Pov Драко Малфоя
Утро застало нас с Джинни все еще в Выручай комнате — хотя, строго говоря, это было и не утро вовсе, так как проснулись мы, насколько я мог судить, уже за полдень. Впрочем, ничего удивительного в этом, как-раз-таки, не было, потому что ночью мы почти не сомкнули глаз.
Немного отдохнув и восстановив силы после сумасшедшего первого раза, и позаботившись о состоянии Джинни (кое-какие зелья со столика пришлись как раз кстати), мы перебрались-таки в кровать, где почти сразу же снова занялись любовью. Эта ночь словно бы сняла для нас обоих все запреты, и мы сходили с ума, не думая ни о чем, и не в силах оторваться друг от друга. Это продолжалось всю ночь — в промежутках между вспышками страсти, мы почти не размыкали объятий, беспрерывно целуясь и ласкаясь, и не думая ни о прошлом, ни о будущем. Временами мы дремали, но настоящий, глубокий сон не приходил. То я, то Джин, внезапно неловко пошевелившись, просыпались, и тут же будили один другого, чтобы вновь и вновь заняться любовью. По-настоящему уснуть так и не получалось, пока окно на дальней стене, обращенной к востоку, не окрасили розоватым тоном первые отблески рассвета. Ночное безумие словно бы отступало заодно с темнотой. Джинни прижалась ко мне, положив голову на мое плечо, и устроив руку у меня на груди, а вторую просунув под спину. Поза была не особенно удобной, но я не возражал, потому что это давало мне возможность обнимать ее, продолжать к ней прикасаться и вдыхать бесподобный аромат ее волос, который — я точно знал, — теперь навсегда останется для меня истинным ароматом счастья…
Так мы и заснули, прижавшись друг к другу, утомленные, но счастливые.
Я проснулся первым, от того, что Джин зашевелилась у меня под рукой. Во сне мы успели перевернуться, и теперь она лежала спиной ко мне, уютно свернувшись, а я прижимался к ней сзади, обвивая руками, словно пытаясь защитить от целого мира. Крепче прижав ее к себе, я снова зарылся носом в спутанные рыжие волосы девушки, и подумал, что мне хотелось бы, чтобы время остановилось, и нам можно было остаться тут навсегда. Однако, видно, даже Выручай-комната была не способна исполнить некоторые пожелания…
Джинни вскоре снова заворочалась, и, потянувшись, перевернулась на другой бок, лицом ко мне.
— Который час? — сонно пробормотала она.
Я пожал плечами. Свои часы я вчера скинул вместе с одеждой, чтобы не оттягивали руку и не мешались, а выбираться из кровати и тащиться за ними, не было ни малейшего желания, равно как и применять манящие чары. Однако, несмотря на это, ответ все равно оставался очевидным — судя по положению солнца за окном, мы проспали все утро и нехилую часть дня. Джин встревожено посмотрела на меня, резко садясь.
— Мерлин, мое отсутствие наверняка заметили Рон и Гермиона! — воскликнула она. — Рону-то я еще могла бы наврать, что проспала, он все равно не может войти в девчоночьи спальни без разрешения и проверить, но с Гермионой этот фокус не пройдет!
Кроме Джинни и неразлучной Троицы, из Гриффиндорцев в школе мало кто оставался на каникулы, разве что какая-то малышня, которую я не давал себе труда запоминать. Кажется, еще оставались эти неугомонные недоумки Криви, наверняка и еще кто-то… Я сглотнул под испуганным взглядом девушки.
— Так, успокойся, — сказал я, притягивая ее к себе. — Время не вернешь. Надо что-то решать. Для начала, определись, что именно ты хочешь.
— Успеть в Башню вовремя, — горько фыркнула Джинни, но отстраниться не пыталась, чему я втайне радовался. — Ты, случайно, Хроноворот нигде не припрятал?
— Я кто, по-твоему, — филиал Отдела Тайн? — хмыкнул я. Джин невесело кивнула, и уткнулась лбом мне в плечо.
— Они убьют тебя, если узнают об этой ночи, Драко. И Рон, и Гермиона… А может, и Гарри поучаствует, если выползет из Больничного крыла, — пробормотала она. Я крепче обнял ее, прижал к себе.
— Пусть, — с какой-то безбашенной храбростью, отнюдь мне не свойственной, вдруг вырвалось у меня. — Пусть убивают. Это того стоит. Мне не страшно, Джин, — серьезно добавил я, когда она посмотрела мне в глаза.
— Я не допущу, — тихо сказала девушка. — Или пусть тогда убивают обоих…
— Перестань, — решительно заявил я, поводя плечами. — Со стороны твоего брата это вообще неразумно. И кстати, разве я, как честный человек, не должен теперь на тебе жениться?
— С каких это пор ты — честный человек? — фыркнула Джинни. Я нахмурился.
— Джин, ты ведь понимаешь, что, случись что, — я тебя не оставлю? — сказал я. Она вздохнула, утратив разом свою насмешливость.
— Я в тебе не сомневаюсь, Драко, — отозвалась она, снова чуть крепче прижавшись ко мне. — Но тебе не кажется, что нам с тобой рановато думать о браке и о чем-то подобном? И потом, я… Я была с тобой не потому, что хотела привязать тебя к себе…
— Ох, Джинни… — хмыкнул я, поглаживая ее волосы. — Да невозможно уже привязать меня к тебе еще крепче. Но насчет брака ты права, мы слишком еще молоды. Времена сейчас, конечно, тревожные, — ну, Волдеморт и все такое, — но не настолько, чтобы обзаводиться семьей даже не закончив толком школу. Хотя, если в перспективе…
— Брось, — поморщилась она. — Твой отец никогда не примет меня в качестве твоей невесты.
— Откуда такая уверенность? — вскинул бровь я. — Отец не в том положении, чтобы диктовать условия. И вообще, как ни крути, все что его должно интересовать — то, что ты чистокровная. Все остальное несущественно.
— Да, но я ведь Уизли. В его глазах — а не так давно и в твоих тоже, — мы почти нищие.
— Джин… — вздохнул я. — Слышала поговорку «бедность не порок?». Я знаю, я всегда акцентировал на вашей бедности максимум внимания, но на самом деле, я просто цеплялся к тому, к чему только мог. Помнишь, я ведь Малфой, слизеринский злыдень, никому не дающий покоя, которого кофе не пои, только дай поиздеваться над гриффиндорцами. — Джин фыркнула и покачала головой.
— А если тебе найдут невесту из богатого и знатного рода, брак с которой будет вам чем-то выгоден? — спросила она. Я закатил глаза.
— Запомни раз и навсегда, любовь моя, Малфои достаточно богаты, чтобы не продавать себя, даже за гигантские состояния, — наставительно сообщил я ей, сам толком не обратив внимания на то, что назвал ее «любовь моя». — А что до положения в обществе… Знаешь, не думаю, что сейчас подходящее время делать ставки на чье бы то ни было положение. После того, как я перетащил свое семейство на сторону Гарри и Дамблдора, мы с тобой в одной лодке. Если они победят, все будет великолепно. Если победит Волдеморт… Тогда вообще не думаю, что у кого-то из нас будет хоть какое-то будущее. Ты не согласна?
— Согласна, — кивнула она со вздохом. Я погладил ее по волосам и поцеловал, и Джинни не оттолкнула меня, как я втайне опасался — видимо, во мне еще живы были воспоминания о Хэллоуниском маскараде, когда мы почти так же сходили с ума друг от друга — а на следующий день она заявила, что все кончено, не успев начаться.
Так ничего и не решив толком по поводу общения с ее друзьями и братцем, мы встали и, наложив очищающие чары друг на друга и на одежду, без особой охоты покинули Выручай-комнату. Честно говоря, подспудно я ожидал встретить Грейнджер и Уизела чуть ли не за каждым углом. Не то чтобы я этого боялся, просто я понятия не имел, что им сказать, и как объяснить тот факт, что Джинни не ночевала в Башне, а теперь разгуливает по школе в моем обществе. Ее, похоже, волновали те же проблемы — Джин с задумчивым и мрачным видом медленно шла рядом со мной, а ее ладошка в моей руке казалась холодной, как ледышка.
Я почти не удивился, когда, свернув за тот самый поворот, где вчера я так удачно налетел на Джинни, увидел Гермиону и Рональда, стоящих у подножья лестницы, ведущей в Гриффиндорскую Башню, и с озабоченным видом что-то обсуждающих. К счастью, они были так увлечены своей беседой, что не заметили нас, и я успел отступить обратно за угол, утянув за собой Джинни. Осторожно выглянув из-за угла, я понял, что удача на сегодня к нам благосклонна — Рон с мрачным видом кивнул, в ответ на какую-то реплику Гермионы, и неохотно стал подниматься вверх по ступенькам, а она, проводив его взглядом, неторопливо зашагала по коридору в нашу сторону. Лицо у Грейнгджер было задумчивым и серьезным, брови нахмурены, нижняя губа — нервно закушена. На мгновение я даже встревожился — может, что-то с Гарри, или с Блэком? Не то, чтобы состояние поттеровского крестного меня волновало, будь он мне хоть двадцать раз родственник, но это не могло не отразиться и на самом Гарри. А вот его состояние — как ни неприятно могло быть теперь признавать это — меня все еще заботило. Однако проверив Поттера по узам, которые по неизвестной мне причине снова укрепились, я не обнаружил в его состоянии ничего нового — все то же опустошение, боль, обида по отношению к нам с Блейз, и ожидание и надежда, связанные с Блэком.
Мы с Джинни едва успели переглянуться, как Гермиона уже решительным шагом вывернула из-за угла, и остановилась как вкопанная при виде нас. Ее глаза удивленно расширились, когда она заметила руку Джинни в моей руке, выражение ее лица — без малейшего намека на враждебность по отношению ко мне, и мой вызывающий взгляд, от которого я не смог, да и не стал удерживаться.
— Джинни, — вздохнула Грейнджер с ноткой облегчения в голосе, однако лицо ее приобрело строгое, и даже суровое выражение. — Где ты была? Ты хоть понимаешь, как мы волновались? И что это значит, что ты делаешь в компании этого… — она поморщилась, окинув меня неприязненным, полны презрения взглядом, — этого скользкого слизеринского проходимца?
— Рон знает, что я не ночевала в Башне? — пропустив вопрос мимо ушей, спросила Джинни, сильнее вцепившись в мою ладонь.
— Пока нет, — неохотно ответила Грейнджер, помолчав. — Я не сказала ему, он думает, что ты просто ушла рано утром. Благодари Мерлина, что он вчера рано ушел спать, и не заметил, что ты не пришла.
— Даже странно, с чего бы это? — хмыкнула Джин, видно, немного успокоившись. — Спасибо, Гермиона.
— Я сделала это ради его спокойствия, — тряхнула кудрями гриффиндорская староста, — но это не значит, что я буду покрывать тебя. Я все еще могу ему все рассказать, Джин, и не сомневайся, я так и поступлю, если не получу ответа на свой вопрос. Что ты делаешь в компании Малфоя? И надеюсь, ночь ты не в его же компании провела?
— Только не говори мне, что нам придется возвращаться, чтобы поговорить на сей раз с ней… — пробормотал я вполголоса. Джин, услышав меня, хмыкнула, но взгляд ее, обращенный к Гермионе, был серьезным, и даже немного напуганным.
— Гермиона, все не так просто, — напряженно сказала она. — Нам действительно нужно поговорить, и серьезно. И лучше сделать это подальше от Башни. Может, действительно, пойдем в Выручай-комнату?
— Лучше давайте воспользуемся Чертогом Собрания, там сейчас никого, и это всего этажом ниже, — вставил я. Я не очень понимал почему, но отчего-то мне не хотелось разговаривать с Грейнджер там же, где прошла самая потрясающая и счастливая ночь в моей жизни. Возможно, просто не хотелось перебивать нелегким разговором романтические воспоминания, прочно связанные теперь с этим местом. Поэтому я и предложил воспользоваться пустующей большую часть времени комнатой, в которой обычно проходили собрания старост. Грейнджер смерила меня уничтожающим взглядом, который я стойко, с непробиваемой фамильной наглостью выдержал, однако неожиданно покладисто согласилась.
— Ну хорошо. Идем, — сказала она.
Весь путь мы проделали в гробовом молчании. Под тяжелым, осуждающим взглядом Грейнджер, Джинни как-то стушевалась и напряглась, однако мою руку не выпускала, и вид у нее был решительный — моя гриффиндорская защитница готовилась дать отпор обвинениям, которые неизбежно полетят в нашу сторону. Наконец мы добрались до места и вошли в не особенно большой круглый зал, где примерно раз в две недели собирались старосты факультетов, чтобы обсудить возникающие школьные проблемы и распределить обязанности.
Посреди помещения стоял круглый стол, вокруг которого помещалось десять жестких стульев с резными спинками. Вообще-то, довольно было и восьми, но, видно, остальные тут были просто, «на всякий случай». В углу, ближе к окну, стоял старый письменный стол, заваленный какими-то папками и старыми, исписанными пергаментами, половину знаков на которых уже невозможно было разобрать от времени и пыли. На подоконнике у окна стоял пустой графин, в котором обычно во время собраний была вода на всякий случай, и несколько стаканов рядом с ним, на подносе.
Гермиона проигнорировала стулья и все остальное, остановившись в двух шагах от стола, повернулась к нам, и, сложив руки на груди, с убийственно суровым видом уставилась на Джинни, меня же не удостоив даже мимолетным взглядом. Пальчики Джин в моей руке снова заледенели, и я безмолвно ободряюще пожал их, обещая этим жестом свою поддержку и защиту. Девушка ответила легким пожатием, дав мне понять, что не намерена отступать, и, решительно тряхнув спутанными волосами (возможности расчесать их у нее еще не было), с вызовом посмотрела на подругу.
— Итак, — холодно сказала Грейнджер. — Насколько я понимаю, ты собиралась мне объяснить, где ты была ночью?
— Ты мне не мать, Гермиона, чтобы я отчитывалась перед тобой, — резко возразила Джинни. — И даже не сестра, так что будь добра, оставь этот приказной тон!
— Вот как? — брови старосты поползли вверх. — Джинни, да что с тобой? Ты не ночуешь в Башне, появляешься в обществе этого… — она наконец одарила меня взглядом, полным отвращения, — в обществе МАЛФОЯ, после всего, что он и его подружка сделали с Гарри, а теперь еще и бросаешь мне в лицо подобные грубости?
— Извини, я не хотела грубить, — сухо отозвалась Джин, однако, без тени смущения. Про себя я как-то отстраненно подумал, что возможно, это мое дурное влияние, хотя, при здравом размышлении, не нашел ничего дурного в умении отстоять собственное достоинство. — Но то, где и как я провела эту ночь, касается только меня. Может быть, позже, я расскажу тебе, но сейчас есть более важный разговор, и касается он именно того, о чем ты только что говорила.
— То есть? — Гермиона слегка смешалась. — Что ты имеешь в виду? Я ведь как раз и спросила тебя о том, что с тобой произошло, и где ты провела ночь?
— Я не это имею в виду. Речь о Драко и Блейз, — решительно отозвалась Джинни, выпуская мою руку, прошла несколько шагов по комнате, в сторону от нас обоих, — и от меня, и от Грейнджер, — и остановилась, спиной к нам, обхватив себя за плечи и собираясь с мыслями.
Я стоял молча, пытаясь сообразить, что мне сделать, чтобы облегчить ей задачу. Как на зло, в голову ничего не приходило, кроме того, чтобы снова подставиться под заклятие Веритас — перспектива не из приятных, честно говоря. К тому же, после того, чтоб со мной было вчера… Я, конечно, готов снова пойти на это, ради того, чтобы убедить самого Гарри, но это вовсе не означает, что я теперь должен подставляться ради каждого из его друзей. Джинни, видимо, думала о том же самом. Она вздохнула и повернулась к Гермионе. Та все это время напряженно вглядывалась в нее, хмурясь, и словно пытаясь прочесть ее мысли — я четко ощущал, что Легилименцией там и не пахло, но…. видно, это какой-нибудь чисто магловский способ, с оттенком ехидства пронеслось в голове.
— Они ни в чем не виноваты, — сказала наконец Джинни, поворачиваясь к нам лицом. Грейнджер помолчала, внимательно разглядывая ее, а потом повернулась ко мне.
— Какой же лапши ты навешал ей на уши, Малфой? — резко спросила она. — Что ты сделал, чтобы задурить ей голову? Гипноз, или сразу Империо? Учти, со мной это не пройдет! Одно движение… И ты пожалеешь, что подобная глупая мысль пришла тебе в голову. Я не шучу.
Рука гриффиндорки была в кармане мантии, явно сжимая палочку. Но странное дело, я абсолютно не испытывал страха, даже зная, на что способна разъяренная Грейнджер. Я ответил лишь легким пожатием плечами.
— Может, ты все же позволишь мне высказаться, прежде чем делать выводы, Гермиона? — резко спросила Джин, делая шаг к подруге. — Тебе ли не знать, что Империусом ни в чем никого нельзя убедить — только приказать что-нибудь сделать. Я похожа не жертву этих чар? Или на загипнотизированную? Или по-твоему, я такая легковерная идиотка, что он мог парой слов запудрить мне мозги так, чтобы я ему поверила? Ты даже и подумать не можешь, что у меня могут быть и более серьезные причины, чем голословные утверждения? Так, да? — спросила она звонким от обиды голосом. Грейнджер, слегка сбитая с толку, самую малость стушевалась.
— Ну хорошо, — осторожно сказала она. — И каковы же твои «серьезные причины»?
— Вчера вечером я… — Джин запнулась на мгновение, кинув на меня быстрый взгляд, и, решившись, продолжила: — Вчера вечером я наложила на Драко заклятие Веритас.
— Мерлин, Джинни, ты с ума сошла! — почти взвизгнула Грейнджер, уставившись на подругу не верящим взглядом. — Это же Черная Магия! Если об этом узнают учителя, тебя исключат из школы! И больше того, это грозит и более серьезным наказанием, ты хоть понимаешь, что…
— Расслабься, Грейнджер, ничего ей не грозит, — бросил я, решив, что настало время вмешаться. — Веритас не относится к непростительным, и карается только в том случае, если накладывается на жертву против ее воли. А я согласился на это добровольно, да что там, я сам это предложил, и даже настаивал.
— Джин, ты хоть понимаешь, что он тебя подставил? — резко спросила Гермиона, игнорируя меня. — Черная Магия самая стойкая, и никакими чарами ее с палочки не удалить! Теперь достаточно ему обронить пару слов при чужих ушах, и любая проверка выявит, что ты применяла это заклятие! А добровольно или нет он пошел на это — может подтвердить только он, — с горечью заключила она, и помолчав, добавила, одарив подругу горестным взглядом: — Ты в его руках теперь, Джинни…
— Это была МОЯ палочка, Грейнджер, — фыркнул я. — Ты уж извини, опять облом, — добавил я с ухмылкой, при виде ее ошеломленного лица.
