Pov Блейз Забини
Если я до этого думала, что знаю, на что похож переполох в Хогсмиде — я ошибалась. Все предыдущие волнения едва ли попадали под определение «легкой суматохи», по сравнению с тем, что творилось сейчас. У студентов, особенно у тех, кто непосредственно присутствовал при этом, исчезновение Малфоя и Гринграсс вызвало едва ли не панику. А вот авроры, из числа нашей «стражи», напротив, воспылали праведным гневом. Да и в самом деле, ну шутка ли — когда прямиком из-под носа у десятка превосходно обученных, закаленных профессионалов, самым наглым образом ИСЧЕЗАЕТ пара их подопечных? И — что особенно важно! — не просто сбегает уединиться в укромный уголок, а именно перемещается портключом неизвестно куда, с неизвестной целью…
Естественно, тут же был поднят вопрос о похищении. Едва узнав от Рона, что произошло, мы с Гарри кинулись к старшему аврору группы, охранявшей нас, чтобы узнать, что предпринимается для поиска, и чем мы могли бы помочь. Мы нашли его, отдающего распоряжения насчет немедленной организации отхода, возле барной стойки, возле которой, выставляя на столешницу жестянки с Летучим Порохом, хлопотала мадам Розмерта. И вот тут я пришла в настоящее бешенство, когда этот… отвратительный, напыщенный жирный индюк! — аврорский старшина, отвечавший за проведение «праздника», — выслушав нас, невозмутимо пожевал губами и окинул меня сальным взглядом, от которого мне немедленно захотелось вымыться с головы до ног! Я мигом ощутила, как Гарри рядом со мной напрягся, но усилием воли смирил свой горячий гриффиндорский нрав.
— Мисс, — тем временем снисходительно сказал аврор, слегка гнусавя. — Мне понятна ваша тревога, но простите, пропавшие — оба слизеринцы, и, как нам сообщили, у них даже была любовная связь. И я готов прозакладать последний сикль, что этот мальчишка, новоиспеченный лорд Малфой, просто решил показать, что он здесь самый крутой. Увести свою девушку просто в уголок, подальше от всех, ему показалось мало — вот и решил выпендриться. Он же лорд теперь! Знаю я этих аристократов, — спеси на целый полк, и каждый считает, что он — пуп земли! А уж Пожирательские детишки — и говорить нечего! Поверьте, милочка, беспокоиться не о чем, — заключил он, повторно пройдясь по мне отвратительно липким взглядом.
— Не о чем беспокоиться?! — задохнулась от возмущения я. — Да как вы смеете! Что вы можете знать? Дрей и Дафна расстались еще в начале года, и он бы никогда не пошел с ней по доброй воле! Она же приспешница Сами-Знаете-Кого! — лицо аврора при этих словах помрачнело, и я (по наивности, не иначе!) на мгновение понадеялась, что мне удалось убедить его в том, что Драко в опасности. Однако, как оказалось, предубеждение старшины было чересчур глубоко укоренившимся — мои слова лишь подлили масла в огонь.
— Милая девушка, — снисходительно улыбнулся аврор, но в голосе его послышались металлические нотки, — это как раз и доказывает, что Малфой вполне мог сам уйти с ней, даже если их любовная связь закончилась какое-то время назад. Видимо, она передала ему вызов от их Господина.
— Что?! — от злости у меня потемнело в глазах, и я едва сдержала порыв схватиться за волшебную палочку и наслать на этого идиота что-нибудь мерзкое, вроде Фурункулюса. — Да вы… Да как вы… Что за чушь вы несете!? Какого ГОСПОДИНА?! Драко не служил Тому-Кого-Нельзя-Называть!
— Ох, я вас умоляю, с нами эти штучки не прокатят! — закатил глаза этот невыносимый человек. — Не убеждайте меня, что сынок Люциуса Малфоя не служил Сами-Знаете-Кому! Его папаша был правой рукой Темного Лорда, и сдох в Азкабане, — туда ему и дорога! И, помяните мое слово, сыночка ждет та же участь, если он нам попадется после сегодняшнего, это я вам обещаю!
— Да как вы смеете! — взорвалась я. — Вы, надутый, тупой, самодовольный кретин!
— Блейз, успокойся, — попытался меня урезонить ошивающийся рядом Рон, но я сбросила его руку со своего плеча. В пылу ярости я как-то не обратила внимание на странно притихшего Гарри, который ни словом ни делом не вступился ни за Драко, ни даже за меня. Казалось, Поттер впал в глубокую задумчивость, и даже внимания не обращал на возникшую у него под носом перепалку.
— Успокоиться?! — набросилась я на Рональда. — Эта тупая скотина обвиняет моего брата черт знает в чем, в то время как он попал в беду и ему нужна помощь, а я должна успокоиться?!! — почти взвизгнула я. Аврорский старшина разом подобрался и оскорблено выпрямился, поджал губы и гневно прищурил глазенки. Сальный блеск из его взгляда исчез, и в нем появился намек на оскорбленное достоинство.
