Pov Гарри Поттера
Сидя за одним из столиков в «Трех Метлах», где устроили временный лазарет, я лениво постукивал по столу кончиками пальцев, уставившись в одну точку. Припомнив давние уроки Снейпа в Окклюменции, я тщетно пытался очистить свое сознание от всех мыслей и чувств. Не потому, что опасался вторжения Волдеморта, или чего-то в этом роде, а просто так, чтобы изгнать из своего сознания ужасную мысль — что теперь с Джинни? Похитили ли ее, приняв за Блейз, и если да — как скоро раскроется эта ошибка? До тех пор, пока Пожиратели будут принимать ее за ту, ради кого все это затеяли, Джин будет в относительной безопасности. Хотя, о какой безопасности может идти речь, если она в логове Пожирателей Смерти, а возможно, и вовсе уже доставлена пред красные очи Темного Лорда? Ну, по крайней мере, пока ее буду считать Блейз, она будет жива, иначе ее убили бы прямо на месте. Вот только надежды на то, что Джинни долго удастся дурить головы своим похитителям, было мало. Беллатрисса, да и некоторые другие Пожиратели — особенно те, чьи дети учились в Хогвартсе, — знали Слизеринскую Принцессу в лицо, и в два счета распознают подмену. Да и Хвост, который тоже, без сомнения, крутится там, вряд ли не признает Джинни. Но даже если, до поры до времени, ей и будет сопутствовать удача, обман неминуемо раскроется, когда она предстанет перед Волдемортом.
Интересно, а знает ли он о той давней истории с Тайной Комнатой? Дамблдор уверял, что Волдеморт не может ощущать свои крестражи — слишком давно и долго они были отделены от него. Значит, скорее всего, он не обладает памятью Тома Риддла, вышедшего из дневника. Однако не сомневаюсь, о том, что именно тогда происходило, он знает, хотя бы по рассказам. Наверняка Малфой-старший говорил ему, как именно погиб его дневник, и кто была та девочка, которую он без зазрения совести предназначал ему в жертву. Ну и, в конце концов, не стоит забывать о Легилименции. Даже если сейчас ему ничего неизвестно — стоит ему прочесть разум Джинни, и тайн для него не останется. И почему только Окллюменцию не преподают в школе всем подряд как обязательный предмет!? В такие времена как сейчас… Оставалось только радоваться тому, что девушка ничего не знала о наших поисках, крестражах и планах Ордена. В прежние времена мне казалось ужасно несправедливым, что миссис Уизли каждый раз под разными предлогами отсылала Джинни, когда речь заходила о делах серьезных — теперь же я молиться на нее был готов!
Мы прибыли в Хогсмид вскоре после окончания битвы, когда доставили изготовленные Дамблдором портключи, защищенные от чужих посягательств. Пострадавших — оглушенных и раненных — было гораздо больше, чем в прошлый раз, во время «потасовки» в Хогсмиде. Многие члены Ордена, наряду с прибывшими раньше основной группы аврорами, получили серьезные травмы, а некоторые подверглись малопонятным проклятиям, снять и распознать которые было очень трудно. Разумеется, их всех не могли разместить в Больничном крыле в Хогвартсе, да и доставить раненных прямиком в школу возможности не было. Впрочем, выход нашли почти сразу — мадам Розмерта великодушно предоставила верхние этажи своего заведения под импровизированный госпиталь, благо, постояльцев у нее сейчас почти не было. Мадам Помфри в сопровождении нескольких студентов — старшекурсников, готовящихся в целители, прибыла еще до нашего появления, и незамедлительно занялась ранеными.
Однако потери, которые мы понесли в этой стычке, не ограничивались выведенными из строя членами Ордена и похищенной девушкой.
Восемь человек погибли.
Пожиратели тоже понесли ощутимые потери, однако это вовсе не уменьшало скорби, воцарившейся в сердцах уцелевших. Помимо Фенрира Грейбэка, убито было около десятка темных магов. Порядка пятнадцати человек захвачены в плен, и среди них несколько весьма значительных персон, вроде Рудольфуса Лестрейнджа. Многие Пожиратели были ранены, но их, в отличие от остальных, прямиком отправили в тюремный госпиталь аврората. После допросов их ждал Азкабан — правда, лично я сомневался в надежности этой тюрьмы, и не без оснований. В прошлом он уже доказал свою несостоятельность. Сириус сбежал оттуда самостоятельно, десяток самых верных Пожирателей тоже вытащили без особенного напряга, а уж теперь для сторонников Волдеморта в этом и вовсе не было ничего сложного, особенно после ухода дементоров. Стоило Темному Лорду захотеть — и все его прихвостни мигом окажутся снова на свободе, несмотря ни на какие заверения Министерства, что охрана тюрьмы будет пересмотрена и реорганизована.
Те из членов Ордена, кто не пострадал в битве, или прибыл позднее, собрались в заново отстроенной «Кабаньей голове», где Дамблдор устроил что-то вроде импровизированного временного штаба. Я не мог взять в толк причины выбора именно этого трактира, который, хоть и был после «потасовки» с Пожирателями отстроен почти заново, все равно остался все таким же запущенным и грязным. Словно его и не перестраивали вовсе, а просто махнули на него элементарное Репаро, и все вернулось на круги своя. Хотя, не исключено, что так оно и было? Впрочем, это, конечно, глупость: Репаро может восстановить разбитые и сломанные вещи, но никак не сгоревшие, а «Кабанью голову» уничтожил пожар. Впрочем, факты оставались фактами — трактир был на месте, все такой же, как прежде, словно никакой «хогсмидской потасовки» и в помине не было.
Дел у Ордена было невпроворот — и сопровождать пленных Пожирателей, приглядывая, чтобы их доставили в Аврорат, и сообщить семьям погибших и раненных о судьбе их близких, и провести скорейшее расследование того, как, с какой целью и каким образом было организованно это нападение. Сам Дамблдор, естественно должен был еще объясняться со Скримджером и прочими Министерскими — и не в последнюю очередь по поводу Стэна Шанпайка, которого снова арестовали, когда он пытался пешком сбежать с поля боя. Стыдно становилось вспомнить, как мы с директором отстаивали этого двуличного прыщавого мерзавца! Хотя, Билл предполагал, что на нем мог лежать Империус…
— Гарри, ты как? — проходя мимо, окликнула меня Парвати Патил, бывшая в числе помощниц мадам Помфри. Я поднял на нее взгляд, и несколько секунд пытался сообразить, что ей от меня нужно.
— О. Нет, все хорошо… — пробормотал я, немного невпопад. Она сочувственно посмотрела на меня.
— Уверен? Может, тебе что-нибудь нужно? Принести тебе успокаивающее зелье?
— Нет, не надо. У меня есть… — помотал головой я, притягивая к себе ополовиненную кружку сливочного пива, которым оделила всех, кто не очень пострадал, добрая мадам Розмерта. Парвати покачала головой, и, вздохнув, удалилась.
Я сделал глоток, снова отставил кружку, и, подперев голову одной рукой, снова принялся постукивать по столу пальцами второй. Джинни. Джинни. Джин… Долго ли тебе удастся выдавать себя за Блейз? Блейз. Мерлин великий… Думать о Блейз было ненамного менее мучительно, чем о Джинни.
Билл уверял, что переправил ее в безопасное место, но меня все равно снедала тревога. Пожиратели охотились за ней, что если они ее выследили? Почему же ее до сих пор нет? Я пытался уговорить себя, что, по рассказам Билла и Тонкс, Блейз слегка пострадала при нападении, и что наверняка появится утром, когда ей станет лучше, но сердце все равно сжималось при мысли о ней. А вдруг на нее нападут при попытке добраться сюда? Вдруг ее выследят, перехватят, похитят?
В попытке успокоиться и взять себя в руки, я осторожно потянулся мыслью туда, где привык ощущать присутствие Малфоя. Сознание Драко — затуманенное, словно бы застывшее, было там, но достучаться до него, добиться ответа было безнадежным занятием. Хотелось надеяться, что это только благодаря тому, что парень погружен в крепкий сон, вызванный зельем. Малфой пришел в себя вскоре после того, как нас доставили сюда, но, едва узнав, что Джинни действительно пропала, впал в какое-то странное оцепенение, и расшевелить его не удавалось никакими силами. Он напоминал неживой манекен, и, несмотря на то, что, вроде, был в сознании, не реагировал ни на слова, ни на прикосновения, ни даже на мысленную речь. Мадам Помфри, впрочем, сказала, что такое бывает иногда при особенно сильном потрясении или горе, особенно с чистокровными магами. Это было что-то вроде защитной реакции против шока. Дав Драко ложку сильного снотворного, она уложила юношу, и сказала, что это максимум того, что можно сделать в данной ситуации. Если повезет, выспавшись, парень придет в себя окончательно. Если нет… Более подробно рассказывать она не стала, но перспективы нетрудно было себе представить. Он может оправиться лишь отчасти, а может не оправиться совсем…
Рон, тоже был немало потрясен похищением сестры, но, правда, не впал в транс, подобно Малфою. Он, в свою очередь, тоже получил ложку снотворного, в качестве «довеска» к порции костероста для своей сломанной ноги. Не считая ронова перелома и шокового состояния Драко, оба моих лучших друга отделались сравнительно легко. Уж во всяком случае, легче, чем Гермиона.
На первый взгляд казалось, что она практически и не пострадала, если не принимать во внимания нескольких царапин. Рудольфус продержал ее под Круцио не настолько долго, чтобы повредить рассудку девушки, и, выпив восстанавливающее зелье, снимавшее остаточные симптомы после таких случаев, Гермиона, вроде бы, почувствовала себя хорошо и даже вызвалась тоже помогать мадам Помфри с пациентами. Медсестра хотела было возразить, но работы у нее действительно было невпроворот, и каждая лишняя палочка могла пригодиться. Применение нашлось даже моей, так что и я первое время после прибытия занимался тем, что накладывал «Асклепио» на тех, кто получил мелкие травмы.
Однако после первого же осмотра, который совершила Гермиона, стало понятно, что с ней самой что-то не так. Девушка побледнела, на лбу у нее выступил пот, и, отходя от раненого, она еле держалась на ногах. Я поддержал ее, отвел к кушетке, усадил, и уже собирался идти за мадам Помфри. Однако Гермиона остановила меня, уверяя, что, видимо, просто устала сильнее, чем ей казалось. Я налил ей стакан воды, чтобы помочь девушке немного расслабиться — иногда это помогало, — но стоило ей сделать несколько глотков, как Гермиона побледнела как простыня, выронила стакан и чуть ли не сложилась пополам от рези в животе. Сказать, что я испугался, чуть ли не больше, чем она сама — не сказать ничего. На мой истошный вопль «Мадам Помфри!!!» примчалась не только сама медсестра, но и, по меньшей мере, пятеро ее помощников — из тех, что находились поблизости.
Поначалу повторный осмотр Гермионы ничего не дал. Странное дело, но медсестра даже не могла понять причину боли. Простая вода ее вызвать не могла, к тому же, до нее девушка уже пила зелье, и ее реакция на него была вполне стандартной. Кусая губы, я сначала топтался у входа в комнату, где проходил осмотр, вслушиваясь в неясное бормотание мадам Помфри, а потом, окончательно уяснив, что она не может понять причину происходящего с Гермионой, побежал за Дамблдором. Директор, к счастью, находился на первом этаже, а не в «штабе».
С его помощью нам удалось установить, что, помимо Круциатуса, Гермиона подверглась воздействию неизвестного проклятия, вероятно, имеющего отношение к Родовой Магии. Однако даже сам Дамблдор, хотя тоже владел этим видом волшебства, как ни удивительно, кажется, не сталкивался до сих пор ни с чем подобным, равно как и Джаред Поттер, невесть почему тоже околачивающийся здесь. Впрочем, я был к нему несправедлив — дед участвовал в схватке наравне с другими членами Ордена, хотя, насколько я знал, официально в его рядах не состоял. Да, прибыл он позднее, чем многие другие, но, тем не менее, все же внес некоторую лепту в то, что нам все же удалось отбиться от врага. Пока профессора устроили консилиум возле постели девушки, я мерил шагами коридор, и чертыхался про себя на то, что не могу посоветоваться с Малфоем. Наверняка проклятие, наложенное на Гермиону, было из разряда домашних секретов темных магов. Драко мог его знать, или хотя бы догадываться. Конечно, я почти не сомневался, что такой гений волшебства, как наш директор, тоже сможет выяснить, в чем именно там дело и как с этим бороться, но все же…
Надежды на Дамблдора оправдались лишь отчасти. Впрочем, это уже была не его вина. Заклятие, использованное Лестрейнджем, оказалось коварным, и таило в своей структуре множество «подводных камней». Снять его сразу было невозможно, к тому же — что было куда хуже, — почти нельзя было предугадать, какое следующее действие может повлечь за собой неприятные последствия. Использование целительных чар как на Гермионе, так и ею самой, не повредило девушке, равно как и выпитое зелье, а вот простой глоток воды спровоцировал желудочные колики. Однако даже после этого нельзя было с уверенностью утверждать, в чем именно была причина такой реакции — то ли в магической — немагической природе воздействия, то ли в чем-то другом. Экспериментировать, чтобы выяснить более подробно, что именно вызывает болезненные симптомы, тоже было нельзя — это могло спровоцировать и вовсе что-нибудь непоправимое.
Наконец, уже во втором часу ночи, профессора с величайшей осторожностью наложили на измученную Гермиону усыпляющие чары, и оставили ее отдыхать. Меня тоже пытались отправить спать, и даже выделили мне небольшую комнатку под самой крышей, которая была слишком высоко, чтоб втаскивать туда пациентов, однако я был слишком взволнован, чтобы уснуть. Смертельный страх за Джинни, переживания за Гермиону, тревога за Блейз и беспокойство за Драко и Рона (хотя с этими-то двумя все было еще более-менее нормально, по сравнению с остальными) — все это наслаивалось одно на другое, и я не мог бы надеяться задремать, как бы ни устал. Вместо этого я спустился в полупустой общий зал, часть столиков из которого была убрана, чтобы не мешать проходу, и уселся за один из боковых столов, цепляясь за кружку сливочного пива, в надежде, что это поможет хоть чуть-чуть расслабиться.
Не знаю, сколько я так сидел. Наверное, в какой-то момент усталость все-таки взяла свое, хотя я все равно не уснул по-настоящему. Я даже не задремал толком, просто слишком глубоко задумался, но все равно — сознание отключилось, и я на какое-то время словно выпал из реальности. Вывел меня из этого состояния скрип входной двери. Час был поздний, и с улицы уже давно было просто некому появиться, — все, кто должен был, находились внутри. Моя рука инстинктивно дернулась к карману, где лежала палочка, но…
Но в следующее мгновение я забыл и думать о ней, и, отшвырнув стул так, что он с грохотом свалился на пол, вскочил на ноги. Вошедшей оказалась Блейз.
Девушка замерла всего лишь на мгновение, увидев меня, а в следующий момент мы практически одновременно рванулись навстречу друг другу. Я подхватил ее, обнял, крепко прижал к себе, мое сердце колотилось как бешеное, а она… Она обнимала меня так же крепко, как я ее, чуть дрожа, прижимаясь ко мне всем телом. Я уткнулся лицом в ее волосы, — они были растрепанные, кажется, впервые на моей памяти.
— Хвала Мерлину, ты в порядке, — пробормотал я. — Ты ведь в порядке?
— Да, да, со мной все хорошо, — глухо проговорила Блейз куда-то в мое плечо.
— Откуда ты взялась? — спросил я, чуть отодвигаясь, чтобы посмотреть ей в лицо. Девушка подняла голову. Усталая, бледная, на лице — никакой косметики, под глазами залегли тени, веки и губы припухли, точно от слез. И, несмотря на это, она все равно была красива — а для меня вообще была самой прекрасной девушкой в мире.
— Меня Сириус привез, — ответила она на мой вопрос. — Ну, точнее, мы с ним вместе аппарировали из Норы. Он сейчас подойдет, сказал, что ему нужно еще зайти в «Кабанью Голову».
— А, понятно. А откуда Сириус знал, где тебя искать? — спросил я. Блейз пожала плечами.
— Ну как откуда — от Билла, — ответила она. — Они вместе прибыли в Нору после того, как все закончилось. Билл, понятное дело, остался, а Сириус сказал, что мне лучше перебраться сюда, под защиту Дамблдора. Они опасались, что после битвы Пожиратели могут начать проверять дома членов Ордена…
— А аппарировать вам было не опасно? — запоздало встревожился я. Блейз покачала головой.
— Нет, отследить аппарацию можно, только если наблюдать за точкой отправления, а никто из Пожирателей не знал, что я была в Норе. Я… — она запнулась, и подняла на меня полные слез глаза. — Билл рассказал о том, как закончилась схватка, и… в общем, я… Я слышала про Джинни. Он рассказал Молли…
— О. Понятно. Как миссис Уизли? — спросил я, тяжело сглотнув.
— Ужасно, — Блейз, уже не сдерживаясь, всхлипнула. — Как будто на их семью мало свалилось в последнее время! Когда Билл вернулся, и рассказал, что Джин похитили… Я… — девушка снова всхлипнула, судорожно вытирая слезы, но они все равно продолжали катиться по ее щекам. — Это все из-за меня, — пробормотала она. Я протестующе вскинулся и затряс головой.
— Нет! Не говори так! — воскликнул я. — Ты тут ни при чем. Скорее… Скорее уж, все это моя вина, — я отвел глаза. Блейз фыркнула сквозь слезы.
— А ты при чем? Не тебя же пытались похитить!
— А ты думаешь, из-за чего пытались похитить тебя? Не из-за того ли, что ты моя девушка? — возразил я. Блейз снова фыркнула, но теперь уже почти не плача.
— Ну и самомнение у тебя, Гарри Поттер! — воскликнула она. — То есть того, что я могла им понадобиться сама по себе, ты не допускаешь?
— Я… — я даже растерялся. Я и в самом деле даже и не пытался обдумать какую-то другую причину, да и, если подумать, что еще могло понадобиться Волдеморту от Блейз, как не доступ ко мне? — Я не думаю, что причина в чем-то еще, — сказал я наконец. — Сама посуди. Что еще им могло от тебя понадобиться, как не способ воздействия на меня? Не сомневаюсь, они узнали о наших отношениях — или от Дафны, или от кого-нибудь еще, и… Тебе не кажется, что это очевидно? Добраться до меня они не могут из-за охранных чар Дамблдора, но Волдеморт неплохо меня изучил. Он знает, что ради спасения дорого мне человека я пойду на все. Так уже было с Сириусом. Но на одну и ту же удочку дважды я не попадусь, он не смог бы снова обмануть меня. Я не куплюсь на простое видение и постараюсь выяснить, как дела обстоят на самом деле, прежде чем соваться в пекло. И Волдеморт это понимает. Вот он и решил, что, в таком случае, надо сделать приманку реальной. — Блейз вздохнула и несколько сникла.
— Ты, наверное, прав, — согласилась она. — Но это ничего не меняет.
«Не меняет…» — с горестной иронией подумал я, снова прижав ее к себе. — «Ошибаешься, любовь моя… Это меняет все. Как я могу быть вместе с тобой, зная, что этим подвергаю тебя опасности? И… И как я могу с тобой не быть, если при одной мысли о том, чтобы расстаться, мне хочется умереть? Но дальше так продолжаться не может. Я не могу, не имею права рисковать тобой, счастье мое… Я должен найти в себе силы оставить тебя. Боже, помоги мне, я так тебя люблю!»
Словно прочитав мои мысли, Блейз вскинула голову, и, притянув меня к себе, прижалась губами к моим губам. Как бы я ни старался собраться с духом, я не смог не ответить на поцелуй. Горе, боль и отчаяние, страх и тревоги, всё, что я пережил за этот ужасный вечер — все это навалилось на меня, давя непосильным грузом, грозя затянуть меня глубоко-глубоко в черную пучину безысходности. И я уцепился за девушку, словно утопающий за соломинку, отчаянно целуя ее, прижимая к себе, вдыхая аромат ее волос и кожи, и мечтая только о том, чтобы это не прекращалось. Но даже сейчас, где-то в глубине моего разума, на задворках сознания, тревожным колокольчиком звенела все та же ужасная мысль: «Я не могу рисковать ей. Нам придется расстаться…»
В груди кипела обида, жгучий протест против того, чтобы оставить Блейз. Ну почему, почему я не могу просто жить, как любой нормальный человек? Да будь проклят тот день, когда Трелони произнесла свое глупое пророчество! Сколько я уже потерял из-за него, — родителей, дом, семью, нормальное детство, связь с магическим миром на бесконечные одиннадцать лет! Чуть не потерял Сириуса, и тоже по вине этого проклятого пророчества! И не из-за него ли, в конечном итоге, погиб Седрик? Если бы не это пророчество, Волдеморт не стал бы охотиться именно за мной, и ему не было бы нужды именно в моей крови для того, чтобы возродиться! И не было бы этого дьявольского плана, переплетенного с Туринром Трех волшебников, и Кубка-портала, и кладбища…
Так неужели теперь я должен потерять еще и свою любовь, которую только-только обрел?
Но ведь на самом деле, выбора у меня нет. Я смогу, смогу справиться, если только расстанусь с ней, но буду знать, что Блейз жива, здорова и в безопасности! Но если она погибнет… Это будет только по моей вине. Если я не смогу защитить ее…
И все же, несмотря на все размышления, я просто не мог найти в себе достаточно сил, чтобы сделать необходимый шаг, сделать именно сегодня, сейчас! Выпустить ее, а возможно, даже оттолкнуть. Я понимал, что должен так поступить, и чем скорее — тем лучше, но… Но может быть, не сегодня? Может, еще не сейчас? Почему я не могу напоследок получить от своей чертовой жизни хоть что-то, даже если это «что-то» — всего лишь несколько поцелуев?
С огромным трудом я все-таки оторвался от ее губ, — только для того, чтобы, заглянув ей в глаза, увидеть в них отчаянную мольбу, эхом отозвавшуюся в моей собственной душе. Сам не знаю, откуда я нашел силы отвести взгляд хоть на минуту — чтобы наконец взять себя в руки. Как бы мне ни было больно…
Наконец, немного успокоившись, я снова посмотрел на нее.
— Устала? — спросил я. Блейз покачала головой.
— Не то, чтобы очень, — отозвалась она. — Большую часть битвы я просидела в Норе, в полной безопасности, под крылышком у миссис Уизли. Сначала я еще пыталась как-то помочь вам, но от меня было мало толку со сломанной ногой, и потом, Пожиратели охотились именно за мной. Так что сначала Тонкс велела мне уходить, а потом Билл просто переправил в Нору… Я…
— Я знаю, — перебил я, ласково улыбнувшись при виде ее смущения. Девочка моя, неужели после всего этого ужаса, в который я тебя втянул, ты еще переживаешь, что не могла остаться и помочь нам? — Билл и Тонкс рассказали, — пояснил я в ответ на ее изумленный взгляд.
— Мне так стыдно, что я сбежала, — пробормотала она. Я покачал головой.
— Прекрати самобичевание, — фыркнул я. — Ты сама знаешь, что в той ситуации поступила наилучшим образом. А теперь пошли, устала ты или нет, тебе все равно необходимо прилечь. Сращивание костей отнимает много сил — уж ты мне поверь, я знаю на собственном опыте.
— И откуда бы, — с убийственным слизеринским сарказмом фыркнула она. — Многоопытный ты наш… Знает он на собственном опыте. Ну да, а я тут вся такая наивная и неискушенная… К тому же, я ведь не играю в квиддич, мне никогда не доставалось на тренировке, и я в жизни вообще костей не ломала, — так откуда мне знать такие подробности…
— О… Ну да, — смутился я. Я как-то упустил из виду то, что Блейз была слизеринской Охотницей. — Все равно, — упрямо тряхнув головой, я посмотрел на нее. — Мне тут выделили комнатку под самой крышей, но я не думаю, что смогу уснуть, так что с радостью уступлю тебе кровать.
