Pov Гарри Поттера
Остаток ночи оставил в моей голове сумбурный отпечаток. Поединок с кварроком вымотал нас обоих до изнеможения — а Малфой к тому же чуть не истек кровью, пока я освобождал его от паутины. Нервы тоже были напряжены до предела, так что ничего удивительно, что даже не особенно замысловатая шуточка насчет беспринципности заставила нас чуть ли не впасть и истерику. Несомненно, это была реакция на пережитое потрясение.
Несмотря на усталость, ни у него, ни у меня не было желания оставаться в Башне. Придя в себя и отдохнув немного, Малфой сам первый предложил продолжить подъем. Я в недоумении посмотрел на него. Этот изнеженный и избалованный аристократ, как я всегда о нем думал, на деле выносливостью не уступал какому-нибудь фермеру, привыкшему вкалывать от зари до зари. Лично Я уже не чувствовал ног от усталости, а он, стоя передо мной, с каким-то мальчишеским задором предлагал убраться подальше от трупа кваррока, а значит, продолжить восхождение на Башню. Я посмотрел на непривычно взъерошенного Драко. Странно, но даже и в таком виде он был хорош. Босоногий (и ботинки, и даже носки остались безвинной жертвой кварроковой паутины), в изодранной одежде, висевшей на его тонкой фигурке лохмотьями, с растрепанными волосами, которые обычно были идеально уложены и расчесаны волосок к волоску… Но даже в таком виде, Слизеринский Принц оставался Принцем — аристократом до мозга костей. Наверное, все дело в том, как он держался: словно то, как он одет — это эталон, а все остальные просто нелепо разряженные франты.
В общем, под влиянием Малфоя мы одолели еще три площадки, расположенные одна за другой, подряд, и остановились перед долгим переходом, где не хватало сразу нескольких площадок. Зато со следующей до купола было уже рукой подать, к тому же магия здесь, на высоте, была стабильнее, и работала уже почти так, как мы привыкли. Снова умывшись и напившись, мы присели рядом, у стены, и, хотя мантии у нас больше не было, тепло человеческого тела рядом было приятным, и помогало хоть чуточку согреться. Я поежился — даже мне было прохладно, хотя моя одежда практически вся уцелела, не считая небольшой дырки на брюках. Каково же Малфою? Да еще босиком… но он, казалось, и не замечал холода — даже не дрожал, и руки у него были прохладные, но не ледяные.
Какое-то время мы с Драко сидели молча, но скоро я понял, что меня начинает клонить в сон. Тряхнув головой, я скинул с себя сонливость, и повернулся к товарищу по несчастью, чтобы предложить поговорить… И с удивлением увидел, что Малфой спал. Бледное лицо, которое свет луны окрашивал призрачно-голубоватым цветом, во сне расслабленное, без вечной презрительной ухмылки… но ведь спать нельзя. Надо выбираться! Кто знает, сколько времени понадобится этим маленьким кварроковым деткам, чтобы поубивать друг друга? А может, они решат сначала покушать, а потом заняться междоусобицами? И побрезгуют трупом родителя, особенно если всего в паре десятков метров парочка их излюбленных кушаний? Я потряс слизеринца за плечо.
— Малфой, не спать! Не спать, кому говорят!
— Ммм… Отвали, Поттер… — сонно пробормотал он, отворачиваясь, и пытаясь свернуться клубочком. Я не знал, плакать мне или смеяться.
— Малфой, ни дна тебе, ни покрышки, а ну, просыпайся! — рявкнул я, тряхнув его посильнее.
— О-о-охххх…. — Потянувшись, Драко открыл глаза, и устремил на меня крайне недовольный взгляд. — Ну чего тебе еще, горе мое? — спросил он.
— Ты сам говорил, нам нельзя спать, — отозвался я. Он устало потер ладонями чумазое лицо — несмотря на все умывания, мы оба, подозреваю, были все равно перепачканы пылью, грязью, и всем, что еще могло найтись а этой проклятой башне.
— Да, да это верно, — кивнул Малфой, отнимая руки от лица, и, наверное, подсознательно, провел кончиками пальцев по раненной щеке, проверяя не осталось ли шрама. Его не было, однако, не сомневаюсь, слизеринец отчаянно переживал за свою драгоценную внешность. Впрочем, если бы я так выглядел, я б тоже переживал… — Спасибо, что разбудил, Поттер. Я сам не заметил, как отключился.
— Ничего, в твоем состоянии — ничего удивительного, — отозвался я, смущенный его благодарностью.
— Тебя не затруднит наколдовать еще воды? — спросил он. Я кивнул, доставая палочку. Драко снова умылся, поплескав на лицо и смочив виски, потом сделал несколько глотков, и вопросительно посмотрел на меня. Я помотал головой.
— Нет, спасибо. Я и так за сегодняшний день выпил, наверное, втрое больше воды, чем обычно.
— Ну да, — хмыкнув, кивнул он, и выпрямился, потягиваясь. — Давай-ка продолжим. Осталось всего ничего, глядишь, к утру и выберемся.
— Ну, давай, — отозвался я, хотя я и при нормальном притяжении уже стоял с трудом, и плохо представлял себе, как одолею следующий переход. Слизеринец выглядел не лучше, и когда поднял палочку, чтобы наложить заклятие (даже Родовую магию оказалось проще концентрировать с ее помощью), рука его дрожала.
И вдруг Малфой замер, и с недоумением посмотрел на полочку в своей руке, потом на меня, и вдруг насмешливо усмехнулся, и, прислонившись к стене, засмеялся горьким, безрадостным смехом.
— Что такое? — встревожился я. Уж не спятил ли парень, часом?
— Мы с тобой два идиота, Поттер, — отозвался он. — Магия давно уже работает более-менее стабильно, а мы все еще ползаем по стенам, как полные придурки! А ну, не шевелись! Вигнардиум Левиоса!
Сам не знаю, почему я не испугался, когда его заклинание подхватило меня, и рвануло вверх. Может, просто после всех сегодняшних потрясений, это просто уже казалось мелочью… Повинуясь мановению его палочки, мое тело взмыло ввысь, и с идеальной точностью приземлилось на верхнюю площадку, минуя две или три, которые нам еще оставались бы, если б мы продолжали восхождение. Отсюда на галерею под куполом вела сохранившаяся еще лестница, которая не была частью предыдущей, а была будто вырезана в самой стене. Я замешкался, озираясь.
— Эй, Поттер, ты там уснул что ли? — требовательно крикнул снизу Малфой. Я, мысленно отвесив себе подзатыльник за то, что забыл о нем, свесился с краю площадки. Отсюда фигурка Малфоя казалась маленькой, и я с трудом мог различить ее во тьме — луна зашла, и света стало еще меньше, чем раньше. Вовсе неуверенный, что сумею поднять его в первого раза, я поднял палочку… Эх, как жаль, что манящие чары не работают на живых существах — только на предметах! А может, Родовая Магия поможет?
Вот странное дело: тогда, во время схватки с кварроком, я чувствовал, как в моем теле бурлит незнакомая, однако такая упоительная сила — он подсказывала каждое движение, она усиливала мою выносливость, он помогала мне во всем: даже трансфигурация у меня получилась без особых проблем, хотя я никогда не был особо одарен в ней. И подсказки, которые то и дело выкрикивал Малфой, странным образом находили отклик внутри меня, они были созвучны с этой силой, и это даже немного пугало. Нет, я не боялся, что слизеринец каким-то образом контролирует меня — я хорошо помнил ощущения от империуса, и знал, что сейчас на мне не лежит никакого заклятия. Это было что-то другое, что-то, связанное с родовой магией…
— Поттер! Поторопись! — снова закричал Малфой, и, — странное дело! — в его голосе мне послышались панические нотки. Что там с ним такое — испугался, что ли? Но чего? Может, он решил, что я собираюсь его здесь бросить? Вот дуралей, да я бы никогда…
— Вингардиум Левиоса! — громко сказал я, решив не пытаться воззвать к утихшей во мне Родовой Магии, а воспользоваться обычными и привычными чарами. Впрочем, все сработало как надо, и через пару минут побледневший и как-то подобравшийся Малфой изящно приземлился на площадку рядом со мной.
— У нас гости, — мрачно сказал он, бросая напряженный взгляд вниз. Я прищурился — очки запылились, и как я ни протирал их, все равно вид был не ахти какой. И все же в неверном синеватом свете я разглядел три черных паучьих силуэта, ползущих по белесой стене.
— Эти тоже, надо думать, беспринципные, — заметил я. Каждый паук был размером с крупную кошку, и друг к другу они не проявляли никакой вражды. Я пожалел, что не прихватил с собой вырванную половинку жала старого кваррока — паутина у них, конечно, тоньше родительской, но все равно выпутываться из нее может быть неприятно.
— Подстрахуй меня, — попросил Малфой, наклоняясь к краю платформы. Я поспешно обхватил его руками за пояс. Талия у слизеринца была стройная, и тонкая, однако под кожей ощущались мускулы. — Аэрос Сфаэро Мортис! — повторил так успешно сработавшее заклятие Малфой. Мда…
— Думать надо, что делаешь, дуб слизеринский! — резко рявкнул я, поднимаясь на ноги, после того как заклятие Драко, ударив в стену, смело с нее пауков, но вместе с ними чуть не обрушило всю башню. Ошеломленный Малфой, приземлившийся опять сверху на меня, откатился в сторону, и громко чихнул.
— Ох, прости, я не подумал, — пробормотал он. Да уж, он явно не в себе — чтобы Драко Малфой передо мной извинялся!? — А-апчхи! — снова чихнул слизеринец. Пыли в воздухе и впрямь было хоть отбавляй. Кое-как мы поднялись на ноги.
— О-о-й! — пол под нами ходил ходуном — кажется, наша платформа всерьез собралась разделить участь старой лестницы. — Малфой, чего встал? Бегом! — крикнул я, хватая его за руку, и бросаясь к вырубленной в стене лестнице — или просто стена была так сложена, чтобы образовать лестницу?
Как бы там ни было, ошеломление Малфоя, видно, уже прошло — он рванул за мной, не обращая внимания на валяющиеся на полу осколки камней и всякий прочий мусор, — а ведь он был босиком!