— Твоя, Малфой? — переспросила она. — Но… Но ведь… зачем ты это сделал?
— Затем, что я не видел другого способа заставить хоть кого-то из вас поверить, что я говорю правду, — отозвался я, мрачнея. — И как-раз-таки не хотел подставлять Джинни. Заклятию Веритас сопротивляться невозможно, ты это знаешь. Легче Империо сбросить, чем его.
— Да, я читала об этом, — кивнула Гермиона. — Но если оно было наложено на тебя твоей собственной палочкой, разве побочные эффекты не должны усиливаться?
— Должны, — согласился я. — Что заставляет тебя думать, что этого не произошло?
— Так вот оно что… — кивнула она. — Выходит, вот чем ты занималась ночью? — обернулась она к Джинни. — Выхаживала его, после того, как сама же наложила заклятие? Ох… Прости, Джин, я… Я не должна была в тебе сомневаться. Но тебе следовало сообщить мне. Я бы помогла, существуют кое-какие зелья, и мы могли бы… по-быстрому приготовить их, они бы помогли Драко оправиться скорее.
— Оу, я снова «Драко»? — хмыкнул я, переключая на себя ее внимание, и лишая Джинни возможности возразить и погубить себя. Точнее, нас обоих.
— Я… — Гермиона чуть покраснела, и, поежившись, повернулась к столу, чтобы скрыть неловкость. — Я думаю, нам лучше присесть, чтобы вы могли рассказать все толком. И к тому же, раз уж все так запутано, нам все равно есть о чем поговорить…
За разговором мы почти и не заметили, как подошло время обеда, и лишь голодная резь в желудке заставила меня вспомнить о нем — я ведь ничего не ел со вчерашнего утра. Нет, ну конечно, укрепляющие зелья, которые влила в меня Джинни прошлым вечером, поддержали мои силы, но теперь, когда напряжение спало, я все острее начинал ощущать, насколько проголодался. К тому времени мы успели обсудить большую часть событий прошлого вечера (ну, не считая той части, которая касалась событий после моего пробуждения в Выручай-комнате), и теперь увлеченно строили планы, как донести все это до сведения Гарри. Я в разговоре поначалу почти не участвовал, но потом пришла и моя очередь, и я рассказал основные факты, которые вчера под Веритасом подтвердил Джинни. На сей раз моим гарантом была она, кивая, в подтверждение моих слов. Грейнджер выслушала внимательно, ни разу не перебив, и, стоило отдать ей должное, не стала сомневаться в правдивости моего рассказа, и придумывать, каким невероятным способом я мог обойти заклятие Веритас и соврать, или задурить голову Джинни, чтобы она меня поддержала. Рон на ее месте так бы и поступил, однако Гермиона то ли чересчур доверяла здравому смыслу Джин, то ли просто не считала меня таки уж подлецом.
— Самое простое — это вызвать Гарри на разговор и тоже убедить его применить Веритас, — задумчиво проговорила Гермиона. — Вопрос в том, что он может, так же как и я, заподозрить подвох, попытку его подставить. А второй раз за столь короткое время подставляться под Вреитас из собственной палочки для тебя будет уже опасно, — она бросила на меня сочувственный взгляд. — И потом… Ты ведь не захочешь снова подставляться?
— Подставиться под Веритас — не проблема, но повторное наложение из моей палочки, и правда, может существенно осложнить мне жизнь, — согласился я. — Хотя я готов пойти на это в случае необходимости. Вот только после вчерашнего утреннего разговора с Гарри я сомневаюсь, что он станет меня слушать хотя бы настолько, чтобы я вообще успел упомянуть заклятие Веритас. Кстати, я не очень уверен в том, что он хотя бы просто знает, что это такое.
— Знает, — убежденно отозвалась Гермиона. — Он не очень осведомлен о Черной Магии, но про Веритас точно либо читал, либо слышал. Он как-то упоминал его на Защите, когда мы работали над очередным заданием Дамблдора.
— Ну тем проще, — пожал плечами я. — И все равно, его надо еще убедить испытать его на мне, а это, мне почему-то кажется, будет не так уж просто.
— Да, думаю, ты прав, — согласилась Гермиона. — С Гарри будет не легче, чем с Роном. Оба ревнуют…
— Мерлин, Рону-то к кому ревновать? — вскинул бровь я. — Только не говори мне, что он тайный поклонник Блейз!
— При чем здесь Блейз, — фыркнула Гермиона. — Он ревнует Гарри к тебе. Раньше он был его единственным другом, с которым они делились всеми радостями и горестями, советовались, болтали… Да делали все, что угодно! А потом, когда стали налаживаться ваши отношения, у Гарри резко появилась возможность обходиться и без него. Естественно, Рону это не нравилось. Да что я тебе говорю, ты и сам прекрасно все понимаешь!
— Ладно, ты права, я понимаю, — согласился я со вздохом. — И вообще-то я знаю, что думает Уизли. Я… Я вчера слышал ваш разговор.
— Что? Какой разговор?
— Ну, когда вы возвращались с ужина. Ты еще сказала, что разобралась бы с Блейз, будь она здесь. А Уизе… — я запнулся, бросив виноватый взгляд на Джинни, и исправился: — В смысле, — Рональд, — хвастался, что если бы не Крэб и Гойл, он бы показал мне, где флобберчерви зимуют…
— А-а, — протянула Грейнджер, и смущенно пожала плечами. — Ну… Я просто была зла на За… На Блейз. И на тебя тоже. Из-за Гарри. Я думала, она… То есть, вы оба с ней, что вы его обманули, и все такое. Наверное, мне стоит сказать, что я сожалею…
— Наверное, — дернул плечом я. — Ну да ладно, вопрос сейчас в другом — как убедить Гарри выcлушать меня? Есть предложения?
— А может быть, мы с Гермионой просто попробуем поговорить с ним сами? — предложила Джинни. — Ну, то есть, не обо всем, конечно, — я не думаю, что мы сможем так уж сразу убедить его в вашей с Блейз невиновности, — но по крайней мере, мы можем попытаться уговорить его выслушать тебя под Веритасом.
— Мне тоже ничего другого в голову не приходит, — согласился я, внутренне содрогаясь при мысли о том, что собираюсь снова добровольно подставиться под Веритас. Все-таки ощущение не из приятных, что и говорить… Тут как ни убеждай самого себя всеми силами, что это необходимо, и что без этого не обойтись, все равно в сердце заползал стылый ужас при мысли о впивающихся в него железных крючьях заклятия.
— Ну хорошо, давайте, может быть, прямо сейчас и попробуем? — не очень уверенно предложила Гермиона. Мой желудок протестующе сжался, однако я напомнил себе, что побочным эффектом заклятия Веритас будет тошнота. Не думаю, что если меня стошнит после заклятия, это будет выглядеть привлекательно. Вздохнув, я призвал с подоконника стакан, наполнил его водой при помощи заклятия, и залпом осушил, чтобы хоть немного заглушить ощущение голода. На мгновение тошнота все-таки подступила к горлу, но я сделал несколько глубоких вдохов, и сумел взять собственное тело под контроль.
— Идем, — кивнул я. Однако Грейнджер покачала головой.
— Не думаю, — сказала она. — Тебе лучше остаться и подождать нас здесь. Лучшего места все равно не придумаешь, здесь нам не нужно будет беспокоиться, что кто-нибудь помешает вашему… Ну в смысле, этому… испытанию, под чарами. Хотя мне это не нравится, — добавила она. — Все-таки Веритас — черномагическое заклятие, и… Нет ничего хорошего в использовании Черной Магии.
— Иногда выхода не остается, — возразил я. — Ладно, раз уж ты так настаиваешь, я подожду вас здесь.
Призвав на помощь свою обычную малфоевскую наглость, я пинком отодвинул от стола один из стульев и с невозмутимым видом уселся, закинув ногу на ногу. Джинни фыркнула, и, выходя из Чертога следом за Гермионой, обернулась, и послала мне воздушный поцелуй. Я довольно хмыкнул, и подмигнул ей в ответ.
На самом деле, настроение у меня было совсем не такое уж боевое, как я пытался показать. Не то, чтобы меня так уж пугала перспектива заклятия Веритас — пережил один раз, переживу и второй, не так уж это, в конце концов, ужасно. Просто сам план казался до смешного наивным. А если Гарри мне не поверит? Если не захочет со мной разговаривать? Что мне делать, если он заподозрит подвох? Конечно, средств защититься от действия Черной Магии маловато — возможно, если очень постараться, и можно найти какие-нибудь артефакты и жутко сложные зелья, которые могут помочь, но… У меня просто элементарно не было времени на поиски, а уж тем более на приготовление подходящего зелья. Не может же он всерьез подозревать меня в том, что у меня они есть! И тем не менее, особенно судя по вчерашнему разговору, Поттер настроен подозревать меня в любой мыслимой подлости…
Конечно, все эти размышления были не более, чем обычным неврозом, и я прекрасно это понимал, однако сосредоточиться на чем-то другом не получалось. Разве что… Разве что поддаться воспоминаниям о ночи с Джин… Хотя даже это чревато опасностью. Не хотелось бы встречать пришедшего для серьезного разговора Гарри с мечтательной улыбкой на лице.
От мыслей меня отвлекло покалывание, возникшее возле правого бедра, и я, чертыхнувшись от неожиданности, вытряхнул из кармана кожаный чехольчик с волшебным зеркальцем, откуда слабо пробивалось серебристо-белое свечение. Хм, странно, рановато для Блейз — у них в ассиенде сейчас еще и восьми нет. Я вытащил светящийся квадратик из чехла и бросил взгляд на сияющую поверхность. Легкая вспышка — и вот уже на меня смотрит серьезное, слегка печальное лицо сестренки. Странно, но Блейз была уже полностью одета — во все черное, несмотря на царившую там, по ее словам, жару. Подтянутая и серьезная, она смотрела на меня с какой-то непонятной отстраненностью, словно и она сама и ее внутренний мир изменились до неузнаваемости за те несколько дней, что мы с ней почти не виделись — не считать же «встречами» короткие переговоры через волшебные зеркала.
— Привет, — сказал я. — Что случилось? Ты сегодня рано…
— Не спится, — коротко ответила она. — Как твои дела?
— Дело сдвинулось с мертвой точки, — улыбнулся я. — Не буду говорить раньше времени, но… Есть определенные успехи. Не переживай, сестренка, я дам тебе знать, когда будут какие-нибудь… эээ… более ощутимые результаты. А как твои дела? Что нового?
— Вчера появились сдвиги в расследовании смерти Диего, — чуть хрипло ответила она, и сглотнула подступающие слезы. — Сомнений нет, это было убийство.
— Убийство? — переспросил я. — Как это выяснили?
— Анимист приехал, помнишь, я тебе рассказывала, кто это такие, — отозвалась Блейз каким-то безжизненным, равнодушным тоном.
— И что? Он смог извлечь из разума лошади… воспоминания? — уточнил я, заинтригованный. До сих пор мне казалось подобное чем-то невероятным, несмотря на все мои успехи в Легилименции. Да и Северус говорил мне в свое время, что понять разум животного куда сложнее, чем человеческий — ведь даже мышление у животных развито совсем иначе. На такой подвиг, как проникновение в сознание животного, способен даже не каждый анимаг.
— Ну, что-то вроде того, — кивнула тем временем Блейз. — Совершенно точно одно: Тень помнит, что до того, как Диего упал, рядом был еще один человек. И судя по тому, что других следов нет, он прилетел на метле. Кроме того, агенты УОМП изучили результаты заключения целителей, которые осматривали… тело. Похоже, что его убили при помощи «Аэрос Сфаэро Мортис».
— Ну, это было довольно очевидно, — пожал плечами я. — Это стихийный удар, следов магии он оставляет самый мизер. И результаты действия могут быть вполне похожими, как те, о которых ты говорила. Хотя… у каждого мага контакт со стихией свой, и шар получается разной плотности. Говоришь, площадь удара была с обхват слоновьей ноги? Для Воздушной Сферы не такой уж большой размер… Плюс большая сила удара. Да еще и если он был на метле… Ищите мага со склонностью к Воздушной стихии. Вероятнее всего, рожденного под знаком Воздуха.
— Да, эксперты тоже пришли к таким выводам, — кивнула Блейз. — Ладно. Давай не будем об этом. Да и потом, тебе это… Да оно тебе просто не надо. — сестренка вздохнула. — Драко… Я предупредить тебя хотела — я, наверное, задержусь здесь.
— В каком смысле задержишься? — насторожился я. — До каких пор?
— Думаю, около недели, — пожала плечами Блейз. — Здесь сейчас тихо, спокойно. Думаю, мне необходимо побыть одной и подумать. Прийти в себя. Восстановить силы. Понимаешь? Я сейчас просто не смогу вернуться в Хогвартс, под обстрел из Гриффиндорских обид.
— Я же сказал, Блейз, я решу это! — воскликнул я. — Все уже почти…
— Даже если у тебя получится, — оборвала она. — Я… Черт, Дрей, ну как ты не понимаешь! — на мгновение ее маска спала, и я увидел в лице сестренки боль, тоску и… и обиду. Мерлин, она и правда была обижена на Гарри! Хотя, конечно, у нее было на это полное право… В самом деле, Блейз ни в чем не провинилась перед ним, а он… — Даже если все утрясется, я… Я не думаю, что смогу относиться к Гарри как раньше, — сказала она. — Я верила ему. Я думала, он меня никогда не обидит. А он… Мне так нужна была его поддержка, — Блейз содрогнулась, и зябко поежилась, словно это там, у нее, была зима, и лежал снег, а холодный ветер задувал по обледеневшим коридорам. Сестренка на мгновение зажмурилась, точно пытаясь сдержать слезы. — Он был мне необходим — именно тогда, в тот момент, — добавила она. — И вместо этого — он порвал со мной. Ты не представляешь, как это больно…
— Я понимаю, — сказал я. — Но… Блейз, ты серьезно хочешь играть в эту игру — кто кого обидит? Это может продолжаться до бесконечности, ты ведь знаешь. Сначала он обиделся из-за того, что счел, что ты ему изменила, теперь ты обиделась за несправедливое обвинение, потом опять он обидится за слишком долгую обиду…
— Драко, он официально порвал со мной, — оборвала она. — Официально, понимаешь!? Это не просто размолвка, и даже не ссора! Это разрыв отношений! И даже если он узнает, что между нами с тобой ничего не было, если даже повод исчезнет… Это не значит, что все тут же может быть прощено и забыто. Каковы бы ни были причины, он меня бросил. И это не так-то легко пережить. Особенно когда вдобавок наваливается смерть близкого человека. Мне нужно время. Я должна побыть одна и подумать.
— Ну хорошо, хорошо, — согласился я, понимая бесполезность любых попыток спорить. — Вот только… Блейз, не увлекайся раздумьями, ладно? — добавил я. — К тому же ситуация сложнее, чем кажется, и мы еще не знаем всего. Обещай, что не будешь торопиться с решениями, какими бы они ни были. — Она кивнула, поджав губы, и, быстро распрощавшись, «отключилась».
Я убрал зеркальце в чехол и сунул в карман, а затем, хмурясь, встал и заходил по комнате. Нет слов, как мне не нравилось ее решение задержаться в Бразилии. Эта обида была в принципе не в ее характере. Блейз всегда была искренней, и увлекающейся, она полностью отдавалась своим чувствам, и именно поэтому и смогла завоевать сердце Поттера. Она могла вспылить, огорчиться, рассердиться по поводу его обвинений, но чтобы вот так… Упереться в свою обиду, и поставить ее на первое место, невзирая на причины? А эти слова? «Он порвал со мной, каковы бы ни были причины», «это не просто размолвка, а официальный разрыв отношений»… Да она никогда не придавала значения официозу! И никогда не проявляла подобного эгоизма. Прежняя Блейз поняла бы, что парня ввели в заблуждение, и не стала бы упорствовать, если бы он признал свои ошибки. Не иначе, как эти попытки поставить себя на первое место — результат влияния ее матери, которого я всегда опасался, еще с первого лета, которое сестренка провела в Бразилии. Но тогда, видимо, благодаря все тому же Диего, влияние доньи Изабеллы оказалось не особенно сильным. Теперь… Если ей придет в голову взять жизнь дочери в свои руки, или хотя бы «помочь» ей навести в ней «порядок»… А Блейз настолько опустошена и раздавлена горем и обидой, что запросто может пойти на поводу у матушки… Страшно подумать, в кого она может превратиться. Я не знаю, что сделал бы, стань Блейз копией своей матери. Впрочем, возможно, я просто слишком тороплю события. В конце концов, проблема еще толком и не улажена. Вот если мне удастся действительно убедить Гарри в своей правдивости, вот тогда и посмотрим, как поведет себя сестренка… Сможет ли устоять против его зеленых глаз, если он будет умолять о прощении?
А сам Поттер? Я на минуту вдруг представил себе чувства Гарри, в тот момент, когда он узнает, что Блейз ни в чем не виновата, и более того, пережила потерю близкого человека, а он, вместо того чтобы поддержать и утешить ее… Мда, не сказать, что очень веселое положение. Даже я, при всей своей малфоевской самовлюбленности и непробиваемом нахальстве, ощутил бы чувство вины перед девушкой, которую несправедливо обидел в тяжелую для нее минуту. А уж что говорить о Поттере, с его гриффиндорской честью? В какой-то момент я даже засомневался в правильности своих действий. Однако, поразмыслив, пришел к выводу, что отступать уже, в любом случае, поздно. Гарри все равно так или иначе обо всем узнает, да и идти на попятный просто стыдно.
Вздохнув, я подошел к окну, и, сложив руки на груди, стал ждать появления гриффиндорцев.