— Угу, — фыркнула Блейз. — А сам будешь спать на пороге?
— Как настоящий рыцарь, готовый охранять покой своей дамы, — я улыбнулся и галантно поклонился, правда, все это — и поклон, и улыбка — вышло несколько вымученным. Девушка хмыкнула.
— Ладно, «настоящий рыцарь», веди уже в свою чердачную келью, — вздохнула она. — А насчет сна на пороге — это мы разберемся, — добавила Блейз вполголоса, так что я только чудом расслышал ее слова. Впрочем, я не стал заострять на этом внимание.
Мы поднимались не торопясь, держась за руки, и почему-то шарахаясь от каждого шороха, словно крадущиеся обжиматься в дальнем уголке любовники. Однако, как ни грустно это было, я хорошо отдавал себе отчет в том, насколько это не соответствует реальности. В самом деле, о какой любовной связи вообще могла идти речь, если я собрался расстаться с ней? Пусть и не так чтобы очень уж добровольно, или по собственному желанию — скорее, под давлением обстоятельств… Но сути дела это не меняло. И потом…
И потом, даже не принимая во внимание мое новообретенное намерение оставить Блейз ради ее безопасности, я вовсе не был уверен в том, что, оказавшись в постели с девушкой, не ударю в грязь лицом. Это было еще хуже, чем сомнения по поводу поцелуев. По крайней мере, целоваться было не сложно, и сам процесс оказался довольно простым, да и какой-никакой, скудный опыт у меня все же был. А вот в постели все было иначе — по крайней мере, насколько я знал.
Не скажу, чтобы я был совсем уж наивен в этом вопросе. Вряд ли можно было этого ожидать, учитывая, что бОльшую часть года я жил в общей спальне с тремя другими парнями, не считая Рона, который, несмотря на наличие собственной комнаты, все равно не пренебрегал заходить и в спальню нашего курса. Естественно, как и любые нормальные подростки в период полового созревания, мы делились друг с другом и каким-никаким скудным сексуальным опытом, и подцепленной невесть где информацией. Симус и Дин пару раз даже привозили из дома какие-то журналы довольно интересного содержания. Это было еще на пятом курсе, и с тех пор уже порядком истрепавшиеся издания так и кочевали по нашей спальне, оказываясь в тумбочке то у одного, то у другого — начиная от самого Симуса, и кончая Невиллом. Стыдно признаться, но и я далеко не брезговал рассматривать их, не говоря уже о том, чтобы читать опубликованные статьи. Пожалуй, ни одно школьное пособие не было изучено нами так же хорошо, как эти страницы. И все-таки, как ни крути, но журналы — журналами, а личного опыта это ни в коей мере не заменит. Да и информация в статьях была, мало того, что неполной, так еще и далеко не всегда о том, что хотелось узнать…
Разговор с Сириусом, который я пытался затеять этим утром, пока Блейз и Драко были на суде, — Мерлин великий, неужели это было только этим утром? — тоже не принес облегчения. Ну, во-первых, крестный оказался к этому абсолютно не готов. Когда я поделился с ним своей проблемой, я имел возможность наблюдать редкую картину. Сириус вспыхнул до корней волос и забормотал что-то о том, что, дескать, да-да, конечно, он все понимает, но ему уже давно не приходилось разговаривать на эту тему, и он предпочел бы сперва иметь возможность собраться с мыслями, и так далее. Поразмыслив, я готов был сам надавать себе подзатыльников за бестактность. В самом деле, маловероятно, чтобы за последние годы — а если быть точным, то за последние шестнадцать лет! — у Сириуса была возможность, действительно, хотя бы поболтать с кем-то об этом, уж не говоря о том, чтобы обновить свой сексуальный опыт. В самом деле — тринадцать дет в Азкабане, потом год скитаний вокруг Хогвартса в надежде увидеть меня и добраться до Петтигрю, еще год игр в кошки-мышки с Министерством, когда крестный вынужден был скрываться… Потом фактически заточение на площади Гриммо во время моего пятого курса, и в довершение всего — полтора года в потустороннем лабиринте за Аркой… Хотя, возможно, я немного заблуждался. Да, маловероятно, чтобы у Сириуса была возможность завести какие-никакие отношения в тот год, который он околачивался вокруг школы, на моем третьем курсе — было слишком рискованно выдавать себя, да и вся магическая Британия тогда разыскивала его днем с Люмосом. Но вот позже? Это уже не казалось невероятным. К тому же, не стоило забывать и о магловских женщинах, которые вообще понятия не имели о его нелегальном положении — более того, некоторые из них даже это могли счесть привлекательным. К тому же, даже после тюремного заключения Сириус все еще сохранял остатки привлекательности, а уж когда немного привел себя в порядок… Не думаю, что ему было так уж сложно найти партнершу — возможно, не для длительных отношений, но, в конце концов, я не такой дурак, чтоб считать возможным только этот вариант… Впрочем, даже если все обстояло не так уж плачевно, посвящать крестника в тонкости полового воспитания Сириус оказался не готов.
В общем, разговор, как таковой, у нас с крестным практически и не состоялся, если не считать разговором его туманное обещание поразмыслить над ситуацией, и поговорить позже. Ну, благо хоть Сириусу теперь не надо было скрываться, и ничто не мешало ему приехать в Хогвартс практически в любой момент, когда он наконец дозреет пообщаться с крестником. Впрочем, моего положения это нисколько не облегчало…
А вообще-то, если по-честному, все эти размышления и сетования на недостаток опыта были не боле чем попыткой отвлечься и найти какое-никакое дополнительное оправдание тому, что я собирался сделать…
К тому времени, как мы наконец добрались до верха и вошли в предоставленную мне комнатку, я успел утвердиться в своем решении. В самом деле, оттягивать неизбежное, ужасное, но необходимое расставание, было бессмысленно. Чем дольше я тянул, тем большей опасности подвергал Блейз. Я не имел права поступать так…
Комната оказалась действительно маленькой — даже меньше, чем моя комнатка у Дурслей, а ведь по меркам Магического Мира их дом сам по себе считался чуть ли не крошечным. Тут едва поместилась кровать, небольшой шкаф для одежды, и крохотный столик с висящим над ним запыленным и мутным зеркалом в потемневшей деревянной раме. Войдя, я кивком указал Блейз на узкую односпальную кровать, и отвернулся, чтобы дать ей возможность переодеться, но Блейз только скинула мантию и небрежно опустила ее на единственный стул, кое-как втиснутый между кроватью и шкафом.
— Гарри, — негромко сказала она, усаживаясь на край кровати, и приглашающе похлопала по покрывалу, предлагая мне сесть рядом с собой. Я сглотнул. Вот и настал момент истины, к которому я подсознательно готовился все то время, которое заняла дорога наверх. При взгляде на ее лицо моя решимость таяла, как кусок льда перед жарко пылающим камином, и я понимал, что должен как можно скорее покончить со всем этим, пока еще хоть как-то держу себя в руках.
— Блейз, нам нужно… — начал было я, и запнулся. «Нам нужно расстаться» — сходу, в лоб — пожалуй, очень неудачное начало. Может, разрубить все одним ударом было бы и проще, но я не хотел ранить ее чувства больше, чем это необходимо. Да и… Не знаю, как я сам выдержал бы свою грубость по отношению к ней. — Нам нужно поговорить, — кое-как вывернулся я.
— Ну, хорошо, я с удовольствием тебя выслушаю, — кивнула она, мягко улыбнувшись. — Может, ты все же присядешь? — спросила она. Я облизнул пересохшие губы и покачал головой.
— Не думаю, что это хорошая идея, — сказал я. — И потом… То, что я собираюсь сказать, тебе не понравится.
— Так, — кивнула она, и я каким-то шестым чувством ощутил, что девушка вся подобралась. Ее поза не изменилась, она вообще, казалось, не двинула ни единым мускулом — но почему-то я был уверен, что внутри Блейз сжалась, как взведенная пружина. Наверное, пребывай она сейчас в своей анимагической ипостаси — выпустила бы когти и прижала уши, как разозленная кошка. — Я догадываюсь, о чем ты, — холодно-нейтральным голосом произнесла она. — Но продолжай.
— Я… — я набрал в грудь побольше воздуха, и на одном дыхании выпалил, точно бросаясь в омут головой: — Я думаю, что нам необходимо расстаться!
К моему удивлению, она снова даже не пошевелилась. На какой-то момент мне даже подумалось, что я не произнес этого вслух — Блейз сидела в той же позе и, все так же молча, смотрела на меня, не говоря ни слова. Я уже начал подумывать о том, не повторить ли мне сказанное, хотя и слабо представлял, как мне найти для этого силы. Но тут Блейз закрыла глаза, и медленно покачала головой.
— Дай, угадаю, — непривычно резким, чуть хрипловатым голосом проговорила она, и снова вскинула на меня взгляд. На сей раз в зеленых глазах, казалось, полыхает настоящее гневное пламя. — Это все из-за этого дерьма, о котором ты говорил внизу, да? Типа, что из-за тебя я в опасности, потому что я твоя девушка, и это легкий доступ к тебе, и бла-бла-бла, так?
Я мог только ошеломленно кивнуть, пораженный этим тоном, и грубостью ее слов, и тем, что она вообще использовала подобные выражения — она, утонченная Слизеринская Принцесса! Таких слов я мог ждать от Пэнси Паркинсон, но никак не от Блейз! Впрочем, видно, именно это, как ничто другое, лучше всего и выражало ее протест, гнев и негодование пополам с отчаянием, которые плескались во взгляде девушки.
— Вот что я скажу тебе, Гарри — все это чушь собачья! — резко сказала она, будто выплюнув. Чуть опомнившись от потрясения, я сдвинул брови.
— Блейз… — начал было я. — Если ты понимаешь, почему я это делаю, ты не можешь не видеть и того, что другого выхода нет! Я знаю, что ты сейчас скажешь, — воскликнул я, поднимая руку, увидев, что она собирается возразить. — Ты скажешь, что тебе все равно, что ты не боишься и что готова рисковать… Но Я не готов. Я не пойду на это. Не могу рисковать тобой. Чем угодно — но не тобой…
— Гарри… — как-то обессилено вздохнула девушка, и плечи ее поникли. Хрипотца и резкость исчезли из ее тона, и это снова был мелодичный, чуть усталый, но нежный голос моей Принцессы. — Неужели ты не понимаешь, что это глупо и бессмысленно? Это чуть ли не худшее, что ты можешь сейчас сделать, и к тому же — в этом нет никакого смысла. Это ничего не изменит. Только причинит боль нам обоим, и тем самым ослабит тебя. Не думаю, что это именно то, чего ты хочешь.
— Важно не то, чего я хочу, Блейз, — возразил я, сглотнув, чтобы убрать вставший поперек горла комок. — Важно обезопасить тебя. Волдеморт охотится за тобой, потому что ты моя девушка, и он не успокоится, пока не… Пока не добьется своего. Я не могу позволить ему причинить тебе вред!
Почти не осознавая, что делаю, я шагнул к ней и опустился на колени на старый истрепанный коврик возле кровати — прямо у ее ног. Наши глаза оказались почти на одном уровне — мои лишь чуть ниже, чем ее. Я с болью в сердце посмотрел в ее лицо. «Может быть, это в последний раз…» — мелькнула горькая мысль. В глазах Блейз стояли непролитые слезы, но она была далека от рыданий. Девушка выпрямилась, придвигаясь ближе ко мне. Одна ее ладонь легла мне на грудь, другая невесомо коснулась волос.
— Гарри… — начал она, но я не дал ей договорить.
— Я не могу, Блейз, — повторил я, накрывая ее ладошку, лежащую у меня на груди, своей. — Я должен обезопасить тебя, понимаешь? Если мы расстанемся, у него больше не будет причин, чтобы преследовать тебя…
— И он такой дурак, по-твоему, что не догадается, в чем причина нашего разрыва? — фыркнула она. — Гарри, будь логичен. Ты сам сказал внизу, Волдеморт знает тебя. Знает, что ты за человек, и как привык поступать. Что изменит перемена дурацкого официального статуса? Он играет на твоих чувствах, а не на положении! Допустим, мы расстанемся. Что это изменит? Что с того, что я не буду больше официально считаться твоей девушкой? Ты перестанешь относиться ко мне так, как раньше? И если он похитит меня, ты просто махнешь рукой, и скажешь — «ну что ж, она все равно уже моя БЫВШАЯ девушка, так пусть Темный Лорд делает с ней что хочет, мне все равно»? Так?
— Блейз, да я… да я делаю это только ради тебя! Я жизнь за тебя отдам, неужели ты не понимаешь?! — воскликнул я. — И он знает об этом! Поэтому и охотится за тобой!
— И ты передумаешь отдавать жизнь за меня, если мы расстанемся!? — почти в тон мне крикнула она. — Только не пытайся убедить меня в том, что так и будет!
— Я… — Я запнулся, когда смысл ее слов окончательно дошел до меня, и медленно покачал головой. — Нет. Так не будет. Я при любых условиях умру за тебя, если понадобится… — пробормотал я, теряя задор, снова потрясенный до глубины души этими словами. Неужели… Неужели Блейз права? Я не видел изъяна в ее рассуждениях. Я в любом случае в лепешку расшибусь, чтобы спасти ее, если что-то случится, и не так уж важно, будем ли мы при этом официально встречаться, или расстанемся. — Я… Но… Но если он будет думать, что между нами все кончено, возможно, он поверит, что похищать тебя нет больше смысла? — проговорил я, но возражение получилось жалким даже на мой собственный взгляд. Естественно, Блейз не приняла его.
— Гарри, мне потребовалось две минуты, чтобы понять, что к чему, — негромко сказала она, покачав головой. — Как думаешь, сколько понадобится Волдеморту? Даже если считать его полным идиотом, не думаю, что у него займет больше десяти минут прийти к тем же выводам. К тому же, времени на размышления у него будет куда больше, тут он не ограничен. И что он сделает, когда поймет, как обстоят дела? Думаешь, он отступиться, со словами — «Ну, раз Поттер решил, что Блейз Забини ему больше не девушка, значит, надо оставить ее в покое и поискать другую жертву?» Мне почему-то кажется, что он, скорее, посмеется над твоей наивностью, и продолжит придерживаться своего плана.
— Мерлин… — пробормотал я с тяжелым вздохом, и, чуть отклонившись назад, закрыл лицо руками и с силой потер его ладонями. — Я не знаю. Все так запутано…
— Дамблдор считает, что любовь — это твоя сила, Гарри, — негромко сказала девушка, мягко взяв меня за запястья, и отводя мои руки от лица. — Так не делай ее своей слабостью. Наша разлука не принесет тебе ничего, кроме боли. Она не обеспечит мне безопасности, и не поможет тебе обрести уверенность. Она только заставит нас обоих страдать, вот и все.
Я слабо кивнул, и, опустив голову, закрыл глаза. Наверное, именно так чувствует себя надувной резиновый мячик, из которого вынимают затычку, чтобы спустить воздух. Минуту назад меня наполняла горькая решимость — пусть и причиняя боль, но все-таки давая какое-то странное, иррациональное чувство уверенности в правильности и необходимости своего поступка. В том, что я делаю что-то, что может помочь хоть чуть-чуть, хоть отчасти исправить ситуацию, в которой мы все оказались. Теперь же это ощущение ушло — и вместе с облечением, с радостью от того, что теперь у меня есть железное основание не расставаться с Блейз, я осознал и другой, куда более неприятный факт. Факт собственного бессилия. Ведь как ни крути, все было просто ужасно — и я не видел выхода из этой ситуации. Джинни в руках Волдеморта, и нет никакого способа вытащить ее. На Блейз объявлена охота — и я ничего не могу сделать, чтобы обезопасить ее, потому что поставил ее в такое положение именно своими чувствами, над которыми, увы, не властен! Гермиона проклята неизвестным проклятием, и мы не знаем, удастся ли как-нибудь нейтрализовать эти чары. Два крестража из оставшихся четырех — в руках Волдеморта, и даже если он не знает, что за осколками его души идет охота, все равно, добраться до них нет никакой возможности. Еще об одном крестраже мы вообще имеем настолько смутное представление, что шансов найти его — практически никаких… И даже Драко, — чтоб ему… прожить тыщу лет и больше никогда не охотиться! — впал в какой-то дурацкий транс, и неизвестно, очнется ли полностью! И я ничего — НИЧЕГО! — не могу со всем этим поделать!
Блейз потянула меня к себе, обнимая за плечи и прижимаясь ко мне, так что моя голова устроилась у нее на плече. Я уткнулся лбом в ее ключицу, медленно тоже обнимая девушку, одной рукой обвивая ее талию, а другой — чуть выше, и прижался к ней, словно она была моей единственной опорой.
— Прости меня, — тихо, но так, чтобы она услышала, проговорил я. В голове крутились сотни фраз для оправданий, вроде того, что я просто хочу защитить ее, что я не хотел сделать ей больно и что мне невыносимо думать, что все из-за меня, но я молчал. Нежная рука гладила меня по голове, тонкие изящные пальчики перебирали мои волосы, и я знал, что на самом деле мне вовсе и не нужно оправдываться. Я знал — Блейз все мои оправдания были известны не хуже моего, и они тоже ничего не могли изменить. — Прости, — повторил я, и она в ответ только крепче обняла меня.
— Я люблю тебя, — шепнула она, целуя меня в макушку, и потерлась носом о мои растрепанные волосы. — Мой наивный гриффиндорский дурачок, как же я тебя люблю…
— Я люблю тебя, — эхом откликнулся я, поднимая голову и заглядывая в искрящиеся зеленые глаза девушки. — Блейз, я не шутил сейчас. Я действительно умру за тебя, если понадобится.
— Гриффиндорский дуралей, — повторила она, ласково хмыкнув. — Я слизеринка. За нас не умирают, чтоб ты знал. За нас — ВЫЖИВАЮТ. В этом гораздо больше смысла.
Я не удержался от короткого смешка — уж больно заразительной была ее лукавая усмешка. Наверное, это был подходящий момент, чтобы поцеловать ее, а потом, возможно, и перейти к чему-то большему, наплевав на все свои сомнения и предрассудки, если б не одно «но». А именно — накатившая на меня взамен поддерживавшего напряжения, опустошающая, нечеловеческая усталость. Казалось, это произошло один момент — секунду назад я еще улыбался ей, осознавая и себя, и ее слова, и окружающее — а в следующий миг мир вдруг подернулся сонной дымкой, словно мозг разом отключился, не выдержав перегрузки. Я вдруг обнаружил, что с трудом могу держать глаза открытыми, и отчаянно заморгал — правда, это почти не помогло. Если бы Блейз не обнимала меня, поддерживая и крепко прижимая к себе, я бы, наверное, зашатался и свалился прямо на пол, уснув стоя, или сидя, или в любом другом положении.
И снова моей Слизеринской Принцессе не потребовалось много времени, чтобы понять, что со мной. В полусне, отчаянно пытаясь удержать остатки ускользающего сознания, я почувствовал, как ее руки осторожно снимают с меня сперва очки, аккуратно пристроив их на тумбочке возле кровати, потом мантию, которую накинул мне на плечи кто-то из членов Ордена, когда нас перевезли сюда. Потом все те же руки расстегнули мою рубашку, помогли освободиться от нее, а затем и стащили с меня футболку. Прикосновение прохладного воздуха к обнаженной коже несколько отрезвило меня — я шире распахнул глаза, и заморгал, пока Блейз подняла меня с колен, и, наложив, очищающие чары на мои брюки, откинула покрывало и толкнула меня на постель.
— Блейз, я… — я вспыхнул, на какой-то момент проснувшись в достаточной степени, чтобы осознать, что происходит. Тонкий пальчик коснулся моих губ.
— Чшшшш… — шепнула девушка.
Одним движением палочки она избавила меня от обуви, а потом начала осторожно расстегивать свою блузку. Я ощутил нарастающее смущение, не совсем понимая, что она собирается делать. Все мои страхи подспудно вновь зашевелились — но теперь к ним добавился еще и страх разочаровать ее, уснув в самый неподходящий момент. А учитывая то, что мои глаза все равно все еще слипались, это было вполне возможно. Блейз хмыкнула, снова безошибочно угадав мое смущение, и скользнула под одеяло рядом со мной, так и не сняв блузку до конца. Кровать была настолько узкой, что волей-неволей нам пришлось накрепко прижаться друг к другу — хотя я почти уже не осознавал происходящего. Блейз оказалась в моих объятьях, устроив голову у меня на плече и прильнув ко мне всем телом, а я обнял ее, не понимая уже, правильно это или нет, прилично или распутно, и осознавая лишь одно — ощущение было приятным. Я чувствовал себя умиротворенным, хотя и усталым как никогда. Снова мелькнула мысль о том, что она, наверное, ждала чего-то большего, но Блейз, все еще державшая палочку, снова взмахнула ею.
— Нокс! — шепнула она. Свет, исходивший от висевшей на стене зачарованной лампы, работавшей по тому же принципу, что фонарь в сарае для метел, погас. По шороху простыни и движению прижатого ко мне тела, я догадался, что Блейз убрала свою палочку под подушку, а потом она нежно прикоснулась губами к моим губам — всего на минутку. — Спи, — шепнула девушка. — Сладких снов, любимый…
Я не нашел в себе сил пробормотать в ответ хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее положенную ответную реплику — вместо этого только крепче обнял ее, и, повернув голову, уже в полусне коснулся ее губами — кажется, попал в лоб, прямо под линией волос. Это была последняя мысль, скользнувшая по задворкам моего сознания — в следующее мгновение я уже крепко спал.
Утром нас разбудил громкий настойчивый стук в дверь, который продолжался минут пять, не меньше. Я неохотно вынырнул из теплых глубин крепкого сна. Судя по тому, как затекло все тело, я всю ночь так и пролежал, не шелохнувшись — но был ли тому причиной сковавший меня сон, или же дело было в теплом девичьем теле, прильнувшем ко мне? Впрочем, несмотря на приятные воспоминания и крепкий сон, пробуждение оказалось не из лучших, и по нескольким причинам сразу. Ну, во первых — этот назойливый стук в дверь, во-вторых, — то, что все тело немилосердно затекло, а еще, после вчерашней битвы и непривычной нагрузки, ныл каждый мускул. Кроме того, плечо, которое Блейз беззастенчиво использовала вместо подушки, за ночь онемело, и когда девушка, просыпаясь, пошевелилась, мне показалось, что руку пронзили сотни крохотных иголочек. И в довершение всего — остро встала утренняя проблема, прекрасно знакомая каждому парню, достигшему определенного возраста. Особенно парню, проснувшемуся в одной постели со своей девушкой, в которую влюблен до умопомрачения, и которая очень даже соблазнительно прижимается к нему всем телом. И самое ужасное — никакой возможности решить эту проблему, потому как человек за дверью сдаваться не собирался.
Словно в подтверждение моих опасений, стучавший, видно, потерял терпение. За дверью раздалось мрачное «Алохомора!», и в открывшемся проеме буквально «воздвиглась» темная фигура Снейпа в неизменной черной мантии. Без очков я видел его не особенно четко, однако этого и не требовалось. «Мне конец» — с ошеломляющей ясностью пронеслось у меня в голове. В последние месяцы Мастер Зелий относился ко мне не в пример лучше, чем раньше, — наверное, благодаря моей дружбе с Драко, — но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что картина, представшая перед его глазами сейчас, выходила далеко за рамки того, что зельевар мог мне спустить. Застать ненавистного Поттера полуголым, в постели с его любимой студенткой, практически сестрой его крестника… Да его же сейчас удар хватит! Я лихорадочно зашарил онемевшей и плохо слушающейся рукой по тумбочке в поисках очков, которые, насколько я помнил, Блейз ночью приткнула именно туда. К счастью, они отыскались довольно быстро, и я поспешно водрузил их на привычное место.