— Тихо! — рявкнул он, когда мы взбежали по внутренней лестнице, влетели на галерею, и остановились. Я застыл, и мы оба напряженно вслушались в тишину. В первый момент — ничего, кроме шума крови в ушах, а потом… знакомый стрекот и шорох — только больше, намного больше чем прежде. Видно, детки кваррока действительно решили повременить с братоубийствами, и сперва разделать обед. Хвала Мерлину, что мы не остались внизу, чтобы отдохнуть!
Малфой снова подбежал к краю галереи, и высунулся, пытаясь разглядеть, что там внизу.
— Они остановились у трупа старого паука, — сказал он, — Но надолго это их не задержит. Как только они поймут, что там побывал маг — а моей крови там осталось достаточно, — они ринутся сюда.
— Тогда не будем терять время! — отозвался я, подскакивая к тому месту, где низкая, мне по пояс стена переходила в наклонную стеклянную поверхность купола. Каждое стекло, вставленное в потемневшие от времени металлические рамы, было размером со школьную парту — и это упрощало задачу, довольно будет разбить только одно, и дело сделано. Но вот что потом? — Редукто! — приказал я, указывая на стекло. Оно слегка задребезжало в раме — и только. — Нет! Редукто! Редукто Максима! Черт, Малфой, ты знаешь что-нибудь… — я собирался спросить, знает ли Драко что-нибудь черномагическое, что могло бы нам помочь, как и в прошлый раз, но на ум пришло другое заклятие, и я запнулся на полуслове. — Бомбарда Максима! — сходу рявкнул я, и… Стекло взорвалось фонтаном острых осколков прямо мне в лицо. «Это конец» — подумал я в каком-то оцепенении, уже ожидая, что меня сейчас располосует на сотни маленьких Гарри Поттеров. А в следующее мгновение словно сквозь вату до меня донесся вопль Малфоя «ПРОТЕГО!!!». Я осел на пол. Ни один осколок не коснулся меня, однако это стало последней каплей. Меня затошнило, однако желудок был практически пуст, не считая половинки малфоевского шоколадного батончика.
Холодные руки обхватили меня за плечи, отрезвляя, и чуточку дрожащий голос Драко стал уговаривать меня подняться, напоминая, что ничего еще не кончено. Я взял себя в руки, собрав волю в кулак, и встал.
— Спасибо, — сказал я, повернув голову к Малфою. — Кажется, я тебе опять задолжал.
— Если мы не смоемся отсюда в ближайшие время, это будет уже неважно, — напряженно ответил он, и я вспомнил о пауках. Бросил взгляд за спину… пока не видно, но отвратительный шорох все ближе, все явственнее.
— Сколько их?
— Тебе хватит, — мрачно отозвался мой бывший враг, дергая меня к окну.
Помогая друг другу, мы выбрались на поверхность купола, вцепившись в раму — слава Мерлину, по нижней части стеклянной крыши шел желоб для стока воды, на который вполне можно было встать. Я бросил взгляд вниз, и ахнул, увидев первого паука, который резво мчался к стене, намереваясь последовать за нами тем же путем.
— Репаро! — в один голос выкрикнули мы, указывая на разбитое стекло. Осколки сложились вместе, и трещины исчезли. Драко на всякий случай прошептал еще что-то — видно, какие-то охранные чары из родовых секретов, и обессилено откинулся спиной на наклонную поверхность купола.
— Мерлин, неужели все? — выдохнул он.
— Угу, — отозвался я, растянувшись рядом с ним.
Мы практически лежали на наклонной крыше, упираясь ногами в водосток, и я никогда еще не был так счастлив дышать свежим воздухом, ощущать его веяние на своем лице, и видеть тускнеющие звезды на небе не через мутное стекло Башни, а прямо перед собой. На востоке, который отсюда было видно лучше всего — недаром Башня называлась Башней Восхода, — занимался рассвет. Ночь еще хозяйничала на небе, однако первые красные полоски солнечного света уже виднелись за лесом и озером. Я приподнялся, и посмотрел на обессилевшего Малфоя, который ответил мне своей обычной усмешкой. Выглядел он … измученным. Весь в пыли и каменной крошке, кое-где к одежде все еще прилипла черная паутина, все его лохмотья покрыты потеками крови. Мои руки саднило — кажется, выбираясь, я ухитрился изранить их о торчащие из рамы осколки, счастье еще, что вены не перерезал… Руки Малфоя были не в лучшем состоянии, да и колено, которым он опирался о раму, выбираясь, тоже пострадало, насколько я видел через прорехи в том, что осталось от его брюк.
— Давай спускаться, — предложил я. — Могу наколдовать веревку, тут довольно высоко, конечно, но вниз — это не то, что вверх…
— Не заморачивайся, — отозвался Драко, вынимая собственную палочку. — Можно сделать проще. Давай-ка воспользуемся твоим старым трюком.
— Моим? — удивился я. — Это каким еще?
— Ну как же! — хмыкнул Малфой, и поднял палочку. — Акцио, Молния! — крикнул он, и с довольным видом откинулся обратно на стену купола.
Я рассмеялся, и, устроившись рядом с ним, стал ждать. Признаться, вид пауков, ползающих изнутри по стеклянному куполу, меня несколько нервировал, и я, честно говоря, начинал чувствовать себя плоховато еще и от того, что мои ладони довольно сильно кровоточили. Малфоя-то я мог исцелить, но вот кто исцелит меня? Драко сам признавался, что в целительных заклинаниях он полный профан — вот практически любое заживляющее зелье он запросто может приготовить, а чарам не учился. Совсем.
Как оказалось, насчет кваррчонков я беспокоился напрасно — сквозь купол им было не пробиться. Вскоре послышался свист ветра, и прямо в руки Малфою упала метла — я не мог в предрассветных сумерках определить, его это была метла, или же моя, но в тот момент меня это и не волновало. Мы оба поспешно влезли на нее — я впереди, а Малфой сзади, обхватив меня руками за талию.
— Правь к внутренней галерее на четвертом этаже, — сказал мне на ухо Драко, когда мы взлетели. — Оттуда рукой подать до Больничного крыла, а нам сейчас с тобой туда заглянуть не помешает.
— Ладно, — отозвался я, сочтя предложение разумным.
Никогда еще мне не было так трудно летать — даже на третьем курсе, во время «визита» дементоров на квиддичное поле. Тогда я толком и осознать-то ничего не успел, как потерял сознание, и свалился на землю. Теперь же никакой угрозы, казалось, не было — только собственная боль и усталость. Однако даже метла подо мной, казалось, ощущала мое состояние, и плелась еле-еле. С одной стороны, это было хорошо — едва ли мы оба сейчас выдержали бы более быстрый полет. С другой, хотелось уже побыстрее оказаться в Больничном Крыле, в безопасности, и чтобы мадам Помфри позаботилась о ранах, и чтобы все мои друзья узнали, что я жив, и что мне ничто не угрожает… Мерлин, бедная Гермиона, она, должно быть, с ума сходит! А Рон? Джинни… И Блейз. Боже правый, Блейз — как же она вообще пережила такое, когда сразу пропали мы оба. Драко, который ей как брат, которого она знает и любит с самого детства…и Я. Что я для нее значу? Просто парень, с которым она гуляет по вечернему Хогвартсу пару раз в неделю? Черт побери, я ведь даже не поцеловал ее ни разу! Какой же я идиот! Чего я испугался? Ну не получилось бы у меня, да неужели же я не нашел бы, как выкрутиться? Обернуть все в шутку, и с малфоевской наглостью (вот этому у него стоит поучиться, полезная штука) заявить, что исправить положение можно упорной и самое главное, как можно более обильной практикой…
К тому времени, как мы приземлились, влетев между колоннами открытой галереи четвертого этажа, я принял твердое решение сделать следующий шаг в отношениях с Блейз. Однако до этого, в любом случае, далеко, а нам с Драко непременно нужно в Больницу, благо, отсюда до нее рукой подать — просто дойти до конца галереи, а потом через небольшой коридор, который ведет прямо к дверям Больничного Крыла. Я слез с метлы, Малфой — тоже, однако двигался он как сомнамбула, словно уже ничего не видел вокруг, и сдавленно зашипел, словно от боли, когда ступил на пол. Ну да, если уж я с трудом держусь на ногах, то о нем и говорить нечего — слизеринцу досталось в Башне куда сильней, чем мне, да и ран у него больше. Только сейчас, применяя к метле отталкивающий чары, чтобы отправить ее на место, туда, откуда она прилетела, я бросил взгляд на пол, и охнул — на нем красовались кровавые следы. «Ну да, — запоздало сообразил я, — Малфой же был босиком, когда мы бежали к разбитому окну по осколкам, наверняка поранился!»
— Ох, черт, Малфой, что ж ты молчал! — воскликнул я, подскочив к слизеринцу, и подставив ему плечо, на которое Драко без возражений оперся — видимо, у него уже не было сил хорохориться и спорить.
— И что бы это изменило? — прохрипел он. — Твое «Асклепио» для этого слишком мало… И потом, у тебя тоже уже сил нет…
— Упрямый… слизеринский…. дубовый … пень! — прокомментировал я, чуть ли не таща на себе еле передвигающегося Малфоя. К моему удивлению, тот не возмутился, и даже не возразил, только хмыкнул в ответ, цепляясь за меня, и стараясь, как мог, облегчить свой вес на моих плечах.
Когда мы ввалились в Больничное крыло, я заметил, что палата не пуста — на одной из кроватей спал кто-то, правда, я особенно не разглядывал, кто. Заметил только темные, кажется, волосы, однако личность пациента меня вовсе не занимала. Просто его присутствие означало, что орать, как в прошлый раз, не годится. Ну, правда, это было и не очень-то нужно — на вход в палату и так наложены сигнальные чары, и медсестра, несомненно, знает о том, что пациентов у нее прибавилось… Я оказался прав — буквально через минуту из своих комнат, по соседству с кабинетом, появилась мадам Помфри, поспешно затягивая пояс халата.