Pov Гарри Поттера
Ну наконец-то в состоянии Сириуса наметились хоть какие-то сдвиги. Пришедший утром для ежедневного осмотра пациента Снейп, не скрывая своего раздражения, буркнул, что ждать осталось недолго — действие зелья Подвластья почти нейтрализовано, а длительный отдых благоприятно сказался на сознании Блэка. Не сегодня — завтра он должен будет уже прийти в себя. При мысли о подобном Рождественском подарке у меня теплело на сердце, хотя, что уж греха таить, грядущее Рождество выдавалось совсем не таким уж радостным, как я надеялся…
До сих пор при мысли о том, каким же я оказался легковерным идиотом, сердце сжималось в один сплошной комочек боли. Я до крови кусал губы, стоило только на минутку представить себе лицо Блейз, а при виде Малфоя в груди закипал безудержный гнев, и хотелось размазать слизеринца тонким слоем по ближайшей поверхности. И как я удержался вчерашним утром, чтобы не наложить на него что-нибудь кошмарное и отвратительное? Пусть не Круциатус, но… Что-то, что заставило бы его страдать. Что-то, что испортило бы его «безупречную» внешность, что-то, что разбило бы вдребезги его наглость и самоуверенность, что заставило бы Блейз отшатнуться от него в шоке и отвращении!.. Тяжело дыша и стиснув кулаки так, что ногти впились в ладони, я закрыл глаза, тщетно пытаясь успокоиться и заставить себя перестать думать о ней. Я ругал себя на все корки. Ну неужели после всего, что я узнал, я все еще могу хотеть опозорить Малфоя в глазах Блейз? Ведь на самом деле это значит всего лишь то, что я хочу, чтобы она отвернулась от него и вернулась ко мне… неужели теперь, узнав, что меня всего лишь использовали для развлечения, я все равно не могу выбросить ее из головы, прекратить мечтать о ней, вспоминать…
Тряхнув головой, отгоняя непрошенные мысли, я сменил позу на своем неудобном стуле у постели Сириуса, на котором провел несколько последних дней, почти не покидая палаты крестного. Я пытался заставить себя снова думать о том, что будет после его пробуждения — и… И не мог. Я уже столько раз прокручивал эту сцену в своем воображении, что эти мечты утратили всякую привлекательность. Стоило лишь самую малость забыться — и перед глазами снова вставал образ рыжеволосой слизеринки, упорно не желающий покидать мое сознание. Умом я понимал, что мне необходимо отвлечься, но вот каким образом? Может, Сириус сможет что-то посоветовать, когда очнется? Ну, конечно, не сразу…
Люпин, конечно, пытался помочь мне, но, я сам не знал почему, мне не хотелось грузить его своими проблемами. Близилось полнолуние, и профессор выглядел не самым лучшим образом, к тому же, я прекрасно понимал, что у него и без моих заморочек со слизеринцами, хватает забот. Сириус — другое дело. С крестным у меня всегда были немного другие отношения, и он был чуть ли не единственным взрослым, к которому я вообще когда-либо обращался со своими переживаниями… Люпин, правда, тоже присутствовал при нашем достопамятном разговоре через камин Амборидж на пятом курсе, но… не будь там Сириуса, разговор не получился бы и вполовину таким откровенным, каким был.
От тяжелых размышлений меня отвлекли шаги, и я с легким удивлением увидел вошедших в палату Гермиону и Джинни. Странно, что с ними не было Рона, хотя, в принципе, я прекрасно понимал, что у него могли найтись и другие дела. Однако серьезные, решительные лица девушек почему-то насторожили меня. Джинни смотрела на меня с таким же выражением, какое появлялось у нее перед квиддичным матчем — означавшим, что она намерена идти вперед до победного конца. Гермиона выглядела самую малость смущенной, а еще в ее взгляде проскальзывали, каким-то странным образом переплетаясь одновременно и сочувствие и… осуждение?
— Привет, — автоматически поздоровался я в ответ на кивок Джин. — Что-нибудь случилось?
— Случилось, — подтвердила младшая Уизли. — Гарри, нам необходимо очень серьезно поговорить. Кое-что выяснилось, и ты обязан узнать об этом.
— В чем дело? — насторожился я, приподнимаясь со стула. Я едва ли мог признаться в этом даже самому себе, но где-то в глубине души я даже обрадовался этому неожиданному появлению девушек. Если что-то действительно случилось, это, конечно, может оказаться ужасным, но с другой стороны, это позволит мне хоть ненадолго отвлечься от моих проблем.
— Не здесь, — тихо напомнила Гермиона, переводя взгляд с меня на Джинни. — Люпин беседует с мадам Помфри, он сказал, что сейчас придет и побудет с Сириусом, Гарри. А ты… Давай пройдемся. Мы с Джинни должны тебе кое-что рассказать.
Ее серьезный тон внушал опасения. Я поколебался всего лишь пару секунд, прежде чем окончательно встать со своего стула, и потянулся, расправляя затекшие мышцы. Похоже, случилось что-то и вправду серьезное, и, судя по их виду, не особенно приятное. И в то же время это едва ли что-то ужасное, иначе девушки вели бы себя совсем не так спокойно и сдержано.
Маршрут, который выбрали для «прогулки» Гермиона и Джинни, показался мне не совсем обычным — прямиком из Больничного крыла наверх, но не к Гриффиндорской Башне, и даже не к Выручай-комнате, а почему-то в коридор на шестом этаже, где помещались несколько классных комнат, какие-то еще помещения, и, кажется, комната для Собраний Старост. Обычно для прогулки выбирали открытую галерею неподалеку от Больничного крыла, или, если там было слишком холодно, то ближайшие коридоры. Однако я благоразумно решил не обращать на это внимания.
Полпути мы прошли молча, и я уже начинал чувствовать какую-то неловкость, замечая, как Гермиона и Джинни обмениваются странными взглядами. Наконец, когда мы достигли коридора, эта молчаливая игра в переглядки мне порядком надоела, и я решительно остановился посреди прохода. Девчонки, не сразу осознав тот факт, что я уже не следую за ними, по инерции сделали еще несколько шагов, а потом тоже остановились и обернулись ко мне.
— Так, я больше с места не сдвинусь, пока вы не объясните, что здесь происходит, — твердо заявил я, полный решимости взять дело в свои руки. — Вы хотели о чем-то поговорить, а сами как воды в рот набрали. Так не пойдет. Я хочу знать, в чем дело.
— Гарри… — начала было Джинни, но ее прервала Гермиона.
— Хорошо, Гарри, если ты настаиваешь, давай выясним все прямо здесь, — сказала она. — Но прежде, чем мы начнем объяснять, в чем дело, напомни мне, пожалуйста, ты знаешь, что собой представляет заклятие «Веритас»?
— Веритас? — повторил я. Пару мгновений я не мог сообразить, о чем она, а потом вспомнил. — А, ну да. Это черномагическое заклятие, которое заставляет жертву говорить чистую правду. А зачем тебе?
— Просто чтобы убедиться, что ты о нем знаешь, и мне не придется рассказывать заново, — отозвалась она. Речь вообще-то пойдет не о нем.
— А о чем тогда? — поинтересовался я. Джинни поморщилась.
— Гарри, если тебе уж так приспичило поговорить здесь и сейчас, может, мы все же можем хотя бы отойти вон туда, к окну, чтобы не торчать посреди прохода? — поинтересовалась она. Я обескуражено вздохнул, и кивнул, немного смутившись.
— Ну так о чем пойдет разговор? — поинтересовался я, когда мы расположились на широком подоконнике. Гермиона и Джинни снова обменялись тревожными, напряженными взглядами.
— Речь пойдет о Блейз Забини, — твердо сказала Гермиона. Я мгновенно выпрямился.
— Я не хочу о ней говорить! — резко сказал я. — И слышать о ней тоже не хочу!
— Гарри, ты серьезно думаешь, что мы завели бы этот разговор, не будь у нас веской причины? — спросила Джинни. — Я вполне понимаю твою обиду на Блейз, но при этом, все-таки, ты мог бы сохранять благоразумие. То, что мы хотим сказать, — действительно важно.
— Я… — я заколебался. Конечно, я доверял Джинни, не говоря уже о Гермионе. И какой бы ни была моя обида, и сколь сильным бы ни было разочарование…
— Гарри, я понимаю, как тебе неприятно слышать ее имя, — мягко сказала моя лучшая подруга, доверительно коснувшись моего локтя. — Но… Ведь ты же не станешь убегать от правды, не так ли? Ты никогда не прятался от нее, как бы трудно тебе ни было. И…
— Ладно, — кивнул я, облизнув пересохшие губы, и со вздохом уселся обратно. В конце концов, что я ожидал от них услышать? Блейз ведь даже не оправдывалась тогда, когда я высказал ей в лицо все то, что сказала мне Дафна. А ведь… Я и сам не знал, что я хотел бы услышать от нее в оправдание. Что все то, что было между нами, было игрой лишь поначалу? Что, начав со мной встречаться, она постепенно полюбила меня по-настоящему? Смешно. Что тогда она делала в постели Малфоя в ночь на пятницу? Нет, подобные оправдания, может, и смягчили бы немного боль от предательства, но вряд ли имели бы какое-то еще значение. Блейз меня не любила, и как бы мне ни было больно принять это…
— Вчера вечером, — начала Джинни, и, осекшись, кинула быстрый взгляд по сторонам, чтобы лишний раз убедиться в том, что нас не подслушивают. Я захлопал глазами, возвращаясь в реальность, и вопросительно посмотрел на нее.
— Что «вчера вечером»? — переспросил я.
— Не перебивай, будь добр, — нахмурилась девушка. — Я и без тебя собьюсь. В общем, вчера вечером я наложила заклятие Веритас на Драко Малфоя.
— Что? — ахнул я, напрочь забыв о ее просьбе не перебивать. — Ты ЧТО сделала?
— Я НАЛОЖИЛА заклятие ВЕРИТАС на Драко Малфоя, — медленно, четко и раздельно повторила Джинни.
— Мерлин Великий, Джин, но зачем? — я ничего не понимал. Откуда Джинни вообще узнала об этом заклятии? Хотя, это не проблема, не такая уж это закрытая информация… Но что могло заставить ее сделать это? С какой стати ей допрашивать Малфоя? Зачем? О чем спрашивать? Хотя, я догадываюсь о чем… Но почему, Бог мой, почему? Как же он должен был ее разозлить, если она решилась использовать Черную Магию!? И насколько же он ей небезразличен, если узнать правду ей было так важно, что она не побрезговала черномагическим заклятием?
— Я сделала это по его просьбе, — отозвалась Джинни, едва слышно фыркнув при виде моего ошеломленного лица. Я снова ощутил, будто меня окатили ледяной водой.
— По ЕГО просьбе? — повторил я. — Но… Ты хочешь сказать, что Малфой сам, добровольно подставился под Веритас, чтобы… Ради чего, Джин?
— Чтобы заставить меня поверить его словам, — серьезно отозвалась она. — И нет, Гарри, он не пытался меня подставить. Он дал мне свою палочку, чтобы по моей эти чары не могли проследить, несмотря на то, что это усилило неприятные последствия заклятия.
— Вот как… — пробормотал я, чувствуя себя довольно жалко. Новая информация не укладывалась в голове, а сердце стучало как бешеное, разрываясь между надеждой и… страхом поверить в эту надежду. — И что же он сказал тебе?
— Он сказал… — Джинни запнулась, собираясь с мыслями. — Он сказал, что они с Блейз виноваты перед тобой, — сказала она наконец.
Я замер. Внутри, в душе, хрупкая надежда разлетелась в пух и прах, ввергнув меня в пучину отчаяния. Виноваты…
— Виноваты в том, что не подумали, как со стороны выглядит тот факт, что она провела ночь в его комнате, — закончила Джинни. — Но это все. ЕДИНСТВЕННАЯ их вина — в том, что они не думали, будто кто-то может попытаться подать это таким образом. И тем более, что они не знали ничего о карте, и не могли предполагать, что ты увидишь, что Блейз ночевала в постели Драко.
— Ночевала? — тупо переспросил я. Моя голова отказывалась соображать. «Ночевала». Как это понимать? В душе была ровная, спокойная тишина — однако не та изматывающая опустошенность, какая бывает от чересчур сильной боли или горя. Нет, на сей раз это было звенящее, напряженное ощущение затишья перед бурей. — Что значит «ночевала», Джинни?
— Вечером в четверг Блейз получила письмо от матери из Бразилии, — ответила Джинни. — Она рассказывала тебе о своем сводном брате, Диего?
— Тому, который учил ее магловской культуре? — все так же отстраненно уточнил я, и кивнул. — Рассказывала. И что? Не понимаю, он тут при чем?
— Он погиб в ночь на четверг, — бесстрастно отозвалась младшая Уизли. Мне потребовалась пара минут, чтобы до конца осознать смысл ее слов. — Именно об этом сообщало письмо.
— Погиб? — переспросил я, снова ощущая, как внутри все обрывается. Блейз была привязана к этому парню, она всегда говорила о нем с такой теплотой, что я невольно начинал даже слегка ревновать ее к нему. Тем более, они не кровные родственники… Единственное его достоинство в моих глазах заключалось в том, что он проживал в Бразилии, и следовательно, был как соперник относительно безопасен. Но… Но если он погиб… Стоп. Стоп! — Стоп, — я и не заметил, как начал говорить вслух. — Блейз узнала об этом вечером в четверг? На ужине ее не было, и Малфоя тоже. Но он-то был на дополнительных занятиях… И все-таки… Допустим, она узнала о смерти сводного брата… И той же ночью все равно прыгнула в постель Малфоя? Непохоже на нее…
— А еще Малфой под Веритасом подтвердил, что они с Блейз не любовники, и никогда ими не были, — все так же безжалостно продолжала Джинни. — И в его постели Блейз спала одна. Он просто сидел рядом. У нее была истерика, и он беспокоился за нее.
— Замолчи… — прошептал я. Голова, казалось, вот-вот лопнет от этих вестей. — Замолчи, замолчи! — Меня затрясло. Перед глазами всплыло воспоминание, то самое, которое причиняло мне столь невыносимую боль все это время — я открываю карту Мародеров, и вижу две точки рядом, в углу малфоевской спальни, и мой мир рушится на глазах. Этот момент отпечатался в моей памяти так отчетливо, словно его выжгли внутри меня каленым железом. Ее точка ближе к стене, а его — чуть ниже и дальше… Сидел рядом?
Гермиона успокаивающе гладила меня по плечу, но я даже не замечал этого. Подняв глаза, я посмотрела на Джинни. Внутри меня все звенело от напряжения — я из последних сил цеплялся за крохотную возможность не верить, не допускать мысли о том, насколько страшную ошибку совершил, и как мне теперь жить с этим.
— Ты уверена, что… Что он не мог каким-нибудь образом обойти заклятие?
— Я — да, — спокойно ответила Джин. — А вот Ты, Гарри… Ты ведь все равно не позволишь себя убедить. По крайней мере, не мне. Ты все равно не поверишь до конца в их невиновность, пока не удостоверишься. Не так ли?
— Я… Джин, я тебе верю, но… Малфой, он…
— Он ждет тебя в Чертоге Собрания, — вставила молчавшая до сих пор Гермиона. — Ступай, поговори с ним. Он… Он сказал, что готов снова подставиться под Веритас, если это будет единственный способ убедить тебя.
— Не понимаю, ему-то это зачем? — пробормотал я недоверчиво. В голове не укладывалось, как это Малфой, гордый и заносчивый аристократ, мог настаивать на каких бы то ни было доказательствах, чтобы убедить меня. Неужели наша дружба так много значила дла него? Столько, что он готов был забыть про фамильную гордыню?
— Спроси его, а не нас, — пожала плечами моя подруга. — И Гарри… Родовая Магия против Черной неэффективна, — добавила она. — Я читала об этом. Она может помочь справиться с последствиями, но защитить от самих чар не в состоянии. Черную магию и придумывали с тем расчетом, чтобы сопротивляться не мог никто. Так что Драко нечего противопоставить заклятию Веритас, и обойти его он никак не мог.
— Ты… — я сглотнул. — Ты уверена в этом?
— Я — да, — отозвалась Гермиона. — Но ты, все равно, поговори с ним. Гарри… Я понимаю, как тебе тяжело в это поверить, но…
— Мы бы не стали обманывать тебя, — закончила за нее Джинни. — Не в этом отношении. Поговори с Драко. Наложи на него Веритас. Убедись сам. Поверь, мне кажется, это действительно важно…
— Да, я верю… — прошептал я. Голова кружилась, а внутри была какая-то странная, звенящая пустота. Ощущая слабость в ногах, я медленно, словно нехотя отделился от подоконника, и почти слепо побрел к дверям Чертога Собраний. Подобного я не ощущал даже на втором курсе, стоя перед дверью Тайной Комнаты. Тогда за дверью меня ждали василиск и неизвестность, но от меня зависела жизнь Джинни. Я готовился сразиться за правое дело, и это ощущение поддерживало меня. Сейчас… Сейчас за дверью меня ждал только лишь Драко Маофой — не имеющий желания причинить мне вред, и не держащий в руках жизнь кого-то, кто мне дорог. Но его оружием была страшная правда, и я боялся, как никогда — боялся того, что сейчас произойдет, что услышу обвинения в своей ошибке, и мне нечего будет возразить в ответ, потому что они справедливы. На сей раз прав был он…
Драко стоял у окна, спиной ко входу, и его светлые волосы, казалось, сияли собственным светом вокруг головы, отражая солнечные лучи. Вид у него был усталый и измученный, сама поза Малфоя выражала какую-то странную обреченность. Заслышав, что я вошел, он даже не вздрогнул, однако — неужели снова наша связь? — я интуитивно понял, что он весь напрягся. Я закрыл за собой дверь и встал, кусая губы, и собираясь с силами, чтобы заговорить.
— Ну и долго ты там будешь пыхтеть у дверей, как закипающий чайник? — недовольно спросил наконец Драко, оборачиваясь ко мне. Взгляд Малфоя был холодным, без малейшего следа той дружеской теплоты, которая появилась в нем, пожалуй, незадолго до нашего приключения в Башне Восхода. А я снова ощутил прилив отчаяния. Мало того, что я обидел Блейз в такую минуту, я еще и Малфоя ухитрился снова настроить против себя. Хотя, в принципе, даже и ухитряться не пришлось… Просто совершил глупость.
Я устало привалился к стене, уже прекрасно понимая, что никакого Веритаса накладывать на Драко я не буду. В памяти всплывали миллионы крохотных деталей, доказывающих то, что рассказали мне Джинни и Гермиона. Сотни моментов в поведении Драко и Блейз, сыграть которые настолько хорошо невозможно, какими бы гениальными актерами они ни были. То, как они вели себя по отношению друг к другу и ко мне, то, как смотрела на меня Блейз, как она отвечала на мои поцелуи… А Малфой? Да каким бы хладнокровным и расчетливым он ни был, ну не может парень так хладнокровно наблюдать за тем, как его девушка целуется и обнимается с другим! Но ни разу я не видел на его лице ни следа ревности… И те взгляды, что он кидал на Джинни? Это уж точно не следы его влюбленности в Блейз! Тысячный раз за последние дни я обозвал сам себя легковерным идиотом — но на сей раз по абсолютно противоположной причине. Я медленно сполз по стене на пол, и уселся на задницу, уткнувшись лбом в колени. Хотелось одновременно смеяться и плакать, но я не мог ни того, ни другого, и только сидел, не поднимая головы, и тщетно пытаясь совладать с сотрясающим тело ознобом.
Негромкие шаги приблизились ко мне, и прямо над головой я услышал раздраженный вздох Малфоя.