— Вот что, девушка, разговор окончен, — холодно сказал он. Вероятно, ему хотелось бы отчеканить каждое слово, но из-за гнусавого, протяжного голоса впечатление сгладилось. — Вижу, вы расстроены, поэтому не стану предъявлять вам претензий за оскорбления, но учтите, вам лучше придержать свой слизеринский язычок! Зарубите на своем очаровательном носике, милочка — я не стану рисковать ни своими людьми, ни безопасностью наших подопечных ради Ваших приятелей, — Пожирателей Смерти! Скажите спасибо, я еще не требую, чтобы вы сами рукав закатали! Если вам так угодно — подавайте жалобу в Аврорат, ваши претензии рассмотрят в рабочем порядке. И насчет расследования исчезновения Малфоя — то же самое. Но имейте в виду, без доказательств, что он ушел не добровольно, расследование даже начинать никто не станет! — добавил он в конце, глядя на меня с мстительным злорадством. Я снова задохнулась от гнева, но опять вступить в перепалку мне не дали. Рон решительно взял меня за плечо и повел к одному из дальних столиков. За нами безмолвной тенью плелся Гарри, и только уже опустившись на стул и поймав его задумчивый, блуждающий взгляд, я, наконец, осознала тот факт, что за все время нашей перепалки с аврором, Поттер не сказал ни слова. Я заморгала, припоминая то, как вел себя Гарри, услышав об исчезновении Драко. Странно… поначалу он испугался не меньше моего, и точно так же горел нетерпением найти старшину авроров и заставить его принять меры! Что же с ним случилось?
— Гарри? — позвала я. — Почему ты молчишь? Почему ты не поддержал меня?
— Я… — Поттер заморгал, словно очнувшись, и чуть виновато посмотрел на меня. — Я… Я пытался нащупать его при помощи нашей мысленной связи, — пробормотал он. На мгновение во мне вспыхнула надежда, но тут же угасла. ПЫТАЛСЯ? Выходит, без особого успеха?…
— И что? — спросила я все-таки, не желая сдаваться. Гарри снова бросил на меня виноватый взгляд и покачал головой.
— Не могу, — отозвался он. — Не получается. Я… Когда мы уединились, я блокировал связь. А теперь… Такое чувство, что я просто не могу снять собственный блок. Как будто он вышел из-под контроля. Я не могу нащупать Драко — как будто связь вообще разорвалась полностью. Или… Или как будто его просто нет. — Гарри поежился и обхватил себя руками, зябко потирая ладонями плечи, словно ему было холодно. В душном, натопленном зале такого быть не могло, и мне стало не по себе. Я облизнула губы, прикусив нижнюю, не желая признавать того, что могло за этим скрываться.
— Он… Его ведь не убили? — озвучил мои страхи Рон. Я вздрогнула. Нет, нет, нет, Мерлин, пожалуйста, нет!
— Не знаю, — хрипло отозвался Гарри после некоторого молчания, и помотал головой. — Думаю, его смерть я бы почувствовал даже через блокировку. Но как еще все это объяснить — я… Я не имею ни малейшего представления. Раньше я ощущал Драко, даже когда он спал или был без сознания, пусть и не очень четко, но все-таки. А теперь… — он еще раз покачал головой.
— Как думаешь, куда могла его утащить Дафна? — задал риторический вопрос Уизли. — Ну, то есть… Было бы понятно, если б на его месте был ты, но зачем Сам-Знаешь-Кому Малфой? И именно сейчас?
— Не знаю, — повторил Гарри, сглотнув. — Я ничего не чувствую. Никого из них — ни Драко, ни Волдеморта. Раньше до меня доходили хотя бы вспышки ЕГО эмоций, когда что-то случалось, а вот сейчас — ничего…
— Ну, может, он просто еще не знает? — предположил Рон. Гарри рассеяно кивнул. Взгляд его все это время оставался каким-то странно расфокусированным и задумчивым. Я, продолжая до боли впиваться зубами в собственную губу, молчала, терзаясь переживаниями за Дрея. Нет, того, что аврорат объявит его Пожирателем и откроет охоту, я не боялась — в конце концов, тупой аврорский старшина — это не показатель, есть же Снейп и Дамблдор, которым прекрасно известно истинное положение вещей, и которые организуют поиски, как только обо всем узнают.
Через некоторое время, когда наши «стражи» проверили каминную сеть и определили, что перемещение в Хогвартс вполне безопасно, Рону пришлось вспомнить о своих обязанностях старосты и отправиться собирать и пересчитывать студентов. Как только все удостоверились в том, что в зале собрались все покинувшие Хогвартс сегодня ученики, за исключением Дафны и Драко, к камину выстроилась длинная очередь. Мы с Гарри заняли место в хвосте, после нас должны были отправляться только старосты — Рон и Эрни МакМиллан. Камин в «Трех Метлах» был обычно общедоступным, однако из-за дополнительных мер безопасности работал медленнее, чем обычно, так что очередь едва ползла черепашьим шагом. Не находя себе места от беспокойства, я то начинала нервно переминаться с ноги на ногу, то судорожно цеплялась за руку все такого же молчаливого и задумчивого Гарри. Мало-помалу это стало меня раздражать, хотя какое-то время я старалась прикусить язык, чтобы не сорвать на Поттере злость. Вскоре, однако, молчание стало настолько угнетать меня, что я не выдержала.
— Гарри, — позвала я, поворачиваясь к нему лицом. До нас оставалось лишь несколько человек из слизеринской команды, притихших и слегка растерявших боевой задор. Поттер, вздрогнув от звука моего голоса, поднял на меня слегка печальный взгляд. — Есть что-нибудь? — спросила я, не уточняя, что имею в виду. Впрочем, Гарри и так понял меня.
— Нет, — ответил он. — По-прежнему глухо. Все равно, что пытаться кричать, будучи под «Силенсио», — он замолчал, но по тому, как парень поджал губы — словно стараясь удержать в себе лишние слова, я мигом поняла, что у него уже есть объяснение на уме.
