенной?
— С опытом скорость генерации силы увеличивается, — усмехнулся я. — Вполне возможно, такими темпами, как двигаешься ты, через несколько месяцев ты перестанешь чувствовать потерю магии.
— У тебя тоже так было?
— Да, — неохотно промолвил я. — У меня тоже так было.
— И Матильда этим пользовалась?
— Пользовалась, — я попытался подтвердить это как можно равнодушнее, но воспоминание о Матильде всё ещё вызывало странную, глухую боль. Это уже мало походило на первые серьезные чувства, но я никак не мог избавиться от ощущения, что каждая, буквально каждая мысль о покойной Хранительнице Времени будет толкать меня обратно в омут горьких, болезненных воспоминаний.
Это, впрочем, не слишком удивительно. Если б Матильда не появилась в моей жизни и не попыталась однажды осушить меня до дна, я не стал бы бессмертным. И эти проклятые часы не висели бы сейчас у меня на шее, напоминая о том, что весь мир успеет погаснуть, прежде чем я наконец-то умру.
— Но ведь у тебя другая магия? Не голоса?
— Нет, не голоса, — скривившись, подтвердил я. — До того, как я стал бессмертным, и моя магия начала распространяться и на многое другое и изменила свой тип, я хорошо управлял числами. Это было и прежде, но после появления Матильды в моей жизни я научился придавать числам форму, выстраивать с помощью своих расчетов конкретные модели и воплощать их в действительность. Не сказать, что это слишком сложно, но если уметь считать быстро, можно делать потрясающе вещи.
— Покажешь?
— А что ты хочешь увидеть?
— Не знаю, — пожала плечами я. — То, что ты захочешь мне показать.
Я легко усмехнулся и, вспомнив почему-то о швейном цехе, представил себе его, со всеми углами, с кривыми стенами, с теми ошибками в проектировании и огромным количеством недостатков, которыми могло похвастаться это здание. Наверное, ни одно другое не обладало таким бесконечным количеством повреждений и искривлений, и я соткал его из невидимого эфира.
Прямо перед нами на полу появилась уменьшенная магическая копия швейного цеха. Издалека она напоминала простой кукольный домик, однако, тонкие связующие нити чётко указывали, что этот предмет имеет непосредственное отношение к реальному швейному цеху, находящемуся, можно сказать, у нас за окном.
Анна, восторженно ахнув, опустилась на колени и скользнула кончиками пальцев по плоской крыше.
— Как настоящий, — прошептала она. — Только маленький. Ничего себе модель! Настолько точную, наверное, руками не сложить?
— Не знаю, не пробовал, — усмехнулся я.
Девушка вздохнула. Её взгляд зацепился за крупную трещину в стене. Та, довольно масштабная, уже начинала искривлять и пол, и скоро, наверное, привела бы к тому, что левое крыло цеха просто могло рухнуть. Анна потянулась к трещине, будто стремясь залатать её, сдвинула несколько эфемерных кирпичиков, а потом, действуя скорее интуитивно, чем осознанно, будто поставила что-то на место.
Раздался тихий щелчок. Я увидел, как выравнивается швейный цех, точнее, его модель, как затягивается эта трещина.
И не успел разорвать связующие нити, что вели к реальному объекту.
Снаружи раздался далекий, но отчетливый грохот. Я подскочил на ноги и успел ещё увидеть, как медленно, но верно поднимается швейный цех. Даже с того расстояния, что разделяло его и общежитие, можно было увидеть яркое магическое свечение, излучаемое стеной.
А потом трещина вдруг исчезла.
Как будто её никогда и не было.
Ни на модели, ни на реальном швейном цехе.
— Анна, — я удивленно повернулся к девушке, — ты понимаешь, что ты только что сделала?
Я повернулся к ней, как раз вовремя, чтобы увидеть, что девушка зашаталась, закатила глаза — и рухнула на пол без сознания.
Со мной такого никогда не случалось. Но, впрочем, создавая свои невинные модели и перенося на них свойства реальных предметов, я был уже достаточно опытным в плане использования магии. Матильда сделала всё, что могла, чтобы мой организм научился восстанавливаться максимально быстро. Возможно, за это мне следовало её поблагодарить.
Потому что Анна сейчас лежала на полу, совершенно недвижимая, холодная, и магия в ней оживать не собиралась.
…Я подозревал, что у любого безграничного запаса всё-таки есть точка невозврата. Такое место, от которого обратно уже никуда. Добраться до этой точки не так уж и просто; у Матильды не вышло. Но она тянула только на свои нужды, а не пыталась заставить меня одним щелчком пальцев изменить физическую структуру чего-нибудь.