— Ну и что сие должно значить? — недовольно спросил он. Я наконец поднял голову, и посмотрел на него исподлобья. Драко стоял надо мной, сложив на груди руки, и смотрел без улыбки, а во взгляде его вместо обычного, светящегося серебра, казалось, сияла отточенная сталь. Вот она какая, — истинная личина Слизеринского Принца, подумал я. Не высокомерная гримаса, говорящая «Я делаю вам одолжение уже тем, что дышу с вами одним воздухом», а именно вот эта — холодная и бесстрастная, не прощающая ошибок и не проявляющая жалости. Я сглотнул.
— Я… — начал было я, и запнулся. Что я мог сказать? «Прости меня, я был не прав?» Глупо. Драко не станет слушать. Я не оправдал его доверия. Усомнился в нем. Предал то, что было между нами… Ну как, как мне отыскать слова, которые покажут, как на самом деле мне было больно, и как мне его не хватало? Как заставить его понять, что все это было… Чудовищной, ужасной ошибкой, от которой мне было едва ли не хуже, чем ему? — Драко, я… Мерлин, прости меня! Мне так жаль! — выпалил я в отчаянии. Слова казались пустыми и невыразительными, банальными просто до крайности. Да разве что-то подобное сможет пронять этого упертого слизеринского хлыща? Но что, ЧТО мне ему сказать? Я не мастер красивых выражений и цветистых фраз…
— Ох, Поттер… Как же с тобой иногда трудно! — вздохнул вдруг Драко, и, ошеломив меня еще больше, вдруг уселся на пол рядом со мной, тоже прислонившись к стене. — Даже чаще, чем иногда, я бы сказал, — заметил он как бы в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь.
Однако узы, минуту назад полнившиеся его обидой, гневом на меня, и вместе с тем решимостью во что бы то ни стало доказать мне свою невиновность, отдавали теперь лишь усталым облегчением. Неужели… В моей душе шевельнулась робкая надежда. Драко некоторое время сидел молча, не глядя на меня, а потом вдруг снова заговорил, опять глядя куда-то прямо перед собой, но на сей раз обращаясь ко мне.
— Полчаса назад я готов был поклясться честью своего Рода, что больше никогда не скажу тебе доброго слова и не подам руки, даже если мне удастся убедить тебя в том, что ты ошибался насчет меня и Блейз, — сказал он. — А теперь… Я не могу на тебя злиться, — серьезно сказал он, наконец поворачивая голову и глядя мне прямо в лицо. Его удивительные серые глаза снова сияли мягким серебряным светом. — Должен, но не могу. И где эта чертова фамильная гордость, когда она так нужна!
— Не нужна! — быстро и горячо выпалил я, до дрожи перепугавшись упустить мгновение, потерять шанс все исправить, который нежданно-негаданно подкинул мне Малфой. — Не надо, Драко, не злись на меня! Я… Если б ты знал, как я раскаиваюсь, что усомнился в вас!
— Не сомневаюсь, — мрачно буркнул Драко. — Поверить не могу, что я так легко сдаюсь, — пробормотал он себе под нос. Я до боли сжал кулаки, едва дыша от напряжения, повторяя про себя только одно «пожалуйста, Мерлин, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, пусть он перестанет злиться на меня!». Малфой помолчал еще несколько минут, пристально разглядывая меня из-под нахмуренных бровей, а потом тяжело вздохнул, словно принимая нелегкое решение. Лицо его разгладилось, и, хотя особенной радости на нем не было, все же просветлело. — Ладно, Поттер, проехали. Веритасом испытывать будешь? — спросил он.
— Нет, — замотал головой я. — Не буду. Я сглупил, что сразу не разобрался. Простишь меня?
— Прощения, моя прелес-сть, тебе надо не у меня просить, — фыркнул он. Я рискнул позволить себе чуть-чуть расслабиться и улыбнуться. Раз уже в речи пошли цитаты из магловских книг, значит, худшее позади — Драко действительно больше не злится на меня. Я внимательно и испытыуще посмотрел на него, и рискнул протянуть руку.
— Мир? — робко предложил я. Малфой еще раз вздохнул напоследок, поморщился, смерил меня взглядом, да таким, что мне стало не по себе, но, когда я уже начал было отчаиваться, вдруг хмыкнул и вложил ладонь в мою протянутую руку.
— Мир, Поттер, чтоб у тебя докси в пологе завелись, — беззлобно проворчал он. — Но предупреждаю, в следующий раз я тебе морду набью. И с Блейз, кстати, сам будешь объясняться. Я тебя выгораживать не намерен.
— Ладно, — не стал спорить я, от облегчения не зная, что еще сказать, и не выпуская его руку. — Спасибо, Дрей, — наконец выдохнул я. Малфой снова хмыкнул.
— Да не за что, Гарри, — отозвался он, все-таки отбирая у меня свою ладонь. — Но вот только не жди, что с Блейз все пройдет так же гладко, как со мной.
— Мерлин! — вздохнул я. — Да я даже думать боюсь о том, что она должна была чувствовать. И как я мог быть так слеп? И… Ох, ну и почему это должно было совпасть по времени со смертью ее брата?
— Ты, надеюсь, это все риторически спрашивал? — уточнил Драко. Я кисло усмехнулся и кивнул.
— Дрей, как думаешь, у меня еще есть шансы все исправить? — спросил я его. Драко ненадолго задумался, что уже было тревожным признаком, а потом с несколько неуверенным видом пожал плечами.
— Не знаю, Гарри, — отозвался он. — Она… Во-первых, она очень обижена. На самом деле, она ведь не давала тебе повода для ревности? А ты даже не объяснил ей толком, в чем конкретно обвиняешь. Ну и… во-вторых… Во-вторых, она сейчас в Бразилии, и целиком под влиянием своей матушки. А это, как ни крути, хоть и опытная дама, но не лучший советчик по части романтических отношений. Она знает все о том, как извлечь из них максимальную выгоду, и как заставить мужчину быть ее добровольным рабом, но… Не думаю, что хоть какой-то из ее советов может работать на обе стороны. Понимаешь, о чем я?
— Угу, — мрачно кивнул я. — Драко, скажи, а можно как-нибудь с ней связаться? Ну, письмо ей написать, что ли? Я… правда, не мастак письма писать, но… Может, ты мне поможешь?
— Неа, — невозмутимо отозвался Драко. — И даже вовсе не из вредности. Просто Блейз прекрасно знает мой эпистолярный стиль. Это ее не убедит. Письмо должно идти от сердца, — от твоего сердца, Поттер, — чтобы убедить ее. Пусть оно будет корявым, и нескладным, и каким угодно. Если оно будет искренним — это сработает. Если нет — оно полетит в огонь, даже если его можно будет целиком вставлять в романы как образчик любовных извинений. Так что единственное, что может сработать — это твоя искренность.
— Ты что, сомневаешься, что я… Что я хочу вернуть ее?
— Я — нет, — отозвался он. — Но за нее не поручусь. И потом, дело не в одном только твоем желании. У нас, думается мне, серьезные проблемы, Гарри.
— В каком смысле? — опешил я. Драко вздохнул, и повел плечами, откинув голову на стену.
— Блейз не собиралась оставаться в Бразилии дольше, чем потребуется для похорон, — сказал он. — По крайней мере, не собиралась, когда только отправлялась туда. А теперь… Последний раз, когда я говорил с ней, она сказала, что решила задержаться еще на неделю. Влияние ее матери… Я боюсь, что еще немного — и она вообще передумает возвращаться.
— Что? — сказать, что его слова повергли меня в ужас, значило не сказать ничего. Блейз может не вернуться? Нет, нет, нет, Мерлин, пожалуйста, только не это! Я закрыл глаза. Блейз. Если она решит не возвращаться, в этом будет только моя вина. В самом деле… Зачем ей парень, который ей даже не верит, и готов подозревать ее в связи с ее же названным братом, даже не дав толком объясниться? Я изо всех сил постарался дышать глубже, и думать о том, что важно для нее. Так, Гарри, спокойно. В этом есть и положительные стороны. В Бразилии она окажется настолько далеко от Волдеморта, насколько это вообще возможно. В безопасности. И… Сил думать дальше мне не хватало. Стоило представить себе чреду одиноких дней, которые ждут меня в Хогвартсе, если Блейз не вернется, и я готов был выть на луну, не хуже Люпина в полнолуние. В Хогвартсе она тоже была бы в безопасности! — зарычало чудовище в моей груди, чьего присутствия я почти не ощущал уже в течение многих месяцев, и которое пробудилось снова лишь недавно, когда я поверил в измену любимой. Я с силой откинул голову, ударившись затылком о стену, намерено причиняя себе боль. Мерлин великий, что же я наделал! Что я наделал…
— Эй, Гарри, да успокойся, — как-то встревожено проговорил Драко, касаясь моего плеча. — Это только предположение. И потом, у тебя еще есть шансы все изменить… Ну, не знаю, хочешь, поговори с ней?
— Каким образом? — спросил я.
С возрастающим любопытством я выслушал объяснение Драко о волшебных зеркалах — наследии Блэков. Ну кто бы мог подумать! Ведь у меня и у самого было такое зеркальце — подарок Сириуса на пятом курсе, который он вручил мне перед моим отъездом после Рождественских каникул, и которым я по глупости так ни разу и не воспользовался. По сути, я и вспоминал-то о нем всего лишь однажды, после его «смерти» — когда отчаяние заставляло меня искать надежду увидеть крестного еще раз везде, где только можно. Потом, когда я понял, что зеркальце не сработает, я зашвырнул его в чемодан, и не доставал с тех пор. Интересно, а сработает ли оно на связь с зеркалами Драко?
Наш разговор прервал скрип двери. Мы с Малфоем синхронно подняли головы и обернулись, чтобы увидеть у входа Джинни и Гермиону, смотрящих на нас с одинаково неодобрительным выражением на лицах.
— Нет, ну ты подумай! Мы там с ума сходим от беспокойства, что они тут друг друга поубивали, а они уже преспокойно сидят и болтают, как ни в чем не бывало, — возмущенно сказала Гермиона.
— Ну извини, концерт по заявкам отменяется, — фыркнул Драко, с каким-то неожиданным для него охом поднимаясь на ноги. — А который час, кстати? — поинтересовался он, отряхиваясь.
— Полтретьего, — отозвалась Джинни. Малфой разочаровано вздохнул.
— Стало быть, обед пропустили, — сказал он. — А у меня со вчерашнего утра ни крошки во рту не было…
— Ну, этому горю легко помочь, — отозвался я, хватаясь за его протянутую руку, и Драко рывком помог мне встать с пола. Отряхнув мантию, по его примеру, я потянулся, и впервые за несколько дней улыбнулся. Конечно, предстоящая сцена выяснения отношений с Блейз меня тревожила, но… Но меня не покидала надежда. По крайней мере, теперь мне хотя бы было на что надеяться. — Пошли, голодающий, — хмыкнул я, кивая в сторону двери. — Мерлин, не могу поверить, что за семь лет ты не удосужился узнать, где в Хогвартсе кухня!
— С чего ты взял, что я не знаю? — оскорбился слизеринец. — Просто мне не было нужды туда наведываться. Я тебе не Крэб или Гойл! Им дай волю, они бы оттуда и не выходили…
— Угу… — хмыкнул я. — Ладно, пошли уже, горе ты мое. Я тоже перекусить не отказался бы…
Драко не стал спорить. Я провел его на кухню, где эльфы, радуясь возможности угодить, натащили нам провизии человек на десять. Малфой, хмыкнув, в шутку посетовал, что Крэба и Гойла никогда нет под рукой, когда они действительно могут пригодиться, однако и сам на аппетит не жаловался. Подмигнув ошарашенному Добби, который при виде «молодого хозяина», вошедшего на кухню в моем обществе, опешил, я сделал ему знак лучше не попадаться на глаза Драко. Не то, чтобы я всерьез опасался, что они поссорятся, но мне не хотелось лишний раз подвергать стрессу впечатлительного домовика, особенно памятуя о том, как обращался с ним Люциус. Драко казался во всем мягче и терпимее отца, но я сомневался, что его отношение к эльфам было тем, в чем они сильно различались. Добби, впрочем, понял меня мгновенно, и поспешно ретировался куда-то, где его не было видно. Мы все вчетвером поели, и, кое-как отказавшись от предложений захватить чего-нибудь с собой, покинули кухню.
За всеми тревогами и переживаниями, мы совершенно упустили из виду, что сегодня Сочельник, и что в Большом Зале вечером состоится банкет по этому случаю. В принципе, нам вообще предстояло несколько дней праздников, и теперь перспективы перестали казаться мне такими уж мрачными. Предстоящий разговор с Блейз, конечно, тревожил, но я знал, что не успокоюсь, пока не вымолю у своей Принцессы прощение. Я прекрасно понимал, что это будет не так-то легко, но был полон решимости не отступать до победного.
С трудом подавив в себе желание вернуться в больницу, чтобы проверить, как там Сириус, я предложил сходить в Гриффиндорскую Башню, и, отыскав мое зеркальце, попробовать испытать его — могу ли я с его помощью связаться с одним из зеркал Драко? Правда, в том бардаке, который царил на дне моего чемодана, под сложенными более-менее аккуратно вещами, искать можно было долго, но я настоял, что непременно хочу попробовать. На самом деле, конечно, ничто не мешало мне позаимствовать для разговора с Блейз зеркальце Драко, однако отсрочка давала мне возможность собраться с мыслями, а заодно немного оттянуть «роковой момент».
У входа в Башню Малфой остановился, и как-то немого растеряно посмотрел на меня.
— Ну ладно, я… Даже не знаю, я, наверное, пойду? — сказал он. — Или подождать тебя здесь, на случай, если у тебя ничего не получится?
— У меня есть идея получше, — отозвался я, в приступе вдохновения. — Пошли, — и я за руку потянул Драко на лестницу, ведущую к площадке с портретом Полной Дамы. Малфой не сопротивлялся, однако недоуменно хлопал глазами, пока мы поднимались. Джинни и Гермиона следовали за нами, тоже недоуменно переглядываясь.
— Гарри, что ты задумал? — спросила Гермиона. — Ведь он же не гриффиндорец…
— Да перестань — где в правилах сказано, что в гостиную факультета нельзя приводить гостей? — фыркнул я. Малфой, до которого наконец дошло мое намерение, замер как вкопанный.
— О, нет, Поттер, даже не думай! — заявил он. — Я похож на идиота — самому лезть в пасть льва?
— Да перестань, сейчас все равно большинство гриффиндорцев в отъезде, — отмахнулся я. — С Роном мы разберемся, братьев Криви я тоже беру на себя. А остальные… Ну, ты ведь не боишься первокурсников, правда?
— Я думал, мы договорились, что штучки вроде того, чтобы брать на понт, не проходят? — продолжал хмуриться Драко, но я против воли заулыбался. Этот тон мне был знаком — Малфой упорно сопротивлялся для вида, однако в глубине души уже уступил, так что его нужно было брать тепленьким.
— Ну Дра-а-ако! — притворно захныкал я, скорчив забавную умоляющую рожицу. Слизеринец не выдержал, и засмеялся, на какой-то миг прикрыв глаза ладонью.
— Мордред с тобой, Поттер, веди уж. Но предупреждаю, если со мной что-нибудь случиться…
— Знаю-знаю, ты за себя не отвечаешь, — поспешно закончил я за него. — Видишь, я все помню.
— Ну-ну, — скептически хмыкнул Драко, однако позволил мне увлечь себя дальше, вверх по оставшимся ступенькам, к портрету Полной Дамы.
Я снова хмыкнул. Правда, меня слегка встревожило напряжение, промелькнувшее на лице Джинни, однако я не придал этому значения. Точнее, не подумал, что за этим может крыться, списав все на тревогу за реакцию Рона.
Реакция Рона, в принципе, оказалась вполне ожидаемой, хотя и менее бурной, чем я опасался. Когда вся наша четверка вошла в гостиную, он играл в шахматы с Колином, и при виде меня улыбнулся — чуточку сочувственно, но одновременно с тем и ободряюще… И замер с открытым ртом при виде вошедшего следом Малфоя. Улыбка медленно покинула физиономию моего лучшего друга. Брови сдвинулись, он окинул всю нашу четверку испытующим взглядом, и остановился снова на мне, глядя сурово и требовательно.
— Ну? — только и спросил он.
— Что «ну»? — пожал плечами я. — Только не говори, что мне придется тебе объяснять очевидное.
— Ох, Гарри… — вздохнул Рон, покачав головой, и буквально пронзил взглядом Малфоя, который ответил непробиваемо невозмутимым взглядом и вскинутой бровью, в лучших традициях Его Слизеринского Высочества.
— Не было никаких чар, Рон, — устало сказала Джинни, падая в кресло, и предупреждая следующую реплику брата. — А точнее, те, что были, применяла я.
— Угу, — скептически скривился тот. — И он, конечно, просто и естественно все объяснил, да? И Карту Мародеров, и все остальное. А?
— А нечего объяснять, кроме карты, — устало сказал я, чувствуя, что постоянное недоверие Рона к Драко начинает меня раздражать. — Уймись уже, Рон, пожалуйста, — попросил я. — Ни Драко, ни Блейз ничего не сделали. Все что я видел — это всего лишь подогретые Дафной домыслы.
— Дафной? — переспросил Малфой. — Дафной Гринграсс? Так это она натравила тебя на нас? Черт, Гарри, ты уверен?
— Ну естественно, уверен, — подал плечами я. — Она поджидала меня в коридоре той ночью, и… Ну, не знаю, на что она рассчитывала, вряд ли только на свои слова. В общем, это она мне и сказала, что вы с Блейз любовники, и что она часто ночует у тебя, вот и сегодня — ну, в смысле., в ту ночь, — тоже. А уж потом я пришел сюда и посмотрел на Карту.
— Дафна… — повторил Драко, прищурившись, и вдруг, неожиданно, прижал ладонь к лицу, потирая кончиками пальцев лоб, и пошатнулся.
— Дрей!
— Драко!
Мы с Джинни, мигом вскочившей со своего кресла, одновременно кинулись к слизеринцу, чтобы подхватить его, и, поддерживая его с двух сторон, осторожно усадили парня на диван. Джин присела рядом, встревожено глядя на него и поглаживая юношу по плечу, а я опустился в кресло напротив. А Малфой, похоже, на какой-то момент выпал из реальности. Ладонь от ли лица убрал, но теперь обеими руками сжал голову, словно боялся, что без этого она разлетится на части. Гермиона, решительно отстранив Джинни, вплотную подошла к нему, и, направив палочку на юношу, произнесла заклинание — нечто среднее, между диагностикой и целительством. Я его тоже знал, но получалось оно у меня не в пример хуже. Драко сглотнул, и медленно опустил руки, поднимая взгляд на девушку.
— Спасибо, — хрипло сказал он.
— Не за что, — мрачно ответила она. — Ты понимаешь, что это значит?
— Понимаю, — кивнул Малфой. — И она еще и брюнетка…
— Ты это о чем? — спросил я, хмурясь.