Через полчаса мы с Малфоем, оба принявшие душ, переодетые в больничные пижамы, обмазанные целебными зельями, и чуть ли не по уши напичканные восстанавливающими и крововосполняющими средствами, сидели на соседних кроватях, и боролись со сном, ожидая прихода Дамблдора, которого мадам Помфри вызвала сразу же, как только разобралась, что прямой угрозы жизни ни одного из нас нет. Я бросил взгляд на Драко, и хмыкнул. Выглядел Слизеринский Принц сейчас совсем другим. Куда исчез полный достоинства аристократ, казавшийся естественным даже в лохмотьях? Передо мной был усталый и болезненно хрупкий юноша, казавшийся совсем ребенком в почему-то большой ему больничной пижаме — что, у мадам Помфри не нашлось более подходящего размера, что ли? Бледное лицо Малфоя, с залегшими под глазами глубокими тенями, заставляло вспомнить о призраках, однако держался он по-прежнему стойко.
Ждать не пришлось долго — мы едва успели устроиться и допить все зелья, которые дала нам мадам Помфри, как двери распахнулись, и в палату стремительно вошел Дамблдор, по пятам преследуемый Снейпом и МакГонагалл. Последняя улыбнулась при виде меня и вздохнула с явным облегчением, а вот Снейп преподнес сюрприз. Всегда сдержанный и холодный Прфессор с порога буквально ринулся к Малфою и схватил его за руку.
— Драко! Боже, ты цел! — я ошалело вытаращил глаза. Никто и никогда мне не поверит, если я скажу, что Снейп способен на эмоции, да еще и по отношению к одному из своих студентов. С чего бы? В голове завозились уже совсем неприличные мысли, и я попытался отогнать их, однако безрезультатно. С чего еще ему волноваться о Малфое, если он… Может, он влюблен в него?
— Я в порядке, крестный, — отозвался Малфой, успокаивающе поглаживая стиснувшую его кисть руку профессора другой рукой. Я ошалел еще больше, испытывая одновременно смущение из-за своих нелепых подозрений, и безграничное удивление. Снейп — крестный Драко Малфоя? Так вот почему он так выделял его из прочих студентов! Следовало признать, оценки Драко по зельям были заслуженными в полной мере, однако само отношение — то, как его спрашивали на уроках, как пропускали мимо ушей его очевидную наглость и спускали ему с рук намного больше чем другим студентам… Теперь все становилось понятным и обретало смысл.
— Хвала Мерлину! — выдохнул профессор, кажется, сумев, все-таки, наконец, взять себя в руки. Странное дело, в слабом утреннем свете он выглядел как-то не совсем обычно — бледнее, моложе, нос поменьше, кажется, с зубами тоже не так все плохо, и… Мерлин! Он что, помыл голову???
— Я в порядке, — повторил Малфой, крепче сжав его ладонь в своей. — Ты же не сомневался в том, что мы выберемся, правда? — он хмыкнул, но на Снейпа, похоже, это не произвело впечатления. Он на мгновение прикрыл глаза, а когда снова открыл их, на его лице снова была бесстрастная маска. Он кинул на меня предупреждающе холодный взгляд, и мне пришлось срочно заинтересоваться узорами на моем одеяле.
Видимо, сочтя сцену приветствия оконченной, Дамблдор подошел к изножью моей кровати, и внимательно посмотрел сначала на меня, потом на Драко. Снейп, уже полностью взявший себя в руки, выпрямился, и, не выпуская руки крестника, обернулся к директору.
— Гарри. Драко, — сказал Дамблдор, одарив нас по очереди одобрительной улыбкой. — Я очень рад, что вам удалось выбраться. Ту Башню запечатали так давно, что никто не знает, что именно там заточили…
— Там кваррок, профессор, — отозвался я. — Точнее, там БЫЛ кваррок. А теперь там их много — маленьких. Они почему-то не поубивали друг друга, как говорится в «Древних магических созданиях». Но если все так и оставить, то их никакие чары не удержат…
— Кваррок? — переспросил директор, нахмурившись. МакГонагалл схватилась за сердце. — И вы вдвоем его одолели? — Мы одновременно кивнули. На несколько минут воцарилось молчание, казалось, удивлен был даже Дамблдор. — Нет слов, как я горжусь вами, — сказал он наконец. — Но теперь, вы говорите, там осталось его потомство?
— И они не поубивали друг друга, как утверждают все доступные источники, — добавил Малфой. — Мне показалось, что новорожденные паучки никакой агрессии друг к другу не проявляли. То ли древние авторы ошибались насчет этих их повадок, то ли произошла… какая-либо мутация, и они просто изменились. Как бы там ни было, в Башне сейчас целый выводок «кваррчонков», а мы с Гарри основательно нарушили ее защиту в области купола. Я наложил дополнительные запирающие и охранные чары, но надолго их не хватит. В любом случае, они совершенно точно рухнут, когда я покину Хогвартс.
— Благодарю за информацию, Драко, — кивнул Директор. — Можешь не сомневаться, я приму необходимые меры. Северус, мне нужно будет поговорить с тобой об этом.
Снейп кивнул. Мадам Помфри, которая не покидала палату все время с момента появления директора и деканов, начала ворчать, что мы с Малфоем сильно утомлены, и нуждаемся в отдыхе. Дамблдор кивнул, и профессора засобирались прочь, оставив нас на милость медсестры. Мадам заботливо проследила, чтобы мы улеглись, и предложила сонное зелье, однако, в нем не было необходимости. Драко уснул, едва его голова коснулась подушки, а я продержался ненамного дольше его — ровно настолько, чтобы успеть пробормотать что-то, что я надеялся, прозвучало как «спасибо, мадам Помфри», и тоже провалился в глубокий сон.
Pov Блейз Забини
Я проснулась на рассвете в своей постели, и некоторое время не могла понять, где я, что со мной, и что вообще происходит. Прошлый день мало отложился в моей памяти, хотя в глубине сознания теплилась мысль, что вчера определенно случилось что-то очень и очень важное, о чем я никак не должна была забыть, и более того — что-то ужасное. Но это определенно не связано с Темным Лордом, почему-то тут я тоже была уверена. Однако моя голова отказывалась работать, и я быстро осознала почему, увидев на тумбочке рядом пузырек со снотворным зельем. Оно не особенно хорошо действовало на меня — ну, то есть, засыпать-то я засыпала, но сон не был настоящим, таким, который позволял полноценно отдохнуть. И ничего удивительного, что после него у меня дико болела голова, а мысли и воспоминания ворочались с трудом. Ох, надо бы пойти к Дрею, и попросить зелье от головной боли — у него наверняка есть…
Дрей. При мысли о нем сердце пронзила резкая боль, и воспоминания вернулись, хлынув на меня добела раскаленным потоком. Я вспомнила, как сидела и ждала, чем закончится идиотская дуэль Драко и этого рыжего полудурка Уизли, когда дверь гостиной открылась, и через нее протиснулись дрожащие, побледневшие Гойл и Нотт. При одном взгляде на залитое слезами лицо Тео и потерянное, опустошенное — Грега, я поняла, что случилось что-то ужасное и непоправимое. Но как, как, во имя Мордреда, удалось этому гриффиндорскому придурку вообще нанести Драко хоть какой-то вред? Голос Тео, всхлипывающий и пресекающийся, объясняющий, что произошло, доносился до меня словно издали, и мне потребовалось несколько минут, чтобы осознать в полной мере ужас того, что он сказал. Не только Драко, но и Гарри — ГАРРИ? Мой Гарри? — оказались жертвами в этой чертовой идиотской дуэли? Они неизвестным образом оказались в запертой Башне, и даже Дамблдор не в состоянии освободить их? А в этой башне им наверняка дольше часу не продержаться…
Тео сквозь всхлипы пытался объяснить, что именно сказал директор, но я его уже не слышала — вокруг меня носился хоровод воспоминаний и воющих голосов, которые непрерывно твердили одно — их больше нет, их больше нет, их больше нет! Ни Драко, ни Гарри. Они, возможно, еще живы, но их все равно больше нет для тебя!
Не знаю, то ли я потеряла сознание, то ли сама потерялась в бешенном калейдоскопе, кружившемся в моей голове. Обладай я Родовой Магией — и контроль рухнул бы ко всем дементорам. Она бы уничтожила меня без остатка. Горе, боль, ужас — настолько сильные, что я не могла даже плакать, и холодная, бездонная тьма, обступающая меня со всех сторон.
Следующее, что я помню — это бледное, знакомое лицо, выглядывающее из тьмы, и голос, зовущие по имени. Затем я ощутила резкий запах, и мрак развеялся настолько, что я смогла осознать, что лежу на диване в гостиной, а надо мной склоняется профессор Снейп, убирая от моего носа какой-то пузырек и затыкая его пробкой. Однако боль никуда не ушла, и воспоминание вернулось с новой силой — Драко больше нет, Гарри больше нет! И руки декана, хватающие меня за плечи, и его искаженный голос, требующий, чтобы я заплакала, а потом приказывающий плакать! Но я не могла выдавить ни слезинки, да и какие слезы достаточно сильны, чтобы выразить ТАКОЕ? Снейп встряхнул меня снова, но я и без того дрожала, как в лихорадке. Калейдоскоп воспоминаний снова обступал меня, невзирая на профессора, и я уже не слышала ни его голоса, ни требований, и не видела его лица.
Потом смутно, словно сквозь дурман я понимала, что меня подняли на руки и куда-то понесли — но сделал ли это Снейп, или он попросил Гойла или кого-то еще, я не знала, да меня это и не интересовало. Гарри. Драко. Драко. Гарри. Их больше нет… Потом в рот полилась какая-то жидкость со смутно знакомым вкусом, я инстинктивно сглотнула, и провалилась в глубокий тяжелый сон без сновидений, вызванный зельем.
Собравшись с силами, я приподнялась на постели, и села, свесив ноги, и нашаривая свои тапочки. Боль никуда не ушла, но она как-то притупилась, и стала привычной. Усилием воли я задвинула горькие мысли вглубь сознания — Драко, Гарри, их гибель и… нет, нет, не думать, только не опять. Надо делать что-то, делать то, что важно сейчас. А что важно? Ничего не идет в голову… Голова. Начнем с нее. Мне нужно зелье от головной боли. Достать его можно тремя способами. Первый — пойти в комнату Драко, ведь ему-то никакие зелья уже не… От одной мысли мне стало плохо, и я поспешно отказалась от этого варианта. Второй вариант — пойти к Снейпу и попросить у него. Третий — наименее предпочтительный — Больничное крыло.