— Профессор! — охнула Блейз, проснувшаяся на пару минут позже меня. Ее расстегнутая блузка за ночь сбилась куда-то за спину, открывая все, что только возможно, и девушка лихорадочно подтянула одеяло под подбородок. К несчастью, — или, наоборот, к счастью, — кровать была такой узкой, что мы с трудом умещались на ней даже в обнимку, так что полностью повернуться на спину, чтобы оказаться к Снейпу лицом, ей было затруднительно. А тем временем, взбешенный Снейп действительно побагровел, как дядя Вернон, а потом вдруг так же резко побледнел. А я запоздало сообразил, что хоть на мне и оставались брюки, под одеялом их все равно не видно, так что он вполне может решить, что мы вовсе не только спали в одной постели, но и…
— Поттер! — практически выплюнул Снейп в своей лучшей презрительно-ненавидящей манере. Я подозревал, что с самого момента его появления, мое лицо пылало аки маков цвет, но после этого жарко стало даже ушам. — Вы… — он окинул меня взглядом, полным неприязни и отвращения, и, скривившись, перевел глаза на Блейз.
— Профессор, я… Мы… Ничего такого не было, мы просто… — девушка смутилась еще больше, судорожно комкая край одеяла тонкими пальцами, и бросила смущенный, испуганный взгляд сначала на него, а потом, почему-то, и на меня. — Я просто поздно прибыла этой ночью, и Гарри предложил уступить мне свою кровать, а потом… В общем, мы просто спали рядом, ничего такого…
— Избавьте меня от вашего лепета, мисс Забини, — холодно отозвался Снейп, но в его голосе мне послышалось скрытое облегчение. — Ваши любовные приключения — и неприключения — меня нисколько не интересуют. Директор велел как можно быстрее переправить вас пятерых, считая и мисс Грейнджер, мистера Уизли и мистера Малфоя, в школу. Карета, которую будут охранять члены Ордена, пока она не достигнет Хогвартса, отправляется очень скоро. Через десять минут вы оба должны быть внизу, у дверей — одетые, и в приличном виде! Иначе оба факультета лишатся по полсотни баллов, а вас двоих до конца года будут ждать отработки по выходным! — ядовито закончил он, и удалился, как всегда эффектно взмахнув полами мантии, и с блеском хлопнув за собой дверью. Застонав, я откинулся на подушку, прижав к лицу свободную руку.
— Мерлин! Пожалуй, хуже этого было бы только проснуться в кольце Пожирателей и под прицелом волдемортовой палочки, — простонал я. — И то не уверен…
— Думаешь, все так плохо? — осведомилась Блейз, садясь, и окончательно освобождаясь от своей блузки. Я замер, наполовину опустив руку, и недоуменно уставившись на нее. Исчезнувшая при появлении Снейпа, эрекция вернулась почти сразу.
— Что ты делаешь? — выдавил я, судорожно сглатывая.
— Одеваюсь, — невозмутимо пожала плечами Блейз, за лямку подцепив со стула бюстгальтер, который непонятно каким образом успела снять вчера. Хотя, наверное, я просто был чересчур сонным, чтоб заметить это. — И ты мог бы, между прочим, отвернуться, коль скоро мы пока не любовники. Я, знаешь ли, не особенно привыкла позировать без одежды, — холодно заметила она. Казалось, покраснеть сильнее, чем под взглядом слизеринского декана, уже невозможно, но мне, тем не менее, это удалось.
— Ты сердишься, что я вчера вырубился? — пробормотал я, мигом отвернувшись к стене, и для верности закрыв глаза ладонью, нисколько не заботясь о линзах своих очков. Блейз хмыкнула.
— Не дури, Гарри, я сама вчера была не в лучшем состоянии, чем ты, — отозвалась она, но голос ее прозвучал неожиданно мягче, чем я ожидал. — Возможно, я слегка расстроена, но это не твоя вина. Просто так сложились обстоятельства… все, я закончила, можешь поворачиваться.
«Закончила» — было немного преждевременно сказано, она только еще застегивала разглаженную заклинанием блузку, и от моего взгляда не укрылась манящая ложбинка ее груди и мраморно-белая кожа. Не то чтобы я не видел этого раньше, но в том состоянии, в котором я находился… Блейз застегнула последнюю пуговицу и неодобрительно покосилась на меня.
— Эй, ты не заснул снова? — осторожно спросила она. — Гарри, ты в порядке?
— Я… — я с трудом оторвал взгляд от обрисованных блузкой контуров девичьего тела, и честно попытался сосредоточиться на чем-нибудь еще. Однако то, что я успел увидеть до того, как отвернулся, казалось, прочно поселилось у меня в голове. Даже дышать было трудно, а сердце колотилось как бешеное. Проклятие, я еще ни разу не был так возбужден — и опять же, не имел ни малейшей возможности хоть что-нибудь сделать с этим! Разозлившись, я рывком сбросил одеяло — и только тут запоздало понял свою ошибку. Брюки, выбранные для меня Малфоем в тот достопамятный поход в Хогсмид, совершенно ничего не скрывали. Черт, надо было призвать рубашку, или лучше мантию, и прикрыться, но я, как обычно, выставил себя полным идиотом!
Впрочем, Блейз, кажется, так не считала. В ее глазах заплясали чертики, а на лице появилось знакомое выражение — словно у кошки, перед которой поставили полное блюдце сметаны.
— Кажется, у тебя возникла проблема? — спросила она неожиданно низким, соблазнительным голосом, от которого мне разом стало во сто крат труднее держать себя в руках. — Думаю, лучше разобраться с ней до того, как мы пойдем вниз, тебе так не кажется?
— Эээ… — я понимал, что на моем лице уже запросто можно жарить яичницу. Еще никогда в жизни я не был так смущен, растерян и возбужден одновременно. Соображать удавалось с трудом, а в голове теснились откровенно непристойные картинки и образы. — Да, я… Ты лучше иди, а я разберусь с этим, — выдавил я. Блейз сдавленно хмыкнула, и только тут до меня дошло, что подтекст получился совсем недвусмысленным. — Я в смысле, мне нужно отвлечься и подумать о чем-то… э, непривлекательном, чтобы… Ну то есть, в твоем присутствии… когда ты рядом, это почти бесполезно, и… — поспешно и сбивчиво затараторил я. Блейз снова хмыкнула, но на ее лице играла все та же улыбка.
— Не беспокойся, — мягко сказала она, и неожиданно скользнула вперед, придвинувшись почти вплотную. К моему стыду у меня вырвался лишь удивленный и сдавленный звук, напоминающий писк. — Думаю, у нас есть пара минут. Лучше разобраться с этим по-другому…
Ее маленькая, изящная рука с силой толкнула меня в плечо, опрокидывая на постель, и через секунду Блейз вытянулась рядом. Я смотрел в ее лицо расширенными глазами, потеряв дар речи от удивления. Девушка погладила ладонью обнаженную кожу моей груди, и это отчасти вернуло мне способность дышать — но лишь на мгновение. В следующий момент ее ладошка соскользнула ниже и накрыла мой пах, нежно, но сильно поглаживая напряженную плоть прямо через брюки. Остатки рассудка махом вышибло у меня из головы, я застонал, не в силах сдержаться, и рывком притянул ее к себе, накрыв губы голодным поцелуем. Никогда еще я не целовал ее так — отчаянно, жадно, сходя с ума от кипящего в крови возбуждения. Блейз прильнула ко мне, с жаром ответив на поцелуй, ее тело прижалось к моему, а рука продолжала свое занятие…
Мне хватило всего лишь нескольких движений. Заведенный до предела, я уже был на грани, когда у Блейз вырвался то ли вздох, то ли стон — и это оказалось уже слишком для меня. Я задрожал, отрываясь от ее губ, запрокинув голову, вскрикнул и забился в судорогах наслаждения — вряд ли могло найтись другое определение тому, что со мной творилось.
Естественно, как любой парень в моем возрасте, я прекрасно знал, как удовлетворить себя, и, случалось, фантазировал как раз почти о том, что произошло сейчас… Но разница между воображаемыми картинками и реальностью оказалась просто фантастической, не говоря уже о том, что ощущения были сильнее во сто крат. Никогда еще разрядка не наступала так быстро — и не была столь интенсивной.
Первым ощущением, которое пришло ко мне, когда я немного пришел в себя и отдышался, был стыд. Мерлин, мне казалось, что просто невозможно выставить себя бОльшим идиотом, чем я сделал только что. Однако взгляд Блейз не был ни насмешливым, ни презрительным. В это трудно было поверить, но глаза моей Принцессы светились любовью и нежностью… И это подействовало ободряюще. Я улыбнулся, и, притянув ее к себе, снова поцеловал — на сей раз нежно и трепетно.
— Ну как ты? — спросила Блейз через пару минут, оторвавшись от моих губ. — Так лучше?
— О, намного… — отозвался я. В самом деле, я ощущал себя просто великолепно — казалось, даже все тревоги и волнения отступили. Говорите, мне нужно победить Темного Лорда? Эй, Волдеморт, выходи, подлый трус! Я хмыкнул, понимая, что, конечно, моя бравада была далеко не всерьез.
— Тогда нам лучше поторопиться. Снейп, мне кажется, не шутил на счет десяти минут — у нас осталось всего пара… — заметила Блейз, отстраняясь, и осторожно оттирая ладонь простыней. Я снова ощутил легкое смущение, однако оно ни в какое сравнение не шло с тем, что я испытывал раньше.
— Угу… — отозвался я, и, запоздало спохватившись, вскинул взгляд на успевшую подняться девушку. — Постой, а как же… Как на счет тебя?
— Гарри, у девушек с этим немного сложнее, — кашлянув, отозвалась Блейз, слегка зардевшись. — Так что, если не возражаешь, пусть все пока остается как есть.
— Но…
— Действительно нет времени, — решительно пресекла она мои дальнейшие попытки возражать, кидая мне мою мантию и рубашку с футболкой. — Одевайся, нам пора.
— Ладно, — без особого энтузиазма согласился я. За нарочитой деловитостью Блейз мне не составило труда разглядеть смущение, и я понимал, что мне нужно что-то предпринять, чтобы показать, насколько я ценю то, что она сделала для меня. Однако девушка была права — время поджимало. Нашарив в кармане мантии свою палочку, я быстро наложил на себя (и отдельно — на свои брюки) очищающие и освежающие чары, и оделся прямо-таки в рекордные сроки. Магия не могла в полной мере заменить настоящее умывание, но, по крайней мере, теперь не придется страдать от невозможности почистить зубы. Правда, рубашка осталась не до конца застегнутой, а мантию я и вовсе просто перебросил через плечо, но это были уже мелочи. Блейз, впрочем, так не считала. Пока я одевался, она расчесывала волосы трансфигурированной из стакана расческой.
— Гарри, Снейп сказал — в приличном виде, — неодобрительно нахмурилась она, окинув меня придирчивым взглядом. Я закатил глаза.
— Я тебя умоляю, да он никакой мой вид, все равно, не сочтет приличным! — отозвался я. Девушка покачала головой, и, шагнув ко мне, тщетно попыталась пригладить расческой мою растрепанную шевелюру. — Да бесполезно, Блейз, все равно не уложишь, — сказал я, однако, не отстраняясь.
— Одно дело небрежность, а другое — неряшливость, — пробормотала она, увлеченно приглаживая пальцами мою челку. — А ты бы хоть застегнулся пока, что ли. Ладно, пошли, а то декан нас и правда нагрузит отработками, — вздохнула девушка.
По дороге я все-таки успел застегнуть и заправить в штаны свою рубашку, хотя, как оказалось, спешка была напрасной. В главном зале паба никого не было, кроме одной из девушек, работавших на мадам Розмерту. Она возилась с посудой в дальнем углу, за стойкой, и не обратила на нас никакого внимания. Выглянув в окно, я убедился, что запряженная парой фестралов большая карета уже ждет нас, однако никого из членов Ордена или преподавателей не было видно. Да и Рона, Гермионы и Драко тоже. Опершись о подоконник, я посмотрел на Блейз и осторожно привлек ее к себе, обнимая одной рукой за талию.
— Ты в порядке? — спросил я. Девушка кивнула, но почему-то не поднимала глаз. — Блейз?
— Я… — она нервно облизнула губы, не глядя мне в лицо. — Все нормально, Гарри, правда, я просто… да нет, ничего, все хорошо…
— Ты… Ты жалеешь о том, что произошло? — тихо спросил я. Блейз вспыхнула и наконец-то подняла взгляд.
— Нет, я … Я не жалею, просто… мне не по себе. Я боюсь, ты сочтешь меня… распущенной.
— Распущенной? Что за чушь, — фыркнул я, стараясь смягчить тон так, чтобы не обидеть ее. — Ты была совершенно великолепна. Хотя… — Я запнулся, и постарался говорить как можно более беззаботным тоном. — Ну, я бы не прочь узнать, где ты могла этому научиться, — пробормотал я. Блейз фыркнула.
— Ну, не сказать, чтобы я именно УЧИЛАСЬ этому, — отозвалась она. — Это… ну, как бы, я не то, чтобы знала что делаю.
— То есть как?
— Ну… У меня не было уверенности, что все сработает на практике так, как предполагается, — смущенно уточнила она. Я продолжал удивленно смотреть на нее.
— «На практике»? Бог мой, Блейз, ты что, изучала это в теории? — я не знал, плакать или смеяться. Девушка хмыкнула и заулыбалась.
— Ну, я не читала учебников, если ты об этом, — отозвалась она. — И не изучала ничего специально. Просто прочла несколько описаний…
— Но где?
— Сентиментальные дамские романы. Некоторые из них весьма… откровенны в этих вопросах, — пояснила Блейз. Ее смущение, кажется, отступило. — Правда, Нарцисса в свое время говорила, что не все, написанное там, полностью соответствует истине. Поэтому я и сомневалась, что все делаю правильно, но кажется, это сработало не так уж плохо? — она лукаво подмигнула, и я не удержался от смеха, подумав, однако, что (учитывая, насколько я был возбужден) сработало бы, пожалуй, все что угодно из того, что она могла бы со мной делать. И неважно, насколько теоретически правильными были бы эти действия.
— Мда уж, ОЧЕНЬ даже неплохо. Значит, сентиментальные романы, говоришь? — Ну надо же, кто бы мог подумать. Теперь понятно, почему Парвати с Лавандой читают их буквально пачками. Хм… если все обстоит именно так, может, стоит взять это на заметку? Тряхнув головой, я задвинул мысль подальше — стоило только представить, что устроят однокурсники, застав Гарри Поттера за чтением любовных романов! Да я потом со стыда год не смогу глаза поднять…
Блейз, легонько чмокнув меня в губы, сказала, что ей нужно в туалет, и я остался один, предоставленный своим мыслям. Однако без нее веселое настроение испарилось довольно быстро, а легкомысленные рассуждения улетучились без следа, стоило только бросить взгляд на столик, за которым я сидел вчера при ее появлении. Все тревоги и переживания, что терзали меня тогда, мигом вернулись, словно только и ждали своего часа, чтобы нахлынуть с новой силой. Джинни. Гермиона. Крестражи. Волдеморт…
Возвращение в школу, под стать размышлениям, было невеселым, да и последующие дни были не лучше. Снейп, правда, не стал особенно придираться к нам с Блейз и не осуществил свои угрозы по поводу баллов и отработок, но при взгляде на меня всякий раз недовольно кривил губы. Мои тревоги за Блейз и то, что наши отношения подвергают ее опасности, немного улеглись. Благодаря присутствию и защите Дамблдора, Хогвартс все еще оставался самым безопасным местом в Британии, да и сам я старался не оставлять девушку надолго, проводя почти все свое время рядом с ней. Раз уж ее не защитит разрыв наших отношений, то, может быть, я смогу уберечь ее сам?
Гермионе стало немного лучше — Дамблдор смог разработать какие-то чары, которые, хоть и не могли полностью нейтрализовать действие проклятия, все-таки существенно поддерживали девушку, защищая ее от особенно острых проявлений Темной магии. После долгих препирательств с мадам Помфри и бесконечных уговоров, ей даже разрешили посещать занятия — правда, с тем условием, что она по возможности воздержится от активной практики, и будет, как минимум, дважды в день являться в Больничное Крыло на осмотр. Рон, в отличие от нее, поправился полностью, не считая потрясения после похищения сестры и бесконечной тревоги за нее. А вот Драко…
Драко, на первый взгляд, все еще оставался погружен в то странное состояние, в которое впал тем вечером, узнав, что ни остановить, ни задержать, ни даже выследить и обнаружить похитителей Джинни не удалось. Его взгляд оставался пустым и отрешенным, а лицо — бесстрастным и ничего не выражающим. Ну, впрочем, по сравнению с тем, что было с ним в самом начале, ему тоже все-таки стало немного лучше, если можно так сказать. По крайней мере, он теперь слышал и реагировал, когда к нему обращались, сам односложно отвечал на вопросы и больше не напоминал марионетку с обрезанными ниточками. Но и до настоящего, живого и активного человека ему было далеко. Скорее Драко напоминал какого-нибудь человекообразного робота из магловских фильмов — внешне неотличимого от обычного человека, но холодного и не способного ни на чувства, ни на эмоции. Но что было хуже всего — я не мог пробиться к его сознанию, не мог нащупать даже глубоко внутри искорку его истинной сущности. Нет, наша мысленная связь не исчезла, она даже вполне исправно работала, да и узы, передававшие ощущения и эмоции тоже, вот только… Вот только и его мысленные реплики были такими же односложными, как и его ответы вслух, а эмоциональное состояние не сильно отличалось от опустошенного выражения его лица. Сознание Драко напоминало голую ледяную пустыню, какие я видел на картинках и в телепередачах про Арктику и Антарктиду. Словно у него и не было никаких переживаний и чувств. Я мог бы понять, если бы он попытался спрятать свои боль и тревогу вглубь сознания, словно улитка в свою раковину, или если бы он снова скрылся под высокомерной маской Слизеринского Принца и вновь стал эгоистичным мерзавцем, которого мы знали на младших курсах. Но эта жуткая ледяная пустота… кажется, она пугала даже Блейз, хотя девушка и не могла почувствовать состояние названного брата так же глубоко, как и я.
Стоило нам доехать до школы, как нас с Драко, Роном и Гермионой немедленно вызвал к себе Дамблдор, у которого нашлись для нас две, самую капельку обнадеживающие новости. По его словам, выходило, что Джинни действительно в руках у Волдеморта — причем не просто у Пожирателей, а непосредственно там же, где находился и сам Темный Лорд. Его убежище искали и авроры, и члены Ордена, однако пока безрезультатно — Темная магия, которую использовал Волдеморт, в этом отношении была ничуть не менее эффективна, чем заклятие Доверия. Выходило, что добраться до Джинни и освободить ее мы сможем не раньше, чем соберемся собственно убивать Волдмеорта… Обнадеживало, конечно, не это — скорее, тот факт, что, если верить тому, что показывали семейные часы Уизли, Джинни все еще была жива. Более того ее стрелка указывала на деление «попала в неприятности», а не на «в смертельной опасности»! А это значило — шансы есть! Шансы, что ее не убьют раньше, чем мы сможем придумать хоть что-нибудь, чтобы освободить ее! Главное — чтобы она смогла дожить до тех пор, пока мы не сможем добраться до этого красноглазого уродца…
Вторая обнадеживающая новость заключалась в том, что члены Ордена нашли торгаша, которому Наземникус продал медальон Слизерина, а через него, по цепочке перепродаж, вышли и на его нынешнего владельца, увлеченного коллекционера из древнего рода Меллори. Теперь они вели с ним переговоры о покупке, и, хотя пока коллекционер и слышать ни о чем нее желал, Дамблдор не терял надежды уговорить его.
После этого разговора, настроение у меня несколько поднялось, хотя его и омрачали кое-какие невеселые мысли. И не последней из них оставался шестой крестраж, о котором до сих пор ничего не удавалось выяснить. Действительно ли это реликвия Рейвенкло, или же Волдеморту не удалось ее найти, и он использовал что-то еще вместо нее? И если да — то что это могло бы быть?
Pov Драко Малфоя
Скользнув невидящим взглядом по верхушкам зазеленевшего Запретного Леса, я подставил лицо свежему весеннему ветерку, и, поведя плечами, чуть изменил позу. Я сидел на широком парапете Астрономической башни, прислонившись спиной к установленному на нем планшету для Мерлин знает каких астрономических наблюдений и вычислений. Дни и ночи, часы и минуты — время теперь тянулось для меня невыносимо медленно, словно вода, которая просачивается по капельке из неплотно завернутого крана. С момента похищения Джинни прошло ровно две недели, пять дней, двадцать один час и тридцать одна минута. Хотя, насчет минут это все-таки приблизительно — естественно, до таких подробностей вычислить время мне не удалось, да я и не стремился. С тех пор мы так и не получили никаких вестей относительно ее местонахождения, и только лишь стрелка часов в доме ее семейства утверждала, что девушка все еще жива.
Как же я устал, Салазар-основатель, просто непередаваемо. Устал от бесконечных назойливых расспросов о том, как я себя чувствую, и все ли со мной в порядке, от настороженных, полных сочувствия взглядов Блейз, Поттера и Грейнджер, от молчаливого нейтралитета, который поддерживал Рональд и от озабоченно-встревоженных взглядов учителей. От бесконечных целебных и укрепляющих зелий, которыми чуть ли не силой пичкал меня крестный… Но больше всего я устал от самого себя. От той бесконечной ледяной пустоты, от холода и безразличия, что поселились в моей душе вот уже почти три недели назад, и казалось, воцарилась в ней навечно. Не было ни сил, ни желания бороться, да и откуда им было взяться? В холодной пустоте неоткуда было возникнуть эмоциям, которые одни только и могли дать толчок, необходимый для того, чтобы все сдвинулось с мертвой точки.
И при этом мой ум работал четко и ясно, я прекрасно осознавал то, что происходило вокруг, мог спокойно и логически рассуждать, не жаловался ни на память, ни на сообразительность. Вот только не было желания делать с этим хоть что-то. Странное дело: пока Джинни была здесь, в школе, рядом со мной, пока я мог пусть хотя бы раз-два в день видеть ее — это вроде бы и не имело значения. Я занимался учебой и своими обязанностями, и мог даже игнорировать ее, как до прошлого квиддичного матча — правда, не намеренно, но все же…
Но теперь… одна мысль о ней, одно упоминание ее имени, и…
Но нет, шаблонные реакции, взятые из слезливых романов, не подходили к моему случаю. Мое сердце не сжималось, не екало и даже не обливалось кровью при воспоминании о Джинни. Не было эмоций и сожалений. Просто ледяная пустота, царившая в душе, вдруг начинала звенеть сотнями крохотных ледяных иголочек, грозя в клочья разодрать и рассудок, и сознание, и все то немногое, что еще оставалось от моего прежнего «Я»…
Наверное, если рассуждать трезво, все это было более, чем странно. Ведь как ни крути, при всей моей любви, влюбленности и увлеченности рыжеволосой гриффиндоркой, она была совсем не единственным смыслом моего существования, и не одна она занимала значительное место в моем сердце. Ведь я же любил родителей, Блейз и Северуса, да, Гриндевальд побери, даже Поттера! Так почему сейчас все сразу, одним махом перестало иметь значение?
Возможно, дело было еще и в подспудном осознании вины? Даже в мыслях я не назвал бы это «чувством» — ничто из того, что я испытывал, не заслуживало столь громкого названия. И все-таки, я понимал, что где-то в подсознании я обвиняю себя в том, что позволил этому случиться. Джинни похитили у меня на глазах, а я ничего не смог сделать, чтобы помешать этому. Одна только эта формулировка заставляла ледяные иголочки внутри меня превращаться в ледяные ножи, так что, видимо, она была недалека от истины.