— Ты… что-то подозреваешь? — спросила я. Гарри помолчал, а потом неохотно повел плечами — словно не хотел говорить ни да, ни нет. — Гарри, скажи мне, — попросила я. — Ты думаешь, что этому есть объяснение?
— Всему есть объяснение, — отозвался он почти на автомате. Голос у него был напряженным и хриплым.
— Да в чем дело, наконец? — не выдержала я. Может, не стоило повышать голос, но я была на взводе, и не могла справиться с волнением. — Ты что-то подозреваешь — ну так скажи! Все равно шила в мешке не утаишь! Или ты что — не доверяешь мне, что ли?
— Нет, не в этом дело, — неохотно ответил Гарри, и вздохнул. — Просто я думаю, что тебе это не понравится.
— Не важно, — выдавила я, похолодев. Что такого могло прийти в голову моему парню? И чего именно он опасается — расстроить меня, или разозлить? Хотя, если честно, то куда уж больше — я и так на пределе эмоций…
— Ну… — Поттер еще мгновение помедлил, а потом серьезно посмотрел на меня. — Я думаю, что не могу достучаться до него, потому что Дрей сам этого не хочет, — сказал он наконец. Опешив от такого заявления, я несколько минут тупо таращилась на Гарри, а он, сглотнув, запустил ладонь в волосы — то ли пригладив их, то ли наоборот, взлохматив.
— Может, объяснишься? — наконец выдавила я. Ответный взгляд его был самую малость виноватым — и в то же время полным если не решимости, то чего-то, очень напоминающего уверенность. Холод внутри меня разрастался, наполняясь леденящей звонкой пустотой.
— Я думаю, что тот аврор может быть отчасти прав, — твердо сказал Гарри, и я затаила дыхание, просто не веря, что слышу это — от него! — Я думаю, что Драко вполне мог пойти за Дафной сам, по своей воле, и в этом случае в его планы не входит быть обнаруженным мною. Поэтому он и держит блок со своей стороны.
Я молча смотрела на незнакомца, притворяющегося моим парнем, и не могла поверить в то, что после этих ужасных слов у него хватает силы духа смотреть на меня с такой уверенностью во взгляде. Я помотала головой, сама не заметив, что отступила на шаг, потом еще и еще. Я просто не могла поверить, что Гарри мог такое сказать — что он вообще мог подумать так о Драко! После всего, что произошло за этот год — всерьез думать ВОТ ТАК? Изнутри меня уже начинала пробирать нервная дрожь, и лишь усилием воли я не давала ей охватить мое тело.
— Ты… Как ты можешь… — выдавила я наконец, и вставила вперед руку, чтобы удержать его на расстоянии, когда Гарри шагнул ко мне.
— Блейз, подожди, ты не понимаешь! — начал он, но я сильнее замотала головой. До сих пор скованный холодом ужаса, закравшимся от его слов, теперь же во мне раскаленной волной всколыхнулся гнев, захлестывая рассудок и шумом в ушах заглушая слабые попытки Гарри оправдаться.
— О, я все прекрасно понимаю! — вспылила я, тряхнув головой. — Святые гриффиндорские постулаты, да? «Нельзя верить слизеринцам», даже если ты с ними дружишь? Неужели Драко недостаточно доказал тебе свою дружбу? Сколько раз еще — скажи мне, Поттер, сколько еще раз он должен был прийти тебе на помощь, чтобы ты перестал в нем сомневаться, наконец? Сколько раз?!
— Блейз, прошу тебя, не горячись! — воскликнул он. — Дело совсем не в этом!
— Ну, естественно! — я, не осознавая этого, уже орала. — Что бы он ни делал, — дело всегда не в этом, верно? Это просто не важно! Важно лишь то, что он слизеринец и сын Пожирателя! Вот чего стоит ваше хваленое Гриффиндорское благородство, и все высокие разговоры о доверии и дружбе! Малейшее сомнение — и ты снова обвиняешь его во всех смертных грехах! — на глаза навернулись слезы, меня «понесло», и попытки Гарри вставить хоть словечко терпели сокрушительное поражение.
— Блейз! Погоди, выслушай меня!.. — он сделал еще шаг ко мне, протянув руку, словно надеялся физическим контактом немного успокоить меня, но мне вдруг опротивела сама мысль о том, чтобы позволить ему коснуться меня. Вытянутой рукой я изо всех сил пихнула парня в грудь, отталкивая от себя подальше, и снова отступая.
— Не тронь меня! — рявкнула я. — Я уже услышала все, что нужно! Меня тошнит от твоего лицемерия! «Великий Гарри Поттер», «Избранный», «Золотой Мальчик»! — почти выплюнула я с издевкой, не обращая внимания на боль и обиду в его широко распахнувшихся глазах. — Не приближайся ко мне больше! Видеть тебя не могу!
Резко отвернувшись, я в два шага оказалась у камина, отпихнув с дороги Тео Нотта, рывком зачерпнула из жестянки, стоящей на табуретке возле камина, горсть летучего пороха, и швырнула его в пламя.
— Кабинет профессора Снейпа! — отчеканила я, шагая в зеленое пламя, и не слушая криков Гарри «Блейз, подожди, ты ничего не поняла! Я совсем не то имел в виду!»