В любом случае, какой бы вариант я не выбрала, придется одеваться — это к Дрею можно было заявиться запросто, в халате или пижаме… Нети, нет, не думать об этом! О боже, Драко… Я закрыла глаза, но слез все еще не было, только адская, раздирающая сердце на части боль. Боже, что теперь будет с Нарциссой, когда она узнает? А с Люциусом? Нет, нет, не думать! Надо идти к Снейпу. Профессор опять будет настаивать, чтобы я заплакала, но… силой слезы не вышибешь. По крайней мере, не такой, как надо… А если у него и получится — может, так и надо? И все-таки лучше к нему, чем к мадам Помфри. К мадам ходят гриффиндорцы… Ох, Гарри! Гарри….
Машинально я переоделась, сложила свою ночную рубашку — кто, интересно, меня переодевал? Надеюсь, не Снейп… Ничего не имею против нашего декана, ни в качестве профессора, ни в качестве крестного моего брата, но все-таки… Только закончив переодеваться, я осмотрелась вокруг — девчонки еще спали, со всех трех кроватей доносилось глубокое сонное дыхание. Часы показывали восьмой час утра — через час начнется суетня, все будут просыпаться, одеваться, умываться, спешить на завтрак… Как будто ничего страшного и не случилось. Как будто двое парней не канули в черную дыру, забрав с собой весь свет и всю радость из моей жизни! В какой-то момент мне даже захотелось пойти к директору и наорать на него за то, что он допустил существование такой опасности на территории школы! Грустно усмехнувшись — кто я и кто Дамблдор, да меня и слушать никто не станет! — я вышла из спальни и, спустившись по лесенке, вышла в пустую еще гостиную.
Добравшись до личного кабинета профессора Снейпа, я постучала в дверь, и минут пять ждала ответа. Может, он тоже еще спит? «Ну да, после гибели любимого крестника? Да я сомневаюсь, что Северус вообще сегодня ложился!» я постучала еще раз.
— Зря стараешься, красотка, его нет, — раздался сзади чуть нагловатый голос. Я обернулась — ах да, это же лорд Тальмор, портрет, который тут висит испокон веку! Правда, он редко открывает рот, и большей частью шляется в гости к дамам с других портретов, поэтому я не ожидала, что он хоть что-то может сказать. Внешность у него не сказать, чтобы особенно приятная — темно-каштановые волосы, уложенные по какой-то стародавней моде, средневековый костюм с огромным воротником-жабо, на поясе шпага-иголка. (Драко, некстати подумала я, терпеть не мог ни таких воротников, ни таких шпаг. Даже рапира у него в свое время была с режущей кромкой, обоюдоострая). Маленькие глазки лорда Тальмора, оценивающе осматривали меня, словно пытаясь проникнуть под одежду. Я поморщилась. Высокий, разодетый хлыщ с наглой улыбкой — и за что он только удостоился места на стенах школы?
— А где он, вы не знаете? — спросила я, с трудом узнавая свой хриплый и дрожащий голос.
— В данный момент — не имею понятия, — вальяжно ответил лорд, прислоняясь к своей рамке. — Однако знаю, что уже часа два тому назад его срочно вызвали к директору. Он ушел, и с тех пор не возвращался.
— Понятно, — кивнула я, опуская плечи. Ну что ж, ждать не имеет смысла. Мало ли куда мог отправить Снейпа Дамблдор — да хоть к Темному Лорду на кулички. Придется все-таки тащиться в Больничное крыло, потому что лезть в комнату Драко я не решусь ни за что на свете! — Спасибо, милорд, — поблагодарила я портрет, и медленно побрела к лестнице наверх.
Путь до Больницы, занял, кажется, целую вечность, и в то же время, словно вообще не отпечатался в моей памяти. Я шла, изо всех сил стараясь не думать о том, что все равно так и лезло в голову, и безнадежно проигрывала это сражение. Воспоминания о детстве — лицо Драко, то веселое, горящее задором, то хмурое, сосредоточенное, то внимательное, участливое…. А стоило бросить взгляд на стены школы, как вспоминался уже Гарри — встрепанные волосы, искренние зеленые глаза, очки… Его голос, улыбки, жесты… Я всхлипнула, и только тут поняла, что слезы, которые я с таким трудом пыталась вызвать в себе, свободно текут по моим щекам. Кое-как я добрела до ближайшего подоконника, на который можно было сесть, и, закрыв лицо руками, заревела в голос, зная, что никто не найдет меня здесь в воскресенье в этот час. Не знаю, сколько я так просидела, заливаясь слезами, почти в истерике, и время от времени впиваясь зубами в собственную ладонь, когда отчаянный плач грозил перерасти в настоящий горестный вой.
Я чуть не свалилась с подоконника, когда мне на плечо легонько опустилась чья-то рука. Ахнув от неожиданности, я вскинула голову, и с трудом узнала стоящую передо мной Джинни Уизли, растрепанную, в небрежно наброшенной на плечи мантии, и с такими же заплаканными глазами, как у меня. Наши взгляды встретились — слов было не нужно, я прекрасно понимала, что ей сейчас ничуть не лучше. Что бы она там ни говорила, она все-таки была хоть чуточку, но влюблена в Драко, а Гарри был не меньше дорог ей, чем мне — Малфой. Я кивнула ей, стирая слезы со своих щек, и понимая, что это тщетно — из глаз снова покатились крупные капли, чертя по лицу новые влажные дорожки. Джинни, порывшись в кармане, вытащила чистый носовой платок и дала мне. Я вытерла лицо, нос, и поняла, что ее молчаливое участие если и не утешает, то прибавляет сил, дает понять, что Я не одна, и что как бы больно это ни было, я справлюсь… Все так же без слов, мелкая Уизли вытащила палочку и наложила невербальное «Агументи». Подставив ладони, я умылась и сделала пару глотков. Джинни, кивнув, убрала палочку и села на подоконник рядом.
Некоторое время мы обе молчали. Что можно сказать девушке, которую почти не знаешь, но которая стала тебе такой близкой и понятной благодаря общему горю?
— Я оттолкнула его, — тихо сказала она, глядя прямо перед собой. — Прошлым утром. Он говорил, что у нас могло получиться… А я его оттолкнула….
— Я знаю, — тихо отозвалась я. — Я… Я знаю. А я ни разу еще не целовалась с Гарри. — Мы обе какое-то время молчали. Джинни всхлипнула снова — без слез, словно просто сглатывала комок в горле.
— А ты… Ты почему здесь? — спросила она. Я пожала плечами. Слезы мои просохли, хотя я понимала, что это всего лишь затишье. Легче от них не становилось, и я знала, что теперь еще очень-очень долго мне не будет легче. Просто без них не было бы и меня.
— Я шла в Больничное крыло, — тусклым голосом ответила я. — Попросить зелье от головной боли. А ты?
— Туда же. Хотела навестить Рона и вытрясти из него душу. Но теперь не пойду, — она снова всхлипнула. — Видеть его не могу. Или убью сразу, или…
— А он почему там? — спросила я.
— Нервный шок, — отозвалась Джинни. — Упал в обморок, после того как… после того, как… как они… — она замолчала, кусая губы, и судорожно пытаясь сдержать слезы.
— Ты… Ты будешь против, если Я это сделаю? — спросила я. Не было нужды пояснять, что именно я имею в виду. Одна мысль о Роне Уизли бросила меня в дрожь — не было на свете в тот момент человека, которого я ненавидела бы сильнее.
— Их этим не вернешь, — тихо сказала Джинни, и моя злость лопнула как мыльный пузырь, уступив место апатии. Какая разница, что будет теперь с этим придурком? Того, что он натворил, уже ничем не исправишь…
— Пойдешь со мной? — спросила я, поднимаясь с подоконника, и еще раз вытирая лицо ее платком. Джинни покачала головой.
— Не могу, — отозвалась она. — Не могу его видеть. И слышать о нем не могу. Ты иди, а я здесь посижу…
— Хорошо, как знаешь, — кивнула я, и протянула ей платок, потом, запоздало вспомнила, что он грязный, и опять сжала в ладони. — Я… Отдам, как постираю, — сказала я. Естественно, стирать я его собиралась не сама, но углубляться в подробности было бы неуместно.
— Как хочешь, — равнодушно ответила Джинни.
Кивнув ей в последний раз, я нерешительно коснулась ее плеча. Мне хотелось сказать ей что-нибудь в знак поддержки, но ничего не приходило в голову. Да и что тут скажешь? Убрав руку, я нерешительно двинулась по коридору к короткому проходу, который вывел меня на открытую галерею четвертого этажа. Странно, но после этой немногословной встречи с Джинни мне стало самую капельку легче. Сердце все еще болело от горя, но мысли больше не путались в голове, и я не терялась во времени и пространстве.
Мое внимание привлекли бурые пятна на светлом каменном полу. Что это — кровь? Раньше меня бы это насторожило, и заинтересовало, но теперь мне было все равно. Пятна — следы? — вели вдоль галереи к дверям больницы, но я безо всякого интереса прошла мимо них, и тихонько открыла дверь. Войдя, я закрыла ее за собой. Интересно, где тут Уизел? А что если я что-нибудь с ним…
Мой взгляд скользнул по трем занятым кроватям, одна из которых была закрыта от других ширмой. Я равнодушно посмотрела на крепко спящих пациентов… И застыла, не веря своим глазам, при виде лохматой, взъерошенной головы Гарри на подушке ближайшей ко мне кровати. Внутри меня бушевал такой ураган эмоций, что вырвись он наружу — сровнял бы с землей весь замок. Счастье, неверие, боль, радость, облегчение… Я не шевелилась, не в силах сделать даже самое малейшее движение, и не отводила взгляд от спящего юноши до тех пор, пока глаза не заволокла пелена слез. Гарри! Гарри, Гарри, Гарри! Живой, невредимый!! Ну, учитывая, что он в Больнице, может и не совсем невредимый, но какая, к дементорам, разница! Он жив, он здесь! Салазар — основатель, теперь я знаю, что такое счастье!