— Проклятье, — пробормотал я, опускаясь на колени рядом с Анной. — Тебя надо было закрыть в бункере, подальше от всего этого, и запретить даже подходить к тому швейному цеху!
Анна не воспротивилась — в первую очередь потому, что ничего не услышала. Я склонился к ней в полумраке и попытался уловить дыхание, но оно было таким слабым, что у меня в сознании с удвоенной силой заколотилось чувство опасности.
Я попытался воспользоваться стандартными исцеляющими формулами, известными практически каждому обладателю магической силы, но тщетно. Анна была здорова, но взаимодействовать с её резервом я не мог. Точнее, мог — но только не восполнять его, а выпивать то, что там ещё осталось.
Когда-то я мог генерировать магию. Матильда, будь она неладна, нагло пользовалась этим, нисколечко не заботясь о причиняемом вреде. Но с дня её смерти, с того самого момента, как на моей шее камнем висят эти проклятые песочные часы, эта сила мне неподвластна. Словно кто-то заблокировал эту, несомненно, важнейшую часть моего естества.
Но оно же было?
Значит, можно извлечь свой дар обратно и воспользоваться им, чтобы помочь Анне.
Её ладони стремительно холодели. Я понимал, что именно так и выглядит истощение, представлял, чем всё это может закончиться, и не собирался этого допускать. Потому крепко сжал её руки и попытался отыскать внутри себя тот самый источник силы, которым прежде пользовался с такой лёгкостью.
Пустота. Я несколько раз пытался призвать магию, но наталкивался только на глухую стену. Сила молчала; она не отзывалась на самый громкий зов, и из этого можно было сделать только один вывод: там уже нечему отзываться.
Потому что бессмертный — это не вечно живой. Это уже давно мертвый.
Злясь на себя за собственное бессилие, я раздраженно сорвал цепочку с часами с собственной шеи и швырнул их на кровать. Те не разбились — это было не так уж просто. Я практиковался поначалу. Ронял их всюду, где только мог, пытался расколотить о камни. Но время было неумолимо.
Оно считало, что я ему нужен.
Даже сейчас цепочка словно уменьшалась, пытаясь сомкнуться ошейником на моей шее.
— Несколько минут, — сказал я, заметив, что песочные часы стремятся вернуться к своему хозяину, и склонился над Анной.
Теперь, без тяжести своего персонального камня, всегда тянувшего меня на дно, я мог размышлять более здраво. И чувствовал себя гораздо более живым, чем когда-либо прежде.
Я попытался представить, будто Матильда всё ещё сидит рядом со мной. Тянет ко мне свои вечно горячие руки, и магия вспыхивает, скручивается в тугой узел где-то возле солнечного сплетения, а потом змеей ползет к месту прикосновения, чтобы перетечь в бессмертную. Любимая женщина, которой доставляет удовольствие издеваться над собственным мужчиной… Хороший же я, однако, сделал выбор. Лучше просто не придумаешь.
Вновь шумно втянул носом воздух и повторил усилие. На этот раз магия отозвалась, словно тот цветок, который давно не поливали. И я наконец-то понял, почему она столько времени молчала, но всё ещё оставалась внутри.
Я поглощал собственную энергию всё это время, не замечая, как добиваю последнее живое, что во мне было. Растрачивал силу на что угодно, не обращая внимания на то, как моя собственная суть успешно подыхает.
Молодец, Рене!
Сжав зубы, я всё-таки рванул на себя энергетическую нить, буквально опрокидывая освободившуюся силу на Анну. Магия заплясала вокруг неё, окрашивая кожу золотистыми всполохами, но не спешила проникать внутрь.
Бесполезно.
С Матильдой у нас был контакт совсем иного рода.
— Это отвратительная идея, — сказал я сам себе. — Ужасная, извращенная идея. Ты просто потакаешь своим желаниям, ещё и хочешь прикрыть это спасением девушки.
Меня это, может быть, и пристыдило, но Анне лучше оттого не стало. Мы были слишком далекими, чтобы она, не обладая никакими дополнительными возможностями и лишним бессмертием, смогла забрать то, что я с такой силой от себя отрывал.
Я чувствовал себя последней сволочью, но другого выбора не было.
— Надеюсь, ты пошлешь меня потом достаточно далеко, чтобы я больше ничем не смог тебе навредить, — вздохнул я, обращаясь к неподвижной Анне.
А потом, склонившись к ней, поцеловал.
Сила отреагировала не сразу. Сначала я почувствовал, как что-то всколыхнулось в Анне, невольно отзываясь на мой магический призыв. А потом она содрогнулась в моих руках, словно её прошиб электрический разряд, и судорожно вдохнула воздух.