В кабинете Мастера Зелий я оказалась через несколько минут, и за время путешествия в трубе, в вихре зеленого огня и пепла, успела немного подрастерять запал. Северуса в кабинете не оказалось, впрочем, в этом не было ничего удивительного. Осведомившись у портрета сэра Огастеса Меридора, висевшего на стене за креслом декана, я узнала, что Снейпа, как и остальных профессоров, срочно собрал у себя директор. Некоторое время я раздумывала, что делать — остаться тут, дожидаясь хоть чьего-нибудь прихода, или же пойти к кабинету директора и подождать новостей там. Признаться, второй вариант казался предпочтительнее, за исключением одного только пункта — я надеялась, что Гарри последует за мной, и мы сможем поговорить нормально теперь, когда я более-менее остыла и готова выслушать его оправдания. Наверное, я все-таки действительно поторопилась с выводами, раз он так настаивал, чтобы я выслушала его до конца. Однако в душе я все еще не мола примириться с тем, что Поттер поверил в виновность Драко — да как он мог, после всего! Мне казалось, что любые оправдания будут недостаточно весомы для таких обвинений. Однако в сердце все-таки затеплилась надежда, что у Гарри, вопреки всему, найдется приемлемое объяснение.
Впрочем, я быстро поняла, что ожидание напрасно. Через пару минут после моего прибытия, пламя в камине снова полыхнуло зеленым, выкинув на пол отчаянно чихающего Тео Нотта, который при виде меня сделал «страшные глаза».
— Ну ты даешь, Блейз, — сказал он. — Это ж надо — так отколошматить Поттера. Я его еще таким не видел, как после твоего ухода.
— Что, он был расстроен? — спросила я, чувствуя легкое смущение. Несмотря на готовность к разговору, я все еще была зла на Гарри, поэтому не особенно раскаивалась.
— Расстроен? — хмыкнул Тео, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. — Ну, как бы так сказать… Если попытка вдребезги разнести ползаведения считается за признак расстройства — то да.
— Разнести? — переспросила я, ощущая, против воли, как начинают гореть щеки. — В каком смысле?
— Ну, это что-то вроде выплеска магии, как я понял, — отозвался Нотт. — Ты ведь знаешь, Родовая Сила иногда ведет себя таким образом. Правда, до настоящего срыва у Поттера не дошло, он быстро подавил его, но… Злился сильно, правда, на кого — не знаю, то ли на тебя, то ли на самого себя, то ли вообще на Малфоя… В общем, — Тео хихикнул, — стул он отпинал весьма качественно.
— Стул? — я сердито фыркнула, представив себе разъяренного Гарри, вымещающего злость на ни в чем не повинной мебели. — Ясно… А он не… не упоминал, или, может быть, не давал понять, собирается ли последовать за мной? — спросила я. Нотт покачал головой.
— Ну, не знаю, может, он и хотел, но когда я уходил, пришла эта аврорша — ну, та, что с розовыми волосами, — и сказала, что его и Уизли вызывают к директору, — ответил он. Я мысленно чертыхнулась. Ну естественно, черт, как же я сразу не подумала! Дамблдор, конечно же, захочет выяснить, как именно все произошло, а для этого необходимо расспросить очевидцев — и Уизли в первую очередь! Да и Гарри благодаря связи с Драко может считаться очевидцем — директор ведь не знает, что парни как раз в тот момент некстати блокировали свои сознания друг от друга!
— Спасибо, Тео, — бросила я, уже на ходу, но в дверях все-таки остановилась. — И да, еще одно… — проговорила я. — Дрей снова отсутствует, а значит, Слизерин опять без старосты… Професор Снейп разберется, конечно, но он сейчас, подозреваю, будет очень занят… Ты не мог бы предупредить Пэнси, что основная ответственность ложится на нее? И… помоги ей, как сможешь.
— Не вопрос, Блейз, — просиял Тео. Я вздохнула. Другого выбора, кроме Тео, сейчас не было, хотя, признаться, я была от этого не в восторге. Влияние Нотта на факультете в последнее время все росло, в то время как Малфой медленно, но верно терял свои позиции. Пока еще это было не так уж заметно, и у Дрея еще были шансы исправить ситуацию, но если так пойдет и дальше… Ну, учитывая, что до конца учебы оставалась лишь пара месяцев, ситуация вовсе не казалась такой уж угрожающей, однако приходилось задумываться и о будущем… Жизнь школой не ограничивается, а вот связи и влияние могу пригодиться и в дальнейшем. Как только Драко найдется, — и думать не хочу, что это «как только» может оказаться «если»! — надо будет серьезно поговорить с ним. Слизерин не прощает подобных ошибок. Он может мириться с ними какое-то время, однако не стоит играть с огнем…
До кабинета директора добраться я так и не успела. На полпути меня перехватил Северус — бледный, и нервно кусающий губы. Его маскирующие чары едва держались, впрочем, вокруг, к счастью, не было никого, кто мог бы это заметить. Увидев меня, профессор, казалось, испытал некоторое облегчение, но к Дамблдору не пустил.
— Хорошо, что я встретил тебя, Блейз, — сказал он, твердо взяв меня за плечо и разворачивая в обратную сторону. — Я… — декан кашлянул, словно собираясь с силами, и я потрясенно заморгала. Подобное проявление неуверенности — для Снейпа дело почти небывалое. — Я думаю, мне может понадобиться твоя помощь.
— Что случилось, профессор… Северус? — исправилась я, сообразив, что он обратился ко мне не как декан, а как крестный моего названного брата. — Ну то есть, я знаю, что произошло, я имею в виду — в чем вам нужна помощь?