В последние дни я полюбил оставаться один и бродить по дальним школьным коридорам, где редко когда можно было встретить других учеников, или подниматься на Астрономическую Башню, распугивая влюбленные парочки, облюбовавшие это местечко с незапамятных времен. Наверное, опять же, определение «полюбил» было не совсем верным — просто в одиночестве я чувствовал себя комфортнее. Любое постороннее вмешательство в мое личное пространство вызывало глухое раздражение, и это было чуть ли не единственной оставшейся у меня эмоцией, хотя, честно говоря, мне и на нее было наплевать. Большую часть нагрузки старосты с меня сняли — Блейз полностью занялась дополнительными уроками зельеварения с первокурсниками, а ежедневные проблемы факультета, с которыми я обычно разбирался, решать взялся лично Снейп. Уроки я посещал исправно, без пропусков, а домашнее задание делал по ночам. Все равно в теперешнем своем состоянии я почти не нуждался во сне — мне хватало нескольких часов. Да я и не спал толком, просто ложился, закрывал глаза, и проваливался все в ту же ледяную пустыню, которой, казалось, не было ни конца, ни края. По звонку будильника я открывал глаза, не ощущая себя ни бодрым, ни отдохнувшим, и только лишь логически осознавал, что тело получило необходимый физический отдых. На завтрак, обед и ужин я ходил исправно, без понуканий, но ел мало, и не особенно обращая внимание на то, что именно попадает в рот. Еда не лезла в глотку, и я с трудом мог проглотить хоть несколько кусочков, но, кажется, этого было достаточно. Квиддичные тренировки я тоже проводил регулярно, особенно в преддверии матча, но летал, честно говоря, так себе — игра тоже перестала меня интересовать…
Как однокурсники, так и младшие студенты, за эти дни неплохо усвоили, что если я решил побыть в одиночестве, меня лучше не трогать. И не столь уж важно, был ли это озабоченный моим душевным состоянием Поттер, или просто влюбленная парочка, которая решила, что площадка Астрономической Башни предназначена для их свидания в то время, пока я там находился. Я не испытывал гнева — нет, только глухое раздражение, — но и этого было довольно, чтобы без всякой палочки подхватить потоком Родовой Магии нарушителя моего личного пространства, и выставить его за ближайшую дверь. Гарри, правда, это не останавливало: даже не имея возможности видеть меня, он все равно не отставал, используя мысленную связь. Поэтому пришлось освоить фокус с тем, чтобы закрывать от него свое сознание. Мы и раньше проделывали нечто подобное при желании, например, когда поссорились по наводке Дафны перед Рождеством, или когда у меня бывали свидания с Джинни, а у Гарри — с Блейз.
Тихие шаги на лестнице не стали для меня неожиданностью, однако возникшее привычное раздражение было не таким уж сильным, видимо, притушенное усталостью. В самом деле, однотипность собственной реакции на раздражители тоже начала меня утомлять, хоть я и ничего не мог с этим поделать. А может, просто пришло время изменить это?
Я чуть повернул голову, чтобы краем глаза посмотреть на того, кто заявился в закатный час на Башню. Для студентов-энтузиастов, горящих желанием сделать практику по Астрономии, было рановато — звезды еще не появились. Хотя, кто их, энтузиастов разберет… Ну, хоть на влюбленную парочку не похоже — шаги принадлежали одному человеку.
— Привет, — легко и почти беззаботно произнес девичий голос. Я вздохнул. Как раз то, чего мне не хватает до полного счастья — это общество Луны Лавгуд. Полоумная подружка Поттера и его компании не вызывала у меня теплых чувств и раньше, а теперь… Я мысленно пожал плечами. Да какая разница, в сущности? Она — не она, один я — или нет? Я все равно не то чтобы любовался закатом или предавался важным размышлениям. А уж, коль скоро мне все равно чихать с высокого дерева на то, что со мной происходит, то надо ли гнать ее прочь? По крайней мере, она не Поттер, и не будет лезть в душу, а послушать ее бред — так это все равно ни к чему не обязывает… Может, это хоть чуть-чуть развлечет меня?
— Привет, — не особенно радушно отозвался я, и снова уставился вдаль, скользя взглядом по верхушкам деревьев. Лавгуд неторопливо приблизилась, и остановилась рядом со мной, облокотившись локтем о зубец Башни.
— Ты пытаешься увидеть аэрилию? — спросила она. Я по привычке фыркнул, хотя особенного интереса не испытал.
— Кого? — переспросил я.
— Аэрилию, дух воздуха, — пояснила она. Я дернул плечами — снова очередной бред, вроде ее любимых козлорогих крысяков, или как там она их называет. А впрочем, какая, к лешему, разница?
— Что за духи воздуха? — поинтересовался я, просто чтобы поддержать разговор. Луна улыбнулась своей странной отрешенной улыбкой.
— Аэрилии прекрасны, но коварны. Они часто летают возле высот, на которых могут появиться люди. У них в подчинении всегда бывает по нескольку мозгошмыгов, которых они насылают на людей. Если не защититься от их влияния, можно поддаться соблазну, и поверить в самые невероятные вещи. Например, что можешь ходить по воздуху, или летать без метлы. А потом, когда аэрилия поманит тебя, ты пойдешь к ней, потому что она очарует тебя, но упадешь и разобьешься.
— Звучит не так уж и плохо, — мрачно бросил я вполголоса. В выпуклых светлых глазах Лавгул промелькнуло что-то похожее на озабоченность.
— Наверное, в твою голову уже проник мозгошмыг, — заметила она. — Но к счастью, от них очень просто защититься. Вот, возьми, — и она, порывшись в кармане, вытащила оттуда что-то вроде большой серой луковицы и протянула ее мне. Я машинально взял ее, и, осмотрев, вопросительно взглянул на рейвенкловскую блаженную.
— Что это? — я по-прежнему не ощущал интереса, но… Джинни тепло относилась к этой тихой ненормальной девчонке, и ради одного этого я готов был щадить ее чувства и обращаться с ней вежливо.
— Это Лирный корень, — пояснила она. — Мозгошмыги совершенно не выносят его эманаций и сразу улетучиваются. Правда, когда он высыхает, то перестает действовать, так что такая защита недолговечна.
— О. Ну, все равно, спасибо, наверное, — пробормотал я. Луна ласково улыбнулась. — Но тебе же он, наверное, самой нужен? — спросил я, не представляя, что мне делать с этой штукой дальше.
— Оставь себе, у меня есть еще, — сказала она. — Я… Я думаю, Джинни будет приятно узнать, что я о тебе позаботилась.
Я сглотнул. Впервые за долгое время у меня в горле встал комок при упоминании о Джинни, а сердце кольнуло — совсем не так, как обычно. Ничего похожего, на звенящие в морозной пустоте ледяные иглы. На сей раз это было словно вспышка пламени — крохотная и мгновенно угасшая, но, тем не менее, ощутимая.
— В самом деле? — выдавил я. Лавгуд кивнула.
— Джинни — мой друг, — сказала она. — А ты ей дорог. Я говорила ей, как могут быть опасны мозгошмыги, и она, наверное, и о тебе беспокоилась. Ты ведь ей дорог, — повторила девушка с обезоруживающе-невинной улыбкой.
— Я ей дорог? — переспросил я, с удивлением понимая, что сердце забилось быстрее, а комок в горле стал ощутимее. Конечно, бред про этих ее мозгопрыгов — ерунда, но если она думает, что я был дорог Джинни… «Ведь Джин ни разу не сказала мне открыто, любит ли она меня», — мелькнула горькая мысль, снова кольнув сердце раскаленной иголкой.
— Ну, ведь она же с тобой встречалась, — пожала плечами Лавгуд. — Думаю, если бы ты упал с Башни из-за какого-нибудь мозгошмыга, она бы очень расстроилась. Знаешь, говорят, что только самые могущественные волшебники могли полностью защищаться от мозгошмыгов. Хотя, вот например мой отец думает, что этого не умела даже сама Ровена Рейвенкло. Он уверен, что все дело в ее знаменитой диадеме, которая, по легенде, добавляла ума владельцу. Папа считает, что на самом деле, она просто могла защитить его от мозгошмыгов. Он пытается воссоздать ее, и, мне кажется, близок к успеху. Он придумал особые сифоны для мозгошмыгов, которые установил на свою диадему. Она, конечно, не такая красивая, как у Ровены, но ведь дело не во внешнем виде, правда?
— Стой, стой, погоди, — прервал я ее, чувствуя легкий интерес к ее словам. Впервые за долгое время ощущать хоть что-то было необыкновенно приятно, но и вместе с тем, я вдруг прекрасно осознал, что то, что я услышал только что, может быть невероятно важно. — Ты говоришь, знаменитая диадема? Диадема Ровены Рейвенкло? Что, правда, есть такая вещь? — спросил я, невольно затаив дыхание.
— Ну конечно, — с прежним спокойствием, словно лесное озеро в лунную ночь, отозвалась девушка. — Это ведь такая же легендарная вещь, как меч Гриффиндора. У Ровены была диадема, которая, по легенде, прибавляла ума тому, кто ее надевал. На ней была надпись: — «Ума палата дороже злата». И мой отец думает, что нашел способ ее воссоздать.
— Вот как, — пробормотал я, сдерживая внутреннюю дрожь. — Но зачем ему ее воссоздавать — разве нельзя воспользоваться той, что уже существует?
— О, боюсь, что нет, — покачала головой Луна с легким сожалением. — Настоящая диадема пропала после смерти Ровены.
— О, — выдохнул я, и на меня нахлынуло разочарование. Пустышка. Всего лишь дурацкая легенда для простачков, желающих стать умнее, не приложив к этому усилий. Лавгуд поняла мое разочарование по-своему, и ободряюще потрепала по плечу.
— Не расстраивайся, — сказала она. — Я уверена, что мой папа все делает правильно, и у него получится сделать так, чтобы его диадема работала. Может, она будет работать даже лучше.
— Да, да, конечно… — рассеяно проговорил я. Надо отдать ей должное, но несмотря на все свои безумные теории, Луна Лавгуд неплохо умела понимать своего собеседника — по крайней мере, в том, что касалось его настроения. Она словно разом почувствовала, что мой интерес к разговору угас, и больше на распространялась ни о мозгошмыгах, ни о диадеме своего папаши.
Опустив голову, я вдруг осознал, что снова чувствую неимоверную усталость — но совсем не так как раньше. Это больше не были апатия и безразличие ко всему. Я почувствовал некоторую слабость во всем теле, и одновременно с этим — почти непреодолимую сонливость. Казалось, я могу лечь и уснуть прямо здесь, на открытой верхушке Астрономической Башни. Представив себе сон здесь, я поежился от холода — темнело, и теплый весенний денек быстро сменялся холодным вечером. Потянувшись, я слез с парапета и отряхнул свою мантию.
— Хочешь, я провожу тебя до гостиной? — спросил я девушку, но Луна лишь мягко улыбнулась и покачала головой.
— Нет, спасибо. Я ведь пришла сюда, чтобы выполнить практикум по Астрономии, — сказала она. Наверное, я должна показать тебе разрешение? — она вопросительно посмотрела на мой значок старосты. Я заморгал.
— А? А, оу… — мда, информативное высказывание… Я мысленно хмыкнул, краем сознания отметив, что ко мне, кажется, возвращается способность иронизировать. — Да нет, не нужно, — остановил я начавшую снова рыться в карманах девушку. — Я тебе верю. Ну, и потом, ты ведь не станешь выпрыгивать с Башни, верно?
— Не волнуйся, у меня еще есть с собой годный в дело Лирный Корень, — улыбнулась она. — А вот у тебя такой вид, будто тебя осыпало пыльцой сонной бабочки. Будь осторожен, она вызывает сонливость, хотя сны навевает приятные.
— Да? Ну что ж, спасибо, что предупредила, — неуверенно проговорил я, отступая. — Ээээ…ничего, если я пойду? Ты… С тобой все будет в порядке?
— О, да, все отлично, — кивнула девушка. — Не переживай. Лучше иди, отдохни, а то станешь легкой добычей для…
— Ладно, спокойной ночи, — поспешно сказал я, не в силах выслушивать лекцию об очередных мифических существах, жертвой которых я мог бы стать. Право слово, на сегодня с меня хватило аэрилий, мозгоползов и сонных бабочек… Луна с улыбкой кивнула в ответ, и я заторопился к лестнице.
Однако так просто уйти мне было, видно, не суждено. Я прошел примерно с полпути вниз, и достиг уже маленькой площадки, разделяющей два яруса винтовой лестницы, когда заслышал внизу знакомое бряцанье цепей. Конечно, будучи слизеринцем, я не боялся Кровавого Барона, да и потом, он питал ко мне что-то вроде симпатии — насколько это доступно призраку, конечно. Вздохнув, я начал было спускаться дальше, но когда почти дошел до поворота лестницы, выводящего на нижний ярус Башни, наконец отчетливо расслышал голоса — а точнее, два голоса. Негромкие, явно принадлежащие привидениям, и — что было необычно — наполненные далеко не призрачными эмоциями. Прижавшись к стене, я осторожно выглянул, стараясь оставаться незамеченным.
— Елена… — с неприкрытой мольбой произнес Кровавый Барон, зависнув в нескольких шагах от лестницы, и словно преграждая собою путь привидению невысокой хрупкой женщины в простом и строгом платье, сшитом по моде Мерлин знает сколько летней давности. Возможно, как раз времен самого Мерлина, а может, чуть позже. Этот, второй призрак, знаком мне был весьма смутно — кажется, я сталкивался с ней пару раз в коридорах, и в библиотеке тоже, да и наверняка видел в Большом Зале на пиру в начале года. Просто до сих пор я едва ли обращал на нее внимание. Хм, интересно, она призрак одного из факультетов, или просто привидение школы, как плакса Миртл? Хм, ну, если она привидение факультета, то это может быть только Рейвенкло — в Гриффиндоре местный призрак — Почти Безголовый Ник, у нас — сам Барон, а в Хаффлпаффе — Толстый Проповедник. Хм, впрочем, ладно, надо будет потом спросить у кого-нибудь.
Я сам не знал, что именно заставило меня остановиться и прислушаться к беседе привидений — а точнее, к их ссоре. Наверное, то, что это было весьма необычное зрелище — обычно призраки друг с другом весьма корректны. Ну, пожалуй, исключение составляет Пивз, но он, во-первых, не совсем призрак, а во-вторых, уж кто-то, а Кровавый Барон с ним не церемонится. Сейчас же ситуация была прямо противоположной. Привидение девушки выпрямилось, и, стиснув призрачные кулачки, гневно воззрилось на Барона.
— Каждый год, Барон, — отчеканила она, и ее негромкий голос зазвенел по помещению как набат, — каждый год вы встаете на моем пути в эту ночь, — в единственную ночь, которую мне позволено выйти под открытое небо и увидеть звезды? Вам мало было убить меня в такой же вечер?
— Елена, я любил тебя… — вздохнул Кровавый Барон. От этого звука у меня волосы на затылке зашевелились, и я с трудом удержался от того, чтобы присвистнуть. Ничего себе, наш Барон дает, а? Я всегда думал, что он был каким-нибудь тираном, который зверски свирепствовал в своих землях, или, например, пытал и убивал пленников пачками, и этим заслужил свое прозвище. А оказывается, тут замешана несчастная любовь?
— Вы любили меня? — с презрением переспросила девушка-привидение. — Не лгите хоть самому себе! Ваше чувство было всем, чем угодно, но не любовью! В вас говорили эгоизм и похоть — а еще, возможно, желание завладеть сокровищем моей матери!
— Нет!.. — слабо прошептал Барон, но его попытка защититься от обвинений только подогревала уверенность в том, что они справедливы.
— Нет? — переспросила его собеседница. — Значит, это любовь двигала вами, когда вы нашли меня в том албанском лесу, близь заброшенного монастыря? Любовь принудила вас сутками рассказывать о ваших неземных чувствах ко мне — и при этом не сказать ни слова о том, что было для меня действительно важно? О том, ради чего Ровена просила вас найти меня? О том, что моя мать простила меня? И даже больше того, что она, зная, что это именно Я украла ее диадему, ни разу, ни словом, ни делом не обвинила меня? Что ради моей безопасности она скрывала сам факт пропажи ее бесценной реликвии, и делала вид, что диадема все еще у нее? Что на самом деле она пеклась лишь обо мне, а не о том, что скажут люди, узнав, что Ровену Рейвенкло предала и ограбила собственная дочь? И что единственной причиной, по которой она хотела вернуть меня, была ее материнская любовь, и то, что она хотела помочь мне так, как не помогла, пока я была с ней? Да, я была ужасной дочерью, и была недостойна ее… Но вы! Вы… Вы не дали мне шанса все исправить. Вы хотели меня лишь для себя! Вы не позволили мне даже попытаться заслужить и материнскую любовь, и материнское прощение — действительно заслужить их, а не получить непрошеными… Вы не позволили мне стать достойной этого, и вы — именно вы, да будьте вы прокляты! — вы обрекли меня на эти бесконечные столетия одинокого полу-существования… А потому — не ждите от меня ни снисхождения, ни прощения! Вы, убийца, клятвопреступник и клеветник! А теперь — прочь с моего пути!
— Елена… — горько повторил Барон. Я покачал головой. Силе его духа можно было бы и позавидовать. Обычного живого человека девчонка бы просто морально изничтожила своей пламенной обвинительной речью — в особенности еще и потому, что она была, как мне показалось, справедливой. Во всяком случае, говорила Елена вполне искренне. После подобной уничижительной речи, виновный только и мог бы, что опустить голову и покорно отойти с ее дороги, но Барон даже не шелохнулся, по-прежнему преграждая ей путь. Девушка надменно вскинула голову.
— Ну что ж, — сказала она. — Вы можете сколько угодно не пускать меня в эту Башню, но вы не можете заставить меня выносить и дальше ваше общество. Желаю неприятного времяпровождения, — язвительно закончила она, и, отвернувшись, с высокомерным видом поплыла прочь. Барон, громыхнув своими цепями, закрыл руками лицо, и начал опускаться к полу. Я думал, что он остановится, когда его подошвы коснутся камня, но призрак продолжал опускаться — видно, решив не утруждать себя окружной дорогой и прямиком через все этажи спуститься в подземелья.
Переваривая услышанное, я медленно спустился по оставшимся ступенькам. Выходит, эта девушка при жизни была дочерью Ровены Рейвенкло? Похоже, что в ее «монологе» речь как раз шла о той самой диадеме, о которой только что рассказывала Лавгуд. Нет, Драко, таких совпадений не бывает — не иначе, как это рука Судьбы. Итак, что мы имеем?
Елена Рейвенкло украла диадему у своей матери и сбежала. Где-то в албанских лесах ее отыскал Кровавый Барон — ну, то есть, тогда-то он, наверное, было просто Барон Какой-нибудь-там. Очевидно, искал он ее по просьбе ее матери, которая хотела вернуть блудную дочь. Но у Барона были на нее свои виды, и он пытался заполучить девушку, а когда не вышло, убил. В гневе, или же он это спланировал? Пожалуй, и второй вариант нельзя исключать — не зря же он слизеринское привидение… Но это, как раз, не так уж важно. Важно то, что, судя по всему, эти двое были последними, кто находился рядом с диадемой. Что нам это дает?
А дает нам это следующее. Во-первых, судя по тому, как уверенно и с каким пафосом произносила только что Елена свою уничижительную речь, делала она это явно не в первый раз. Кстати, тем же можно объяснить и стойкость духа Барона — в первый раз, несомненно, эффект обвинительного монолога девушки был убойный, но в сто первый — или в какой раз, интересно, он ее уже слышал? — в общем, впечатление со временем притупляется. Но, опять же, суть не в этом. Суть в том, что если сейчас это услышал я, что мешало раньше услышать это кому-нибудь другому — скажем, пятьдесят лет назад? И могло ли случиться так, что этот «кто-то», проявив фальшивые сочувствие и понимание, очаровал несчастную девушку-привидение и выведал у нее точное местонахождение диадемы? А уж на проявление подобных фальшивых, но убедительных чувств, этот «кто-то» — мастер. Вспомнить только историю с его дневником и Джинни!
При воспоминании о Джинни мне показалось, что в сердце взорвался огненный шар, наконец-то начисто сметая остатки ледяной пустоты, и опаляя душу острой, почти непереносимой тревогой за нее, а еще — болью вины и потери. И вместе с тем в груди проснулась жажда действия. Сонливость, охватившую меня наверху, как рукой сняло. Да и час был еще не такой уж поздний — в Большом Зале еще не закончился ужин. Привидения толковали про «ночь», но видимо, это имело отношение всего лишь к наступлению тьмы, а не собственно ко времени.
Облизнув губы, я потер переносицу, и вдруг невольно вздрогнул от пронзившей меня мысли. Что же я стою тут, как идиот? Ведь у меня в руках, считай, как минимум — догадка о том, что может быть шестым крестражем! Надо немедленно бежать к Дамблдору и рассказать обо всем… Хотя нет, стоп. Какими бы замечательными ни казались мои собственные выводы, в любом случае, пока что — это всего лишь домыслы, основанные на подслушанном разговоре. И потом, я вообще не могу с уверенностью утверждать, что Волдеморт в это замешан — может, он в жизни ничего подобного не слышал, и понятия не имеет ни о Елене, ни о диадеме, а крестраж сделал из чего-нибудь другого? Конечно, мой внутренний голос подсказывал, что это далеко не так. Подобных совпадений просто не бывает, и потом, место, где скрывалась Елена — албанские леса! Тоже навевает ассоциации. Случайность ли — то, что именно там развоплощенный Темный Лорд провел тринадцать лет после своего «визита» в дом Поттеров, закончившегося столь плачевно? В данных обстоятельствах я не верил в такие случайности. Да ради Салазара, мне ведь не перед Визенагемотом ответ держать, в конце-то концов! Для Дамблдора, да и для Гарри тоже, моих соображений будет достаточно — хотя бы для того, чтобы проверить это предположение. А большего пока и не требуется!
Я сделал шаг к двери, и снова замер на минуту. Как же я сразу не подумал? Ведь все-таки, есть способ проверить кое-что уже сейчас! Конечно, у Темного Лорда не спросишь, говорил ли он когда-нибудь с призраком Елены, но у нее-то спросить никто не запрещает!
Едва приняв решение, я буквально сорвался с места, подгоняемый жаждой действия. Вылетев в коридор, я по инерции пробежал целых два поворота, прежде чем до меня дошло, что я не имею ни малейшего представления о том, где искать нужное привидение. За то время, которое я потратил на размышления, призрак, свободно ходящий сквозь стены, мог уже оказаться в любой точке Хогвартса. Как назло, ни одного другого призрака поблизости тоже не наблюдалось. Барон, правда, наверное, бродил уже где-нибудь в подземельях, распугивая младшие курсы Слизерина, но спрашивать у него, где в данный момент может быть Елена, было явно бесполезно. А может быть… ну конечно — портреты! Я опрометью бросился в конец коридора, где, помнится, висело несколько картин, и остановился прямо перед ними, совсем запыхавшись.
— Простите! Вы не видели… здесь не было… Девушка… призрак… Рейвенкло! — выпалил я, тщетно пытаясь перевести дух. Изображенный на портрете человек неодобрительно покосился на меня — это был какой-то ученый с пробиркой в руках, внимательно ее разглядывавший.
— Успокойтесь, юноша, — наставительно сказал он. — Незачем так торопиться. Если вы ищете Серую Леди, она от вас не убежит. Призракам некуда бежать, тем более факультетским.
— Я… Мне… Мне срочно необходимо поговорить с ней! — выдал я, переводя дыхание. Портрет ученого хмыкнул.
— В таком случае вы найдете ее возле библиотеки — она направлялась туда, — ответил он.
— Спасибо! — бросил я, снова срываясь на бег. Отсюда до библиотеки, насколько я помнил, прямых дорог нет, но все равно, нужно попытаться максимально сократить себе путь.