Однако оказалось, что еще не знаю. Я поняла это при взгляде на вторую кровать. Вид непривычно растрепанной светловолосой головы мирно сопящего в подушку Малфоя убедил меня, что предела счастью не бывает. Я медленно сползла по стене на пол, уткнувшись в колени лицом, и не в силах сдержать слез. Изо всех сил вцепившись зубами в ладонь, чтобы не закричать, не заплакать в голос и не разбудить их, я вдруг до дрожи, до крика испугалась, что то, что я вижу — неправда. Вдруг это сон, вымысел, бред, иллюзия? Боль в руке, когда я прокусила ее до крови, несколько отрезвил меня. Я медленно поднялась на ноги, вглядываясь попеременно то в раскинувшегося на спине Гарри, то в обхватившего руками подушку Драко, устроившегося на животе. Парни выглядели измученными, наверняка, им несладко пришлось в этой прОклятой Башне. Но они оба были живы, и они были здесь, в безопасности!
Я вдруг испугалась, когда поняла, что не слышу их дыхания, но оклик мадам Помфри успокоил меня — это было всего лишь заглушающее заклинание. Медсестра явилась по вызову сигнальных чар, наложенных на дверь.
— Они вернулись… — шепотом, несмотря на заклятие, сказала я, не отрывая взгляда от спящих мальчишек — моих мальчишек! Мадам Помфри улыбнулась.
— Да, появились часов в шесть, когда только светало, — ответила она. — Декан не сообщил вам?
— Снейп знает?
— Я сразу вызвала директора и деканов обоих факультетов, — слегка оскорблено отозвалась медсестра. — Впрочем, профессор Дамблдор о чем-то хотел поговорить с профессором Снйепом, как я слышала. Наверное, он его и задержал.
— Да, наверное, — согласилась я, вдруг подумав о Джини. Бедная девочка до сих пор, наверное, плачет в том коридоре, даже не зная, что плакать больше не о чем! Надо сказать ей! — Извините, мне надо идти…
— Постой, дай я посмотрю, что с твоей рукой, — сказала мадам Помфри, перехватывая мою прокушенную ладонь.
— Да ничего страшного, это всего лишь…
— Асклепио. Ну вот, теперь и правда, ничего страшного, — сказала она, и улыбнулась. — Ты, наверное, хотела что-то еще, милая?
— Я… — я смутно припомнила, что вроде бы, шла за лекарством от головной боли, но… но зачем оно мне — у меня ничего не болит! — Я…. Простите, я лучше пойду.
— Как знаешь, — ласково отозвалась медсестра, выпуская мою руку, и поворачиваясь к Гарри, чтобы поправить ему одеяло.
— Мадам Помфри, а когда они проснутся? — спросила я. Она пожала плечами.
— Они очень устали, и вдобавок много пережили. Думаю, им будет лучше поспать до следующего утра. Хотя, конечно, они молоды и полны сил… Возможно, кто-то из них проснется уже к вечеру. Ты хочешь их навестить?
— Конечно… — кивнула я.
— Загляни после ужина, тогда будет видно, — кивнула мадам.
Поблагодарив ее, я вышла из Больничного крыла, чувствуя себя невероятно, просто феерически счастливой. Назад, в коридор, где оставалась Джинни, я летела как на крыльях. Младшая Уизли сидела на подоконнике там же, где я ее и оставила, подобрав под себя ноги. Она не плакала — лишь смотрела в окно с такой тоской во взгляде, что становилось поневоле больно за нее.
— Джинни, — позвала я, приблизившись вплотную.
— Блейз? — она перевела взгляд на меня и недоуменно нахмурилась при виде моего радостно-счастливого лица… — Что случилось?
— Два часа назад, на рассвете, наши мальчишки заявились в больничное крыло, — выпалила я. — Усталые, вымотанные, вроде, даже слегка пораненные, но вполне живые. Дамблдор уже знает, и МакГонагалл со Снейпом тоже.
— Оба? — недоверчиво выдохнула она. Я кивнула.
На ее лице отразились, как в зеркале, все те же самые эмоции, которые испытала я при виде мирно спящих Гарри и Драко. Она прикусила губу, глядя мне в глаза испытующим взглядом, словно одновременно всей душой хотела мне поверить, и боялась это сделать.
— Блейз, ты ведь не шутишь? — тихо спросила Джинни. — Умоляю, скажи, что не врешь!
— Господи, Уизли, кем ты меня считаешь? По-твоему, я настолько жестока, чтобы врать об ЭТОМ? — возмутилась я. Она помотала головой, и, не сдержавшись, закрыла лицо руками и бурно разрыдалась. Повинуясь какому-то мне самой не до конца понятному порыву, я мягко обняла гриффиндорку за плечи, и позволила ей уткнуться лбом в мое плечо, нимало не заботясь о своей мантии. Выплакавшись, Джинни отодвинулась, вытирая слезы рукавом. Я вытащила ее платок из кармана, и, произнеся очищающее заклинание, протянула ей. В принципе, это, конечно, было хуже нормальной стирки — после заклятий ткань впитывала хуже, и становилась не особенно приятной на ощупь, чуть стеклянной. Однако даже такой платок лучше, чем рукав.
— Спасибо, — пробормотала она, вытирая лицо, и высмаркиваясь. — Я верну, как постираю…
— Это же твой, — возразила я. Джинни, на мгновение уставившись на кусок белой ткани у себя в руке, фыркуна сквозь слезы, и улыбнулась.
— Боже мой, поверить не могу, что все закончилось, — вздохнула она. — В смысле, эта история. Кстати, а… а их можно… навестить? — спросила она.
— Думаю, просто зайти взглянуть на них тебе разрешат, но мадам Помфри сказала, что они очень устали и измученны, так что им необходим отдых. Она думает, что они проспят до вечера, а может, и до завтрашнего утра. — ответила я. — Так что не надейся поболтать.
— Это не важно. Просто… Ты не думай, что я тебе не доверяю, просто мне… необходимо увидеть их своими глазами. Понимаешь?
— Понимаю, — кивнула я, улыбнувшись.
Она слезла с подоконника, комкая в руке свой платок. Джинни была ненамного ниже меня ростом, на пару пальцев, наверное, и телосложением мы тоже напоминали друг друга, разве что у меня грудь была самую капельку поменьше. А впрочем, я не сравнивала так уж явно — просто прикидывала. Гарри встречался с ней. Он утверждал, что они расстались из-за того, что на самом деле он относился к ней как к сестре, но так ли это? Почему он тогда стал встречаться именно со мной? Не потому ли, что искал во мне Джинни? И не потому ли он не хочет целоваться со мной — боится, что окажется, что это не так, как было с ней? Или просто не хочет забывать ее поцелуи, найдя во мне замену ей, но не до конца?
А Драко? Малфой никогда не был влюблен в меня, это я точно знала, однако его увлечение Джинни тоже заставляло напрячься…
Усилием воли я подавила в себе нелепые подозрения. В конце концов, могли быть и сотни других причин для всего этого, и ревность в таких делах — не лучший советчик. В раздумьях, я проводила Джинни до двери Больничного крыла, и, не входя, все-таки не смогла удержаться, чтобы не посмотреть в щелку. Младшая Уизли, войдя, на несколько минут застыла у дверей, разглядывая спящих, потом медленно подошла к Гарри, протянула руку, и нежно отвела с его лба прядь волос. Со своего места я не видела ее лица, однако ее плечи вздрагивали, и я предположила, что Джинни снова плачет. Она мягко коснулась руки Гарри, погладила его ладонь, потом снова отвела со лба юноши непослушную челку, которая тут же опять упала обратно. Тихонько всхлипнув, девушка отошла, и приблизилась к кровати Драко. Малфой спал на животе, обхватив руками подушку, и — уж я-то знала это как никто другой, — во сне выглядел настоящим ангелочком. Растрепанные светлые волосы, невинное лицо с правильными, красивыми чертами, тонкие темные брови и ресницы, которым могла позавидовать любая девушка (да что греха таить, даже я иногда завидовала, особенно каждое утро накладывая и каждый вечер снимая косметику с лица). Недаром девчонки-первокурсницы все поголовно сохли по нему и придумывали небылицы про заколдованного принца и тому подобное.
Джинни, приблизившись к нему, всхлипнула громче, однако быстро справилась с собой. Поправив ему одеяло, она так же осторожно, стараясь ни в коем случае не потревожить его сон, протянула руку и погладила растрепанные светлые волосы Малфоя. Драко пошевелился и что-то неразборчиво пробормотал сквозь сон, однако он слишком устал и вымотался, чтобы проснуться. Джинни склонилась к нему, легко, почти невесомо коснулась губами его виска, потом скользнула к щеке, а потом, склонившись еще ниже, быстрым поцелуем прижалась к его губам. «Вот так опровергаются сказки», — мысленно хихикнула я. Заколдованный принц обязан проснуться от поцелуя своей принцессы, но Драко лишь снова что-то неразборчиво пробормотал, и пошевелился, устраиваясь поудобнее. Джинни то ли всхлипнула, то ли хмыкнула — а может статься, что и то и другое сразу, — еще раз погладила его по волосам, снова поправила сползшее от его движения одеяло, и отступила.
Я думала, что она сразу вернется ко мне, пока мадам Помфри еще не появилась, но, видно, у медсестры были свои методы определять, нужно ли ее присутствие в палате. Джинни же, выйдя из прохода между кроватями парней, осмотрелась, одновременно вытирая глаза многострадальным платком, и решительно двинула к загороженной ширмами кровати. Другие постели были все пустыми, так что резонно предположить, что на этой помещался ее братец, но вот почему его отгородили?
Джин появилась из-за ширм спустя пару минут, зажимая рот ладонью. Бросив еще один взгляд на спящих Малфоя и Поттера, она быстрым шагом пересекла палату, и вышла ко мне, в коридор. Плотно затворив дверь, Джинни обернулась, прислонилась к ней, и, наконец отняв руку ото рта, расхохоталась. Я недоуменно смотрела на нее.