— Необходимо сообщить о случившемся Нарциссе и… родным Драко, — ответил он мрачно, явно намекая на Люциуса, но предпочитая не особенно полагаться на защитные чары вокруг его имени. — Полагаю, они немедленно захотят прибыть в школу, чтобы содействовать в поисках. Ну и естественно, им не помешает убедиться, что, по крайней мере, ты цела и невредима.
— Хорошо, сэр, — кивнула я. С одной стороны, нервозность Северуса перед разговором с четой Малфоев, казалась странной и даже смешной, учитывая их многолетнюю дружбу. А с другой — смешного было мало, стоило только представить себе чувства профессора, которому предстояло сообщить своему другу, что его единственный сын похищен Темным Лордом, не питающим более к их семейству теплых чувств.
Чтобы немного отвлечь профессора от переживаний, по пути обратно в подземелья я рассказала ему о том, что попросила Нотта предупредить Пэнси об отсутствии Драко и по мере сил заменить его. Северус в ответ метнул на меня мрачный взгляд.
— Вы уверены в разумности своих действий, мисс Забини? — спросил он, уже переходя на официальный тон. — Мистер Нотт, конечно, обладает авторитетом на факультете, однако… Не забывайте, его родители служат Темному Лорду. И они, в отличие от семьи Малфоев, покидать службу не намерены.
— Тео не поддерживает своих родителей, — возразила я, правда, не очень уверенно.
Нотт-старший в Азкабане не сидел, и воспитывал сына под стать себе. Пока он, вроде бы, старался держать Тео подальше от дел Пожирателей, но — кто знает, сколько это продлится? Чистокровный наследник своего рода, противиться отцу Теодор просто не сможет — а значит, в один прекрасный день он нежданно-негаданно получит клеймо на левую руку. И если он к тому времени приобретет на факультете влияние старосты — или хотя бы исполняющего его обязанности, — тень Волдеморта снова нависнет над всем Слизерином. И будет гораздо ощутимее, чем раньше…
— У нас нет другого выбора, — снова неуверенно сказала я. — Слизерин подчинялся Малфою, но и сам Дрей знает, как держать факультет в руках. У Тео есть авторитет, да и Крэб с Гойлом его поддержат, так что у него тоже есть шансы справиться… Кого-то другого слизеринцы и в грош не будут ставить…
— Крэб и Гойл — тоже дети Пожирателей, — возразил Снейп. — Под присмотром Драко эти двое были не опасны, тем более, связанные младшей магической Присягой. Но теперь… если он… — Севреус сглотнул, было видно, что слова давались ему с трудом. — Если Драко погибнет, присяга больше не будет их сдерживать, — проговорил он с таким выражением, словно каждое слово в кровь раздирало ему горло. — В этом случае… Боюсь, выбора у них не будет. Они подчинятся воле родителей и лидерству Теодора Нотта, к которому привыкнут.
— Я… Я все испортила? — сглотнув, спросила я, усилием воли отгоняя страх и слезы, подступившие к горлу при словах «если Драко погибнет».
— Ну, вы, к счастью, не обладаете властью назначать старосту на факультет, мисс Забини, — снисходительно проговорил Снейп, на сей раз более свободным тоном. — Я попробую решить эту проблему. Что скажете о кандидатуре мистера Филстоуна?
— Райана? — переспросила я. — Ну, он неплохо справляется с дополнительным классом по Защите, но туда его поставил Драко, так что, вроде бы, получилось, что его защищал авторитет Малфоя. А вот насчет обязанностей старосты… Его однокрусники и малышня, скорее всего, не станут проблемой, но вот наш курс… — я покачала головой. — Майлзу, в принципе, все равно, как мне кажется, лишь бы его не трогали лишний раз. А вот Тео может создать проблемы, особенно если разобидится. Ну и вы сами сказали, что Крэб и Гойл пойдут за ним, если не будет… Если их не сдержит Драко.
— Да, это верно, — согласился Северус. — И все же, боюсь, выбора нет. Это меньшее зло, чем рисковать и оставить исполняющим обязанности старосты мистера Нотта. Из всех шестикурсников Филстоун внушает доверие в наибольшей степени. Ну а с седьмым курсом, полагаю, иметь дело придется нам с вами, и, конечно, мисс Паркинсон. Если конечно… не получится вернуть Драко.
Я встрепенулась от этих слов, боясь поверить.
— А что, есть надежда его вернуть, сэр? — голос дрогнул, но в остальном мне удалось сдержаться.
— Надежда — удел глупцов, — вздохнув, тихо проговорил профессор, словно и не ко мне обращаясь. — Но иногда, надежда — это все, что нам остается. Пока он жив, надежда еще есть, хотя она и тоньше паутинки.
— Вы думаете… — я облизнула губы, а мой слизеринский рассудок лихорадочно искал объяснения, — любые, пусть и самые невероятные! — объяснения тому, почему Волдеморт не захочет сразу убивать молодого Малфоя. — Вы думаете, что если бы его просто хотели убить, не стали бы возиться с похищением и убили бы на месте?
— Не обязательно, — покачал головой Мастер Зелий. — Например, им могло потребоваться тело. Для некоторых темномагических ритуалов и зелий используется кровь чистокровного, владеющего Родовой Силой. Убийство на месте не стало бы выходом в этом случае. И потом, при той охране, которая вас окружала, гораздо проще спрятать и пронести портключ, чем рискнуть и применить убивающее проклятие или хотя бы просто подсыпать яд. Да и потом, отравить Драко не так-то просто. Ты и сама знаешь.