Насколько я помнил, за поворотом был один из скрытых проходов, как раз ведущих примерно куда надо. Я чуть ли не сломя голову влетел в него, промчался по узкому коридору, не обращая внимания на то, что моя мантия развевается при этом не хуже, чем у крестного, и выскочил с другой стороны, лихорадочно озираясь. Пара испуганных третьекурсников отшатнулась в сторону, когда я вылетел из прохода, но я не обратил на них внимания — за углом мелькнул край призрачно-туманного платья.
— Эй! Эй, погодите! — крикнул я, от волнения совершенно позабыв о манерах. — Мэм! Серая леди! Постойте!
Я уже свернул за угол, следом за ней, но привидение, словно и не слыша, уплывало вперед, неторопливо покачивая юбкой.
— Елена! Мисс Рейвенкло! — выкрикнул я. Если бы привидения могли дрожать, Елена бы, вероятно, вздрогнула. Она медленно обернулась и несколько секунд молча разглядывала меня, а потом вдруг едва заметно усмехнулась.
— О. Ну надо же, — проговорила она. — Мне всегда казалось, что исследованием родословных и историей должны в большей степени интересоваться студенты моего факультета. Но — вот вы уже второй староста Слизерина, называющий меня по имени, в то время как из студентов Рейвенкло этого не делал еще никто.
— Ну, вероятно, это потому, что их интерес — исключительно научный, — предположил я, неторопливо приближаясь к ней. Кажется, мне удалось ее заинтриговать, в любом случае, неспешный шаг позволил мне немного отдышаться после моей пробежки.
— Из чего я заключаю, что Ваш интерес — практического свойства, не так ли? — предположила Елена, чуть склонив голову. При жизни она вряд ли могла называться красавицей, подумал я. В лучшем случае, хорошенькой. Но все-таки, должна же была быть в ней какая-то изюминка, благодаря которой Барон в нее влюбился?
— Ну, можно сказать и так, — ответил я на ее вопрос.
— Догадываюсь даже, о чем вы, — покачала головой девушка-привидение. — Что ж, не могу вас винить. Толика ума еще никому не мешала. Но увы, боюсь, мне придется вас разочаровать. Мне неизвестно нынешнее местонахождение диадемы Ровены Рейвенкло.
— Но вы знали, где она была, разве нет? — спросил я, ощущая, как в душе разгорается азарт гончей, учуявшей близкую добычу. — Именно о ней вас спрашивал тот, другой слизеринский староста, которого вы упомянули, не так ли? Вот почему вы сразу предположили, что и мне нужно именно это. Верно?
— Верно, — с чуть удивленной усмешкой согласилась она. — Но раз уж вы сами все знаете, зачем вам тогда нужна я? К тому же, тот юноша наверняка забрал ее из тайника. Так что вам эти знания уже не помогут.
— Как знать, — возразил я. — Скажите, когда это было? Ну, тот человек, которому вы открыли, где диадема… Когда он спрашивал вас о ней? Сколько лет назад?
— Ах, милый мальчик, человеческие годы мало значат для нас, призраков. По нашим меркам это было недавно. А по вашим — может считаться, что прошел долгий срок, — покачала головой она. Я на мгновение прикусил губу.
— Но вы ведь помните, как его звали?
— За те годы, что я живу в Хогвартсе, здесь было столько студентов… — пожала плечами Елена. — Я легко могу запутаться в их именах, тем более, что ни головы, ни памяти у меня теперь нет. У того мальчика было вполне обычное, ничем не примечательное имя.
Я на мгновение запнулся, слегка обескураженный, но вовсе не собираясь сдаваться так просто. Что-то в ее тоне и в самих словах меня насторожило, и через мгновение я увидел несоответствие.
— Вы можете путать сотни других лиц и имен, — возразил я. — Но не того, кто проявил к вам такое понимание и сочувствие, что вы поведали ему тайну, которую хранили столько веков.
— Умный мальчик, — похвалила девушка с одобрительной улыбкой. — Верно. Как я и сказала, имя у него было совершенно обычное, ничем не примечательное, но вот фамилия… — улыбка превратилась в лукавую. — Моей матери она пришлась бы по душе. Человек-загадка…
— Риддл… — выдохнул я, только теперь осознав, что затаил дыхание. — Том Риддл!
— Да, — сказала она. Я не смог сдержать ни радостной улыбки, ни пожара торжества в груди — да и не пытался. Я на верном пути!
— И вы сказали ему, где находится диадема? — уточнил я.
— Ну да. Я спрятала ее в подвале заброшенного монастыря в лесу, где скрывалась. Сама я построила себе хижину поодаль оттуда — там жутковатое место. Но диадеме нужно было более надежное убежище, чем лесной домик одинокой ведьмы. Впрочем, как я уже говорила, эти знания вам не помогут — Том, конечно же, уже забрал ее оттуда.
— Как знать, — повторил я, мысли мои уже вскачь неслись дальше. — Спасибо за помощь, дорогая леди, вы просто не представляете, как вы мне помогли! И не только мне! — выпалил я, вскидывая взгляд на Елену. На ее лице было нечитаемое выражение — наверное, если бы призраки могли краснеть, она бы уже светилась алым цветом с головы до пят. — Если бы мог, я бы вас расцеловал, — добавил я, похоже, смутив ее окончательно, после чего с максимальной вежливостью поспешил откланяться. Ну вот, теперь можно и к Дамблдору!
Прикинув время, я предположил, что директор, вероятнее всего, еще на ужине, однако разговаривать с ним в Большом зале было бы верхом глупости. Решив подождать его у кабинета, и испытывая легкое дежа вю по отношению к концу своего пятого курса, когда вот так же ожидал его после ужина, я подумал, что неплохо было бы заодно и Гарри поставить в известность о своих соображениях.
— «Это если он захочет с тобой разговаривать, после того как ты полмесяца разыгрывал из себя бездушный манекен!» — ехидно заметил внутренний голос. Я фыркнул и мысленно представил, как затыкаю воображаемому голосу воображаемый рот (какой-нибудь воображаемой тряпкой). Гарри беспокоился за меня — и к тому же, он все понимает. В конце концов, со мной это было не на ровном месте, и не то чтобы по моей воле. Я и сам не был в восторге от своего состояния, но ничего не мог поделать. Странно, а что же все-таки вывело меня из ступора? «Неужели «Лирный корень»?» — мелькнула дурацкая мысль, и я чуть не расхохотался в голос. Нет, надо будет все-таки спросить у крестного, что это за фиговина на самом деле. Никогда не слышал названия «лирный корень» прежде, да и самого похожего корня, если честно, не видел, но Северус-то, наверное, сталкивался с чем-то подобным, не зря же он Мастер Зелий высшей категории.
«Ну ладно», — одернул я самого себя, прекратив, наконец, по-идиотски хихикать. — «Заканчиваем балаган — пора связываться с Поттером». Признаться, почему-то от этого мне было не по себе, словно мне предстоял как минимум трудный и сложный экзамен, материал к которому я знал лишь наполовину, — а не разговор с другом, который беспокоится за меня и вполне понимает мои чувства. Ну, то есть, мне хотелось думать, что понимает…
Остановившись прямо в коридоре, где-то на полпути к директорскому кабинету, я огляделся, и присел на ближайший подоконник, глубоко вздохнув и взяв себя, наконец, в руки. И, очертя голову — снял мысленный барьер, отделяющий меня от Гарри, который обычно устанавливал, когда хотел побыть один. Потянувшись к знакомому сознанию, я ощутил его тепло, легкую грусть по поводу болезни Гермионы и снедающую сердце тревогу за Джинни, беспокойство за меня и переживания из-за Блейз, и… Покраснев до корней волос, я мысленно отстранился, и пообещал себе, что больше не буду пытаться влезть в его сознание без предупреждения. Еще раз наткнуться на эротические фантазии с участием Блейз мне не особенно улыбалось. Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, я все-таки не сдержал нервный смешок. Но все-таки я справился с собой и смог настроиться на серьезный и деловой лад, куда более подходивший важному разговору, который нам предстоял.
— «Поттер! Ау, Поттер!» — позвал я, направив свою мысль туда, где даже через все стены и проходы ощущал сознание Гарри. Кажется, он был на ужине? Какой-то момент ответа не было — я почти воочию видел, как он замирает, прислушиваясь к себе. — «Гарри!» — окликнул я еще раз, теряя терпение.
— «Малфой?» — донеслась в ответ осторожная мысль, словно Гарри или боялся поверить в то, что это ему не померещилось, то ли был не очень уверен в моей ответной реакции. — «Драко, это ты?»
— «Нет, а ты кого, интересно, ожидал еще по мысленной связи услышать?» — как можно язвительнее подумал я. — «Пивза?»
— «Малфой!» — ошеломленно отозвался Поттер. — «Ты…. Ты… Ты говоришь!»
— «Угу. С двух лет, причем — ясно и четко!» — с сарказмом ответил я.
— «Нет, я имею в виду… Ты очнулся! А ты… ты… Ты как?…»
— «Гарри, да успокойся, в порядке я, в полном порядке!» — мягко, но решительно сказал я. — «И… Прости, что я вел себя как идиот», — добавил я, чувствуя, как внутри все замирает от иррационального страха и смущения. Однако, сделав глубокий вдох, я все-таки нашел в себе силы продолжить: — «Я сам не знаю, что со мной такое было. Знаю только, что ничего не мог с этим сделать. Поверь мне, мне и самому это не доставляло удовольствия, но я не знал, как от этого избавиться, да и не очень стремился избавиться. Я….»
— «Да перестань, я понимаю», — мягко отозвался Гарри, и теплота в его мысленном голосе придала мне сил. — «Я же и сам мог все чувствовать, — все, что с тобой происходило. Неужели ты думаешь, что я и в самом деле буду винить тебя в этом или обижаться на такое!?»
— «Ну-у-у…. Я, наверное, не всерьез так думал, скорее просто этого… хм, опасался», — хмыкнул я.
— «Опасался он», — передразнил он. — «А ты где, кстати? Что-то тебя за столом не видно…. Вон, Блейз скучает. Нет, ты только представь, каково ей в компании Крэба и Гойла! Звал же за наш стол, так нет же!» — фыркнул Гарри, сопроводив слова мысленной картинкой. Я хмыкнул, но его вопрос напомнил мне о делах насущных.
— «Так, Гарри, шутки в сторону. На это нет времени», — сказал я. — «Посмотри, Дамблдор там?»
— «Нет. Ужин уже заканчивается, это мы сегодня припозднились. Да и директор поел рано, так что уже минут двадцать, как отправился к себе в кабинет», — отозвался Поттер, и в его интонации послышались вопросительные нотки. — «А в чем дело?»
— «Значит так, я пока не могу утверждать на сто процентов, но, кажется, у меня есть зацепка относительно последнего крестража!» — сказал я. Гарри замер, я и без всяких слов и мыслей ощущал его потрясение. Однако времени ждать, пока он отыщет под столом свою отпавшую челюсть, не было. — «Ау, Поттер, подъем из-за стола! Давай, ноги в руки, и дуй к директору, — встретимся возле горгульи через пять минут!» — подумал я как можно более деловым тоном.
— «А… как ты… Мерлин, Малфой, ты это серьезно?!»— чуть справившись с потрясением, выдал Поттер. Я хмыкнул.
— «Серьезно, серьезно! Только по десять раз я одно и то же рассказывать не буду, так что можешь прихватить Гермиону и Рона, раз уж без них все равно никак…» — отозвался я.
— «Гермиона ходила на осмотр к мадам Помфри», — мягко заметил Гарри. — «Ей, кажется, стало хуже, ее оставили на ночь в Больничном Крыле. Но Рона я захвачу с собой, если ты, и правда, не против…»
— «Сказал же!» — фыркнул я. — «Все, кончай болтать. Жду вас у горгульи через пять минут!»
Закончив разговор, я спрыгнул с подоконника. Учитывая, что от кабинета Директора я был гораздо ближе, чем Поттер и Уизли в Большом зале, можно было особенно не торопиться. Конечно, я не собирался ползти со скоростью черепахи, но и мчаться сломы голову необходимости тоже не было. Так что к горгулье мы подошли почти одновременно, хотя и с разных сторон.
Приблизившись, Гарри окинул меня внимательным, испытующим взглядом, словно стремясь отыскать какой-нибудь признак того, что я все еще нахожусь в том своеобразном трансе. В ответ на это я лишь хмыкнул и вопросительно поднял бровь.
— Дрей, — тихо сказал он.
— Гарри, — в тон ему отозвался я. — Рональд, — я кивнул мрачному Уизли, возвышающемуся за плечом Поттера.
Рон неохотно кивнул, однако его неприветливость не показалась мне, на сей раз, признаком грубости. Вид у него вообще был какой-то печальный и потерянный, разом напомнив мне о том, что произошло, и снова заставив сердце отозваться вспышкой опаляющей боли при мысли о Джинни. Стиснув зубы, я глубоко вздохнул, усмиряя ее. «Если для того, чтобы освободить Джин, нужно сперва победить Волдеморта, так давайте, Салазар побери, сделаем это!» — подумал я, и по тому, как расширились глаза Гарри, понял, что он услышал, хотя я вообще-то и не направлял ему эту мысль. А впрочем, и скрыть ее я не пытался, так что это не столь уж важно.
— Ты действительно очнулся, — выдохнул Поттер, и я с удивлением понял, что он только теперь позволил себе по-настоящему поверить в это и чуть расслабиться. В зеленых глазах парня промелькнуло настоящее облегчение, словно у него камень с сердца упал, и я чуть прищурился, ответив ему легкой улыбкой во взгляде.
— А ты что, думал, я притворяюсь? — спросил я без сарказма, хотя некоторая ирония в вопросе все-таки была. Гарри покачал головой.
— Нет, — сказал он, и вдруг, протянув руку, стиснул мое плечо так, что на нем наверняка остались синяки. — Не делай так больше, — тихо попросил Гарри. — Ты нас всех перепугал.
— Я… — хотелось съязвить что-нибудь в своей обычной манере, но почему-то вставший в горле комок мешал говорить. Я тяжело сглотнул и с трудом кивнул. — Постараюсь, хотя точно обещать не могу. Это не от меня зависит… — выдавил я наконец. Мрачный Рон, наблюдавший эту сцену с недовольной гримасой, резко тряхнул головой.
— Может, давайте уже к делу, а? — раздраженно спросил он.
— «Что это с ним?» — почти машинально мысленно спросил я Гарри.
— «Переживает за Гермиону», — отозвался Поттер.
— «Как она, кстати?»
— «Потом расскажу. Рон прав, давай разберемся с твоими новостями. Если только ты не пошутил насчет них».
— «У меня нет привычки шутить такими вещами», — резко ответил я. — Кто-нибудь знает пароль? — поинтересовался я вслух.
— Да, «Миндальный батончик», — отозвался Гарри, обращаясь наполовину ко мне, наполовину — к горгулье.
Та послушно отъехала в сторону, освобождая нам проход, и мы все трое поспешно шагнули на движущуюся лестницу. Естественно, она была недостаточно широка для троих семнадцатилетних парней, тем более, что Рону вообще уже почти стукнуло восемнадцать. В общем, мы кое-как разместились на лестнице, которая, впрочем, доставила нас наверх довольно быстро. Дверь в кабинет была приоткрыта, и в первый момент меня охватило глупое ощущение, что с директором могло что-нибудь случится, и нам троим сейчас «повезет» обнаружить его труп. Однако, к моему огромному облегчению, ничего подобного не произошло. Дамблдор, как ни в чем ни бывало, восседал на своем массивном кресле, с сосредоточенным видом читая какие-то бумаги и периодически чиркая в них что-то красивым длинным полосатым пером. То и дело директор прихлебывал что-то из стоящей рядом большой чашки — судя по всему, это был горячий шоколад. Словом, вполне мирная, и абсолютно стандартная рабочая обстановка.
Наше появление Дамблдора, как и обычно, не удивило, хотя, как я отметил с некоторым удовлетворением, цель визита была ему неизвестна.
— Добрый вечер, молодые люди, — поздоровался он. Мы трое невпопад пробормотали приветствия, и директор, хмыкнув, быстро «начертал» нам стулья своей палочкой. — Рад видеть, что тебе лучше, Драко, — сказал он, бросая на меня чуть лукавый взгляд поверх своих очков-половинок. — Но думаю, твое выздоровление — не та причина, по которой я вижу вас троих здесь?
— Нет, не та, сэр, — подтвердил я. Гарри посмотрел сначала на меня, потом на Дамблдора, и неуверенно облизнул губы.
— Драко сказал, что у него есть… эээ зацепка, относительно… — он замялся и снова бросил на меня вопросительный взгляд. Я кивнул, и продолжил уже сам.
— Мне кажется, профессор, что я мог… Что я напал на след последнего крестража.
Дамблдор резко выпрямился в кресле. Его глаза разом утратили лукаво-ироничное выражение, буквально вцепившись взглядом в мое лицо. Для Дамблдора подобная реакция была равносильна крику удивления для любого другого.
— Говори, Драко, — медленно сказал он, чуть оправившись от удивления и откинувшись на спинку кресла. Напряжение его не исчезло, но теперь директор лучше контролировал себя.
— Я… Я был на Астрономической Башне, — начал рассказ я. — Ээээ… Ну, в общем, мы там столкнулись с Луной Лавгуд, и немного поговорили. Вы знаете, — я чуть виновато посмотрела на Рона и Гарри, — по большей части она рассказывает жуткие небылицы, но сегодня, среди прочего бреда она упомянула любопытную вещь. По ее словам, легенды об основателях утверждают, что у Ровены Рейвенкло имелась некая вещица… А точнее украшение. Диадема, которая, если, опять же, верить легендам, прибавляла владельцу ума. Теории Луны о том, как именно это происходило, я, пожалуй, опущу, если вы не возражаете.
— И все? — разочарованно переспросил Гарри. — И вот ради этого ты…
— Нет, не все еще, Поттер, не спеши, — фыркнул я. — По-твоему, я такой дурак, что, услышав старую легенду, помчусь к директору с воплями, что нашел крестраж? — Дамблдор едва заметно хмыкнул.
— Не могу сказать, что эта легенда мне неизвестна, но, увы, боюсь, что этот след никуда не ведет, — сказал он. — Диадема, согласно той же легенде, исчезла после смерти Ровены, и с тех пор ее никому так и не удалось найти, хотя несколько попыток были предприняты.
— Не совсем так, — возразил я. — Это… официальная версия, и к ее созданию, надо думать, приложила руку сама Ровена.
— Так что же тебе удалось узнать?
— Когда я спускался с башни, я стал свидетелем беседы двух привидений. Одним из них был Кровавый Барон, а вот второй… Точнее, вторая — Серая Леди. Вы знаете, кто она?
— Призрак факультета Рейвенкло, конечно же, — ответил Дамблдор. — Редкостно разумная и собранная девушка с трагической судьбой. Она была убита, не завершив свой жизненный путь…
— Да-да, это понятно, — нетерпеливо кивнул я. — Я имею в виду, знаете ли вы, кем она была при жизни?
В ответ воцарилось молчание. Вот это да — мне удалось смутить самого директора! Дамблдор действительно некоторое время молчал, а затем покачал головой.
— Что ж, вынужден признать, мне это неизвестно, — наконец сказал он, разводя руками. — Однако это вполне естественно. Никто не может знать всего на свете, и я был бы величайшим глупцом, полагая, что это не так. Так что же ты выяснил?
— При жизни Серая Леди звалась Еленой Рейвенкло, — сказал я, наслаждаясь эффектом. — И была не больше и не меньше, как родной дочерью Ровены.
— И ты думаешь, что если расспросить ее, мы получим ключ к местонахождению диадемы ее матери? — спросил Гарри, и тут же пожал плечами. — Ну и что нам это даст? Где основания считать ее крестражем? Мы найдем всего лишь реликвию…
— Ты, по-моему, собрался бежать впереди Хогвартс-экспресса, — фыркнул я. — Я же сказал, это еще далеко не все. Беседа, которую я услышал, была… весьма содержательной, и тайна личности Елены — это лишь верхушка айсберга. С вашего позволения, я не стану пересказывать перебранку привидений дословно — куда важнее то, что я из нее уяснил.
— Ну давай уже, не томи! — отозвался Поттер. Я подался вперед, облокотившись локтями о свои колени, и пару секунд молчал, собираясь с мыслями.
— Ладно, — сказал я. — Как вы сказали, профессор, официальная версия утверждала, что диадема исчезла после смерти Ровены Рейвенкло, и никто не знал где она. Однако… некоторое факты говорят иное. Если следовать этой версии, то диадема пропала — а точнее, была похищена, — еще при жизни Основательницы. Однако та вплоть до самой смерти упорно делала вид, что ничего подобного не произошло, и диадема все еще у нее.
— Да, эта версия описывалась в одном из исследовательских трудов на эту тему, — подтвердил Дамблдор. — Однако никаких доказательств этому так и не было найдено.
— Полагаю, признание похитителя сойдет за доказательство? — хмыкнул я. — А точнее, похитительницы.
— О Мерлин! — выдохнул Поттер. — Елена? Она украла диадему у своей матери? Но зачем?
— Ну, вот этого я не скажу, — отозвался я, пожав плечами. — Может, хотела привлечь внимание вечно занятой родительницы, а может, пыталась доказать тем самым, что тоже способна на… Салазар знает, на какие подвиги.
— Да уж, как раз в духе Салазара, — буркнул Рон, кажется, чуть ли не впервые подав голос, с тех пор как мы вошли в кабинет. Я сдержано кивнул.
— Как бы там ни было, из ее речи это следовало вполне недвусмысленно. Я имею в виду — сам факт похищения. Почему-то мне кажется более вероятной первая причина ее поступка — что она хотела привлечь к себе внимание матери. Потому что, если верной была вторая, ее дальнейшее поведение выглядит нелогично. Она не замахнулась, вооружившись диадемой и избытком ума, ни на какие грандиозные свершения. Наоборот, скрылась в глуши, построила скромненький домик в лесной чаще и несколько лет просто скрывалась ото всех, можно сказать, влача жалкое существование. Диадему она спрятала в подвале заброшенного монастыря в том же самом лесу. А вот теперь — самое интересное. Первая зацепка в нашем деле о крестражах. Скорее даже, всего лишь тонкий намек, больше похожий на совпадение, но в свете остальных он тоже кажется важным. Попробуйте угадать, где именно располагалось ее тайное убежище?
— Ты имеешь в виду что-то особенное? — нахмурился Гарри.
— Я имею в виду — территориально. Довольно будет названия страны.
— И это… — Дамблдор вопросительно поднял брови.
— Албания, — отозвался я. Гарри, резко выдохнув, моментально выпрямился, ошеломленно моргая.
— Там же… Это ведь там? — выпалил он. Дамблдор, напротив, замер неподвижно, буравя меня взглядом.
— Продолжай, Драко, — ровным тоном сказал он, однако во взгляде директора тоже было неприкрытое напряжение. Я кивнул. Время театральности прошло.
— Дальше все просто. С вашего позволения, я не буду вдаваться в подробности трагической судьбы Елены, скажу только, что ее отыскал некий безответно влюбленный в нее Барон, который попытался ее добиться. Когда она его отвергла, он убил ее — вероятно, в порыве гнева, но возможно, что и преднамеренно. В любом случае, это не столь важно. Кстати, теперь он нам известен как Кровавый Барон.