— Малфой — гений! — выдавила она сквозь смех. Немного успокоившись, она смогла наконец внятно объяснить, что ее так насмешило. — Дин с Симусом вчера говорили об этом, но на фоне пропажи Гарри и Драко, никто не обратил внимания. Во время дуэли Малфой успел заколдовать Рона. У него теперь волосы изумрудно-зеленого цвета…
Я хмыкнула, представив себе эту картину, а Джинни снова рассмеялась в голос. Смех ее оказался заразительным, и я тоже, не выдержав, засмеялась. Впрочем, хохотали мы недолго. Успокоившись, мы простились. Джинни заторопилась в гриффиндорскую башню, чтобы успокоить Гермиону Грейнджер и остальных, а я подумала, что не худо бы тоже наведаться в помещения своего факультета и донести до всех весть, что наш Принц жив-здоров. Однако попрощавшись и отойдя на несколько шагов, я, повинуясь внезапному порыву, обернулась к Джинни и окликнула ее.
— Что? — обернулась гриффиндорка. Я облизнула губы. Надо ли говорить то, что я собираюсь сказать? Уместно ли это? Однако отступать поздно, и я заговорила, осторожно подбирая слова:
— Извини, может, это не мое дело… Просто я хотела сказать… Знаешь, если бы я… Если бы я любила такого парня, как Драко, и моя семья не хотела принять его, я бы в лепешку расшиблась, но заставила бы их понять и принять мой выбор. Поверь мне… Это того стоит. — сказала я. Джинни на мгновение опустила глаза, тоже облизнула губы, и сглотнув, посмотрела на меня.
— Ты думаешь, хоть что-то сможет заставить УИЗЛИ принять МАЛФОЯ как парня единственной дочери в семье? — спросила она. Я пожала плечами.
— Я бы боролась за свою любовь, — ответила я ей. — Если они любят тебя, они поймут.
— Папа и мама — наверное, да, — согласилась она. — Билл и Чарли тоже. На Перси мне наплевать, хотя он вряд ли будет против, если узнает, что Малфой староста, — она фыркнула и улыбнулась. — Но Фред и Джордж? Никогда. Не говоря уже о Роне.
— Я бы не была так уверена, — возразила я. — Твоему Рону надо повзрослеть. Может, не сразу, но со временем, он обязательно поймет тебя. А близнецы… Я не особенно хорошо их знаю, но помню, что они ребята упрямые. Думаю, здесь все зависит от тебя — кто кого переупрямит. В конце концов, речь идет о ТВОЕЙ жизни. — С минуту Джинни молчала, обдумывая мои слова, а потом кивнула в знак признательности.
— Спасибо, Блейз, — сказала она. — Я подумаю над твоими словами. Не знаю, получится ли из этого что-нибудь, но… Я подумаю.
— Хорошо, — кивнула я, и прищурилась. — Да, и еще одно, Уизли.
— Что именно?
— То, что я тут даю тебе советы, не значит, что я белая и пушистая, — сказала я, нацепив маску Слизеринской Принцессы. — Если ты каким-нибудь образом обидишь Драко, причинишь ему боль, или еще что-нибудь… Будь уверенна, я приложу все усилия, чтобы превратить твою жизнь в ад. И не сомневайся в том, что я именно так и сделаю. Я слизеринка, в конце концов.
— Оу. Ладно. Я это запомню, — отозвалась она, но взгляд мой встретила с истинно гриффиндорским бесстрашием. — Но и ты не забывай, что то же самое верно в отношении Гарри. Я его в обиду не дам.
— Заметано, — хмыкнула я, протягивая ей руку. Джинни на мгновение застыла, а потом крепко пожала ее. — До тех пор, пока все идет как надо, можешь на меня рассчитывать, — сказала я, отнимая ладонь.
— А. Да. Спасибо. И ты… Ты тоже рассчитывай на меня, — кивнула она. — Ну ладно, я пойду, пожалуй. Гермиона там, должно быть, с ума сходит.
Я уже спустилась в подземелье, когда сзади меня кто-то окликнул, и обернувшись, я увидела стремительно приближающегося ко мне Снейпа, чья черная мантия, как обычно, развевалась при ходьбе.
— Где вас носит, мисс Забини? — резко спросил он, но я только хмыкнула в ответ. Ничто на свете не могло сейчас испортить мне настроение.
— Я была в Больничном Крыле, профессор Снейп. У меня после сонного зелья всегда жутко болит голова, а вас не было в кабинете, — ответила я. Снейп, как мне показалось, вздохнул с облегчением, и тревога в его глазах сменилась едва заметной улыбкой. Человек, который не успел изучить его так, как я, ничего бы не заметил — бесстрастная маска профессора была, как всегда, идеальна, — но для меня его чувства были очевидны.
— Все в порядке? — спросил он. Я улыбнулась и кивнула. — Очень хорошо. Тогда будьте любезны передать мистеру Нотту, что он будет исполнять обязанности старосты ровно до того момента, как Драко выпишут из больницы, как обычно.
— Хорошо, профессор, — кивнула я.
— Ты уверена, что с тобой все хорошо, Блейз? — спросил он, когда я уже шагнула ко входу в гостиную.
— Да, Северус, не волнуйтесь, — отозвалась я. Драко запросто общался с ним на «ты», но он-то был снейповым крестником, а я ему, по сути, никто. Впрочем, ребенком я не особенно волновалась об этом, а вот в школе мое отношение к декану стало более официальным. Максимум, на что я могла решиться — это называть его по имени. Впрочем, Снейп никогда не давал мне понять, что он чем-то недоволен в этом отношении.
— Тебе дали зелье от головной боли? — поинтересовался он. Я хмыкнула и пожала плечами.
— Я получила лекарство получше, — отозвалась я.
— Ну хорошо. И кстати, будь добра, предупреди факультет, что до вечера меня не будет, поэтому если что-то понадобится, пусть обращаются к старостам или другим профессорам. За лечением придется сегодня тоже иди в Больничное крыло, но я бы попросил проконтролировать, чтобы ничего подобного не потребовалось.
— Оу… Да, хорошо… Конечно, сэр, — отозвалась я, думая про себя, что с гораздо большим удовольствием провела бы первую часть дня в постели — теперь, когда напряжение спало, я стала осознавать, что вызванный дурманом сон совсем не освежил меня. А уж при воспоминании о безмятежно дрыхнущих мальчишках в больничном крыле, хотелось наплевать на все и к ним присоединиться — хотя бы в отношении сна.
Пойдя на компромисс, в гостиной я рассказала обо всем сидящему с потерянным видом Нотту, который тут же воспрял духом, и, передав ему слова и пожелания Снейпа, отправилась отсыпаться. Как я и думала, уснула я почти сразу, и проснулась только ближе к вечеру, когда за окнами начали сгущаться сумерки.
Интерлюдия.
В утро описываемых событий, Хогвартс, кабинет директора.
Снейп выжидающе посмотрела на Дамблдора, который вот уже минут десять с тех пор, как они вернулись в его кабинет из Больничного крыла, сидел молча, сложив пальцы, и раздумывая о чем-то. При виде его совсем уже здоровой руки, Северус невольно ощутил прилив гордости — уже слабый, поскольку времени прошло немало, но тем не менее, еще пока ощутимый. Ну, в принципе, ему было чем гордиться, ведь именно он изобрел-таки комплексные чары и зелья, которые смогли исцелить последствия наложенного Волдемортом на крестраж проклятия. Дамблдор считал это проявлением его таланта. Ха! Да любой проявит чудеса изобретательности — стоит только хорошенько представить себе альтернативу. А Снейпу даже не нужно было для этого особенно богатое воображение — довольно было воспоминаний о том, что втихомолку вытворял окончательно спятивший Темный Лорд, закрывшись в поместье Риддлов, и денно и нощно проводя какие-то ему одному понятные опыты, эксперименты, и Салазар знает что еще. Время от времени он отправлял пожирателей в рейд — например, когда эта безумная фанатичка Беллатрисса начинала громко возмущаться, что, дескать, «маглы обнаглели до того, что разгуливают везде с независимым видом», а «грязнокровки заполонили Министерство». В основном, конечно, рейды были мелкой забавой, вроде убийства с предварительным запугиванием каких-нибудь маглов, однако случались и крупные стычки, и избежать огласки не удавалось. Впрочем, Темного Лорда это не заботило — наоборот, он ведь не хотел, чтобы о нем все забыли.
Какие планы лелеял Волдеморт, впрочем, не знало даже его ближайшее окружение. Снейпу было известно только то, что вначале года была проведена ОЧЕНЬ секретная операция, включавшая в себя, насколько он мог предположить, тайное проникновение на какую-то тщательно охраняемую территорию. Судя по тому, что Лорд был доволен, все прошло успешно, правда, особых результатов, что-то, не наблюдалось, кроме, разве что, бесследного исчезновения Беллатриссы. Куда и как подевалась эта фанатичка, не знал даже ее собственный муж, хотя, Лорду — то, естественно, это было известно. Северус сомневался, что вся операция была всего-навсего планом Волдеморта, как отделаться от назойливой поклонницы, в которую превратилась для него Белла, однако факт оставался фактом — ее не было, а довольный Лорд потирал руки и явно ждал каких-то вестей.
Естественно, все это страшно не нравилось Дамблдору. Но это еще полбеды… Увидев директора вчера, во дворе обсерватории, Снйеп всерьез опасался за его жизнь: все-таки Дамблдору немало лет, а это такое потрясение — гибель двух студентов, одни из которых — его главная надежда на победу в этой войне, а второй — наследник могущественного рода, чья лояльность была отнюдь не лишней… От инфаркта никто не застрахован, и маги точно так же подвержены ему, как и маглы. Однако Директор держался молодцом, Снейп всегда удивлялся его способности стойко принимать удары судьбы. Сам он просто не мог заставить себя до конца поверить в произошедшее. Гибель крестника казалась немыслимой, чудовищной ложью! Нет, Дамблдор сказал, что они могли, конечно, и уцелеть, однако повторить уникальное сочетание сил, которое привело их внутрь, чтобы помочь мальчикам выбраться, они не могут. Неужели он еще на что-то надеялся? Не зря ведь башня запечатана именно БЕЗВЫХОДНЫМ заклятием, которое работает по принципу «всех впускать — никого не выпускать», а значит, даже если мальчишки и уцелели, что маловероятно, их все равно ждет скорый конец.