Нам следовало бы разорвать связь, прервать этот поцелуй, но я не нашел в себе достаточно сил, чтобы это сделать. Вместо этого сгреб Анну в охапку, чувствуя, как от малейшего прикосновения бьет электричеством руки. В комнате стало светло, как днем; магия, выбравшись из внутреннего заточения, пыталась найти свой новый сосуд.
Анна отпрянула первой. Даже в полумраке было видно, как лихорадочно сверкали её глаза, и сама она, растрепанная, растерянная, явно не знала, что делать дальше.
— Что это было? — тихо спросила она.
— Ты совершенно случайно починила сцену швейного цеха. Было впечатляюще, но повторять второй раз не советую, а то это может плохо закончиться.
— А потом… Потом? Этот поцелуй?
— Мне надо было вдохнуть в тебя свою магию. И заставить тебя её принять.
Анна попыталась отодвинуться от меня.
— И только?
— Если б это было «и только», — нехотя признался я, — то магия б и не среагировала. В мире редко встречаются пары, которые таким образом реагируют друг на друга. Это… То, что толком не объяснить.
— Наверное, в соответствии с книгами в жанре «фэнтези», это можно назвать истинной парой, — горько усмехнулась Анна.
— Что-то вроде того, — подтвердил я, хотя с литературными жанрами параллельного мира не сказать, что был хорошо знаком.
— А как же Матильда?
— Матильда в мою пользу из себя не могла выдавить ни единой капли магии, — отметил я. — Она могла только брать. А разбудить источник не так уж и сложно. Гораздо сложнее его потом обратно восполнить… И лучше б мы с тобой не повторяли ритуалы по твоему оживлению?
— Тебе не нравится меня целовать? — с присущей ей женской хитростью весело поинтересовалась Анна.
Я усмехнулся. Не нравится, как же…
— Нравится, но я предпочитаю целовать живых девушек, а не мертвых. Поцелуи с мертвыми уже меня однажды довели до проблем.
Мотнув головой, чтобы показать, что разговор на эту тему окончен, я подал Анне руку, помогая ей встать. Она благодарно вцепилась в мою ладонь, кажется, не собираясь отталкивать, и едва заметно улыбнулась. Было видно, что девушке ещё сложно удержаться на ногах, и я обнял её за талию, привлекая к себе. Анна пробежалась кончиками пальцев вдоль воротника моей рубашки и удивленно хмыкнула:
— Надо же, я думала, ты всегда носишь те песочные часы.
Я скосил взгляд на кулон, валявшийся рядом на кровати. Конечно, следовало вернуть их на место, а вместе с ними и все свои способности и обязанности, но я уже столько лет не чувствовал себя достаточно свободным, что сейчас невольно хватался за последние секунды без магического предохранителя.
— Вообще-то должен, но иногда я наглею и, пользуясь служебным положением, снимаю их.
— А вдруг кто-то украдет?
— Я был бы очень благодарен человеку, который смог бы унести эту дрянь прочь, но… Как там у вас говорят? Это мой крест, мне его и тащить. Нет, никто не тронет символ Хранителя Времени. Увы, но эти песочные часы — не единственное, что держит меня на месте.
Анна прижалась ко мне и тихо спросила:
— Ты так сильно хочешь стать прежним?
— Смертным и без горы сумасшедших подчиненных над головой? Вне всяких сомнений, — усмехнулся я, смыкая руки в кольцо на её талии. — Бессмертие — не то, к чему надо стремиться.
— Но это уже невозможно?
Я вздохнул.
— Они не отпустят меня. Разве что сам баланс решит, что он восстановлен в достаточной мере, чтобы запретить любое стороннее вмешательство… Возможно, тогда я смогу уничтожить эти проклятые часы, а вместе с ними — и всех истинных. Но пока мир в таком состоянии… Боюсь, мы не можем уйти.
— Тогда отдохни от них хотя бы одну ночь.
Я хотел сказать, что для баланса не существует ни дня, ни ночи, но Анна вновь потянулась ко мне за поцелуем. Песочные часы заискрили на кровати, явно собираясь доползти до меня, но я лишь послал в их сторону яркий мыслеобраз. Конечно, не существовало молотка, которым можно было бы раздробить это стекло, но, кажется, я достаточно ярко визуализировал свой гнев, чтобы артефакт перестал навязываться.
Сейчас для меня существовала только Анна — и попытки воскресить собственный здравый смысл. Имел ли я хоть какое-нибудь право прикасаться к ней…
— Я — не лучший вариант для того, чтобы в меня влюбляться, — предупредительно прошептал я. — Я опасен, Анна.
— Не опасен, — возразила она. — Я уже убедилась, что не опасен.
Мне бы открыть ей правду, показать, кто такой Хранитель Времени… А вместо этого я просто поддался, сгребая её в охапку.