— Вот оно что. Значит, ты услышал их перепалку, где она и высказала ему все это? — задумчиво произнес Гарри. — Своего рода обвинение? Но…
— Кроме того, в разговоре Елена упомянула, что подобные стычки происходят у них практически каждый год, — продолжал я. — Ну, и сама по себе ее речь мне показалась чересчур… Как бы это сказать… Не то, чтобы отрепетированной, а… Продуманной. Не похожей на спонтанную. Словно она повторяла ее уже сотню раз. Возможно, так оно и было? Барон тоже реагировал чересчур спокойно для того, кто впервые услышал в свой адрес нечто подобное — пусть даже все упреки справедливы. Тем более, если справедливы… В общем, по его реакции я предположил, что все это Елена высказывает ему если и не каждый год, то все равно, весьма регулярно. И тогда я подумал вот о чем. Если сегодня это услышал я, почему бы пятьдесят лет назад это не услышать Тому Риддлу, пока он еще здесь учился? Или же он мог пойти более длинным путем, и заняться историческими исследованиями, чтобы выяснить судьбу Ровены и ее потомков. В общем, не знаю, каким именно образом, но он вполне мог вычислить Елену. А если так, то он мог использовать свое обаяние, чтобы вытянуть из нее нужные ему сведения о диадеме. Если вспомнить историю с Джинни, в обаянии никому и в голову не придет ему отказать… Дальнейшее — вопрос техники. Все знают, что Волдеморт на какое-то время уезжал из Англии, еще до первой войны. Более того, только после возвращения он превратился в настоящего Темного Лорда, а до этого был… В большей степени обывателем. Ну да что я говорю, вы все это знаете лучше меня. Так вот, я думаю, во время его путешествия у него были и возможность, и желание, и силы найти диадему и использовать ее так, как ему вздумалось.
— Но это же предположение, — пробормотал Гарри. Я покачал головой.
— Нет. Не предположение. Я спросил Елену.
— Ты… что? — опешил Гарри.
— Догнал ее и спросил. Точнее, даже и спрашивать не пришлось. Когда я назвал ее по имени, она сказала что я уже второй слизеринский староста, проникший в тайну ее личности. А еще, сказала, что больше не знает, где диадема, потому что рассказала о ней тому, первому слизеринцу. И что это произошло недавно, по меркам привидений, а по меркам живых это считается значительным сроком, — Я обвел взглядом свою аудиторию. Гарри, кусая губы, выжидающе смотрел на меня, Дамблдор, откинувшись на спинку кресла, слушал с серьезным видом, и даже Рон, кажется, ловил каждое слово. Кивнув сам себе, я продолжал. — А когда я спросил ее, кто был этот слизеринец, она сказала, что имя у него было самое обычное, а вот фамилия… Она сказала, что фамилия понравилась бы ее матери. Человек-загадка.
— Риддл! — Гарри потребовалось не больше времени, чем мне, чтобы прийти к такому же выводу.
— Да, — кивнул я. — Это был он.
— Малфой, да ты просто гений! — заулыбался Поттер. — Теперь мы знаем, что последний крестраж, это… — он запнулся, и его улыбка медленно померкла. — Диадема, — закончил Гарри с легким, уже не особенно веселым смешком. — Остался маленький нюанс — мы по-прежнему не знаем, где она может быть.
— Ну, по-правде говоря… — начал я. Гарри буквально ожег меня взглядом.
— Вот только не говори, что ты еще и знаешь, где она, а то я поверю в то, что ты — новое воплощение Мерлина! — фыркнул он. Я хмыкнул.
— Ну, Мерлина — не Мерлина, а кое-какие соображения у меня возникли.
— И какие? — поинтересовался Дамблдор, о котором мы, как ни странно, как-то даже и забыли.
— Ну… Я подумал вот о чем. Елена сказала, что больше не знает, где диадема, и что Риддл наверняка забрал ее, однако у меня сложилось впечатление, что сама она этого не проверяла. Вот я и подумал, а что если диадема все еще там? Во-первых, это место — более, чем надежное, раз ее там за все время так и не нашли. Во-вторых, единственная возможная ниточка, которая к ней ведет — Елена. А она уверена, что диадемы больше нет на месте, значит, там ее искать и не будут. Сочтут, что бесполезно. Ну, и в-третьих… Мне кажется, что когда Волдеморт был развоплощен, он скрывался в тех лесах не случайно. Сомневаюсь, чтобы это было единственное подходящее место, где он мог бы спрятаться, пришедшее ему на ум. Даже на территории Англии он мог найти сколько угодно тайников, где-нибудь в горах, например, которые послужили бы ему не хуже, и плюс к этому, позволили бы оставаться ближе к очагу его интересов и быть в гораздо большей степени в курсе событий. Вот я и подумал, может быть, кроме надежности этого места, есть и какая-то еще причина? И возможно, она такова — а что, если развоплощенному духу легче было цепляться за то подобие жизни, которое у него оставалось, вблизи одного из его крестражей? Позднее, когда его нашел Хвост, появилась Нагайна, она тоже могла послужить ему якорем, который удерживал его не хуже, чем диадема. Именно потому он и смог уйти, и все такое.
— Что ж, — прговорил Дамблдор, после некоторого раздумья. — В твоих словах есть зерно здравого смысла. Рассуждения выглядят логичными, и хотя я мог бы привести несколько возражений, думаю, мы все-таки не можем полностью исключать такую возможность. Полагаю, эту версию следует проверить. И как можно скорее. К счастью, не так уж далеко оттуда имеется человек, которому мы можем доверить столь важное поручение… Твой брат Чарли, Рон. Румыния куда ближе к Албании, чем Великобритания.
— А вдруг там полно ловушек вокруг, как в той пещере? — возразил Гарри. — Это ведь опасно! Чарли может пострадать, а то и погибнуть!
— Нет, не думаю, — покачал головой Дамблдор. — Ему не придется подходить слишком близко. Задача Чарли будет всего лишь с помощью изобретенных Драко поисковых чар определить, там ли находится диадема, — не более того… Если же предположение подтвердится, вот тогда я лично займусь исследованием этого места, чтобы обнаружить ловушки и добраться до крестража.
Выйдя из кабинета, мы неторопливо направились в сторону лестниц. Рон, и без того весь вечер молчавший, казалось, окончательно замкнулся в себе. Гарри о чем-то напряженно размышлял, и я прекрасно понимал, что дело не только в беспокойстве за Чарли.
— Так, Поттер, в чем дело? — спросил я, когда молчание стало невыносимым. Гарри вздрогнул, очнувшись от размышлений, и чуть виновато посмотрел на меня.
— Пойдемте-ка куда-нибудь, где можно поговорить без помех, — предложил он, взяв нас с Роном за руки, и бесцеремонно направился к Чертогу Собрания. Вообще-то, поскольку он не был старостой, ему не позволялось пользоваться этим помещением, но, во-первых, он находился в компании сразу двух старост в нашем с Роном лице, а во-вторых, Поттер есть Поттер. Когда это он обращал внимание на правила?
— Так, выкладывай, в чем дело? — осведомился я, как только за нами закрылась дверь. Рон, кажется, тоже несколько оживился — по крайней мере, он перестал хмуро пялиться в пол, и, отодвинув стул, уселся, выжидательно глядя на Гарри. Поттер тоже подтащил к себе стул и сел, так что мне ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру. Почему-то где-то в подсознании мелькнула дурацкая, абсолютно неуместная сейчас мысль — а ведь мы втроем тоже представляем полный комплект типажей: брюнет, блондин и рыжий. Хмыкнув, я выкинул эти мысли из головы, и, по примеру Рона, вопросительно уставился на Гарри.
— Ээээ… — как всегда, первая реплика Поттера была просто кладезем информации. Гарри смутился, и, почесав кончик носа, бросил на меня чуть виноватый взгляд. — Дрей, ты только не обижайся, но… Мне кажется, ты ошибаешься насчет Албании.
— В смысле? — оскорбился я. Нет, ну вы подумайте только! Он что, за идиота меня считает?
— Да нет, я не в том смысле, — отмахнулся Гарри. — Я… Ну, понимаешь, я не знаю, почему Дамблдор не сказал этого, просто… То, что он говорил мне раньше, не очень сочетается с твоими выводами. Я имею в виду выводы относительно того, что Волдеморт оставил крестраж на месте.
— Вот как… — я помолчал, переваривая услышанное. С одной стороны, сомнения Гарри были обидными. А с другой… А что если он прав? Вдруг я где-то ошибся, что-то не так понял, и вообще, не въезжаю в извращенную логику Волдеморта? — Ну так может, просветишь? — предложил я, все еще не до конца уверенный в том, что не чувствую себя обиженным.
— Ну, понимаешь… Во-первых, Дамблдор как-то говорил, что… Ну, я не могу точно за это ручаться, но вроде бы он раньше считал, что все крестражи — на территории Великобритании. Это что-то связанное с тем, что так Волдеморту легче при случае держать их под присмотром. Впрочем, это наименее значительное возражение. Другое такое — если ты прав, и ему легче было в развоплощенном виде оставаться в живых поблизости от крестража, зачем было выбирать самый дальний? На территории Англии он тоже вполне мог скрыться. Ну, возможно, не в Гринготтсе, рядом с чашей, и не в хижине, где был медальон — это слишком открытые места. Спрятать там темный предмет — это одно, но вот злобный дух очень быстро вычислили бы, его же искали все, кому не лень. И кому лень тоже. Но, в общем, я о другом. Были и другие места, где он мог спрятаться. Например, почему бы не в Малфой-Маноре?
— Чушь, — фыркнул я. — Любой слизеринец это поймет. Лорд не доверял Пожиратеелям до конца — по крайней мере, не тогда, когда был ослаблен. Их держит, в большинстве своем, лишь страх. Страх, пока он на пике могущества. Стоит им увидеть его ослабленным… В общем, он не мог быть уверен в том, что останься он в Маноре — и отец не применит к нему что-то вроде экзорцизма, который изгонит его дух раз и навсегда, или наоборот, обряда заключения духа, который поселит его в какой-нибудь хрустальный шар, где ему пришлось бы сидеть до скончания века. И честно тебе скажу — не сомневаюсь, что отец так бы и сделал при первой же возможности.
— Хваленая Малфоевская верность! — процедил сквозь зубы Рон, и я возмущенно вскинулся, но мгновенно взял себя в руки..
— Формально — это не нарушение присяги, — возразил я, изо всех сил сдерживая гнев. — В хрустальном шаре дух Лорда был бы в полной безопасности. И опять же, чтобы избавиться от него, в принципе, при таком раскладе с ним ровным счетом ничего и делать бы не пришлось. Он был бы абсолютно беспомощен. Его бы просто…законсервировало.
— Консервы месяца — «Темный Лорд в собственном соку», — фыркнул Поттер. — Ну хорошо, хорошо, я понял, что ты имеешь в виду. Ладно, ваш Манор тоже отпадает. Но остается Пещера. Та, где хранился медальон. Вот уж поистине надежное место — во-первых, о нем почти никто ничего не знает, во-вторых, попасть туда крайне сложно. В-третьих, по словам Дамблдора, там такая масса охранных чар и всяких препятствий, что… Словом, почему было не скрыться там? Это и ближе, и удобнее.
— Может, все как раз из-за ее недоступности? — предположил Рон. — Ну… Ты ведь сам рассказывал, Вы-Знаете-Кто говорил Пожирателям, когда возродился, что ему было легче оставаться в живых, когда он занимал чье-то тело, например, животного. Если в ту пещеру так трудно попасть, то и живых существ там, наверное, нет?
— Плюс, почти без шансов встретить мага, готового согласиться принять его в свое тело, — поддержал рыжего гриффиндорца я, сам с трудом веря в то, что это делаю. — Помните Квиррела? Как ты говоришь, о пещере почти никто не знал, а если бы кто и пришел — это почти наверняка был бы его враг, охотящийся за крестражем.
— А в лесу все-таки… Ну, лес есть лес — там полно всякой живности, — добавил Рон. — И маги тоже… могут оказаться поблизости, даже и в самой глуши…
— Да, наверное, — помолчав, согласился Поттер. — Ну хорошо, может быть, тут вы опять правы, но… Есть еще кое-что, — но вместо того, чтобы продолжить, он замолчал и опустил голову. По узам я ощутил смятение и неуверенность Гарри, и легкое смущение от того, что мы разбили его доводы. Прикусив губу, я подумал, что, наверное, веду себя неправильно. Сам не зная почему, но я ощущал, что в отношении Темного Лорда скорее готов довериться мнению Гарри, чем своим собственным логическим выводам. В конце концов, Поттер противостоял Волдеморту чуть ли не с самого детства — ну, не считая десяти лет, что он провел в магловском мире. И все равно, как ни крути, но у Гарри опыт в отношении Волдеморта куда более богатый, чем у любого из нас, может, не считая, разве что, Дамблдора. Даже принимая во внимание мой «подвиг» с выбрасыванием Темного Лорда и его свиты из Малфой-Манора.
— Так что за возражение? — мягко спросил я, заодно постаравшись передать по узам это странное ощущение ДОВЕРИЯ, которое испытывал, и которое затруднялся до конца облечь в слова, чтобы выразить во всей его полноте. Кажется, впрочем, это сработало. Гарри немного приободрился, и кинул на меня благодарный взгляд.
— Ну, понимаешь, Дамблдор говорил, что Волдеморт прячет свои крестражи не бессистемно. Те места, где он их скрывает, — все они что-то значат либо для него лично, либо для всего Магического Мира. Например, тот же медальон. Пещера, где он спрятан, была для него особым местом. По словам Дамблдора, именно там Том Риддл впервые использовал магию, чтобы добиться от других людей того, чего ему хотелось. Кажется, это связано было с какими-то детьми из приюта, где он вырос, и для него это было… как бы НАЧАЛОМ его пути.
— Ну хорошо, это понятно. Там все началось. И потом, как ты уже сказал, место надежное. Как насчет остальных? — спросил я. Гарри облизнул пересохшие губы.
— То же самое. Кольцо, которое уничтожил Дамблдор, было спрятано в хижине, где жили предки Волдеморта по материнской линии. Жалкая лачуга — но именно оттуда были его волшебные корни, и именно там закончил свои дни род Слизерина, — сказал он. Я кивнул.
— А как же остальные? — спросил Рон. — Змея всегда при нем, вроде бы, так?
— Ну, думаю, Нагайну вряд ли можно считать обычным крестражем, — пожал плечами Гарри. — Как бы там ни было, она… Она живая, и пока таковой остается, Волдеморт не станет прятать ее. В какой-то степени, Найгана — еще одно его оружие. И не только. Она — лишнее видимое доказательство его мощи и исключительности, — я имею в виду змеиный язык, конечно… Он ведь не предполагал, что я тоже на нем говорю, — усмехнулся он. Я хмыкнул.
— Святая наивность, — прокомментировал я вполголоса. — Змееуст — редкая способность, только если говорить о врожденном таланте, Гарри, — заметил я. — Эту способность обуславливает наличие крови Слизерина, но в наше время она есть чуть ли не в каждом чистокровном, да уже и в большинстве полукровок тоже. Так что, теоретически — научиться говорить по-змеиному вполне реально для практически любого мага. Даже, вон, Уизли может, — я кивнул в сторону Рона, и тот ошеломленно захлопал глазами.
— Так, как ты? — уточнил Поттер. Я кивнул. — Понятно. А сам Волдеморт об этом знает?
— Не знаю, — я пожал плечами. — Думаю, он может догадываться, хотя… В принципе, даже те, кто может научиться, редко это делают. От таких способностей толку немного, контролировать змей, как настоящему змееусту, простому недоучке не под силу. А труда надо приложить немало. Так что этим мало кто вообще берется заниматься — я даже в нашей домашней библиотеке с трудом отыскал нужные материалы.
— А тебе-то оно зачем понадобилось, все-таки? — поинтересовался Гарри. Я, чуть смутившись, пожал плечами.
— Ну… Вообще-то, из-за тебя, — ответил я. — Я просто не мог вынести того, что ты умеешь делать что-то такое, чего я не могу. Я тогда так горел энтузиазмом, думал, что смогу сравниться с тобой. Только потом уже выяснил, что как бы я ни старался, но твоего уровня мне все равно не достичь, — я грустно усмехнулся, но тут же тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. — Ладно, что-то мы отклонились от темы. Так что там с местами, где Волдеморт прячет свои крестражи? Пещера, хижина — это значимые места для него, Нагайна — символ его мощи, но как быть с остальными двумя? Он ведь просто отдал их на хранение своим… эээ… Пожирателям. Отцу и Лестрейнджам.
— Малфои и Лестрейнджи — одни из самых древних и могущественных семейств, не так ли? Что одни, что вторые, — пожал плечами Гарри. — Наверное, это тоже было что-то вроде символа его власти — заставить представителей элиты Магического Мира стать хранителями его крестражей. Ну и потом, Люциус ведь был тогда практически его правой рукой, не так ли? Наверное, это было что-то вроде знака доверия. Ну и с Беллатриссой то же самое. Хотя…
— Что?
— Ну… Я вдруг подумал, а что, если он не просто отдал ей чашу на хранение? Что если в Гринготтс ее отвезли не потому, что Рудольфус не доверял тайникам в своем замке? В конце концов, чистокровные не склонны сомневаться в защите своего Родового Гнезда, насколько я могу судить. Что если это Волдеморт приказал им положить Чашу в свой сейф? Гринготтс — немаловажное место для Магического Мира.
— Но зачем ему для этого Лестрейнджи? — фыркнул Рон. — Любой может арендовать сейф в Гринготтсе. Он мог просто прийти и оформить себе хранилище.
— Во-первых, чаша у него незаконно, — напомнил Гарри. — Если помнишь, он ее украл. Да еще и убив ее хозяйку. Он, конечно, подставил домовиху, но если бы чаша всплыла в связи с ним, думаю, это бы так просто ему с рук не сошло. А он в ту пору еще не был Темным Лордом. Простому приказчику из «Горбина и Бэрка» Тому Риддлу отвертеться от обвинения было бы затруднительно. Ну а во-вторых, если бы он просто арендовал сейф, это был бы один из новых, на верхних уровнях, не так ли? А хранилище Лестрейнджей — одно из самых глубоких и древних, верно?
— Верно, — подтвердил я. — Значит, думаешь, он хотел «пометить» и Гринготтс. Что ж, может быть…
— И еще кое-что, — добавил Гарри. — Я уже говорил это, после того как мы ходили за чашей. Чаша и Дневник — два крестража, которые можно использовать сами по себе, как предметы. Остальные — медальон, кольцо и диадема — всего лишь украшения, они не несут никакой функции, но эти два — наоборот…
— Знаешь, думаю, я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал я. — Если подумаь, то и Нагайна вписывается в ту теорию. Ее тоже можно использовать, хоть и не так, как дневник или чашу. Но вот я не очень понимаю — к чему ты клонишь?
— Ну… Понимаешь, просто, то место… Албанские леса… Оно ведь никак с самим Волдемортом не связано. И не несет никакой исторической нагрузки, кроме того, что было пристанищем Елены. Мне почему-то не кажется, что он мог счесть его важным для Магического Мира потому, что там пряталась и погибла всего лишь дочь Основательницы. Он не так много значения придавал роду Рейвенкло и его истории. Если бы речь шла о Слизерине, я бы еще засомневался, а так…
— Ну… — Я задумался, но внутреннее упрямство все еще заставляло цепляться за свои же доводы, хотя они уже не казались мне столь убедительными. — Как знать, а вдруг, там у него тоже что-то произошло? — предположил я. — Ну, что-то такое важное.
— И что, например? Он ведь целенаправленно ехал туда за диадемой. И что такого значимого могло с ним стрястись посреди леса? — фыркнул Гарри.
— Ну да… — неохотно признал я. — И все равно, с точки зрения простой логики — развалины в лесу, где никто не нашел диадему за — сколько? За тысячу лет? Ну, скажем, почти за тысячу, — это самое что ни на есть безопасное место. Пусть, оно не связано ни с ним, ни с особенно важной частью истории, но все-таки… Может, когда он увидел, как там обстоят дела, он изменил своим принципам?
— А если нет? Просто… — Гарри замялся и отвел глаза. Рон прищурился и подался вперед.
— Гарри, я тебя знаю, ты что-то уже надумал, — сказал он. — Когда у тебя такой взгляд — это значит, ты вбил себе что-то в голову. Как на пятом курсе. Что ты задумал?
— Я… Я ничего не задумал, просто… Ну, я думаю, что у меня есть предположение.
— Ну, валяй, высказывай, — сказал я. — Не вижу причин, почему нам хотя бы не обсудить его.
— Просто я давно уже раздумывал, где еще Волдеморт мог спрятать крестраж. И… Ну, если подумать… Какое место он мог счесть достаточно важным и для себя, и для всего Магического Мира? Место, с которого этот Мир вообще для него начался?
— Министерство? — предположил Рон. Гарри разочарованно фыркнул.
— Дамблдор говорил, что в этом отношении мы с Волдемортом похожи, — пробормотал он. — И если бы меня спросили, какое место я считаю наиболее важным во всем Магическом Мире, для меня лично… Ответ очевиден, — и он бросил по сторонам чуть печальный взгляд. Я затаил дыхание. ШКОЛА? Черт. Ведь это же и в самом деле очевидно — он прав. Тысячу раз прав! По крайней мере, в отношении значимости. Уизли, кажется, тоже все понял.
— Хогвартс? — переспросил он и поморщился. — Но это бред, Гарри! Ну, в смысле, я думаю, что в отношении значимости ты прав, но ведь здесь же Дамблдор! Как Ты-Знаешь-Кто мог незаметно пробраться сюда и протащить с собой крестраж? И где он мог его тут спрятать? Замуровать в стену?
— Ну, чего другого, а всяких тайников в школе пруд пруди, — возразил я. — Но вот проникнуть через охранные чары без ведома Дамблдора немыслимо. Так что, если Волдеморт и хотел бы разместить здесь свой крестраж, сделать он это мог, только пока учился в школе. Но оба крестража из тех, что он создал, пока учился тут — и дневник, и кольцо — уже уничтожены. И ни один из них здесь не находился. Ну, если только ты не знаешь способ, каким он мог сюда проникнуть тайно, — Гарри помолчал, видимо, раздумывая, и вдруг его глаза сверкнули пониманием.
— А он это сделал и не тайно, — проговорил он.
— Что? — с редкостным единодушием в один голос переспросили мы с Роном.
— Все как в Гринготтсе, — слабо усмехнулся Гарри, бросив на меня усталый взгляд. — Нельзя проникнуть тайно — но запросто можно войти на законных основаниях. А я-то всегда считал то воспоминание значимым только постольку, поскольку оно объясняло, что привлекательного Волдеморт находил в должности преподавателя ЗОТИ, и почему проклята эта должность…
— Ты это о чем? — нахмурился Рон. Я тоже не очень понимал, о чем речь. Гарри рассказывал мне о воспоминаниях о Волдеморте, которые показывал ему директор в прошлом году, но, конечно, не все дословно — только то, что казалось ему наиболее важным.
— Вскоре после возвращения в Англию из своей поездки, Волдеморт снова просил предоставить ему место учителя. Он приезжал сюда, но Дамблдор отказал ему, и тогда он проклял должность, так что дольше года на ней никто не задерживается, — отозвался Гарри. — Дамблдор показывал мне это воспоминание в прошлом году — но, по его словам, это было нужно для того, чтобы лучше понять ход мыслей Волдеморта. Но ведь это значит и кое-что еще. Волдеморт побывал здесь. Уже после своей поездки, значит, диадема у него уже была. Что мешало ему по пути завернуть в укромный уголок и спрятать ее? Под самым носом у Дамблдора…
— Темней всего — под пламенем свечи… — пробормотал я. — В твоих словах есть смысл. Мда… Пожалуй, теперь, выбирая между Албанией и Хогвартсом, я ставлю на Хогвартс…
— Но где здесь он мог ее спрятать? — пожал плечами Рон. — Мы проучились здесь семь лет, и я ни разу не заприметил нигде ничего похожего на диадему!