— Может, конечно, все это просто дурацкие совпадения, и это все вообще ничего не значит… — пробормотал он. Я нахмурился, намереваясь уже серьезно требовать ответа, но Драко уже и сам выпрямился, и взглядом остановил готовый сорваться с моих губ поток вопросов. — Помнишь, в вечер после матча Слизерин— Рейвенкло на меня наложили Обливиэйт? — сказал он. Я ошеломленно кивнул. — В ванной осталась чужая сумка, предположительно, того, кто наложил заклятие. В ней была женская косметика и слизеринский галстук. Скорее всего, тоже девчоночий. Среди прочих кремов и притираний, там были средства для волос, — для темных волос.
— Ты что, думаешь, это была Дафна? — захлопал глазами я. Драко вздохнул и не очень уверенно пожал плечами.
— Лично мне слабо верится в такое совпадение, но все-таки до конца исключать такую возможность тоже не стоит, — сказал он. — Честно говоря, до этого в заклятии забвения я больше подозревал Паркинсон. Дафна была моей любовницей, и скрывать ей от меня нечего. Ну, в том плане, что… вряд ли она это от смущения, — сказал он, и вдруг как-то виновато покосился на Джинни. Я перехватил его взгляд… И меня снова кольнуло странное предчувствие — или уже не ПРЕДчувствие? Девушка старалась казаться невозмутимой и равнодушной, и у нее почти получилось бы, если бы не поджатые губы и взгляд, полный затаенной боли. Джин поежилась и отвернулась.
— Ну, погоди, но что заставляет тебя думать, что Дафна связана с нападением на тебя в тот вечер? — спросил я Малфоя, чтобы отвлечь от Джинни внимание Рона. Даже если ее поведение и означает что-то, что произошло между нею и Драко, это касается только их двоих. Вмешательство Рона ничего хорошего им не принесет, к тому же, я не верил, что Малфой может обидеть Джин. А если даже уж такое случится, я с него лично шкуру спущу, подумал я.
— В принципе, ничего, — пожал плечами Драко. — Только моя реакция сейчас. Дафна брюнетка, она пыталась расколоть нашу дружную компанию, и она, мне кажется, как-то связана с моими утраченными воспоминаниями.
— На самом деле, не обязательно, — вставила Гермиона. — Реакция у тебя была слабенькая, раз мое заклинание так легко ее сняло. Все может быть просто игрой подсознания. Если ты ее подозревал и раньше, то реакцию могло вызвать и это.
— Мда? — скептически выгнул бровь Малфой. — Может быть и так, конечно… Тем более, что у Дафны есть и более очевидная причина пытаться рассорить Гарри и Блейз…
— Вспомнить только ее выход в начале года, — фыркнула Джинни, зло сверкнув глазами. — Да она готова была прямо в Большом Зале на Гарри накинуться, и зацеловать до потери сознания.
— Согласен, — кивнул Драко. — А еще Блейз мне рассказывала, что начале года они болтали о парнях, и Дафна призналась, что Поттер ей нравится, и более того, она намерена в этом году серьезно за ним охотиться. Так что очень может быть, что вся эта история, — это просто жест ревности, а максимум, что связывает ее с заклятием Забвения — это мои подозрения. Хотя, повторюсь, я в большей степени подозревал Пэнси, чем Дафну…
— На всякий случай, я посоветовала бы тебе, Гарри, быть с этой девицей поосторожнее, — заметила Гермиона. — И вообще, держаться от нее подальше. И тебе, Малфой, кстати, тоже. Вы с ней больше ведь не встречаетесь?
— Мы разбежались еще в начале октября, — покачал головой Драко. — Причем, по ее инициативе.
— И у тебя не было желания возобновить отношения? — хмыкнула моя подруга. Малфой фыркнул.
— У меня и начинать их особенного желания не было, — пожал плечами он. — Дафна не относится к моему типу. Я начал с ней встречаться, потому что у меня в тот момент никого не было, и еще… — он запнулся, и кинул на меня чуть виноватый взгляд.
— И почему же это еще? — полюбопытствовал я, заинтригованный этим. Драко скептически поморщился.
— Ну, я хотел отвлечь от тебя ее внимание, чтобы… хм, как бы это сказать… Ну, чтобы освободить дорожку Блейз, — признался он. — Я… Я знал, что она тебе нравится, и что она к тебе тоже неравнодушна, и…В общем, мне не хотелось, чтобы Дафна вам мешала.
— Тебе-то какая была разница? — спросил я. Он кинул на меня мрачный взгляд.
— Считай это приступом альтруизма, — ядовито отозвался Драко. — И давайте уже покончим с этим. Совпадение это или нет, но за Дафной надо приглядывать. Впрочем, этим я займусь. А теперь предлагаю вернуться к нашим проблемам. Гарри, мне показалось, или ты все-таки собирался отыскать то свое зеркальце?
— Да, да, уже иду, — кивнул я, поднимаясь. От меня не укрылось то, как вздрогнула Джинни при словах Драко о том, что он сам присмотрит за Дафной. Нет, между этими двумя определенно что-то происходит! Может, мне все же стоит поговорить с Малфоем на эту тему? Если он внушил Джин какие-нибудь ложные надежды, надо заставить его как можно скорее развеять ее заблуждение, пока это не повлекло каких-нибудь более серьезных последствий…
Однако подумать обо всем этом время еще будет. Сейчас, хочешь не хочешь, надо идти в спальню, искать это дурацкое зеркальце и проверять, будет ли оно работать. А если будет… При мысли об этом у меня начинало сосать под ложечкой, и приходилось напоминать себе, что недостойно, и не по-гриффиндорски — пасовать перед трудностями, и неважно, что именно называть трудностью — какое-нибудь испытание, вроде этапов Турнира Трех волшебников, приключение, вроде проникновения с Тайную Комнату или сумасшедшей эскапады в Министерство, или всего-навсего разговор с обиженной девушкой. Вот только почему последнее казалось раз в пять страшнее?
Кусая губы, я поднялся в спальню, и, открыв свой сундук-чемодан, стал медленно вынимать из него аккуратно сложенные вещи, и складывать их на покрывало, чтобы добраться до дна, где вперемешку валялись обрывки каких-то пергаментов, огрызки перьев, разнопарные носки, мятые носовые платки, пара старых шарфов, какие-то обертки и смятые упаковки от сладостей, обломки каких-то сувенирчиков, и прочая всячина. При взгляде на этот бардак мне стало стыдно, и я попытался припомнить, — а разбирался ли я здесь хоть раз за все шесть с половиной лет, что учусь в Хогвартсе? Выходило, что нет. Я в лучшем случае выгребал какие-никакие вещи, из которых вырастал, запихивал — и не всегда аккуратно — новые, но почти никогда не добирался до низа. Мда, найти в ЭТОМ зеркальце будет сложновато — при условии, что оно вообще уцелело. При мысли о том, что подарок крестного мог разбиться, мне стало не по себе. Да уж, едва ли Сириус обрадуется, что я ни капли не позаботился о том, что он мне доверил… С другой стороны, я ведь не знал, что у кого-то еще могут быть подобные зеркала, и не думал, что оно мне еще когда-нибудь понадобится…
Pov Блейз Забини
Положа руку на сердце, не могу сказать, что при утреннем разговоре с Драко я не покривила душой. В доме действительно было тихо, однако ни о каком спокойствии и атмосфере, способствующей самокопанию не было и речи. Всю ассиенду затянули в черные траурные тона — начиная от чехлов на мебели и заканчивая плотными драпировками на зеркалах. В субботу и воскресенье, пока в доме было не протолкнуться от съехавшихся на похороны родных и близких, — а родственников у семейства Эсперанса было немало, не говоря уже о том, сколько друзей Диего захотели проводить его в последний путь, — это казалось уместным и даже необходимым. Но уже в понедельник, глядя, как слуги выметают мусор и наводят порядок в доме, я поняла, что теперь, когда в доме осталось не так уж много народу, весь этот траурный декор создает более чем гнетущее впечатление.
Сегодня же дом и вовсе стал напоминать склеп. Мать, сославшись на мигрень, к завтраку не вышла, а убитый горем дон Родриго, хоть и спустился, был молчалив и задумчив, и напоминал скорее скорбную тень, чем человека. Конечно, я понимала, что это лишь видимость. Вчера с утра он тоже был таким — ровно до тех пор, пока не прибыли УОМП-овцы вместе с анимистом. Стоило взяться за расследование, как дон Родриго преобразился — он горел мрачной жаждой деятельности, которая отчасти даже пугала. Мне становилось не по себе при мысли о том, что ждет преступника, если (а точнее, глядя на дона Родриго, можно было смело менять это «если» на «когда») его найдут.
Однако вопреки всему, и даже тому меланхоличному состоянию, в котором я пребывала с самого дня похорон, разговор с Малфоем заронил в мое сердце надежду. Я всеми силами пыталась задавить ее в себе, убеждая свое внутреннее «Я», что еще не факт, что у Драко вообще получится все утрясти, и что даже если все получится, то я вряд ли сама смогу простить Гарри его поведение — а точнее, вообще смириться с тем, что он на такое способен…
Но где-то внутри меня, не умолкая, звучали слова Драко, которые я не могла стереть из памяти, как ни старалась: «ты серьезно хочешь играть в эту игру — кто кого обидит? Это может продолжаться до бесконечности, ты ведь знаешь. Сначала он обиделся из-за того, что счел, что ты ему изменила, теперь ты обиделась за несправедливое обвинение, потом опять он обидится за слишком долгую обиду…». Тщетно я пыталась заглушить их. Упрямый голосок второго «я», не желающего смириться с положением вещей, вторил воспоминаниям, насмешливо утверждая, что я все равно никогда не забуду Гарри, и ни за что не смогу устоять перед умоляющим взглядом его зеленых глаз. А что до его поведения… Я УЖЕ вполне понимала его — ему было больно, и он платил той же монетой, и делал это куда деликатнее, чем мог бы на его месте любой слизеринец, включая и Драко. В конце концов, даже порывая со мной всякие отношения, Гарри не вышел за рамки — ну да, он повысил голос, но я не услышала от него ни единого бранного слова, ни одного оскорбления, ничего подобного. Ну а то, что это совпало по времени со смертью Диего, и что я лишилась его поддержки в трудную для меня минуту, вообще нельзя ставить Гарри в вину. В конце концов, он ничего этого не знал.
Конечно, подавленное и расстроенное «сознательное я» не желало сдаваться без боя. Я тут же начинала безжалостно давить в себе расцветающую было надежду, напоминая, что еще ничего не решено, и что не факт, что Гарри вообще захочет возобновлять наши отношения. Эта мысль внушала тревогу — а что если, даже узнав правду, он все равно не захочет вернуть все назад? Что, если решит оставить все как есть?
Тогда я останусь здесь, — решила я. Не смогу каждый день как ни в чем не бывало ходить на уроки, и видеть его. В конце концов, в Бразилии тоже имеются магические школы, и я могу перевестись в одну из них. Уверена, мать не будет против. И вообще, мне уже есть семнадцать. При желании я имею право переселиться в любую другую страну, а отцовского наследства вполне хватит на то, чтобы купить себе скромненький домик, и прожить несколько лет, пока не закончу образование и не найду работу.
После завтрака дон Родриго собрался, и, встретив прибывших снова УОМП-овцев куда-то уехал вместе с ними. Осведомившись о здоровье матери, я пришла к выводу, что ее «мигрень» — всего лишь предлог не выходить на жару. Прихватив с собой книгу — один из своих учебников на сей раз, потому что ничто в мире не заставило бы меня сейчас покуситься на книги Диего, — я вышла в огромный сад, устроенный в совсем даже не бразильском стиле, а скорее напоминающий наш, традиционный английский. Клумбы, дорожки, повсюду — сезонные цветы, подстриженные кустарники, беседки, мостики над небольшими ручейками — некоторые из них были искусственными, другие — естественными. Правду говоря, до сада в Малфой-Маноре этому было далеко, даже делая скидку на климат, но с другой стороны, Малфои во всех поколениях отличались своей любовью к совершенству. Ну и не стоит забывать о том, что все-таки в Маноре основную работу выполняли домовые эльфы, тогда как в Бразилии это было большой редкостью, и основную прислугу тут составляли обедневшие маги и сквибы.
Расположившись в одной из беседок, где в это время дня было сравнительно прохладно, я положила на колени учебник (это оказалась ЗОТИ — вот неожиданность!), однако за полчаса не прочитала ни строчки. Точнее, одну фразу я все-таки смогла прочитать, но ни понять ее смыла, ни хотя бы вообще просто обратить внимание на то, что читаю, я не могла. Слова проскакивали мимо сознания, не оставляя в нем ни малейшего отпечатка и не вызывая ассоциаций. Мысли продолжали крутиться вокруг Хогвартса.
Странное дело, но даже боль и горе после смерти Диего несколько притупились. Возможно, я просто начала верить в нее, побывав на похоронах. А может быть, как ни крути, я все же слишком недолго знала его. Мы едва ли успели стать родными, или хотя бы по-настоящему подружиться. Мы были не более, чем хорошими приятелями. Естественно, я была к нему привязана, и мне было очень больно его потерять, однако жизнь с его уходом для меня не закончилась. Она даже мало изменилась — ну, не здесь, конечно, но дома, в Англии, от Диего в ней зависело очень мало. Вот случись нечто подобное, например, с Драко… нет, даже думать о таком не могу! Потерять Малфоя — все равно, что потерять частичку себя.
Малфой, легок на помине, словно в ответ на мои мысли, тут же дал о себе знать. «Пудреница», лежащая в кармане моего тонкого темного платья, завибрировала, как всегда бывало при вызове «с той стороны». Я вытащила ее и открыла.
— Я здесь, Драко, — устало сказала я, бросая взгляд на светящуюся поверхность зеркала… И замерла, чуть не выронив пудреницу из рук. На меня смотрели знакомые зеленые глаза, яркий цвет которых не могли скрыть даже дурацкие круглые очки. — Гарри… — шепнула я. Он смотрел на меня чуть растеряно, даже с легким испугом, словно не ожидал того, что произошло — не ожидал увидеть меня, похоже? А я не могла оторвать взгляд от его лица, с болью осознавая, как сильно соскучилась. Гарри все еще молчал, то ли не зная, что сказать, то ли просто не желая со мной разговаривать, а мне волнение и набежавшие на глаза слезы мешали как следует разобрать выражение его лица. Ногтями свободной руки я чуть ли не крови впилась в ладонь, сжимая кулак, и надеясь, что боль поможет мне найти в себе силы, и прервать эту затянувшуюся игру в гляделки. Очевидно, Гарри вовсе не хотел говорить со мной — наверное, он вообще связался со мной по ошибке. Я не дала себе труда подумать, откуда у него зеркальце— мало ли как оно могло к нему попасть. Надо попробовать связаться с Драко, и выяснить, его это зеркало, или постороннее.
Усилием воли я заставила себя закрыть глаза, потому что отвести взгляд не получалось. Мне казалось, что прошли минуты, тогда как на самом деле минуло всего лишь несколько секунд. Но, стоило прервать нашу зрительную связь, как мне стало легче, и я с легким всхлипом захлопнула крышку «пудреницы». Все. Довольно. Нет смысла мучить и его, и себя. Он, очевидно, тоже впал в некий ступор, если не прервал контакт сразу…
Глубоко вздохнув, я трясущимися руками открыла крышку пудреницы снова.
— Драко Малфой! — сказала я. Зеркальце послушно мигнуло серебристым светом, и посветлело почти мгновенно, словно Дрей уже сидел с ним в руках, и ждал контакта.
— Блейз, — удивился он тем не менее, увидев меня. — Рад тебя видеть, сестренка, но ты уж извини, ты малость не вовремя. Мы тут пытаемся что-то вроде эксперимента провести. Видишь ли, у Гарри нашлось еще одно зеркальце из того же комплекта, наследство Сириуса Блэка. Вот мы и пытаемся выяснить, будет ли оно работать на связь с моим.
— Не знаю насчет твоего, а с моим оно работает, кажется, — отозвалась я, кисло усмехнувшись. Вот и ответ на мой вопрос. На один из, по крайней мере. — А он для тебя, выходит, снова «Гарри»? — как можно холоднее спросила я. Драко кивнул, даже не потрудившись сделать виноватое лицо.
— Ну да, — сказал он. — Сестренка, я ведь говорил тебе, что все улажу. Вы что, опять поссорились?
— Нет. Мы ни слова друг другу не сказали, — покачала головой я. — Он просто появился, и смотрел на меня, как… — я запнулась, к глазам подступили слезы. — Не знаю, я подумала, что он попал на меня случайно…
— Не думаю, — серьезно покачал головой Малфой. — Он собирался попросить у тебя прощения. Только был не очень уверен, что ты его простишь. Слушай, сестренка, ты все еще намерена его помучить?
— Не намерена я никого мучить, — возразила я. — Я просто…
— Эй, — снова мягко сказал Драко. — Слушай, я знаю, он не подарок, но он не так уж виноват. Ты бы слышала, с чьей подачи все началось.
— Не верю, что Пэнси, — равнодушно сказала я.
— Нет. Дафна, — отозвался Дрей. — И кстати, у меня есть определенные подозрения на ее счет. Но об этом я тебе потом расскажу.
— Ну-ну, — бесстрастно сказала я, опустив глаза. — Ладно. Увидимся еще.
— Эй, погоди, — заторопился Драко, явно еще не закончивший. — Блейз, ты не все знаешь…
— Благодарю. Я знаю все, что мне нужно, — отозвалась я, захлопывая крышку пудреницы.
Пудреница почти сразу снова завибрировала, но я засунула ее под книжку, чтобы не мешалась, и задумалась. Во мне боролись ставшая уже привычной апатия, и неизвестно откуда поднявшийся боевой дух — уж не Диего ли с того света вселил его в меня? Засунув все еще вибрирующую пудреницу в карман, я наложила на нее заглушающие чары, и поспешила обратно к дому, задвинув апатию в самые дальние и темные уголки души. Признаться, за прошедшие выходные она мне уже порядком осточертела!
Игнорировать вызов зеркальца оказалось не так уж сложно. В принципе, особенных причин делать это у меня не было, кроме, разве что, только одной — я не хотела выслушивать извинения от Гарри через стекло, на расстоянии. Правду говоря, я еще сама не была уверена в своей реакции — то ли я брошусь ему на шею, заливаясь слезами, то ли залеплю пощечину, рыча от негодования. Однако оба варианта предусматривали личный контакт.
Первым делом я наведалась к себе, и парой взмахов волшебной палочки упаковала вещи. Последней я собиралась убрать успокоившуюся было пудреницу, однако а опять завибрировала. Взяв ее в ладонь, я вздохнула. Искушение оказалось слишком велико. Интересно, кто из двоих на сей раз — Драко или Гарри? Зажмурившись на мгновение, я про себя загадала — «если Драко — задержусь здесь еще, пусть помучаются. А если Гарри…» додумывать я не стала, одернув себя. Глупо ставить под сомнение уже почти сложившийся план из-за дурацкой загадки.