О Мерлин, Драко! Северус хорошо помнил, как держал на руках крохотный сверток, который доверили ему Малфои — стать крестным отцом этому малышу было для него честью, но и огромной ответственностью, которой Снейп никогда не пренебрегал с тех пор. Он старался почаще навещать крестника, возился с ним, рассказывал истории и сказки, исподтишка учил кое-каким безобидным заклинаниям, подарил ему первый детский набор для изготовления несложных зелий… Северус не боялся признать, что привязался к мальчику, хотя, в отличие от родителей, не мог не видеть и его недостатков, и по мере сил старался повлиять на Драко, чтобы искоренить их. И вот теперь… Боже, как же ему сказать об этом Нарциссе? Ведь гибель сына убьет ее так же верно, как если бы она сама провалилась в эту треклятую Башню!
Мысленный голос Драко в голове стал для Снейпа неслабым потрясением, и в первый момент он даже не мог заставить себя поверить, что действительно слышит его. Не позволяя себе особенно надеяться, Северус быстро объяснил крестнику, что надеяться на помощь извне им не стоит, однако по голосу Драко нельзя было сказать, что тот особенно расстроился…
Всю ночь Снейп не мог смокнуть глаз — да что там, он и кровати-то подойти был не в состоянии! Вместо этого он сидел у себя за столом, и тщетно пытался придумать текст письма, чтобы сообщить о случившемся Нарциссе. А ведь оставался еще Люциус… Конечно, пока он в Азкабане, особенно волноваться о нем нет нужды, но так будет не вечно… Письмо не складывалось. Сначала он думал о том, чтобы сообщить лично — да и положение обязывало, однако стоило вспомнить реакцию Блейз Забини, как он понимал, что еще одной такой же, если не хуже, реакции, он не выдержит. Ну, конечно, стоило учесть то, что Блейз горевала не только о Драко, но и о Поттере, однако юный Малфой не мог значить для нее столько же, как для собственной матери. Зная, как Нарцисса обожала сына…
К утру пол кабинета устилали скомканные пергаменты, на столе валялся с десяток изломанных перьев, перемазанных чернилами, а Северус сидел, откинувшись на спинку кресла, и блуждал расфокусированным взглядом по потолку. Вызов по внутреннехогвартсской каминной сети от директора не стал неожиданностью — он мог ожидать его каждую минуту, и был удивлен разве что тем, что директор, похоже, придумал выход из ситуации, как подумалось ему сначала. Однако Дамблдор был явно доволен, хотя речь его была несколько торопливой.
— Северус! Хорошо, что ты не спишь, — начал он, и Снейп фыркнул — да как бы он мог спать, когда творится такое… — У меня хорошие новости, жду тебя как можно скорее в Больничном Крыле. Мадам Помфри только что сообщила мне, что Гарри Поттер и Драко Малфой пятнадцать минут назад появились у нее. Они измотаны, оба ранены, но живы, это самое главное. Поторопись, Северус, будь добр, — прозаично закончил директор, что было ему, в общем-то, несвойственно.
В первый момент на Северуса накатило громадное облегчение, настолько сильное, что он ощутил слабость в коленях и легкое головокружение. Крестник жив. Он в безопасности. Можно не писать никаких писем, не расстраивать Нарциссу, и вообще, забыть обо всем как о страшном сне. С Драко все в порядке, хвала Мерлину… Хотя, стоп, Дамблдор сказал, что он ранен? Надо немедленно выяснить, что с ним!
Эта мысль придала ему сил. Снейп вскочил, отшвырнув стул, и вылетел из кабинета, чудом не забыв запереть дверь. Слава Мерлину, час был ранний, и в коридорах никого не было — иначе студенты рисковали испытать неслабое потрясение, увидев БЕГАЮЩЕГО декана Слизерина. Причем, бегающего не из-за какого-то происшествия — такое, как раз, случалось, — а без видимой причины. В общем, подоспев к Больничному крылу он заметил спешащую к нем Минерву МакГонагалл, и как-то отстраненно подумал, что в ее-то годах так торопиться просто опасно. Директор тоже не заставил себя ждать, и все втроем они поспешили в больницу, чтобы своими глазами убедиться в словах мадам Помфри.
Впервые за о-очень долго время Северус не сдержал чувств, при виде Драко, сидящего на кровати в больничной пижаме. Крестник выглядел не то что вымотанным — казалось, он успел меньше чем за сутки похудеть килограммов на десять, а и без того бледная кожа казалась почти белой. Однако даже в таком состоянии юный Малфой держался превосходно, несмотря на усталость. Именно это и успокоило Снейпа лучше всяких заверений. Когда улеглось первое волнение, и мальчишки начали объяснять, что именно произошло, Северус овладел собой уже настолько, что вполне смог почувствовать, как Дамблдор при помощи легилименции пытается прощупать сознание парней. Профессор хмыкнул про себя — мысленный щит Драко был великолепен, и Малфой удерживал его в любом состоянии так же естественно, как дышал. А вот касательно Поттера этого сказать было нельзя — его можно было спокойно читать, как открытую книгу, все переживания, воспоминания и мысли были на виду.
То что, он и сам увидел в сознании Гарри, заставляло задуматься. Снейп не зря стремился преподавать Защиту от Темных Искусств — он был отличным специалистом, и теперь мог с уверенностью утверждать, что парни правы — свежевылупившиеся паучки должны были сперва переубивать друг друга, а уж потом охотиться на оказавшихся поблизости магов. Это в один голос утверждали все древние авторы, описывающие повадки кварроков. Действительно ли произошла мутация, или просто за давностью лет проверить лживость трактатов никто не удосужился?
В общем-то, большого значения это не имело. Важно было другое — что теперь делать, чтобы уничтожить их? Насчет логова Северус не сомневался, что оно устроено в подвале башни — по древней технологии он обязан был быть глубоким и темным, и достаточно влажным, чтобы удовлетворить потребности пауков.
— Северус, я хочу просить тебя об одолжении, — голос Дамблдора отвлек Снейпа от переживаний, и он вопросительно посмотрел на директора. — Я хочу, чтобы именно ты занялся тем, чтобы очистить башню.
— Я? — изумился Снейп. — При всем уважении, директор, вы мне льстите, если считаете, что я способен очистить башню, кишащую неподвластными магии пауками. В прошлом это не удалось даже всему коллективу школы…
— Да, но пятьсот лет назад магия была на гораздо более плачевном уровне, чем сейчас. Кроме того, в те времена о Черной магии здесь в лучшем случае упоминали громким шепотом…
— Авада Кедавра на кварроков все равно не подействует, даже на маленьких, а я при всем желании не смогу придумать ничего более эффективного, — возразил Северус.
— Ну, мальчик мой, ты ошибаешься. Разьве тебе неизвестно заклятие возжигания Адова Пламени?
— Вас перестало устраивать здание Хогвартса? — поднял брови Снейп. — Адово пламя уничтожит его без остатка.
— Меня перестало устраивать здание Обсерватории, а точнее, его содержимое. Северус, мы оба прекрасно знаем, что Адово Пламя не вырвется за пределы помещения, и не причинит вреда камню. Ну а с тем, чтобы проконтролировать процесс, и не позволить пламени перекинуться на другие постройки, надеюсь, ты справишься.
Это был даже не вопрос, а констатация факта. Снейп усмехнулся про себя тому, насколько хорошо изучил его возможности директор. Ну что ж… можно было бы еще поюлить, попытаться отвертеться, но стоило ли? Наверняка все его отговорки предвидены наперед, и на каждую готов ответ. Они только зря теряют время…
— Ну хорошо. Ключ от основного здания, у вас, надеюсь, есть? — поинтересовался Снейп. — Или предполагается, что я сам найду способ попасть внутрь?
— Ключ есть, — невозмутимо ответил Дамблдор. — Но это может подождать. Я хотел поговорить с тобой еще об одном деле, а точнее, посоветоваться. Скажи, ты заметил, как мальчики смотрели друг на друга?
— Что вы имеете в виду?
— Долг жизни, Северус. Долг жизни, — вздохнув, произнес директор. — Судя по всему, они там несколько раз спасали один другого. Между ними и раньше была эта связь, а теперь она выросла и укрепилась. Многие ошибочно полагают, что с отдачей долга все заканчивается, но это не так. Взаимное спасение лишь укрепляет возникшую связь, делает ее глубже и сильнее. Кроме того, Гарри считает себя обязанным Драко в большей степени, чем Драко обязан ему. Это, и учитывая его положение «ведомого» в Родовой магии… Все это меня очень и очень тревожит.
— Но ведь у нас нет средства исправить это положение, — возразил Северус, и лицо его потемнело.
Дамблдор понимающе кивнул. Сам будучи полукровкой, Северус не унаследовал никакой Родовой магии, однако он знал о ней не понаслышке, и хорошо изучил ее законы. Наследник рода — а особенно, единственный наследник, — получал магию в любом случае, даже если не жил и никогда не бывал в родовом доме, однако регулярно посещал другие дома, дружественно расположенные к нему. В этом случае он занимал положение «ведомого» — его магия не подчинялась ему до конца, и ему необходим был своего рода наставник, который помогал ему справиться с ней. Сам ведомый не обладал тем инстинктом, который мог безошибочно подсказать ему, что делать — то есть, конечно, инстинкт этот в нем был, однако он спал до поры до времени, пока маг не входил полноправным членом семьи в родовое поместье. Более того, он не мог прикоснуться к своей Силе по собственной воле — только в силу случайности, или же при помощи наставника.
— К тому же, не понимаю, что именно вас тревожит, — продолжил Снейп. — Да, между мальчиками установилась связь, но ведь Драко на нашей стороне. И они уже доказали, что вполне успешно сотрудничают вместе.