— Да, он определил бы яд в два счета, — согласилась я. — И все же… Вы думаете, он все еще жив?
— Думаю, что да, — кивнул Снейп. — Тел, даже чистокровных, Пожиратели в любой момент могут добыть с десяток. Малфои — слишком богатый и могущественный род, чтобы Темный Лорд мог просто от него отказаться. Точнее, от надежды взять его под контроль. Ну а Драко — ключик к этому роду. Ипериус или зелье Подвластья — не самый лучший способ, но все же достаточно эффективный, чтобы получить доступ хотя бы к части его возможностей. Однако я, увы, не посвящен в детали плана Лорда. Я знаю, а точнее, могу предположить лишь то, что сказал — просто убийство не входит в его намерения. Ему нужно нечто иное…
За разговором мы почти не заметили, как добрались до кабинета Северуса. Войдя, он указал мне на стул с жесткими деревянными подлокотниками, а сам, не тратя понапрасну времени, направился к камину. Я невольно сцепила похолодевшие руки, в тревоге закусив губу. Страшно и представить себе, что будет с Люциусом и Нарциссой от таких вестей. Я и сама холодела от ужаса, стоило только сформулировать в голове то, что произошло. Драко в руках Лорда. Мерлин Великий, защити его!
Чета Малфоев прибыла в Хогвартс сразу же, едва услышав о пропаже сына. Естественно, Люциус в первую очередь устроил разнос Снейпу за безалаберность — да как тот мог допустить, чтобы эта малолетняя преступница Гринграсс ошивалась поблизости! Впечталяло и то, что Северус даже не возражал, понимая, что, по большому счету, Малфой-старший прав — или, во всяком случае, имеет право на недовольство. А я если о чем-то и жалела, так только о том, что моя «страшная месть» Дафне оказалась такой легкой и наивной. Эх, знала бы я, что у нее на уме, — она бы у меня восьмичасовым превращением не отделалась бы! Надо было попросить Гермиону научить меня тому ее знаменитому проклятию, которое она наложила на пятом курсе на Мариэтту Эджкомб. Правда, тогда-то подробностей никто толком не знал, но теперь Гарри посвятил меня в тайну возникновения «живописи» на лице этой девицы. Хотя, по большому счету, даже это — мелко. Дафну следовало обезопасить, лишить возможности причинить вред, не выпускать ее из виду и не расслабляться в ее присутствии… Ох, Драко, Драко, как же ты допустил, чтобы она смогла усыпить твою бдительность?
Пока ее муж переругивался с профессором Зельеварения, Нарцисса присела рядом со мной, сложив руки на коленях. Осанка леди Малфой была, как всегда, безупречна, как и ее наряд — но вблизи хорошо видно было бледное вовсе не из-за аристократичной белизны кожи лицо, и сеточка тонких морщин вокруг глаз и в уголках печально сжатых губ. Поймав мой взгляд, она, вздохнув, повернулась ко мне, и — еще один признак глубокой тревоги и горя — я заметила тщательно замаскированную красноту возле носа и вокруг глаз. Явное свидетельство слез…
— Мама… — выдохнула я. Назвать Нарциссу — матерью, было, кажется, в тысячу раз сложнее, чем Люциуса — отцом. В конце концов, ведь моя родная мать была жива и здравствовала… Но разве не леди Малфой вырастила меня? Разве не она была моей наставницей и наперсницей, утешительницей и советчицей? В каком-то смысле она была моей матерью в гораздо большей степени, чем донья Изабелла. В этот момент, объединенная с ней общим горем, я ощущала это остро, как никогда раньше. Протянув руку, я накрыла ею ее ладонь — одновременно и предлагая свою поддержку, и сама прося ее о помощи.
— Блейз, девочка моя, ты ведь была там, когда это произошло? — тихо спросила Нарцисса. — Ты видела?
— Я… Я была поблизости, но не присутствовала при похищении, — отозвалась я, невольно чувствуя себя виноватой. Ощущение было иррациональным — ведь я не могла нести за это ответственность, и едва ли смогла бы что-нибудь сделать, даже сидя с Дафной и Драко за одним столом. Ну, разве что вцепиться в Малфоя и составить ему компанию…
— Я знала, что добром все это не кончится… — пробормотала она. — Надо было не слушать никаких возражений, а забирать вас с Драко отсюда и переводить в Шармбаттон. На континенте только теперь начали ощущаться отголоски войны, но все равно, там гораздо спокойнее…
— Драко бы не согласился, — пробормотала я, сглотнув. И я бы не согласилась, — добавила я про себя., невольно подумав о Гарри. Однако сейчас мысли о Поттере принесли с собой вместо обычного теплого утешения лишь горечь обиды, смешанную с легким сожалением, что я не позволила ему попытаться оправдать свою точку зрения. Нарцисса, словно в трансе, кивнула, глядя прямо перед собой невидящим взором и чуть-чуть покачиваясь взад-вперед.
— Северус сказал, что, по его мнению, Драко еще жив? — еще тише проговорила она. Я помолчала, сердце сдавливало как тисками. Потерянный вид Нарциссы выбивал из колеи сильнее, чем все остальное, что произошло сегодня. Драко… в руках Лорда. Да проживет ли он хоть минуту?