— Да если бы ее так просто было найти!.. — фыркнул я, не сочтя даже нужным продолжить фразу. — Тайник может быть где угодно — от подземелий до башен. Какой-нибудь вынимающийся камень, про который знает только он. Кажется, — с оттенком самодовольства добавил я, — не зря я изобрел поисковые чары…
— Дневник у тебя с собой? — поинтересовался Гарри. Я пожал плечами.
— Внизу, в комнате. В тайнике. Вот видишь, — я усмехнулся, — Даже у меня есть свой тайник.
— Нда, но… Все равно, всегда есть шанс, что кто-то на него наткнется… — пробормотал Рон.
— Да какая нужда Волдеморту в крошечных тайниках, если у него в школе есть персональный зал, в который никому кроме него не проникнуть! — фыркнул Гарри. — А тот, кто, предположительно, все-таки проник бы туда, был бы его марионеткой и не представлял опасности!
— Гарри… — пробормотал осененный догадкой Рон. — Тайная Комната?
— Ну да, — кивнул Поттер. — Что мешало Волдеморту по пути в кабинет Дамблдора завернуть в туалет? Это даже не вызвало подозрений, хотя у Миртл и женский туалет. Он запросто мог наложить чары отвода глаз, или, например, легкий Конфундус. Да Мерлин Великий, просто отговориться тем, что навестил саму Миртл — они ведь учились в одно время! Вряд ли дружили, конечно, но… Всегда можно сослаться на ностальгию и прочее. Дальше, и вовсе, дело техники.
— Черт возьми, ты прав… — пробормотал Уизли. Гарри вопросительно посмотрел на меня.
— Ты можешь сходить за дневником? — спросил он. Я медленно кивнул, хотя в голову мне как раз пришло еще одно возражение.
— Гарри, а тебе не кажется что это… как-то слишком? — спросил я. — Ну, я хочу сказать, что с Тайной Комнатой уже был связан один из крестражей — дневник. Не слишком ли много крестражей на нее одну?
— Ну, хранился-то он отдельно, — возразил Гарри. — И потом, это тоже может быть хитростью. Тот, кто стал бы охотиться за крестражами, посчитал бы, что с Тайной комнатой разобрался, уничтожив дневник, и вряд ли стал бы искать там еще и диадему. В любом случае, мы можем проверить, хуже-то не будет.
— Ладно, тогда давайте так — я пойду за дневником, а вы двое, идите в библиотеку, — сказал я, поднимаясь. Гарри фыркнул, да и Рон тоже ухмыльнулся. — Ну что? — спросил я, нахмурившись.
— Ты прям как Гермиона, — заметил Уизли. — Она тоже все время все ответы ищет в библиотеке. Но сейчас-то тебе там что понадобилось?
— Чтобы чары работали, нужно представлять себе, как выглядит эта диадема, — припечатал я, одарив его убийственным взглядом. — Ее изображение — точнее, изображение Ровены в этой самой диадеме, — есть в Иллюстрированной истории Хогвартса. Должно быть, по крайней мере. Это редкое издание, в общем доступе его нет. Гарри, у тебя ведь есть постоянное разрешение на посещение Запретной Секции?
— Да, от Дамблдора, — кивнул Поттер. — Правда, им чаще Гермиона пользуется, чем я…
— Оно у тебя с собой?
— Нет, в сумке, в комнате.
— Черт, — я поморщился и порылся по своим карманам. Но увы, мое разрешение тоже осталось в школьной сумке, которую я относил к себе после уроков. — Тогда сначала достань разрешение, а потом идите в библиотеку. Скажешь мадам Пинс, что тебе нужна «История» в первом издании. Найдите Ровену и рассмотрите ее хорошенько. Я сбегаю за дневником и присоединюсь к вам.
— Встречаемся в библиотеке, или сразу у Плаксы Миртл? — спросил Гарри. Я пожал плечами.
— Лучше в библиотеке. Я тоже не прочь взглянуть на Ровену. Думаю, если мы все будем знать, как именно выглядит диадема, будет лучше, — отозвался я. — Ну ладно, увидимся через двадцать минут.
Pov Гарри Поттера
Когда через сорок минут мы втроем входили в знакомый заброшенный туалет Плаксы Миртл, мы были, можно сказать, во всеоружии. Казалось, сама Судьба нам благопрепятствует: ни мы с Роном, ни Драко, не встретили по пути ни кого-либо из профессоров (которые могли бы поинтересоваться, куда это собрались студенты на ночь глядя, всего за полчаса до отбоя), ни однокурсников, (которые тоже пристали бы с расспросами), ни даже Пивза, (который просто мог сделать какую-нибудь гадость).
В библиотеке тоже все прошло гладко. Мадам Пинс, хоть и косилась на нас с Роном подозрительно, но отказать, несмотря на ворчание, не могла — разрешение у меня было действующее, и, несмотря на то, что до закрытия библиотеки оставалось совсем немного времени, книгу выдать она была обязана. К тому времени, как Малфой, держа завернутый в кусок плотного бархата дневник Риддла в руках, присоединился к нам, мы с Роном уже отыскали в книге старинную гравюру — портрет всех четырех основателей, и отдельные иллюстрации, выполненные в обычной портретной технике, изображающие всех четверых отдельно. К счастью, Ровена и там, и там была изображена в своей знаменитой диадеме. Впрочем, ничего особенно интересного в этой вещице не было — насколько я мог судить, насмотревшись за эти годы на старинные портреты, украшения такого рода были нередки. Оставалось только надеяться, что этого окажется достаточно, чтобы заставить поисковые чары работать.
Плаксы Миртл на обычном месте не оказалось — должно быть, плескалась с русалками в озере, или же подсматривала за кем-нибудь в Ванной Старост. Впрочем, нас это как нельзя более устраивало. Признаться, за прошедшие годы я успел слегка подзабыть это место — со времен второго курса бывать здесь мне почти не приходилось. Подойдя к раковинам, я склонился к той, которая, как я помнил, скрывала вход в Тайную Комнату. Обведя пальцем изображенную на кране змейку, я улыбнулся.
— Откройся, — шепнул я по-змеиному. На сей раз язык дался мне легче, чем тогда — потребовалось лишь крошечное усилие воли, чтобы представить себе, что говорю с настоящей змеей. А тогда пришлось напрягаться не на шутку..
Если для нас с Роном вход в Тайную Комнату был уже знаком, то для Драко это было в новинку. Я невольно чувствовал себя умудренным опытом старцем рядом с Малфоем, чьи глаза в кои-то веки были распахнуты в пол-лица от изумления. Они полнились пьянящей, будоражащей смесью — вполне понятного страха воочию видеть воплощение самой ужасной школьной легенды, и почти что детского восторга (как ни странно, от того же самого). Заглянув в открывшуюся дыру, слизеринец неуверенно покосился на меня.
— И что, надо просто прыгать туда? — уточнил он. — А мы шеи себе не свернем?
— Что, сдрейфил, Малфой? — фыркнул Рон, шагая к проему. — Мы с Гарри в двенадцать лет не побоялись туда сигануть, и ничего — видишь, живы.
— Вот это-то, как раз, и странно… — проворчал Драко. — Учитывая вашу способность находить себе неприятностей на пятую точку. Ладно, допустим, посадка внизу мягкая. А назад как? Как вот вы выбрались?
— Э…. — Я замялся. Малфой был прав. — Ну, в прошлый раз нас вынес Фоукс, — сказал я. — Но сегодня нам вряд ли стоит на него рассчитывать…
— И что? Опять будем орать «Акцио Молния»? — скептически поморщился Драко. — Что-то у меня нет полной уверенности, что на сей раз это сработает. Начать хотя бы с того, что дверь в сам туалет закрыта.
— Ну, вообще-то это не проблема. Нас трое, мы можем поднять друг друга чарами левитации, — сказал я. Слизеринец пожал плечами и кивнул.
— Что-то я сомневаюсь, что старина Салазар рассчитывал приходить сюда с кем-то, — заметил он. — Да и Джинни, помнится, тогда была одна-одинешенька, и училась еще на первом курсе. Как-то же она поднималась обратно. Хотя, это не в счет, ведь в ход пошли ЕГО знания… Ладно, разберемся. Ну что, пошли, что ли? Что толку стоять тут…
Странное дело все-таки — как меняется с возрастом человеческое восприятие. В прошлый раз ходы казались мне гигантскими, зловещими и полными неразведанных тайн, а предчувствие опасности и снедающая тревога за Джинни придавали мне сил и уверенности в том, что я поступаю правильно. Теперь же подземелья казались не такими уж и большими, затхлыми и пыльными, и таились там, в худшем случае, только крысы. Древние камни покрывал налет от сырости, эхо шагов тут же гасло, не успевая разноситься по тоннелям, а на сердце было как-то тоскливо. Старый детский кошмар, почти стершийся из памяти, то и дело оживал в моих воспоминаниях, но они уже не вызывали ни прежнего ужаса, ни запоздалого удивления. На лице Рона написана была мрачная решимость — он шагал рядом со мной, крепко сжав палочку, явно собираясь стереть в порошок любое возможное препятствие и ни в коем случае не допустить повторения старой истории с Локхартом, в результате которой он остался у завала, а я отправился дальше один. Ну, правду сказать, на роль Локхарта мог претендовать сейчас разве что Малфой, но Драко явно был неподходящей кандидатурой. Из всех нас, он один беспрерывно озирался по сторонам и оборачивался, хотя по Узам я не чувствовал в нем страха, ну, разве что, самую малость. На самом деле слизеринца наполняли одновременно и любопытство и что-то вроде благоговейного трепета.
— А это что такое? — поинтересовался он, ткнув вперед светящимся кончиком палочки. Небольшой шарик света отделился от нее, и послушно полетел вперед, осветив гигантскую старую змеиную шкуру, которую мы видели еще в прошлый раз. Теперь она как-то высохла и скукожилась, хотя, возможно, мне это только казалось — так же, как казалось теперь меньше и все остальное вокруг.
— Змеиная кожа, — буркнул Рон в ответ на вопрос. Драко поднял повыше палочку и приблизился.
— Вы хоть представляете, ЧТО отдали бы зельевары всего мира, чтобы раздобыть хоть кусочек от нее? — поинтересовался он, касаясь легких, высохших чешуек кончиками пальцев.
— Что-то я не помню, чтобы Снейп рассказывал нам о применении чешуи василиска в зельеварении, — заметил я. Драко покачал головой.
— Да ты что, ты хоть понимаешь, какая это редкость, Гарри?! — воскликнул он. — Чтоб в школе такому учили, в ней должен располагаться персональный золотой прииск! Во всем мире едва ли остался хоть десяток мастеров, у которых можно найти хоть щепотку порошка из толченой чешуи — и он у них даже не на вес золота, а на вес алмаза, наверное…
— Ну, и для чего он может использоваться? — поинтересовался я.
— Да Мерлин его знает, разные есть применения, — пожал плечами Малфой. — И защитные зелья есть, и яды, и воздействующие на психику… Даже лекарственные какие-то, но… Они ОЧЕНЬ редкие. Мало кто может себе позволить нечто подобное.
— Мда, Гарри, зря, выходит, мы василисковый труп тогда тут бросили, — хмыкнул Рон. — Это ж, получается, на нем еще и состояние заработать можно было бы.
— Самое смешное, — фыркнул Малфой, отходя от шкуры, — что это действительно так. Чешуя, даже такая как эта, сброшенная и высохшая, — все равно практически бесценна, а уж с живого василиска — ну, или хотя бы со свежеубитого… Я даже представить не могу, сколько она может стоить.
— Так что, предлагаешь вытащить его отсюда и продать по-тихому? — скривившись, спросил Рон, впрочем, конечно, не всерьез — скорее, обвиняя Малфоя в жажде наживы. Но Драко только вздохнул и медленно покачал головой.
— Не думаю, что это хорошая мысль, — заметил он. — Василиск — создание темное, и от зелий с его частицами ничего хорошего ждать не приходится. Одно дело, самому использовать их, или готовить для тех, в ком ты уверен. В вот просто продать чешую, чтобы потом она попала неизвестно к кому. Никакие деньги не стоят такого риска…
— Что, струсил, Малфой? — подначил слизеринца Рон. Лицо Драко потемнело, но он снова сдержал гнев, и только презрительно фыркнул в ответ.
— Это, Уизли, называется осторожностью. А еще способностью применять голову к делу. Просто я могу себе представить, что будет, если хоть несколько чешуек купит кто-то из Пожирателей. А из трупа можно добыть не только чешую, хотя и ее достаточно, чтобы опасаться. Отравляющие зелья с добавлением чешуи василиска невероятно опасны, а от его яда и вовсе ничто не спасет — есть только одно средство, и оно чуть ли не более редкое, чем сам яд.
— Слезы феникса? — сказал я, машинально потирая руку, в которую пять лет назад вонзился ядовитый клык. От Драко мое движение не укрылось, да и по узам, наверное, тоже долетел отголосок моих эмоций. На лице Малфоя появилось выражение легкой растерянности и сочувствия.
— Да, ты-то это знаешь как никто, верно? — спросил он. — Ладно, предлагаю идти дальше.
С этим спорить никто не стал. Скоро мы добрались до завала, который вызвало неудачное заклятие Локхарта. Рон в тот раз разобрал его только сверху, так, что мы с Джинни лишь кое-как протиснулись в раскопанную щель. За прошедшие годы новых обвалов не произошло, да и осыпавшаяся порода несколько осела, но все равно, троим здоровым, практически взрослым парням нечего было и надеяться пролезть в ту же дыру, что и двенадцатилетним детям. К счастью, в отличие от двенадцатилетних, мы владели гораздо большим набором заклинаний, чем и воспользовались.
Потратив не сак уж много времени, мы полностью разобрали завал — частью разгребли, частью просто рассеяли камни в прах. Наложив укрепляющие и охранные чары на стены, чтобы новый обвал не завалил проход, пока мы будем внутри, мы, наконец, двинулись дальше.
Дверь в саму Тайную Комнату была снова закрыта, несмотря на то, что мы с Джинни, в свое время, не запирали ее за собой. Взглянув на украшавших ее змей, я собрался было уже попросить дверь открыться, как Рон вдруг дернул меня за рукав. Глаза его были расширены от ужаса.
— Гарри, погоди! — воскликнул он. — Я… Я вдруг подумал… Ты говорил, что там ведь сыро, да?
— Ну да, а что такое? — спросил я. Рон сглотнул.
— А ты только представь себе, — проговорил он, и невольно скривился от одной мысли. — Труп василиска пролежал в комнате пять лет, ты хоть представляешь, как он там разложился?
— Ой… — пробормотал я. — Об этом-то я и не подумал… надо что-то придумать, чем-то закрыть лица.
— Не поможет, — отозвался Драко, чье лицо тоже кривилось в гримасе отвращения. — Ну, то есть, только отчасти. Кто-нибудь еще, кроме меня, знает заклятие вытяжки, которым Снейп пользуется после очередного взрыва долгопупсовского котла? — осведомился он деловито. Рон поморщился и покачал головой. Я пожал плечами.
— Нет, но ты можешь направить меня, как ведущий, — сказал я. — Или можно воспользоваться нашей двойной силой, это будет эффективнее. — Драко кивнул.
— А разумно тратить эту силу на такие пустяки? — с сомнением покосился на меня Рон. Я покачал головой.
— Возможность дышать — не пустяк, Рон, — возразил я. — А после пяти лет распада дело тут будет не только в неприятном запахе. Запросто и отравиться можно этими парами…
— Бррр…. — содрогнулся он. — Ну, валяйте, что ли уже свои чары…
— Сначала надо открыть дверь, — отозвался Малфой. — Гарри, давай руку, если хочешь использовать нашу силу.
— Угу, — откликнулся я, вкладывая кисть в ладонь Драко и легонько пожимая его изящные пальцы.
— Откройся! — прошипел я на змеином языке, и как только внутри что-то щелкнуло, и появилась крохотная щелка, слизеринец мигом прошептал знакомое по урокам зельеварения заклинание, очищающее воздух. Поток магии, почти видимый, излился с наших переплетенных пальцев, устремляясь в открывающуюся дверь.
К счастью, благодаря этим чарам, нам так и не довелось узнать, насколько опасными или хотя бы сильными были пары разложения от трупа василиска. Все испарения моментально улетучились, правда, хотелось надеяться, что не в канализацию, а оттуда — в школьные коридоры. Наконец, убедившись, что в просторном зале вполне уже можно дышать, мы осторожно, друг за другом вошли внутрь. Мы с Драко все еще не расцепили рук — конечно, маловероятно, что здесь встретится что-то еще опасное, но лучше было перестраховаться.
Едва сделав шаг внутрь, я остановился. Рон, уткнувшись носом в спины нам с Драко, недовольно заворчал, но тут же умолк, стоило ему окинуть взглядом огромное помещение, украшенное красноватыми колонами, в дальнем конце которого помещалась циклопическая статуя Слизерина. Чуть сбоку от нее лежал труп василиска, изогнувшегося немыслимыми кольцами, пока змей бился в предсмертной агонии. Восторг Драко поутих, любопытство, в какой-то степени, тоже, Малфой разглядывал подземный чертог со смесью трепета и какого-то странного сочувствия, словно жалея о том, что не мог сопереживать мне тогда. Наконец я медленно шагнул вперед. При каждом взгляде, каждом движении в моей памяти словно оживали прежние чувства — чувства двенадцатилетнего мальчика, пришедшего в одиночку на смертный бой. Почему-то теперь было ужасно себя жалко, хотя я никогда не склонен был раньше причитать над своими несчастьями и перенесенными тяготами. Не выпуская ладони Драко, я медленно шагал и шагал вперед, пока не остановился у подножия статуи. Салазар мрачно взирал на нас сверху своими жестокими, глубоко посаженными глазками, а его лицо, напоминающее обезьянье, казалось суровым и осуждающим. На полу, у моих ног, все еще заметное даже после пяти прошедших лет, расплывалось яркое темно-синее чернильное пятно, а рядом валялся обломок клыка, тоже перепачканный чернилами. Драко осторожно пошевелил его носком ботинка.
— Это оно? — спросил он. — То, о чем я думаю? Здесь все и произошло, да, Гарри?
— Да, — кивнул я. В горле пересохло, и воспоминания нахлынули с новой силой. — Вот именно здесь все и произошло. Джинни лежала там, ближе к ногам статуи, — я указал на чистый участок пола, не забрызганный чернилами. — А фантом Риддла из дневника стоял там, — я кивнул в сторону красноватой колонны. По телу пробежала дрожь, и я встряхнулся, отгоняя неприятные ощущения. — Давайте побыстрее покончим с этим, — проговорил я. — Дрей, доставай дневник и приступим.
— Хорошо, как скажешь, — отозвался Малфой, вынимая бархатный сверток из глубокого кармана мантии. — Вот только… — он с сомнением осмотрелся вокруг. — Знаешь, я слабо представляю себе, где тут может быть тайник для хранения сравнительно небольшой вещицы, — заметил он. Я глубоко вздохнул.
— Я думаю, если диадема здесь, Волдеморт должен был спрятать ее туда, где искать ее не стал бы никто. Даже тот, кто дошел бы досюда.
— И где же это?
— На месте лежбища василиска, — ответил я, кивая на статую. — Или ЗА НИМ.
— И где тут лежбище? — нахмурился Драко. — За статуей?
— Нет. Внутри.
— ВНУТРИ? Но… как же тогда он оттуда выбирался?
— Смотри… — зловеще хмыкнул я, поднимая голову. Поморщившись от неприятного воспоминания, я на мгновение закрыл глаза и содрогнулся. — Поговори со мной, Слизерин, величайший их Хогвартсской четверки! — прошипел я. Драко нахмурился, словно фраза оказалась ему понятна не до конца, а на лице Рона промелькнуло странное выражение — словно он если и не понял, до частично догадался о смысле слов. Похоже, Малфой прав — способность хотя бы научиться говорить на змеином языке дремлет в крови каждого чистокровного… Раздался скрежет камня, и рот статуи медленно открылся, раскрывая темный провал змеиного логова.
— Мерлин Великий… — прошептал Рон, с ужасом глядя на статую. Драко промолчал, но тяжело сглотнул, кинув взгляд на мертвого василиска. Я мрачно хмыкнул. В тот раз мне не удалось рассмотреть все в подробностях — было не до этого, — но и теперь, если честно, особенно рассматривать это желания не было. Зрелище не из приятных.
— Странно, что статуя не очень соответствует традиционному изображению Слизерина, — заметил Малфой, чуть оправившись от слишком сильного впечатления. — И вообще, интересно, как он ее сюда поместил?
— Знаешь, я предпочел бы не вдаваться в подробности, — поморщился я. Несмотря на заклятие вытяжки, от мертвого тела василиска начинало тянуть сладковато-тошнотворным запахом разложения. Заметив мою гримасу, Драко повторил чары вентилляции, а потом, проведя рукой в воздухе, словно рисуя что-то невидимой кистью, прошептал еще какое-то заклятие. В помещении резко похолодало, и стены, покрытые капельками воды, враз заледенели. Тонкая белесая корочка льда покрыла пол, влажные потеки на нем и сам труп гигантского змея. Я недоуменно посмотрел на Малфоя.
— Ты что, з-заморозить нас всех тут р-решил? — спросил я, начиная стучать зубами. Холод уже пробирал до костей. Драко невозмутимо пожал плечами и, легонько коснувшись палочкой моего плеча, наложил согревающие чары на мою мантию, потом, повернувшись, проделал то же самое с Роном. На его собственной мантии, подозреваю, подобные чары уже лежали — ну, или не совсем подобные, впрочем последнее было не так уж важно. Главное, Малфой не выглядел замерзшим, и даже его ладонь в моей оставалась теплой.
— Знаешь, Гарри, от души надеюсь, что лезть туда за этим долбанным крестражем не придется. Как-то мне не улыбается соваться головой вперед в змеиное логово, — заметил он, проигнорировав мое замечание насчет холода. — Я вам не мангуст.
— Ты предпочел бы вперед ногами? — фыркнул я, немного расслабившись от разливающегося по телу тепла. Драко покачал головой.
— Как думаешь, — спросил он, снова игнорируя мою реплику, — там есть еще какие-нибудь охранные хитрости, или он думал, что василиска будет достаточно?
— Понятия не имею, — честно ответил я. — Но не поставил бы на то, что ничего нет. Это же Волдеморт, в конце концов, от него любой подлости можно ждать.
— Ну да, — мрачно кивнул Драко, разворачивая бархат, и небрежно сунул его мне. — Подержи. Или предпочтешь сам применить чары?
— Нет, давай ты, — покачал головой я, машинально сворачивая ткань в аккуратный квадратик. — Все-таки, это твое изобретение.
— Угу… Ну ладно…
Когда Драко зашептал вполголоса формулу поисковых чар, во мне поднялось странное, двойственное ощущение, словно что-то внутри меня поднималось навстречу заклятию, и, одновременно с тем, противилось ему. Шрам запульсировал — не той ошеломляющей болью, которая всегда взрывалась в нем из-за эмоций или близости Волдеморта, а тупым, неприятным свербением, проникающим, казалось, прямо сквозь кости черепа. Я не знал, чем было это вызвано и почему в прошлый раз ничего подобного не происходило. Наверное, решил я, все дело было в нашей с Волдемортом связи, и в том, что тогда, в Банке, я применял чары сам, а значит, был их непосредственным участником. Теперь я наблюдал со стороны. Ну и еще, наверное, важно было то, что тогда крестража поблизости все-таки не было, тогда как теперь, хотелось надеяться, мы были гораздо ближе к цели.