Распахнув глаза, я резко нажала кнопку, удерживающую крышку «пудреницы», и, откинув крышку, уставилась в зеркальце. И в первый момент ничего не поняла — в стекле ничего не отражалось — точнее, сплошная темнота. Я возмущенно фыркнула — это еще что за шуточки? В зеркальце мигом что-то замелькало, изображение поплыло, задвигалось, и через мгновение в нем снова появилось взволнованное лицо Гарри. Видимо, отчаявшись достучаться до меня, он опустил зеркало, догадалась я.
— Блейз, — начал он, но я не дала ему договорить. Отчасти я действительно чувствовала настоятельную потребность на него наорать — что-то вроде мести за причиненную мне боль, — а отчасти это было необходимо, чтобы сработал мой план не выслушивать извинения Гарри через зеркало.
— Что? — резко спросила я, уставившись в стекло с максимально разъяренным видом. — Что еще тебе нужно от меня, Поттер? Решил еще в чем-нибудь меня обвинить? Валяй, не стесняйся! Мы, слизеринцы, такие — нам можно приписать любую подлость, не ошибешься! Знаешь что, я не намерена, и не обязана выслушивать очередные бредни! Будь добр, вспомни свое хваленое гриффиндорское благородство и оставь меня в покое! Я не железная, в конце концов! — крикнула я, едва сдерживая наворачивающиеся слезы. Это не было игрой, не совсем, хотя я и понимала, что обвинения были запоздалыми и несправедливыми. Зато я чувствовала себя хоть отчасти отмщенной.
— Блейз, подожди, нет, я совсем не собирался… — поспешно вклинился в мой «монолог» Гарри, но я снова оборвала его, не позволив закончить:
— Ты что, Поттер, еще и оглох, вдобавок к слабому зрению? Я сказала — ОСТАВЬ! МЕНЯ! В ПОКОЕ! — рявкнула я, и захлопнула крышку. Снова наложив на пудреницу заглушающие и сдерживающие чары, я запихнула ее на дно своей сумки, среди вещей, и отправилась к матери, чтобы договориться о том, чтобы она обеспечила мне разрешение на отъезд.
Узнав о перемене моих планов, она, к моему удивлению, была искренне расстроена. Однако, при всех своих недостатках, донья Изабелла дель Эсперанса была умна, и к тому же по-женски проницательна.
— Скажи-ка честно, девочка моя, — сказала она, вглядываясь в мое лицо, пока просыхали чернила на пергаменте с разрешением. — Ты срываешься из-за мальчика, не так ли?
— Я… — я замялась, не зная, что ответить. Наши отношения были теперь не в пример лучше прежних, однако даже сейчас я не настолько была близка с матерью, чтобы посвящать ее в свои сердечные тайны. Однако она поняла все несколько на свой лад.
— Позволь мне рассказать тебе одну историю, милая, — сказала она, отворачиваясь от своего секретера, на котором писала, и поворачиваясь ко мне. Я опустилась в стоящее сзади резное кресло, приготовившись выслушать ее, хоть и без особой охоты.
— Когда мне было семнадцать лет, как тебе сейчас, я была до безумия влюблена в одного молодого аристократа, который закончил школу годом раньше, но все равно все время пребывал на виду. Когда я сама закончила школу, я начала… не то, чтобы преследовать его… В общем, стараться устроить так, чтобы как можно чаще попадаться ему на пути. Мы не были далеки друг от друга — мы, можно сказать, приятельствовали, и в довольно короткое время я умудрилась стать ему близкой подругой, и практически наперсницей. Я уже поздравляла себя с победой, думая, что еще немного — и я завоюю его сердце… Однако через какое-то время, как гром среди ясного неба, я узнала — от него же, — что он давно влюблен в другую. Более того, дорогая, я вынуждена была стать его поверенной в любовных делах, дабы сохранить хотя бы его дружбу. Его возлюбленная была моей приятельницей, и к тому же дальней родственницей. Это… продолжалось довольно долгое время. Как-то я пыталась его забыть, начинала встречаться с другими, и даже вышла замуж первые два раза — еще до твоего отца. Но все равно всегда возвращалась. Стоило мне ЕГО увидеть и поговорить с ним… Я забывала обо всем. Однажды я даже решилась на интригу. Если бы мне все удалось, он расстался бы со своей возлюбленной, и у меня мог появиться шанс… У меня и правда получилось поссорить их на какое-то время, скомпрометировать ее в его глазах, однако с моим собственным шансом ничего не вышло. Он все равно все время думал только о ней. И тогда я поняла одну вещь… Малфои не прельщаются тем, что само дается им в руки. Как бы нам этого не хотелось.
— Малфои? — переспросила я. — Ох, нет! Люциус?
— Да, — печально кивнула мать. — Моя первая, безумная и самая безнадежная любовь. С которой я даже не попрощалась…
— Мама… — прошептала я, глядя на нее со смесью жалости и некоторого страха. — Но ведь… Как же тогда… Я думала, ты и дон Родриго…
— Нет, милая, не нужно пугаться, — вздохнув, улыбнулась мать. — В конце концов безнадежное чувство к Люциусу отгорело, и осталась лишь память о нем. Первая любовь никогда незабывается… Родриго — это совсем другое. Это зрелое, настоящее чувство, именно то, которое я так долго искала. Но речь не о нем.
— Тогда о чем? К чему эта речь о Малфоях?
— Ты не поняла? Ведь… Блейз, милая, я просто хочу предупредить тебя. Драко Малфой… Как бы близок он тебе ни был — он не обратит на тебя внимания, если ты будешь всегда рядом. Он такой же, как его отец. Все Малфои такие…
— Мама, — вздохнула я, качая головой. — Драко? Это просто смешно. Мы выросли вместе. Он мне практически брат. Но между нами ничего нет, уверяю тебя. Я не влюблена в Драко Малфоя.
— Вот как? — изящные тонкие брови матери удивленно приподнялись. — В самом деле? Хм… Ну что ж. Рада это слышать, милая. Поверь мне, любить Малфоя — это настоящее наказание.
— Я знаю, — хмыкнула я, поднимаясь с кресла, и проходя по комнате — просто так, без определенной цели. — Насмотрелась на жертв его обаяния. Драко настоящий ловелас. Но, похоже, его сердце тоже не избежало сетей на сей раз…
— Но раз твой избранник — не он, — снова взялась за свое мать, — Тогда кто? Не верю, что моя дочь могла счесть какого-нибудь другого парня достойным внимания настолько, чтобы нестись к нему сломя голову…
— Мам, давай не будем, — попросила я, остановившись, и чтобы чем-то занять почему-то задрожавшие руки, подняла с ее туалетного столика какую-то баночку. — Не хочу говорить о нем. Может, как-нибудь потом. Не сейчас.
— Ну хорошо., — не особенно охотно согласилась мать. — Сейчас я свяжусь с Адальберто Ривейрой, чтобы заверить твой новый путевой листок, и ты сможешь отправляться. Хотя, все равно придется дожидаться возвращения Родриго, чтобы сделать портключ.
— Оу. Но… Я бы хотела попрощаться с доном Родриго, но портключ вовсе не обязательно, — заметила я. — Я могу воспользоваться каминной сетью. Мне ведь нужно в Каминный Узел, а не куда-то, где может и не оказаться камина. И потом, даже и это не обязательно. Расстояние не настолько велико — я могу и аппарировать. У меня уже есть лицензия.
— Ах, да, в самом деле, — спохватилась она. — Ну что ж, прекрасно. В таком случае, я пойду свяжусь с Адальберто. Кстати, если тебя заинтересовало это средство, можешь взять себе, — сказала она, указав на баночку, которую я все еще держала в руках. — Не думаю, что у меня в ближайшее время возникнет желание менять свой стиль, а когда траур пройдет, лучше будет приобрести новое.
— А? — не поняла я, но мать уже величаво выплыла из своей комнаты, чтобы спуститься вниз и воспользоваться камином в гостиной.
В принципе, баночка была мне не нужна, но из чистого любопытства я опустила взгляд на этикетку.
«Препарат «Стилистика!» — капсулы для моментального изменения переменных параметров вашей внешности!» — гласила этикетка. — «Действие одной капсулы продолжается от семи до восьми часов, и выражается в кардинальном изменении цвета, длины и фактуры волос объекта, соответствующей перемене цвета глаз и тона кожи, без изменения основных черт лица и особенностей фигуры. Капсулы для наружного применения. Способ применения — смешайте содержимое одной капсулы с одной дозой вашего обычного шампуня (от 5 до 10 мг), и нанесите на волосы. Подержите 2 минуты, затем смойте большим количеством воды. Изменение остальных параметров происходит вне зависимости от контакта других частей тела со средством. Внимание! Не рекомендуется употреблять больше одной капсулы за один раз, так как это снижает эстетическую качественность результатов.»
Подкинув баночку на ладони, я хмыкнула. Интересная вещица… В принципе, состав довольно простой, и схож с зельем изменчивости, которое частенько используют авроры для маскировки. Как б там ни было, вещь может оказаться полезной. И раз уж матушка сама так любезно предложила мне ею воспользоваться… В голове уже сформировалось что-то вроде плана истинно слизеринской мести. Дафне придется солоно, уж в этом можно не сомневаться…
Вообще-то, я не намеревалась пользоваться этим сама — ну, по крайней мере, не так уж, чтобы часто, — но не устояла перед искушением попробовать. В результате ассиенду я покидала смуглой кареглазой брюнеткой, со стрижкой в египетском стиле. Не могу сказать, что мне это очень понравилось, однако, как я не без основания полагала, такая кардинальная перемена внешности повергнет в шок и Малфоя, и Поттера. Им ведь совсем не обязательно сразу узнать, что все это временно. Вот и посмотрим, насколько кто из них ценит мою внешность. Впрочем, до реакции Драко мне не было особенного дела. А вот на то, как отреагирует Гарри, посмотреть было очень даже любопытно…
Попрощавшись с матерью и успевшим-таки вернуться доном Родриго, я отправилась в обратный путь. Дон Родриго все-таки настоял на том, чтобы обеспечить мне портключ, уверяя, что совсем не обязательно тратить силы на апаппарацию до Рио — все-таки расстояние в целый часовой пояс было довольно значительным. Поблагодарив его от всей души, я отказалась от сопровождения Тони — в этом не было нужды, и незачем было отнимать у парня время.
Отправление в Британию было очень и очень немногочисленным, несмотря на Сочельник и Рождество. Видимо, напряженная, благодаря проискам Темного Лорда, политическая обстановка убивала у магов всякое желание навещать «туманный Альбион». Как бы там ни было, впрочем, до Лондона я добралась довольно легко, хотя, учитывая разницу во времени, час оказался довольно поздний. Оставалось уповать только на то, что в честь Сочельника Отбой отложат… Хотя опять же, неизвестно, будет ли это для меня лучше — по случаю праздника никого из профессоров не окажется на месте, чтобы встретить меня у ворот школы… Решив, что буду решать проблемы по мере их поступления, я аппарировала в Хогсмид, а там через камин в «Трех Метлах» связалась с профессором Снейпом.
— Здравствуйте, сэр, — поздоровалась я, когда каминная сеть перестала кружить мою голову в вихре зеленого пламени, и перед моими глазами предстал кабинет нашего декана. Осознав, что Северус на месте, я чуть не упала от облегчения — как бы там ни было, а встречать Рождество на постоялом дворе практически в одиночестве, находясь всего в двух шагах от друзей, желания не было. Снейп пару минут с удивлением разглядывал меня, а потом скептически пожал плечами.
— Мисс Забини, — сказал он. — Вас трудно узнать в вашем новом образе. К чему вдруг такие перемены?
— О, сэр, это всего лишь… — я замялась. Осложнения этом вопросе в виде декана я и не ожидала. Впрочем, он лишь снова пожал плечами.
— Вам следовало предупредить о своем возвращении заранее, — заметил он. — Час сейчас поздний, и хотя Отбой сегодня отложили в честь праздника, вам не следует выходить в одиночку.
— Понимаю, Сэр, но… Простите, решение пришло спонтанно, и потом…эээ… Я не рассчитывала так задержаться в пути.
— Понимаю, — кивнул декан. — Ну что ж, вам повезло, что вы застали меня здесь. Ваш багаж с вами?
— Что? А, да.
— Прекрасно, — без особого энтузиазма кивнул профессор. — Давайте руку.
— Руку? — переспросила я. Снейп скорчив гримасу долготерпения, протянул мне ладонь. Только тут до меня дошло, что он имеет в виду, и, крепче сжав ремешок своей сумки, я с благодарностью ухватилась за него.
Пара неприятных минут, и короткое заклинание, наложенное Снейпом — как я поняла, это были чары, позволившие охранной системе Хогвартса распознать и принять меня, как свою, — и вот уже я стояла на коврике у камина в кабинете декана. Голова у меня слегка закружилась, и я, пошатнувшись, кое-как добрела до стула и села. Северус, хмыкнув, порылся в шкафчике, и протянул мне небольшой флакончик с укрепляющим зельем.
— После дальнего путешествия через Каминную сеть это очень помогает, — заметил он. Я, кивнув, сделала глоток, от которого по жилам разлилось благодатное тепло, и головокружение отступило без следа.
— Большое спасибо, профессор Снейп, — дипломатично сказала я. Северус кивнул, поджав губы. — Не знаю, что бы я делала, если бы вы не помогли мне. Очень не хотелось ночевать в «Трех Метлах»…
— Понимаю ваши чувства, — мрачно кивнул профессор. Я улыбнулась ему, хотя вид у него был не особенно располагающий в данный момент — все уродующие и маскирующие чары были на месте. Я внутренне содрогнулась. Бедный, несладко, наверное, большую часть года притворяться уродом, когда на самом деле ты вполне ничего. Конечно, Снейп не красавец, но не лишен какого-то мрачного обаяния, которое в его настоящем образе создает ему некий шарм. Но когда маскирующие чары активны — бррр!
Распрощавшись с деканом, я забросила вещи в факультетские помещения, где обнаружила Крэба с Гойлом, развалившихся на диване, и занятых любимым делом — поглощением сладостей, и одиноко жмущуюся в уголок кресла Асторию Гринграсс, младшую сестренку Дафны. Девочка, с огромными от страха глазами, изо всех сил цеплялась за «курс Трансфигурации для начинающих», который делала вид, что читает, и то и дело несмело косилась на парней, дрожа с ног до головы. Бедное дитя, подумала я. Гордость, что ли, ей не позволяет спрятаться в спальне? Пожав плечами, я расспросила Грега, выпытав у него, что Драко не появлялся в гостиной со вчерашнего утра, и, похоже, даже не ночевал в помещениях Слизерина. Впрочем, как добавил Гойл через минуту, на ужине он был, вместе со своей Гриффиндорской компанией, и был вполне здоров и счастлив. Подавив желание спросить, выглядел ли счастливым Гарри, я выбежала из гостиной, и почти не останавливалась, пока не достигла выхода в холл. Конечно, пытаться сейчас найти в здании Драко, или же Гарри — все равно, что иголку в стоге сена. Поколебавшись, я вытащила пудреницу из кармана, куда снова ее переложила после прибытия, и сняла с нее все заглушающие и сдерживающие чары.
— Драко Малфой, — приказала я. Пару минут поверхность зеркальца светилась, а потом, мигнув, просветлела. Серые глаза брата посмотрели на меня с легким удивлением и даже вопросом.
— Чем могу быть полезен? — осведомился он каким-то непонятным тоном, вежливым, и в то же время холодным. Я нахмурилась. Неужели другой цвет волос и глаз так изменили меня, что даже Драко меня не узнал? Мысль показалась забавной.
— Жду тебя через десять минут в коридоре возле Зала Почета на втором этаже, — безапелляционно заявила я, и захлопнула крышку пудреницы прежде, чем Дрей успел возразить. Вздохнув, и прикусив губу, чтобы не прыснуть со смеху, вспоминая выражение его лица — возмущенное и раздраженное, типично малфоевское. «Да как какая-то неизвестная девица смеет им командовать!» Хихикнув, я направилась к лестнице, и неторопливо стала подниматься. Побывав в гостиной я переоделась, и теперь на мне была стандартная слизеринская форма — ну, не считая разве что бархатной мантии, чуть более нарядной, чем повседневная.
Проходя мимо одного из зеркал, висящих на площадке первого этажа, я с удивлением застыла, рассматривая отражающуюся в нем девушку, и не узнавая себя. Почему-то смуглая кожа и темные короткие волосы заставляли меня казаться тоньше, чем я была — настоящей худышкой, хотя я не замечала особенного изменения своего тела, судя по одежде. Несколько минут оценивающе разглядывая себя, я пришла к выводу, что все-таки темный цвет волос — это не мое, да и карие глаза не очень подходят к моему типу внешности. Я была похожа на какую-то древнюю египтянку, и далеко не из самых красивых при этом. Поморщившись, я отвернулась от зеркала, и поспешила подняться к условленному месту.
Драко, стоило отдать ему должное, появился вовремя, и, судя по голосам, доносившимся от лестницы, был не один. Однако в коридор остальные не вошли, а Малфой медленно двинулся ко мне, какой-то напряженной походкой, точно готовящийся к прыжку хищник. Я встретила его с бесстрастным выражением лица, и вопросительно подняла брови, когда он остановился в двух шагах от меня.
— Ну и что это значит? — поинтересовался он. Серебристо-серые глаза пристально изучали меня, и постепенно раздражение и настороженность в них сменялись недоумением и растерянностью. Он меня и узнавал и не узнавал. Видимо, его сбивало с толку еще и мое поведение. Я хмыкнула.
— И это вместо «привет, сестренка, я по тебе скучал»? — поинтересовалась я. Драко на мгновение зажмурился, словно пытаясь отогнать видение. Когда он снова посмотрел на меня, в его глазах уже было узнавание, пополам с облегчением.
— Салазар-Основатель, Блейз! — выдохнул он, просияв. — Мерлин и Моргана, ты вернулась!
Прежде чем я успела ответить, он сгреб меня в объятья, и стиснул, едва не задушив. Я обвила брата руками, уткнувшись носом в его мантию, и разом почувствовала себя в несколько раз лучше.
— А я-то думал — у кого и откуда еще одно такое зеркало! Но во имя Морганы, сестренка, что ты с собой сделала? — спросил Драко, отстраняясь от меня и снова окидывая меня взглядом. На его красивом лице отразилось неодобрение.
— А что — не нравится? — выгнула брови я. Драко откровенно скривился.
— А что тут может нравиться? — спросил он… — Ты похожа на Паркинсон после солярия. Ну и после месячной голодовки, наверное.