— Он говорит, что да, — хрипло выдавила я, наконец. — Профессор считает, что Драко зачем-то нужен Тому-Кого-Нельзя-Называть. Что через него он собирается получить доступ к могуществу семьи Малфоев. Каким-то образом.
— Грязнокровный ублюдок! — почти прорычала Нарцисса, и в ее голосе прозвучала столь сильная ненависть, что казалось, одной ее было достаточно, чтобы испепелить Волдеморта на месте, где бы тот ни находился. Кажется, я никогда еще не слышала, чтобы леди Малфой выражалась подобным образом, однако почему-то это не удивило меня, и я только кивнула, соглашаясь и с ней, и со своими выводами.
Тем временем, Люциус то ли выдохся, то ли решил поберечь силы для Дамблдора. Как бы там ни было, он наконец прекратил перепалку с профессором Снейпом, и потребовал, чтобы его немедленно отвели к директору, дабы он мог лично проконтролировать, что именно предпринимается для спасения его сына. Впрочем, наш декан и не думал возражать — подозреваю, что ни он, ни Дамблдор, не сомневались в том, что Малфой-старший поступит именно так. Не желая выпускать из виду развитие событий, я присоединилась к процессии. Благодаря чарам, которые наложил на Люциуса Дамблдор, тот мог не опасаться быть узнанным, однако все равно мы старались идти побыстрее, и не попадаться никому на глаза. Узнаваемые или нет, чужаки в Хогвартсе — редкость. К счастью, после происшествия в Хогсмиде, весть о котором разлетелась по школе в считанные минуты, напуганные ученики отсиживались по гостиным, и в школьных коридорах было пустынно и безлюдно. Кажется, террор Темного Лорда постепенно, медленно но верно заставлял даже самых храбрых сдавать позиции. Всегда считалось, что в школе мы в безопасности — не сейчас беда подобралась настолько близко, насколько это вообще возможно. Не так уж важно было, откуда именно было совершено похищение — важно было то, что совершила его такая же студентка как все остальные, которую никто не мог заподозрить в подобных намерениях! А значит, никто больше не мог чувствовать себя в безопасности… А вдруг среди однокурсников притаились еще замаскированные шпионы Темного Лорда? А может, даже уже и настоящие Пожиратели Смерти!? А вдруг они планируют начать похищать и других студентов — одного за другим?
Поглядывая по сторонам, я невольно сжималась от каждого шороха, от малейшего дуновения ветра. Нет, меня пугала вовсе не перспектива, что из-за угла выскочит кто-то из сокурсников и утащит меня в логово Темного Лорда. Скорее, я в данный момент опасалась «Служителей Светлой Стороны». Интересно, что бы сказали авроры и люди министерства, если бы увидели здесь Люциуса и поняли, кто он такой? Этим «правдолюбцам» в жизни не хватило бы ума, чтобы понять, что Малфой-старший никогда не сделает ничего, что пошло бы во вред его семье. Все, что они способны разглядеть — лишь клеймо на его руке. Для них он был и остнется Подирателем Смерти, и неважно, что он отрекся от Лорда, и пути назад для него нет…
Одолеваемая такими мыслями, я торопливо шла следом за Люциусом, поддерживающим Нарциссу. Моя приемная мать, казалось, совсем обессилела от горя и отчаяния, и тяжело опиралась на руку мужа. Нет, она не плакала, и даже не глотала безмолвные слезы — для них было еще не время. И все-таки известие о похищении ее сына сильно подкосило гордую леди. Ох, Драко… Ну где же ты, братик? Где ты… Жив ли ты еще?
Pov Гарри Поттера
Сидя в том же самом кресле, в которое меня усаживали обычно во время моих визитов в кабинет Дамблдора, я отрешенно таращился в пляшущее в камине пламя — обычное, не зеленое, — и старался не слушать рассказ Рона о происшествии. Я и без того успел выслушать его уже дважды — первый раз Рон рассказывал это нам всем еще в пабе, сразу после похищения, второй — более подробно — аврорам. Зная моего рыжего приятеля, я не сомневался в том, что первая версия содержала больше всего конкретных сведений. По мере того, как Рону приходилось повторять свой рассказ, он, как обычно, обрастал тысячами ненужных подробностей — начиная с того, какое настроение было у самого рыжика, и что послужило этому причиной, и кончая его собственными соображениями о том, что именно могли обсуждать Малфой и Гринграсс.
Мое собственное участие в разговоре Дамблдора с остальными учителями, аврорами и несколькими спешно прибывшими особо доверенными членами Ордена, ограничилось коротким комментарием, что я абсолютно не чувствую Драко, и ничем не могу им помочь в поисках. Директор, казалось, был разочарован, но хоть какой-то плюс в этом был: все внимание переключилось на Рона, а меня оставили в покое. Я отодвинул свое кресло подальше в уголок, и уселся, уставившись на огонь и пытаясь одновременно сделать две вещи: дотянуться-таки до Дрея и отрешиться от воспоминаний о ссоре с Блейз.