Тем временем из палочки Драко вытекло облако белесого тумана — здесь, в отличие от гринготтского сейфа, оно не отливало зеленоватым светом, каким светилось и само хранилище. Поколебавшись в воздухе, облако на какой-то момент зависло над нашими головами. Мы все трое, затаив дыхание, следили за ним. Получится ли? По узам от Драко доносилось почти нечеловеческое напряжение. Неужели он так взволнован? Хотя, с другой стороны, его вполне можно понять…
Наконец, словно решив, что вдоволь помучило нас неведением, туман снова начал клубиться, перетекая и вытягиваясь в подобие длинной полосы. Одним концом эта импровизированная стрелка указывала на дневник в руках Малфоя, вторым… У меня вырвался невольный вздох — впрочем, не у одного меня, мы с Роном вздохнули почти синхронно. Драко, в отличие от нас, только прикусил губу — сильно, почти до крови. Стрелка решительно оставляла статую Слизерина в стороне, четко указывая куда-то вверх, в правую от входа сторону, однако я затруднялся определить, какая это была сторона света. Я вообще не мог себе представить, как и под каким углом расположена по отношению к Хогвартсу и его основным постройкам Тайная Комната.
— Он что, в стене ее замуровал? — подал голос Рон. Я облизнул губы.
— Не думаю, — медленно произнес я.
— Невероятно… — пробормотал Малфой. — Ты был прав, Гарри, диадема в Хогвартсе!
— Ты все-таки в это не верил? — выдохнул я, отрывая, наконец, взгляд от стрелки, и переводя его на Драко. Тот все еще напряженно вглядывался в скрытую полумраком стену, куда не доходил свет зачарованных факелов, освещавших чертог.
— Я сомневался, как и всякий разумный человек, — дипломатично ответил слизеринец. — Только дурак не подвергает факты сомнению… Итак, что мы имеем?
— Ну… Мне кажется, что диадема может быть спрятана где-нибудь в канализационных ходах, по которым ползал василиск, — предположил я. — Или нет.
— Знаешь… — Драко поморщился. — По правде говоря, не хотел тебя расстраивать раньше времени, но в твоих рассуждениях относительно этого места, был еще один изъян. Ну, в смысле о том, что Волдеморт мог запросто сюда зайти и оставить тут диадему в тот раз, когда приходил к Дамблдору. Все-таки, одно дело — на минуту забежать в туалет, пусть и в женский. Но подумай сам — сколько мы сюда шли от спуска? С полчаса, или где-то так?
— Меньше, — подал голос Рон. — Мы еще завал разбирали.
— Ну да, — хмыкнул Малфой. — Все равно, пусть, пятнадцать минут на то, чтобы дойти, плюс столько же на выход, и какое-то время на то, чтобы обустроить тайник и поместить туда диадему. Хотя бы даже просто положить ее в уже уготованный тайник. Многовато, вам не кажется?
— То есть…
— То есть Дамблдор явно забеспокоился бы: где это носит его гостя? — дернул плечами Драко. — Так что, — не расстраивайся, Гарри, но…
— Ты прав, похоже, — кивнул я, подумав. — Я как-то забыл за это время, сколько занимает путь сюда. Мне казалось, можно добраться до двери за считанные минуты. Но, пожалуй, все-таки это слишком долго. Но тогда почему сработали чары? — спросил я, кивнув на все еще висящую в воздухе стрелку.
— Наверное, потому что диадема все же где-то в Хогвартсе, — отозвался слизеринец. — Мне пришлось поднапрячься, чтобы заставить заклятие работать, а значит, она не так уж близко. Но чтобы знать точно, давайте-ка проведем триангуляцию.
— Чего проведем? — переспросил Рон. Драко закатил глаза.
— Три-ан-гу-ля-ци-ю, — по слогам произнес он. — Укажем направление из двух разных точек, чтобы посмотреть, где указатели пересекаются. Там и будет искомая точка. А ну-ка, позвольте, джентльмены, — он одним движением палочки развеял стрелку, и, отодвинув меня с дороги, быстро зашагал к выходу. Мы с Роном, ничего не понимая, переглянулись, и быстрым шагом последовали за ним. Драко остановился, не дойдя пары шагов до двери, и, снова сосредоточившись, повторил чары поиска. На сей раз они удались быстрее, но направление стрелки почти не изменилось — она по-прежнему указывала на правую от входа стену, под довольно значительным углом вверх.
— Похоже, тайник далековато отсюда, — заметил я.
— На твоей карте, надо думать, эти подземелья не указаны? — спросил Драко. Я покачал головой. — Ладно, тогда попробуем, когда вылезем, — не очень понятно пробормотал слизеринец. — Ну что, кажется, тут нет того, что нам нужно. Давайте выбираться?
— Ну… да, наверное, — согласился я, делая шаг к двери.
— Погоди! — воскликнул вдруг Рон, хватая меня за рукав. — Постойте, — повторил он, переводя взволнованный взгляд с меня на Малфоя, и обратно. Мне этот его вид был знаком — Рона осенила идея, высказать которую ему было настолько важно, что аж дух перехватило.
— Ну? — нетерпеливо дернул бровью Драко. Рон только рукой на него махнул, словно прося заткнуться на минутку.
— Вы… Вы двое подумали, что мы будем делать, даже если найдем крестраж, а? — выпалил он наконец. — Ну, вот откопаем мы где-нибудь сейчас эту несчастную диадему, и что дальше? Как мы ее уничтожим?
— Ну… — я захлопал глазами. До сих пор я не задумывался об этом, мне казалось достаточно весомой проблемой хотя бы просто отыскать крестражи… Я вопросительно посмотрел на Драко. — Ты вроде, что-то говорил о том, что может уничтожить крестражи, а? — спросил я. Малфой как-то неуверенно пожал плечами.
— Ну, для этого нужна ОЧЕНЬ разрушительная сила. Что-то вроде Адова Пламени, которое Снейп применил для очистки Обсерватиории. Или какое-то мощное волшебное оружие, типа, наверное, меча Гриффиндора. Ну, в принципе, любое оружие гоблинской работы, правда, это огромная редкость.
— Ну, так в чем проблема — меч-то у Дамблдора, — пожал плечами я. — Отнесем диадему к нему, и всего-то.
— А если… — Рон с сомнением покачал головой. — А если в ней окажется что-то… ну, страшное? Типа, как в дневнике? Вдруг она завладеет тем, кто ее коснется, и… — он содрогнулся, и я хорошо понимал, чем вызвана такая нервозность. Воспоминанием о том, что произошло с Джинни.
— На это нужно время, Рон, — возразил я. — Длительный контакт. Джинни почти год писала в дневнике, прежде чем Риддл обрел над ней достаточную власть. Тем более, мы-то знаем, с чем имеем дело, так что будем осторожнее.
— Я просто подумал… Гермиона, вроде, тоже рассказывала, что читала о способах уничтожения крестражей. Она сказала, что одно из веществ, которое может их уничтожить — это яд василиска.
— Ну да, — кивнул Драко, и, для наглядности, поднял руку с все еще зажатым в ней дневником Риддла. — Вот тебе доказательство. А что?
— Ну, я подумал — зачем рисковать, брать эту диадему в руки, когда у нас тут целый василиск валяется без дела. Яд ведь у него еще сохранился, а? Так почему бы нам не позаимствовать у него один-два клыка? Чтобы сразу, не сходя с места… — он пожал плечами. Во взгляде Драко мелькнуло что-то, похожее на уважение, и он как-то ошеломленно посмотрел на Рона.
— Уи-изли… — протянул Малфой. — Ну кто бы мог подумать, что в твою голову тоже забредают умные мысли. В самом деле, почему бы и нет? Что скажешь, Гарри?
— Вы спятили, оба, — поморщился я. — Да я лучше соглашусь месяц проносить эту диадему вместо шляпы, чем притронусь к этой гадости, — я кинул красноречивый, как надеялся, взгляд на заледенелый труп василиска. — Мне и одного раза хватило. Не думаю, что стоит еще раз рассчитывать на слезы Фокуса, и потом, вы сами сказали, этот яд очень разрушителен. Таскать с собой клык с этой дрянью — чистое самоубийство.
В сознании Драко снова возникло что-то вроде жалости, и я содрогнулся. Почему-то возникло ощущение, что Малфой смотрит на меня как на больного или раненного, так что я вскинул голову и с вызовом уставился на него.
— Ничего страшного не произойдет, если обращаться с ним с осторожностью, — возразил Рон. — Это даже я знаю, Гарри. Я, может, не так уж хорош в Зельях, но уж технику безопасности по отравляющим веществам — то усвоил.
— Рон прав, ничего страшного не случится, если мы будем соблюдать осторожность, — поддержал его Драко, и вдруг, словно запнувшись, издал странный придушенный писк. — Так, Уизли, ты этого не слышал! — выдавил он. Рон хихикнул.
— Чего — того, что ты признал мою правоту? Поздняк метаться, Малфой, слово не снитч…
— Знаю, знаю, полетит — не проглотишь, — поморщился Драко. — Мерлинова борода, у меня было помрачнение рассудка, не иначе. Ладно, Гриндевальд с тобой, Уизел, наслаждайся.
— Мда, Малфой, да ты прям белый и пушистый, — хмыкнул Рон. — Хоть и не хорек, как оказалось…
— Уизли, побереги мою неустойчивую подростковую психику от твоих потуг на остроты, — вздохнул слизеринец, однако в его голосе помимо иронии слышалась и какая-то странная обреченность, пополам с усталостью. Рон насупился было, но я умоляюще посмотрел на него.
— Не надо! — попросил я друга одними губами, старательно закрыв эту мысль от Драко. Рон, продолжая хмуриться, тем не менее, неохотно кивнул.
Несмотря на мое, правда, не очень активное сопротивление, парни все-таки разжились клыком василиска, на котором четко виднелись еще следы яда. Старательно наложив охранные чары, чтобы не прикоснуться к смертельно опасной субстанции, Драко завернул его в тот же бархат, в который до этого был завернут дневник, предварительно наложив на ткань «Импервиус». Получившийся сверток, он, недолго думая, вручил Рону, со словами «Твоя идея — тебе и тащить». Спорить, впрочем, с такой железной логикой было трудно.
К тому времени, как мы выбрались из подземелья, взошла луна, и светила теперь прямо в окошко туалета Плаксы Миртл, расчерчивая пол квадратами теней от оконных рам. Внизу Драко пытался предложить нам поискать способ подняться, предусмотренный самим Слизерином при постройке комнаты, но мы были слишком на взводе, чтобы отвлекаться на такую ерунду. При помощи чар левитации я поднял Рона, за ним — Драко, а потом уже эти двое вытащили меня. Удача, сопутствовавшая нам в самом начале, похоже, потихоньку начала отворачиваться. Когда мы вылезли из подземного прохода, Плаксы Миртл на месте все еще не было, но, стоило нам устроиться на относительно сухом полу, чтобы попробовать сориентироваться по карте, как она появилась из изгиба одной из труб, причем крайне недовольная.
— А ну, проваливайте отсюда! — взвизгнула она. — Вы — мальчишки! А это женский туалет!
— Миртл! — невольно вздрогнув, охнул я. Привидение, узнав меня, мигом смягчилось.
— А-а, Гарри, это ты… — проворковала она совсем другим тоном. — Что ты так давно не заходил? Я уж думала, ты совсем про меня позабыл…
— Ну что ты, просто… эээ…. — я замялся, пытаясь лихорадочно придумать, что сказать.
— «Вау, Поттер, может, мне передать Блейз, что у нее появилась соперница?» — хихикнул в голове голос Малфоя. Ехидная реплика отнюдь не помогла мне собраться с мыслями.
— «Дрей, придушу за такие комментарии», — пригрозил я, и быстро обезоруживающе улыбнулся Миртл. — Ну, просто, ты ведь понимаешь, это действительно женский туалет, — стал я объяснять настырной призрачной девчонке. — Мне, вообще-то, не следует тут появляться…
— Оооо…. — расстроено протянула она. — Но ведь ТОГДА тебя это не останавливало.
— Э, ну… — я снова замялся. У Драко на языке, я чувствовал, так и крутилось очередное ехидное замечание, однако Малфой каким-то чудом сдерживался.
— «Блин, помог бы лучше!» — мысленно передал ему я. — «Видишь же, сейчас засыплюсь по полной программе. Тебе не приходилось сталкиваться с фирменной истерикой Миртл? Готовься к уроку плавания…»
— «Не дрейфь», — хмыкнул Малфой. — «Скажи ей, что ты счел, что твои прошлые проявления были достаточным проявлением внимания с твоей стороны, и ты не был уверен, что ей это по нраву. И что ты теперь ждал, пока она сама проявит инициативу. В общем, что-нибудь в этом роде», — предложил он. — «Мне это всегда помогало мирно разойтись с какой-нибудь нежеланной пассией».
— «Мда?» — не очень уверенно отозвался я. — «Ну, не знаю…»
— Так что, Гарри? — требовательно спросила Миртл. Кажется, спускать все на тормозах она не собиралась. — Ах, ну да… конечно, я понимаю, — плаксивым голосом начала она. — Как такому парню, как ты, может быть интересна жалкая слезливая уродина, вроде меня…
— Да как ты можешь быть ему интересна, если ты привидение, а он живой человек! — фыркнул Рон. Ну, вообще-то, он был прав, но в обращении с Плаксой Миртл подобное заявление было чудовищной ошибкой. Я даже зажмурился, представив себе, какой взрыв сейчас последует.
— Ой, дура-а-ак… — протянул Малфой, аж пригнувшись, тоже в ожидании истерики «чересчур ранимого» привидения. Ну и понятно, Миртл не подкачала. От ее визга у нас чуть не лопнули барабанные перепонки.
— Ну конечно! — заверещала она, описывая над нами круги. — Конечно, давайте издеваться над бедной несчастной Миртл — она ведь все равно уже привидение! Это не значит, что у меня не может быть чувств! Мне это больно, между прочим!
— Миртл, он не хотел тебя обидеть! Он просто не подумал… — крикнул я, но, увы, безрезультатно. Впечатлительная жертва василиска начала визжать уже что-то вовсе нечленораздельное, а потом с громким воплем нырнула в бачок, расплескивая воду. Мы поспешно вскочили, подхватив свои вещи, и кинулись к двери. Тем временем краны сами собой открывались, все клапаны и водосливы прекращали работу — плакса Миртл устраивала полноценный потоп.
Вылетев из туалета, мы захлопнули за собой дверь, и, привалившись к ней, переглянулись все трое. На лице Рона было умилительное, виновато-растерянное выражение, диким образом сочетавшееся с едва сдерживаемым хохотом. Драко в открытую веселился, едва держась на ногах от смеха.
— Ой, Поттер, с тобой не соскучишься! Нет, ну точно, надо предупредить Блейз, что у нее тут соперница… да еще какая! Ой, ой, бедный Гарри… Даже привидения требуют твоего внимания, ы-ы-ы! — заливался он. Я невольно и сам улыбался, а вид хохочущего Малфоя весьма способствовал этому. Мы с Роном почти синхронно оба захихикали — видимо, сказывалась еще и реакция на напряжение, пережитое в Тайной Комнате. Все-таки поход туда дался нашим нервам далеко не так легко, как хотелось бы.
— Это то-о-очно, Плакса Миртл к нему еще со второго курса неравнодушна! — подхватил эстафету от Драко Рон. — Даже предлагала, если он там, внизу, погибнет, оставаться жить вместе с ней в ее туалете, а-а-а-а!
— О-о-о, ну все, Гарри! — заржал хуже прежнего Дрей. — Теперь мы знаем, куда тебя можно будет пристроить в случае смерти! И даже кто за тобой присмотрит, ха-ха-ха!
— О, ха-ха-ха! — иронически передразнил его я, сам уже немного успокоившись. — Как смешно, просто с ума сойти! А… — я запнулся. Где-то неподалеку раздался скрип отодвигаемой деревянной панели и знакомые шаркающие шаги. — А ну, заткнулись оба! — рявкнул я, впрочем, понизив голос. — Отбой был, а сюда Филч идет! Школьные правила никто не отменял!
— Гарри, у тебя мантия с собой? — быстро спросил Рон. Веселость махом слетела с обоих парней. Я кивнул, и мигом полез во внутренний карман за мантией-невидимкой. Вот только втроем мы под ней уже не поместимся! Драко фыркнул, уловив мою последнюю мысль.
— Дурак, мы с Уизли старосты, нам ничего не будет! — рыкнул он. — Прячься сам давай, быстрее!
Я едва успел нырнуть под мантию, прежде чем из-за угла коридора вышел Филч в сопровождении миссис Норрис. Завидев Драко и Рона, он злобно ухмыльнулся от уха до уха, и зашаркал к ним. Кошка уставилась на меня, недовольно мяукнув, но к счастью, хозяину было не до нее.
— Так-так-так, что у нас тут? — злорадно прошамкал он. — Смотрите-ка, Уизли и Малфой, да еще там, где шум, как всегда. И вдобавок, после отбоя. Ох, чую я, здесь попахивает исключением… — и он захихикал. Драко, мигом нацепив личину «Его Слизеринского Высочества», оскорбленно выпрямился.
— Мы старосты, — припечатал он, мысленно добавив «тупоголовый сквиб!». Я невольно хмыкнул про себя, с улыбкой подумав, что еще год назад подобная реплика от Малфоя вызвала бы у меня бурю негодования, даже несмотря на всю нелюбовь к Филчу. Теперь же это казалось всего лишь забавным, не более того. — Нам разрешено находится в коридорах после отбоя, — продолжал слизеринец. Филч скривился, смерив парня таким взглядом, словно тот только что сообщил ему, что Рождество отменяется, причем по его личной, малфоевской инициативе.
— Мда? И что же вам понадобилось тут, даже если у вас есть разрешение? Почему шум? Деретесь? — спросил завхоз с некоторой надеждой.
— Эээ, понимаете, мы услышали шум, — начал объяснять Рон, надеясь немного утихомирить Филча. — Это все Плакса Миртл. Она, кажется, чем-то расстроена — вон, опять затопила туалет… — добавил он, указывая на очень вовремя начавшую просачиваться из-под двери струйку воды. Филч, заметив ее, заохал и разразился потоком малопонятных ругательств. Драко осторожно потянул Рона за рукав, кивком указывая ему в сторону коридора.
— Ну ладно, раз уж вы здесь, уверен, вы теперь во всем разберетесь, — заметил он, осторожно отступая. — А мы, пожалуй, пойдем. Все-таки отбой уже был, а у нас завтра уроки…
— Идите, идите… — буркнул Филч, в расстроенных чувствах даже не найдя, за что бы задержать парней и припахать их к работе. Он открыл дверь туалета, от чего вода в коридор хлынула настоящим ручьем. — Ну что за школа, шкодят все кому не лень, то ученики-негодники, то Пивз-безобразник… А теперь вот и привидения не за свое дело взялись… Нет, надо Дамблдора уговорить все-таки Пивза выгнать… — ворчал старый сквиб, шлепая по воде к умывальникам, чтобы перекрыть краны. Я, стараясь ступать в ногу с Драко и Роном, осторожно последовал за ними, ступая осторожно, чтобы не замочить ног. Три пары мокрых следов там, куда ушли двое учеников, могли навести Филча на совершенно ненужные подозрения.
За поворотом коридора мы приостановились, переводя дух, и я скинул с головы капюшон мантии, предварительно оглядевшись вокруг. Никого не было видно, однако полагаться на сомнительное уединение коридора было бы глупо.
— Пошли в Зал Наград, он тут недалеко, — предложил я вполголоса. Малфой и Уизли, не сговариваясь, кивнули. Помимо прочих достоинств, у Зала Наград было и еще одно преимущество — он был достаточно велик, чтобы при необходимости там можно было произвести Триангуляцию.
Войдя, мы не стали зажигать масляные светильники, использовавшиеся здесь обычно, и ограничились тремя шариками Люмосов. Впрочем, Драко быстро погасил свой — от его палочки требовались другие чары, и он не был уверен, что они сработают как надо при закрепленном на палочке заклятии света.
Заклинание поиска сработало не хуже, чем раньше, внизу, и, расстелив Карту Мародеров, я осторожно провел палочкой по прямой, накладывая иллюзорную линию. Стрелка снова указывала вверх, значит, надо было проверить лишь этажи выше пятого, а то и шестого, учитывая ее наклон. Ну, по крайней мере, так сказал Драко, и, поскольку в Нумерологии он разбирался куда лучше нас с Роном, нам оставалось только ему поверить.
Однако необходимость исследовать этажи, проверяя вероятные комнаты на предмет наличия какого-либо тайника, отпала, когда мы открыли карату седьмого этажа, и скрещенные линии, соответствующие направлению поискового заклятия, легли на пергамент. В первый момент я не очень понял, что именно вижу — точка пересечения находилась в пустоте, а точнее в толще одной из стен на седьмом этаже. Сначала я решил, что там просто находится какая-нибудь замурованная ниша. Малфой рядом со мной тихо охнул, и я по узам ощутил еще не оформленную мысль, зародившуюся в его сознании. Озарение полыхнуло в нас обоих одновременно.
— Выручай-комната! — воскликнули мы в один голос. Рон, склонившийся над картой, даже сел от неожиданности на задницу, и уставился на нас потрясенным взглядом.
— Ну конечно, как я не понял! Ведь чем бы ты ни пожелал, она для тебя станет! — воскликнул я. — почему бы ей не стать хранилищем для крестража? Вроде бы и видное место — и в то же время, поди догадайся! Да если б не твои чары, Дрей, мы бы его в жизни не нашли! И как раз, Выручай-комната не так уж далеко от кабинета директора, так что Волдеморт вполне мог успеть завернуть туда по пути!
— Звучит логично, — согласился Драко. — Ну хорошо, кажется, мы выходим на финишную прямую, а? Рон, ты клык не потерял?
— Нет, Дрей, не потерял, — с некоторым сарказмом отозвался Уизли. Малфой сверкнул глазами, но на сей раз я постарался вовремя успокоить уже его.
— «Не надо, Драко, пожалуйста!» — попросил я, коснувшись его сознания. Парень резко выдохнул и снова глубоко вздохнул.
— «Только ради тебя, Гарри», — мрачно сказал он. — Ну ладно, если мы хотим разобраться со всем уже сегодня, и уберечь твоего братца от ненужного путешествия, — сказал он вслух, одарив Рона убийственным взглядом, — то предлагаю двигать в Выручай-комнату. Есть возражения?
— Да не то чтобы возражения, — отозвался я. — Скорее просто опасение. Дамблдор сказал, что и кольцо, и медальон, были защищены огромной кучей ловушек. Я вот и думаю — наверняка, диадема тоже защищена. Если бы она была в Тайной Комнате, там все понятно. Василиск сам по себе страж — более, чем серьезный. Плюс, тот факт, что Комнату надо еще найти, и все такое. Ну и какие-никакие чары тоже могли быть наложены. А вот как быть в отношении Выручай-комнаты, я даже и не знаю… Теоретически, у него просто не было времени выставлять мало-мальски сложную защиту, тем более, это все-таки место не так, чтобы совсем безлюдное… Что скажешь? — я вопросительно посмотрел на Драко. — Просвети нас с точки зрения слизеринской логики.
— Слизеринская — неслизеринская… — проворчал Малфой. — Логика у всех одинаковая… Мерлин его разберет, этого Волдеморта. Я думаю так — там не должно быть ничего такого, что можно зацепить и активировать случайно. Не думаю, что в интересах Волдеморта было подвергать риску случайных студентов, особенно под носом у Дамблдора. Привлекать внимание директора к крестражу и его местоположению — уверен, это последнее, чего он мог пожелать. Но с другой стороны, это не значит, что там совсем ничего нет. Вполне может оказаться нечто такое, что повлечет беду при непосредственном контакте с диадемой.
— Ну что ж, значит, нам придется соблюдать осторожность вдвойне, — подытожил я. — Готовы? Тогда вперед. Остался последний рывок. Ээээ…. Ну, на сегодня, — я хмыкнул, и друзья ответили такими же заговорщическими и понимающими ухмылками. На душе у меня почему-то было легко и спокойно, несмотря на грядущую опасность и общую мрачность ситуации. Внутри меня, где-то в подсознании, именно благодаря этим улыбкам, чуть ярче засиял крохотный лучик надежды…