— Меня тревожит не Драко, не то, что это именно Драко, — печально отозвался Дамблдор. — В конце концов, связь не означает, что именно он только и может быть наставником Гарри. Она, конечно, делает его наилучшим кандидатом, однако при случае Гарри смогут помочь и другие маги. Артур Уизли, его старший сын, или даже Невилл Долгопупс…
— Не говоря уже о вас, — вставил Северус.
— Да, не говоря уже обо мне. Любой маг, владеющий Родовой Силой в полной мере. Меня тревожит сама необходимость такого наставничества. А что если Гарри в конце концов придется действовать в одиночку, а он не сможет воспользоваться своей силой?
— Вы, помнится, утверждали, что его главная сила — его способность любить, — заметил Снейп.
— И по-прежнему утверждаю, — подтвердил директор. — Но помимо самого Темного Лорда его все еще подстерегает немало опасностей, и то, что произошло только что — лучшее тому доказательство. Боюсь, Родовая Сила Гарри ему еще понадобится.
— Но ведь вы не рассчитывали на нее изначально? — поинтересовался Северус. — Или все-таки…
— Скажем так, я очень на нее надеялся. — дипломатично ответил Дамблдор.
— У вас есть какой-то план, директор? — поинтересовался Снейп после недолгого молчания. Дамблдор снова покачал головой.
— Всего лишь надежда, Северус. Как всегда, надежда на лучшее в людях. Ты знаешь, о ком я говорю.
— При всем уважении, директор, как вы можете верить в лучшее в человеке, который отрекся от сына потому, что тот решил жениться на женщине, которая ему самому была не по нраву!? — возмутился зельевар. — И при том он даже не встречал ее, а полагался лишь на ее происхождение! Да сам Люциус Малфой так не поступил бы!
— Да, и почти одновременно с сыном лишился и жены, — кивнул Дамблдор. — Я надеюсь лишь на то, что годы одинокой жизни изменили Джареда. Как бы там ни было, но двадцать лет назад именно он был председателем комиссии, которая принимает тесты на аппарацию, и я подумал о том, чтобы предложить министру пригласить его на эту должность снова, в связи с печальными событиями, о которых сообщает «Пророк».
— Событиями? — переспросил Снейп, слегка сбитый с толку. Сегодняшний пророк он еще не читал, да и рановато для почты…
— «Вечерний Пророк», — уточнил директор, однако для Северуса это не внесло ясности, потому что вечернюю газету он тоже не читал. Не до того ему было. Дамблдор молча протянул ему газету.
— «Убиты трое членов комиссии по аппарированию», — прочитал Снейп. — «которые должны были на следующей неделе приступить к экстренному курсу обучения студентов школы чародейства и волшебства «Хогвартс». Министерство с сожалением сообщает, что …» Убийство произошло в коридорах здания Министерства? — ошеломленно проговорил он, пробежав глазами несколько строчек. — Преступник, а точнее преступники, числом двое, сумели скрыться с места преступления? Да как такое возможно, директор?
— Мне очень хотелось бы знать это, Северус… — тяжело вздохнул Дамблдор. — Возможно, в ставке Лорда Волдеморта известно что-нибудь?
— Я… Я постараюсь выяснить, — отозвался все еще ошеломленный Снейп. — Но чем вы хотите чтобы я занялся сперва — Обсерваторией, или сбором информации?
— Обсерватория продержится еще какое-то время. На следующих выходных у нас планируется поход в Хогсмид, в школе останется мало студентов, вот тогда, я думаю, можно будет заняться и Обсерваторией. Сведения для нас сейчас куда важнее. — «Как всегда», подумал Снейп.
— Хорошо, я отправлюсь немедленно. Только зайду к себе на факультет, чтобы сообщить о возвращении Драко. Мой долг заботиться о поддержании порядка.
— Хорошо, Северус, но не задерживайся, прошу тебя, — согласился Дамблдор. — И еще… Постарайся по возможности сообщить Темному Лорду как можно меньше информации о произошедшем с Гарри и Драко приключении. Мне бы не хотелось, чтобы лишние сведения просочились наружу.
— Я вас понял, — кивнул Снейп, вставая, и направляясь к двери.
Думал он в тот момент о Блейз Забини, которая, должно быть, еще не проснулась после насильно влитого ей в рот снотворного зелья. Состояние девушки его тревожило, однако он надеялся, что шок не затянется, и она сможет пережить потрясение, особенно теперь, узнав о том, что тревога была ложной. Конечно, чужая душа потемки, и кто знает, как она поведет себя дальше? Девочка не была так дорога ему, как крестник, однако профессор все же знал ее с детства, и, хочешь не хочешь, заботился о ней больше, чем об остальных своих подопечных-слизеринцев.
Однако портреты на стенах гостиной в один голос утверждали, что Блейз нет в помещениях факультета. Снейп встревожился, однако интуиция, редко подводившая его, на сей раз мертво молчала. Поспешив прочь, он мысленно дал слово расспросить, по возможности, все портреты Хогвартса, но обязательно отыскать неразумную девчонку. Однако этого не понадобилось. Он направлялся к своему кабинету, намереваясь начать поиски оттуда, когда услышал на лестнице в другом конце коридора шаги, и увидел объект своей тревоги, направляющийся к гостиной. Вид у девушки был на редкость спокойный, и даже довольный.
Разговор с Блейз успокоил Северуса, и, передав через нее поручения старостам и всему факультету, он, вздохнув, отправился выполнять поручение директора.
В то же самое время, Хогвартс, Гриффиндорская Башня, комната старосты школы среди девушек, Гермионы Грейнджер.
Гермиона отложила фотоальбом, который периодически принималась рассматривать на протяжении этой бесконечной ночи, и снова уткнулась лицом в подушку, заревев в голос. На одной из фотографий, сделанных весной в конце прошлого курса, они втроем после последнего сданного экзамена сидели на полянке возле озера, и выглядели донельзя счастливыми. Неужели же ничего этого больше никогда-никогда не будет?
Она хорошо помнила тот день. У Джинни еще был не то последний, не то предпоследний СОВ, а они втроем, с утра уже свободные от учебы, решили устроить что-то вроде пикника у озера. Поболтав с Добби на кухне, Гарри вернулся с полной корзинкой всякой всячины, и они, захватив одеяло, устроились на залитом солнцем берегу. Рон и Гарри, только недавно окончательно помирившиеся, как дети плескались на мелководье, где можно было не опасаться обитателей озера, а она сидела на берегу, и жалела, что не взяла с собой купальник — не взяла вообще в школу, да и зачем бы он ей? Купаться в озере она не рассчитывала, а бассейнов здесь не водится. При желании, искупаться можно в ванной Старост, но там-то как раз купальник не нужен…
Из воды парни выбрались голодные, однако Гермиона какое-то время препиралась с ними, что лучше бы подождать Джинни, которая обещала присоединиться к ним после экзамена. Гарри мужественно пытался поддержать ее поначалу, но после второго «заплыва» сдался, клятвенно пообещав, если потребуется, совершить еще один набег на кухню. Как она и думала, двое юношей опустошили корзинку без малейшего затруднения (ну, она, конечно, голодной тоже не осталась, не могли же они, в самом деле, не позаботиться и о подруге). Как раз когда они закончили «трапезу», если пятнадцатиминутное состязание под названием «кто проглотит больше за один раз» можно так называть, на них и набрел Колин Криви со своей неразлучной камерой, а они были в настолько хорошем настроении, что позволили ему фотографировать в свое удовольствие, взяв обещание поделиться фотографиями.
И вот теперь она полночи рыдала то над фотографиями это коллекции, то над другими. Палочку она на всякий случай отложила на комод, подальше от себя — так и хотелось наколдовать что-нибудь мерзкое сначала на фотографию Рона, а потом и на него самого. Одно дело — злиться на Гарри из-за Малфоя, это глупо, но в какой-то степени понятно. Но ТАКАЯ выходка, о какой рассказали Дин и Симус… Гермиона не была уверена, что сможет когда-нибудь простить Рона, как бы ни любила его. Совершенно определенно, есть вещи, которые нельзя простить никому, и гибель лучшего друга — одна из них… Стоило только подумать о Гарри и его гибели, как слезы полились еще сильнее, а при мельком брошенном взгляде на фотографию, где он то и дело швырял в Рона яблоком, а потом заливисто хохотал, когда тот уворачивался, плачь и вовсе превращался в отчаянный вопль, и приходилось изо всех сил вжиматься лицом в подушку, чтобы не перебудить весь факультет.
Именно из-за этого плача она и не услышала стука в дверь, и сообразила, что стучат только тогда, когда кто-то нетерпеливо забарабанил по ее двери. Встав с постели, и нисколько не заботясь о том, что ее волосы растрепаны втрое больше, чем обычно, а глаза и нос распухли от слез, Гермиона босиком прошлепала по покрытому жестким ковром полу и открыла. За дверью стояла Джинни, и… Усмехалась. Гриффиндорская староста на мгновение закрыла глаза. «Ну вот, докричалась до злобных галлюцинаций» — подумала она.
— Расслабься, — фыркнула Джинни. — Отбой тревоги. Да успокойся же, Гермиона. Гарри жив.
— Что? Откуда ты знаешь? — ахнула Гермиона, застыв на пороге, в то время как Джинни протиснулась мимо нее в комнату. — С чего ты это взяла?
— Сама видела его пятнадцать минут назад в Больничном Крыле. И его, и Малфоя. Не знаю, как им это удалось, но они выбрались, — и она, торжествующе ухмыльнувшись, посмотрела на снова готовую заплакать, на сей раз от радости Гермиону.
А у старосты и в самом деле было такое чувство, что у нее из сердца вытащили иголку, которая причиняла ей неимоверную боль. С тихим всхлипом она опустилась в кресло, обхватив себя руками, не зная, смеяться или плакать. Джинни сочувственно погладила ее по плечу.
— Гермиона, — ласково сказала она. — Ну правда, теперь все это кажется даже смешным. Это же Гарри, в конце концов. Он выбрался из Тайной Комнаты, ушел от Волдеморта, и из Отдела Тайн, если помнишь — она подмигнула, — а тут всего-то какая-то башенка…
И Гермиона засмеялась сквозь слезы, признавая правоту подруги. Гарри жив… Значит, рано или поздно, все будет хорошо.