— Дрей! Ну, спасибо! — притворно возмутилась я.
— Всегда пожалуйста, — отбрил Драко. — Если что — обращайся, всегда рад помочь. Нет, серьезно, что это? Что на тебя вдруг нашло? С какой стати ты… Мерлин! Мало того, что сделала стрижку, зачем-то покрасилась… Вообще ничего не понимаю. А цвет глаз? Чары, или какие-нибудь магловские ухищрения? Если бы не твой голос, ни за что бы не поверил, то это ты. — он слегка содрогнулся. Я хихикнула.
— Расслабься, это всего лишь капсула «Измени свой стиль», — хмыкнула я. — Действует в течение семи-восьми часов. Так что, к утру получишь свою рыжую сестренку обратно.
— Фух! — с нарочитым облегчением вздохнул Малфой. — Ну ладно, успокоила. А к чему такая таинственность — «приходи через десять минут к Залу почета…»?
— Угу, — фыркнула я. — А что я должна была делать — носиться по всей школе, и разыскивать тебя? Как ты себе это представляешь — я должна была бродить по коридорам, и приставать к каждому встречному-поперечному с вопросом «Извините, а не видели ли вы случайно Драко Малфоя»? А потом родилась бы легенда, что в Рождественскую ночь по Хогвартсу бродит призрак обманутой девственницы и разыскивает «заколдованного Принца», который разбил ей сердце…
Драко расхохотался.
— Ну, во-первых, как бы те, кто тебя встретил, узнали, девственница ты или нет? — спросил он, посмеиваясь. Я нетерпеливо фыркнула.
— Да ну тебя! Так просто патетичнее.
— Патетичная ты наша, пошли лучше, там кое-кто с тобой поговорить хочет, — сказал он, переставая смеяться. Я замерла, и, сглотнув, посмотрела на него.
— Дрей… Он правда, хочет… помириться?
— Мерлин, Блейз, ты еще спрашиваешь! — воскликнул он. — Да мы его всей компанией чуть ли не весь день уговаривали, что еще не все потеряно. Я думал, он с ума сойдет — по-моему, в нем раскаяния даже чересчур много…
— То есть полагаешь, дальше мучить его не стоит? — спросила я.
— Не надо, — как-то очень серьезно сказал он. Я вздохнула.
— Ладно… — от внезапно нахлынувшей слабости подкосились ноги. С одной стороны, оскорбленная гордость требовала «кровавой» мести, а с другой — сил злиться и отталкивать свою любовь не оставалось. — Он сейчас где? — спросила я.
— За углом, — хмыкнул Малфой. Я невольно хихикнула, представив себе гриффиндорскую компанию, притаившуюся за углом с палочками наготове, и ожидающую его возвращения. Впрочем, они наверняка собирались в случае чего прийти Драко на помощь, это в некоторой степени скрашивало комичность ситуации.
— Ты мог бы… Как думаешь, в этом Зале нам кто-нибудь может помешать?
— Ну, смотря чем ты там собралась заниматься, — пожал плечами Драко.
— Поговорить. Я хочу просто поговорить, — отозвалась я, опуская голову. — И еще… Не говори ему, что это я. Хочу посмотреть, узнает ли.
— Ну, если присмотреться, то не так уж ты изменилась, — возразил он. Я хмыкнула.
— Если б я не заговорила, ты б меня и не узнал, — заметила я. — В любом случае, Дрей, прошу тебя.
— Ну хорошо, — пожал плечами мой братец.
В зале, куда я вошла, поеживаясь от холода, с непривычки, после Бразильского лета, было пустынно и довольно-таки мрачно. Бесконечные именные кубки наград, выставленные на полках вдоль стен, тускло поблескивали в свете люмоса на конце моей палочки. Наложив несколько воспламеняющих чар, я зажгла светильники, по одному возле каждой стены, и в их свете почувствовала себя чуточку уютнее. И все равно, довольно обширный Зал, в котором редко кто бывал, казался мне каким-то… немного пугающим, возможно.
Тихий скрип двери и неуверенные шаги за спиной переключили мои мысли с окружающей обстановки на предстоящий разговор.
— Эм… Вы хотели меня видеть, мисс? — спросил знакомый голос. Прикусив губу, чтобы не заплакать, я обернулась. Салазар-основатель, как же права я была, когда решила не допускать извинений через волшебное зеркальце! Зеленые глаза Поттера за круглыми очками смотрели настороженно и вопросительно, а в руке зажата палочка — не нацеленная на меня, но на виду, говорящая, что Гарри настороже. Одет он был в магловскую одежду — джинсы и свитер, на ногах ботинки из драконьей кожи. Я помолчала, давая ему шанс рассмотреть меня, и с горечью думая о том, что, по-видимому, романы, утверждающие, что любящее сердце узнает свою половинку под любой личиной, безбожно врали. Но, возможно, я недооценила Гарри?
Зеленые глаза юноши вглядывающиеся в меня, расширились, и в них мелькнуло то, что на лице Драко появилось только после того, как я заговорила. Гарри выронил палочку и стремительно шагнул ко мне, не отрывая взгляда от моего лица.
— Не может быть… — прошептал он. Медленно поднял руку и невесомо, кончиками пальцев провел по моей щеке. — Ты вернулась… — выдохнул парень. Я судорожно сглотнула. Мне хотелось одновременно плакать и смеяться, наорать на него, или броситься ему на шею, и я с трудом сдерживалась, чтобы не сделать ни того, ни другого, ни третьего. Гарри узнал меня. Даже в таком виде — он узнал меня!
— Не ждал? — тихо спросила я. Дыхание перехватывало, и я не доверяла собственному голосу, поэтому не рискнула сказать больше. Но больше и не требовалось. Он покачал головой, и на мгновение зажмурился. А потом вдруг опустился передо мной на колени, склонив голову, словно заранее принимая любое наказание, которое я сочту нужным.
— Прости меня, — проговорил юноша, не поднимая глаз. — Мерлин, Блейз, прости! Я… Я вел себя как идиот! Но я… я просто так боялся потерять тебя… –
— Настолько что порвал со мной? — горько спросила я.
— Прости меня, — судорожно вздохнув, повторил Гарри. — Я думал, что я не нужен тебе. Что все это… Что все, что было между нами, для тебя было лишь игрой.
— Ты поверил, что я всего лишь притворялась? — тихо проговорила я. — Что все, что я тебе говорила, было ложью? — Наверное около минуты единственным ответом мне было его покаянное молчание. Но когда я уже подумала, что ничего другого и не дождусь, Гарри через силу снова заговорил, хриплым от напряжения голосом.
— Я не поверил… сначала. Пока не увидел на Карте Мародеров тебя… в его постели.
— Что? — ахнула я. — На ЧЕМ ты увидел?
— Карта… — отозвался он. — У меня есть карта Хогвартса. Зачарованная. Она… Показывает школу в настоящий момент времени — не только комнаты, но и обитателей. Каждого. Кто где находится. Когда Дафна сказала, что… Что вы с Драко любовники, и что ты спишь с ним чуть ли не каждую ночь, я не хотел верить ей. Но… Мерлин, прости меня, Блейз…
— У тебя было средство проверить, правду ли она говорила, и ты не удержался, — с холодной ясностью поняла я. — Ну что ж… Это понятно, — я помолчала, размышляя. Интересно, а удержалась бы я сама, намекни мне кто-нибудь на что-то подобное, и будь у меня возможность посмотреть, так ли это? Неверное, все-таки нет, как бы ни любила, и как бы ни верила ему. — Любопытство книззла сгубило… — пробормотала я.
— Я смог трезво взглянуть на вещи только после того, как Джинни и Гермиона рассказала мне о том, что Драко сказал Джинни под Веритасом, — все так же хрипло сказал Гарри, по-прежнему не поднимая глаз. Я вздрогнула.
— Под чем? — переспросила я, чувствуя себя довольно глупо.
— Заклятие Веритас, — пояснил Гарри. — Черная магия, которая заставляет жертву говорить только правду.
— Я знаю, что это за чары, — нетерпеливо перебила я, сдвинув брови. — Джинни пытала Дрея?
— Не пытала, — запротестовал Поттер. — Она это сделала по его просьбе. Он решил, что это единственный способ заставить хоть кого-то из нас выслушать, как все было на самом деле, и поверить ему.
— Псих ненормальный… — пробормотала я, с содроганием вспоминая жуткое ощущение от этого проклятия. В свое время Нарциссе жутко не нравилась идея обучать и меня тоже черной магии, заодно с Драко, но Люциус настоял, что дети должны быть готовы ко всему — это было летом после третьего курса, и он уже тогда начинал ощущать первые признаки возвращения Лорда. Правда, в отличие от Дрея, Круцио мне все-таки удалось избежать, но от Веритаса и Имерио отвертеться не получилось, да и от некоторых других тоже.
— Может и так, — согласился тем времени Гарри с моим определением Драко, — Но это сработало. Я… Только после этого я задумался, а так ли все было очевидно. Я… Я понял, каким оказался легковерным. Я должен был больше доверять тебе. Вам обоим. Просто… Когда я увидел вас вместе на Карте… Мне было очень больно. Поэтому я не смог… не мог думать об этом. Трезво оценивать ситуацию. Боже, Блейз, прости меня, если сможешь!
— Ты сделал мне очень больно, Гарри, — тихо сказала я, не глядя на него, чтобы сохранить хотя бы жалкие крохи душевных сил, которые у меня еще оставались. — Я думала, что ты никогда меня не обидишь… А в тот момент мне так нужна была твоя поддержка! Именно твоя — твоя, а не Драко! А вместо этого… — я сглотнула подступающие слезы, — Вместо этого ты порвал со мной, даже не объяснив ничего толком!
Я замолчала. Слезы все-таки покатились по моему лицу, и я сердито вытерла их тыльной стороной ладони. Гарри совсем поник, плечи его опустились, он на минуту закрыл лицо руками, но потом опустил их, и наконец поднял голову, взглянув на меня.
— Блейз, — тихо сказал он. — Я… Я не идеал. Не герой и не безгрешный. Я просто влюбленный парень, такой же как все. И у меня полно своих страхов и сомнений, недостатков и… проблем. Я совершил страшную ошибку, усомнившись в тебе, и это лишний раз доказывает, что я… Что я просто Гарри. Просто человек, который, так же как и все, не защищен от ошибок и обмана. И у меня нет достаточного оправдания, которое доказало бы, что я ни в чем не виноват. Я действительно виноват, что обидел тебя, что усомнился и не поверил, что…
— Хватит! — невольно вырвалось у меня. Я больше не могла слушать это. Каждое слово было правдой, да я и сама прекрасно знала все это. И хотя я никогда не относилась к Гарри как к безгрешному герою, тем не менее, как, должно быть, и многие девушки, все-таки была склонна идеализировать своего любимого, именно в силу этой самой влюбленности. И теперь мне требовалось время, чтобы смириться с крушением иллюзии. По крайней мере, в этот самый момент мне именно так и казалось. — Довольно, Гарри, — добавила я, чуть мягче. — Я понимаю. Правда. Просто… Это нелегко, понимаешь? Я… Мне нужно немного времени.
— Я понимаю, — кивнул он, с болью в глазах
Это чуть не лишило меня самообладания, и я, стараясь мысленно укрепить свою решимость, вызвала в памяти картинку того, как проходила наша последняя встреча — его бледное, разгневанное лицо, и резкие слова, слетающие с губ… Но почему-то это уже не причиняло такой боли, как раньше. Конечно, вспоминать это было неприятно, но… Теперь во мне скорее вспыхивала злость на Дафну, с чьей подачи все это началось, чем на Гарри, оказавшегося, по сути, такой же жертвой ее интриги, как и мы с Драко. Я медлила, анализируя свои чувства. Вид поникшего, почти отчаявшегося юноши, стоящего передо мной на коленях, внушал лишь жалость и желание утешить его. А еще… А еще мне хотелось, чтобы он обнял меня, и заставил забыть о прошедших без него днях, как о кошмарном сне. Окончательно вытерев слезы, я приняла решение. Протянув руку, я коснулась его встрепанной шевелюры, и мягко провела ладонью по спутанным волосам.
— Знаешь, Надежде Магического Мира не пристало стоять на коленях, — мягко заметила я. Гарри вздрогнул, и в ответ серьезно посмотрел на меня.
— Надежде не зазорно опуститься на колени перед Любовью, — возразил он. А у меня перехватило дыхание. Мы раньше почти не говорили с ним о любви. Подразумевалось, конечно, что мы влюблены, — да и как может быть иначе в семнадцать лет? — но у нас никогда не доходило дело до настоящих признаний. И сейчас — практически впервые — я услышала от него то, что было наиболее приближено к признанию в любви, из всего, что он мне говорил.
— Встань, пожалуйста, — попросила я. — Мне бы хотелось разговаривать на одном уровне.
— Хорошо, — согласился парень, поднимаясь, и замирая буквально в шаге от меня. Гарри был чуть выше, чем я — где-то на полголовы, так что мне не приходилось особенно сильно запрокидывать голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Блейз… Ты… Ты оставишь мне хотя бы надежду на то, что со временем сможешь меня простить? — спросил он. Не знаю, что именно из этого — сами слова, сказанные хриплым, дрожащим голосом, полным надежды, или его взгляд, виноватый и одновременно любящий, — окончательно растопило сковавший мое сердце лед обиды. Может статься, это было все сразу. Решение пришло мгновенно, и я поняла, что иного в этот момент и быть не может. Сохраняя серьезный вид, я вздохнула, и покачала головой.
— Нет, — ответила я. Лицо Гарри омрачилось. Юноша сглотнул, опуская взгляд, и я, не давая себе передумать, протянула руку и положила ладонь к нему на грудь. — В этом нет нужды, — продолжила я начатую фразу. Зеленые глаза моргнули, и снова уставились на меня со смесью недоверия и надежды. И я, окончательно отринув сомнения, словно бросилась в омут головой. — Я не сержусь на тебя, больше нет, Гарри. Я… Я просто больше не могу находиться… вдали от тебя.
Медленно, словно все еще не доверяя тому, что услышал, он накрыл ладонью мою руку, лежащую у него на груди, а потом — еще медленнее — притянул меня к себе. А я заглянула ему в глаза и ободряюще улыбнулась.
Это стало последней каплей для Гарри. Его сильные руки крепко прижали меня к нему, стиснули, обвились вокруг меня, и, прижавшись щекой к его плечу, я прильнула к нему в ответ. Мерлин всемогущий, как же мне его не хватало! Я обняла его, и, уткнувшись лицом в его свитер, закрыла глаза. Неужели еще этим утром я сидела в ассиенде, и думала о том, что возможно, останусь там навсегда? Разве я смогла бы жить без него — без Гарри?
— Блейз, — выдохнул он, уткнувшись лицом в мои волосы, и я впервые пожалела, что применила это дурацкое средство, сама толком не зная, зачем. Гарри, однако, ни словом ни делом не выразил своего недовольства переменой моего образа. — Бог мой, Блейз, как я скучал по тебе!
— Я тоже, — пробормотала я, крепче прижимаясь к нему. Он как-то странно дернулся — то ли всхлипнул, то ли усмехнулся, но не отодвинулся, и не выпустил меня, лишь чуть ослабил объятье, когда я сама отодвинулась немного, поднимая голову. Правильно истолковав это движение, Гарри не заставил себя ждать и поцеловал меня — сначала нежно и трепетно, словно боясь поверить, что это не сон — а потом со все возрастающим пылом. Я ответила на поцелуй с не меньшим энтузиазмом, зарывшись пальцами одной руки в его волосы, а второй поглаживая спину юноши. Остановились мы нескоро, когда у меня уже начала затекать шея, а дыхание у обоих сбилось от волнения. Я опустила голову на плечо Гарри, а он, переводя дух, крепче прижал меня к себе.
— Драко сказал, что ты могла не вернуться из Бразилии, — тихо сказал он чуть погодя, когда улеглось немного первое волнение, и мы смогли хоть чуть-чуть начать соображать головой, а не только сердцем.
— Ну, я бы на это не поставила, — чуть лениво отозвалась я, не поднимая головы с его плеча, на котором удобно устроилась. — По крайней мере, теперь. Хотя… боггарт меня разберет. Еще эти утром я сомневалась, что вообще тебя когда-нибудь прощу, даже если ты будешь на коленях передо мной стоять. Признавайтся, Поттер, научился мысли читать на расстоянии? — хмыкнула я. Гарри как-то напрягся, чуть вздрогнув.
— Не твои, — отозвался он. Я нахмурилась.
— А чьи?
— Волдеморта, — отозвался он, помрачнев. Я вздохнула.
— В высшей степени романтично — вспоминать его в такой момент, — прокомментировала я. Гарри смутился, однако рук не разжал.
— Прости, я не подумал, — пробормотал он.
— Ты вообще редко думаешь, в этом твоя беда, — хмыкнула я, и все-таки подняла голову, чтобы заглянуть ему в лицо. — Но в этом же, наверное, и твой особый шарм.
— Только в этом? — поднял брови Гарри с хулиганской улыбкой. Я рассмеялась.
— Тебе никогда не говорили, что если девушке еще простительно нарываться на комплименты, то парню это не к лицу? — спросила я. Гарри беззаботно фыркнул.
— Это разве комплименты, — пожал плечами он. — Это просто констатация очевидного.
— Мда, от Малфоя тебя нужно срочно изолировать, — заметила я. — Он на тебя плохо влияет.
— Ага, размечталась, — фыркнул от двери Драко.
Мы с Гарри как по команде обернулись, чтобы увидеть, что двери Зала распахнуты, и в проеме, за спиной подпирающего собой косяк Малфоя, виднеются три головы — две рыжие, младших представителей семейства Уизли, а третья потемней, и с прической, напоминающей воронье гнездо — Грейнджер.
— Прошу прощения, что мы вламываемся и нарушаем ваше уединение, — лениво проговорил Дрей. Гарри хмыкнул.
— Дождешься ты когда-нибудь, Малфой, — пообещал он. — Что случилось?
— Хм, не как бы тебе это сказать так, подипломатичнее… В общем, с точки зрения магической принципиальности и концепции видового дуализма разновидностей чар… — нарочито затягивая объяснение проговорил Малфой, но его прервала Джинни, которая, закатив глаза, дернула его за руку, и, сделав «страшные глаза», выступила вперед, к моему удивлению, довольно бесцеремонно обхватив моего братишку за талию.
— Гарри, я понимаю, момент не очень подходящий, но ты уж извини, выбирать не приходится, — заметила она.
— Да что случилось? — снова спросил мой парень, теряя терпение.
— Эээ… — замялась Джинни. Рон и Гермиона за ее спиной тоже как-то растеряно переминались с ноги на ногу. Драко вздохнул.
— Блэк проснулся, — сказал он.
Интерлюдия.
Приблизительно за час до конца описанных в главе событий, Хогвартс, Больничное крыло.
Сон. Окутывающий, как тяжелое теплое одеяло, спокойный, как лесное озеро в лунную ночь, и неодолимый, словно жажда в пустыне. Он уже и не помнил, когда ему в последний раз позволяли спать, сколько захочется — пожалуй, это было еще в той, другой жизни. В той, где были свет и музыка, тепло и улыбки, шутки и смех, друзья и любимые… В той, которую он еще смутно помнил — и в которую уже не надеялся вернуться. В той, которая и сама уже начинала казаться далеким и прекрасным сновидением…
Странная вещь — человеческая память. Порой она выкидывает невероятные шутки со своими владельцами. Хотя можно ли называть владельцами тех, кто лишь соприкасается с нею, но не в силах распоряжаться?
Сириус помнил. Это было почти единственным, что ему оставили новые хозяева — его память о прошлом, и память о том, чего он предпочел бы и не помнить, будь у него выбор. Он помнил бесконечный водоворот серых переливов тумана, окружающих его в потустороннем лабиринте — когда он метался по изменчивому, непостоянному пространству, не в силах понять, где верх, а где низ, и помня лишь об одном — там, снаружи, идет битва, в которой опасность подстерегает Гарри — его Гарри, его мальчика, которого доверили ему Джеймс и Лили, и которого он поклялся беречь ценой собственной жизни, посетив их могилу в Годриковой Впадине! И что же получилось вместо этого? Паренек попал в ловушку благодаря ему — путь и невольно, пусть не зная об этом, но именно он, Сириус, стал причиной! И словно этого мало, вместо того, чтобы по-настоящему помочь, позаботиться о крестнике, переправить его в безопасное место, не слушая никаких возражений, — что же сделал он? Ввязался в очередную потасовку?
Поистине, иногда наказанье казалось ему справедливым. Затерявшись в серых переливах, Сириус только и мог, что думать, осознавая собственные ошибки и промахи, и сожалеть о них — каждую минуту, каждое мгновение, ничего не желая так сильно как иметь возможность… даже не исправить то, что натворил — хотя бы попросить прощения у всех, кому принесли горе его бездумные действия…
А потом появилась ОНА. Не более, чем темная тень, от которой исходила смутная угроза, и хотелось бежать от нее, — но он не мог двигаться по собственной воле, у него не было больше власти ни над чем, кроме своей памяти… И когда ее огненная длань коснулась его, серебристый свет тумана померк, ввергнув его во тьму.
Сколько времени прошло после этого, пока он вновь начал осознавать себя, Сириус не знал. Временами ему казалось, что он видит обрывки снов — точнее сказать, обрывки ночных кошмаров, в которых фигурировали темные, закутанные в плащи фигуры, и страшный НЕЧЕЛОВЕК, от взгляда красных глаз которого хотелось бежать как можно быстрее и как можно дальше, но он не мог бежать, потому что не был властен ни над чем, кроме своей памяти…
Но однажды — как оказалось, всего лишь через несколько недель после возвращения из-за Арки, он очнулся в подземелье, до крика напомнившем ему тюремную камеру, в которой он провел двенадцать лет. Но нет, все-таки это была не она. Здесь не было дементоров, и за стенами не слышался постоянный рокот моря, так что поначалу Сириус решил, что ему повезло… Скоро он узнал, что ошибался.
Будучи довольно-таки сильным и одаренным магом, (хотя он и утратил Родовую Силу, когда его изгнали из рода и выжгли с Семейного Древа), Сириус неплохо соображал, что именно с ним сотворили. Простое Империо не дает столь полного эффекта подчинения — наверняка это было комплексное воздействие чар и зелий. В Зельеварении Блэк был не силен, и что именно за зелье ему давали сказать бы не взялся. Зато он неплохо разбирался в чарах, и в том, как им противостоять. Больше всего его пугало осознание того, что его мучителям абсолютно все равно, сохранит ли пленник здравый рассудок. Одновременное воздействие пары Империусов, запросто способное свести с ума, пытки, — и не столь уж важно, заставляли ли они его пытать и убивать невинных маглов, или же, за неимением других жертв, пытали его самого… Лишенный даже возможности перевоплотиться в свою животную ипостась — ибо новые хозяева строго-настрого запретили это, — Сириус лишился отдушины, которая была у него в Азкабане. Но он неплохо помнил, что именно помогало ему легче переносить заключение, когда он был в обличье собаки. Простота мышления, реакции на уровне инстинктов — конечно, человеку, с его более высоко организованным сознанием, это будет казаться примитивным, но только так он сможет сохранить хотя бы остатки разума…
Мучители частенько развлекались с пленником. Иногда Сириус понимал, что все же сходит с ума — например, когда убитые маглы вдруг входили в его камеру, принося ему пищу, или предлагая ванну, или… Он кричал, отшатывался от них — и лишь потом слышал смех с другой стороны решеток, и понимал, что это не более, чем иллюзия…
А иногда — предварительно накачав его зельем по самые уши, так что без подсказки хозяина он с трудом мог соображать, куда поставить ногу для следующего шага, — его брали на боевые вылазки Пожирателей, когда приходилось сражаться, и он сражался, не думая о том, с кем бьется, и находя хоть какое-то слабое утешение в возможности выплеснуть накопившиеся в душе гнев и безысходность в серии боевых заклинаний и приемов.
Однако в последний раз что-то изменилось. Местность показалась Сириусу смутно знакомой — но зелье и чары мешали сосредоточиться и понять, где именно все происходит. Они оказались на улицах какого-то поселка, увешанных рождественскими украшениями. Сначала все шло как всегда: хозяйка, выкрикивая проклятие за проклятием, вела его за собой, и он прикрывал ей спину, а потом, на окраине деревни, когда битва уже, казалось длилась целую вечность…
Откуда-то из-за спины, со стороны оставленных улиц, выскочил молодой паренек. Совсем мальчишка, растрепанный, и кажется, даже раненный, но отнюдь не потерявший боевого духа. Что-то в его облике тронуло Блэка — какие-то знакомые черты, от которых заныло сердце, и ему казалось, что еще мгновение, и… И тут Узы Подвластья стянулись вокруг его сознания в тугой клубок, хозяйка усилила чары, одергивая его, напоминая, чьей воле он отныне служит! О, он хорошо усвоил урок о том, что бывает за неповиновение! И все же… Он колебался. Медлил. Голос внутри его головы визгливо надрывался, требуя обездвижить «мальчишку», оглушить его, подчинить… А он все медлил, из последних сил пытаясь сопротивляться…
Как и всегда, он проиграл. Всех его сил хватило только на то, чтобы вместо того, чтобы оглушить паренька, обезоружить его. На мгновение в его сознании огненным всполохом отдалась вспышка торжества его хозяйки… Но радость ее была недолгой. Со стороны поселка появились еще какие-то люди, короткая стычка — и хозяйка, развернувшись, отступила, напоследок еще сильнее затянув узы и приказав ему сражаться и бежать.
Как и всегда, в первый момент после усиления Уз, собственная воля Сириуса оказалась парализованной. Как со стороны он услышал собственный голос, накладывающий смертельное проклятие — а в следующий момент на него обрушился Ошеломитель, и он с благодарностью соскользнул в беспамятство.
За последнее время его ощущения были единственным способом хоть как-то определять время — и судя по ним, к тому времени как он очнулся, прошло его очень и очень немного. Сириус открыл глаза — и ему показалось, что он наконец-то сошел с ума. Человек, склонившийся к нему с палочкой в руке, казался одновременно знакомым и незнакомым. Тонкие черты красивого лица, светлые, кажущиеся почти белыми волосы, серые глаза, смотрящие на него настороженно, точно на ядовитую змею, готовую ужалить… не так давно, он был уверен, он уже видел такого человека, и тот тоже пал от его руки…
— Я знаю тебя, — прохрипел Сириус, уверенный, что это очередная шутка его мучителей, и это видение, как и многие другие, начнет издеваться над ним, или наоборот, проявлять фальшивую заботу, чтобы повеселить своих создателей… — Ты… — имя пришло само, но он знал, что прав. — Ты Малфой…
— Вы узнаете меня? — спросило видение. Сириус не ответил. Он усвоил — если заговорить с видением, принять его правила игры, будет только хуже. И все же, что-то казалось неправильным. Откуда взялись веревки, опутывающие тело? Прежде его никогда не связывали… Может быть… надежда была призрачной, почти эфемерной, но он уцепился за нее с отчаянием утопающего. Может быть, его подобрали другие Пожиратели — те, что не были посвящены в его тайну? Если его узнали, они могли счесть его агентом Ордена…
— Убей… — прошептал он. Парень, склонившийся над ним, вздрогнул и заморгал.
— Что?
— Убей меня… прошу… — выдавил Сириус. Юноша, кто бы он ни был — совсем молод, и если удастся разбудить в нем хоть толику жалости…. — Я не могу больше служить твоему господину… Но Темный Лорд жертву… не отпустит… Если в тебе еще осталась… хоть капля… человечности… убей меня, умоляю…
Но мольбы были тщетными — он видел это в глазах этого «Малфоя», кем бы он ни был на самом деле — видением, ожившим мертвецом или выходцем из прошлого… Тот не убьет его. Снова лишь тщетная надежда…
— Убей меня! — собрав последние силы, крикнул Блэк, попытавшись рвануться из своих пут. Потом вспышка — и вновь беспамятство.
На сей раз забытье длилось куда дольше, но было совсем другим. В нем больше не чувствовалось угрозы, которую он после выхода из Арки ощущал вокруг себя, словно воздух. Временами ему слышались голоса, и в полубессознательном состоянии мерещились кошмары — но теперь они напоминали лишь сны, пусть мучительные и порой страшные, но не более, чем обычные фантазии сонного разума.
Постепенно на смену этому состоянию пришел обычный крепкий сон без сновидений — казалось, он не спал так уже годы и годы. Теплый и спокойный, окутывающий безопасностью мир, в котором иногда возникали чьи-то голоса, но и они не несли в себе угрозы. И Сириус не сопротивлялся волнам дремы, окутывающим его, и целительным дождем проливающимся на его измученную душу.
Но вечно это продолжаться не могло. Однажды, когда его сознание в очередной раз находилось в полудреме, еще не совсем бодрствуя, но и не погруженное глубоко в пучины сна, он вдруг понял, что ощущение перестало быть комфортным. И вместе с тем пришло осознание себя.
Уже очень и очень давно он не чувствовал себя настолько хорошо. Казалось, у него не болело совсем ничего, не считая немного затекшей от долгой неподвижности спины и шеи. Но что куда более важно — сознание было свободным, а ум — ясным. Никаких чужеродных уз, никаких чар. Он был самим собой — впервые за целую вечность!
Некоторое время Сириус лежал, прислушиваясь к своим ощущениям, и к окружающим его звукам. Если верить чувствам слегка онемевшего тела, он лежал в удобной кровати, не испытывая никакого дискомфорта. Во рту ощущался смутно знакомый привкус — но он был уверен, что Темный лорд и его прихвостни не давали ему ничего подобного. Что бы это могло быть?
Однако это недолго занимало его сознание. Если верить звукам — в помещении он был не один. Рядом находился человек, который, судя по всему, сидел возле его кровати, и, похоже, читал книгу? Время от времени до Сириуса доносилось негромкое хмыканье, и шелест переворачиваемых страниц. Собравшись с духом, Блэк чуть повернул голову на звук, и открыл глаза.
Ему потребовалось несколько минут, чтобы глаза привыкли к приглушенному освещению, и он смог сфокусировать взгляд на фигуре человека, сидящего рядом с ним в кресле, и, действительно, читающего какую-то книгу. Но — что было куда более важным — он знал этого человека. Он узнавал его жесты, и сосредоточенное, спокойное выражение лица, и ритм его дыхания, и даже короткие смешки, которыми тот время от времени сопровождал процесс чтения. Знал, как падают на лоб волосы, в которых с момента их последней встречи прибавилось седины. Как меняется в зависимости от того, что он читает, выражение рано постаревшего лица. И даже то, как именно поднимается рука и движутся пальцы, переворачивая страницу.
Сириус на мгновение зажмурился, словно для того, чтобы удостовериться, что перед ним — не видение. Однако образ лучшего друга — единственного оставшегося лучшего друга, из всех, что у него были, — не исчез.
— Все еще пытаешься превратить своего волка в книжного червя, Лунатик? — спросил он, сам не узнавая хриплое карканье, раздавшееся вместо его обычного голоса. Ремус вздрогнул, дернулся, вскидывая на него взгляд и роняя на пол свою книгу. Мгновение — и он слетел с кресла, словно подброшенный неведомой силой, и оказался на краю кровати, вглядываясь в глаза Блэка, не веря, не отпуская его взгляд, не смея и моргнуть, чтобы не упустить его.
— Бродяга, — выдохнул он. Сириус, напрягая все мышцы, пошевелился, пытаясь приподняться, но голова с непривычки закружилась. Сильные руки оборотня удержали его, но сам Люпин при этом выглядел так, словно вот-вот упадет в обморок. — Мерлин Великий, Бродяга! — прошептал он снова. — Ты… как же ты… ох! — его голова поникла.
— Я тоже рад тебя видеть, — от души сказал Сириус. Ремус рассмеялся коротким, лающим смешком, смахивая слезы, и по лицу Блэка тоже расползлась улыбка. Он еще толком не понимал, где именно находится, и что с ним произошло, и как он сюда попал — где бы это «сюда» ни находилось. Но присутствие Люпина рядом внушало надежду, а самочувствие утверждало, что о нем заботились и лечили его. Это точно не могли делать Пожиратели, а значит… А значит каким бы чудом это ни казалось — его подобрали члены Ордена.
— Ну как ты? — спросил Ремус, когда улеглось первое волнение. Сириус выразительно кашлянул и покосился на тумбочку, где помещался графин с водой. Люпин хмыкнул, и, налив воды, протянул Блэку стакан. Осушив его залпом, Сириус довольно крякнул, кашлянул, и с блаженной улыбкой откинулся на подушку.
— А где это мы, Лунатик? — спросил он. Оборотень улыбнулся.
— Не узнаешь? Мы в Хогвартсе. Больничное крыло. Помнишь, я как-то загремел сюда после Травологии, как раз перед полнолунием, и меня поместили в отдельную палату? Вот это она и есть.
— Ясно, — кивнул Сириус, радуясь тому, что его голос снова звучит как обычно. — А как я здесь очутился?
— Ты что-нибудь помнишь? — спросил Люпин без улыбки. Блэк вздохнул.
— Не уверен, что от моих воспоминаний есть толк. Сколько времени меня не было?
— Полтора года, — отозвался Ремус. — Сегодня Сочельник. Второй с тех пор, как…
— Ясно, — кивнул Сириус. — Но постой, раз мы в школе, выходит, я больше не считаюсь опасным преступником? Или я тут тайно?
— Нет. Тебя оправдали постфактум, после событий в Министерстве.
— Событий?
— Ну да. Можешь себе представить, наше вмешательство в небольшую разбору Пожирателей и Гарри с его компанией, принесло и более серьезные плоды. В конце концов, заявились главные действующие лица — я имею в виду Волдеморта и Дамблдора. Насчет их…хм, скажем так, поединка, советую лучше расспросить Гарри — он присутствовал при этом. Я же знаю все только со слов других, а как ты понимаешь, ни Дамблдор, ни сам Гарри не склонны были много болтать об этом.
— Гарри не пострадал? — встревожено спросил Сириус. Люпин покачал головой.
— Не больше, чем обычно. Куда больше его расстроила твоя предполагаемая смерть. Мы ведь вплоть до недавнего времени были уверены, что из-за Арки нет пути назад. Что это смерть, окончательная и бесповоротная…
— Было время, я и сам так думал, — согласился Блэк. — Там… Трудно понять, жив ты или нет. Там нет ни пространства, ни времени. Это и не смерть, и не жизнь. Но это отвратительно. Знаешь, при всей моей «симпатии» к Беллатриссе, хотя бы за спасение оттуда я ей благодарен…
— Не переборщи с благодарностью, — хмыкнул оборотень. — Она тебя вытащила не по доброте душевной.
— Знаю, — кивнул Сириус, невольно содрогнувшись. — Поверь, ЭТОГО я при всем желании не смогу забыть… — они помолчали, и анимаг решительно тряхнул головой — Так что все-таки было еще в Министерстве? Поединок Дамблдора и Волдеморта, ты сказал? И кто из них победил? Темного Лорда я видел, он… Он не выглядел потрепанным. Только не говори, что директор…
— Ну, вообще-то, поединок не был закончен в полном смысле, — пожал плечами Люпин.
С возрастающим удивлением Сириус выслушал рассказ оборотня о событиях, последовавших за его падением в Арку Смерти. К концу повествования он снова ощущал легкую слабость и головокружение, и вызванная Ремусом медсестра, заохав, попеняла бывшему профессору, что он напрасно утомляет пациента. Пациент, которому казалось, что он выспался на год вперед, попытался протестовать, но узнав, что вместо предполагаемого сна ему предстоит всего лишь массаж, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, и легкий ужин, мигом сменил гнев на милость, и охотно подчинился «лечению».
После всех процедур он почувствовал себя еще лучше. Ну еще бы… чуть ли ни с тех пор, как он закончил школу, о нем никто так не заботился. Родные знать его не хотели, Поттеры и сами переживали не лучшие времена — ссора Джареда и Джеймса, уход сына из семьи, разрыв отношений у старшего поколения… Бывали, конечно, случайнее связи, но…
Невеселые размышления прервал шум, доносившийся из основной палаты. Ремус улыбнулся, и, подмигнув Сириусу, распахнул дверь. Минута…
На пороге возникла знакомая фигура — знакомая, и, одновременно, все же немного другая. На мгновение Сириусу показалось, что перед ним вживе предстал Джеймс. Те же круглые очки, растрепанные волосы, изящные, мужественные черты… И все же ЭТОТ паренек оказался чуть меньше ростом, чем его покойный друг, чуть поуже в плечах и поизящнее, хотя не производил впечатление хрупкого, или, уж тем более, изнеженного. Блэк замер, вглядываясь в лицо крестника. Раньше ему казалось, что, по крайней мере, когда Гарри вырастет, глаза Лили на лице Джеймса будут смотреться неуместно, но теперь вынужден был признать, что это не так. Семнадцатилетний Гарри Поттер превратился из несуразного, угловатого подростка в редкостно симпатичного и привлекательного юношу, который мог бы пачками разбивать девичьи сердца, если бы только захотел.
— Гарри! — сказал Блэк, с улыбкой глядя на замершего в дверях паренька.
— Сириус! — завопил мальчишка, и кинулся к нему.
И только теперь, стиснув крестника в объятьях, Сириус наконец окончательно понял, и с несмелой радостью разрешил себе поверить — он вернулся. Наконец-то по-настоящему вернулся домой.