Блейз. Одна мысль о ней теперь причиняла боль — стоило только вспомнить ее недоверчиво распахнутые глаза, полные… разочарования? Румянец гнева, вспыхнувший на ее щеках, поток обвинений и ярости — все это вполне можно было понять и перенести, но ЭТО… Я невольно чувствовал себя предателем. Видеть такое выражение в ее глазах было все равно, что получить Ступефай в сердце (если верить учебникам, подобное поражение очень болезненно, и, в зависимости от силы заклятия, может даже оказаться смертельным). И что толку теперь называть себя косноязычным идиотом, который не умеет правильно выражать свои мысли? Это, конечно, соответствует истине в полной мере, вот только признание этого факта уже ничего не может исправить. Действительно, припоминая свою фразу, я готов был надавать себе подзатыльников. Мои слова в тот момент прозвучали, как обвинение — как согласие с тем жирным старшиной, который, по извечной аврорской привычке, поставил Драко и Дафну в один ряд просто потому, что оба они — слизеринцы! Но ведь все было совсем не так, как же Блейз не поняла этого!? Я ведь совсем не имел в виду ничего подобного! Почему же она не выслушала, не дала объяснить, что я вовсе не подозревал Малфоя в предательстве! Я и сам поступил бы так же на его месте…
Да и вообще… У меня не было никаких доказательств, что Драко действительно добровольно ушел с Дафной. Все-таки, нельзя было исключать версию насильственного похищения, а мысленная блокировка тоже могла быть делом рук — а точнее, чар — Волдеморта и его прихвостней. Кроме того, родовитые Пожиратели у него имелись, а значит, справиться с Родовой Магией Малфоя возможность у них тоже была. И, признаться честно, как бы жутко это ни звучало, я все же предпочел бы именно этот вариант. Да, пленение и последующее подчинение при помощи зелий или заклятия Империус — это ужасно, чудовищно и отвратительно, но все же это травмирует его не так сильно, как необходимость подчиниться Волдеморту по доброй воле — ну или почти по доброй, уступая шантажу…
Выслушав Рона, остальные начали обсуждать, что можно предпринять — однако, я и сам прекрасно понимал, что, по большей части, эти разговоры пусты. Орден ничего не мог сделать, когда пропала Джинни. Никакие поисковые чары и артефакты не смогли тогда ее отыскать — не помогут они и теперь. Дамблдор был со мной солидарен — а точнее, получалось, что все-таки я ним, поскольку директор откровенно высказал свое мнение, тогда как я предпочитал помалкивать, и время от времени пытаться — безуспешно — дотянуться до Малфоя. Единственной надеждой все еще оставались кровные Узы между Драко и его родителями. Как объяснил Дамблдор, это не годилось в случае с Джинни, поскольку связь девушки с родителями слабее, чем связь юноши, а в особенности — наследника рода (а в случае с Драко — его Главы).
Минут через сорок после того, как мы с Роном через камин прибыли в кабинет директора, я уже едва ли не засыпал от скуки. Вообще-то, мне должно было бы быть дико страшно за Малфоя, обидно из-за ссоры с Блейз, тревожно за Гермиону, в какой-то степени, хотя эта тревога уже стала немного привычной, и потому не такой острой. А я… сидя в кресле, я просто безучастно смотрел на огонь, без единой мысли в голове, кроме глупых, ничего не значащих раздумий о форме поленьев и пляске языков пламени. Наверное, с тщательно скрытым смешком подумал я, у Луны Лавгуд нашлось бы подходящее объяснение для моего состояния. Влияние каких-нибудь мозгошмыгов, или иже с ними… Нет, я не впал в депрессию, подобную той, которая завладела Драко на две недели после похищения Джинни. Я просто… словно не выдержал перегрузки неприятностями и мой мозг взял передышку, отказываясь адекватно реагировать на них.
Из этого задумчиво-созерцательного спокойствия меня вывело появление четы Малфоев. К тому времени Тонкс, представлявшая вместе с Кингсли Шеклболтом в данном случае официальные власти, успели распрощаться и отбыть, и в кабинете оставались только Грюм, мы с Роном и его отец, в сопровождении мрачно-собранного, молчаливого Перси, который держался сковано и по большей части молчал, почти не глядя по сторонам. Ну, по правде говоря, мы, конечно, ждали родителей Драко, так что я не был удивлен из появлением — однако оставаться безучастным и равнодушным не получилось бы при всем желании. Едва переступив порог, Люциус устроил форменный скандал — по-настоящему, с битьем стекол и швырянием предметами. Его знаменитое «выступление» на втором курсе, в аккурат после нашего триумфального возвращения из Тайной Комнаты, не шло с этим ни в какое сравнение. Ну, правда, предметами швырялся он не сам, лично, своими руками, а его Родовая Магия, однако и сам Малфой-старший в стороне не остался. Одними словами — даже не особенно повышая голос, — он так отчихвостил Дамблдора и его порядки, что просто любо-дорого было послушать. Отчасти я разделял его мнение: все-таки в отношении Дафны что директор, что Снейп проявили преступную беспечность. Они посчитали девушку не опасной, поскольку ее тайна была раскрыта, и все знали, что доверять ей нельзя. Именно поэтому разыгравшуюся сцену я наблюдал не без удовольствия, хотя и старательно прятал улыбку.
Артур Уизли, Перси и Грюм моего веселья, понятное дело, не разделяли, однако и возразить им было нечего. Благодаря чарам, которые Дамблдор наложил на Люциуса, последнего не узнавали даже члены Ордена Феникса — ну, кроме тех, кто был посвящен в тайну, а из таковых в кабинете были только сам Дамблдор, ну и Снейп. Остальные принимали Малфоя-старшего за какого-то Нарциссиного троюродного или даже четвероюродного кузена. Столь сильное волнение из-за сына дальней родственницы, конечно, поначалу вызвало у них недоумение, однако люди склонны придумывать объяснения всему, что они видят. В свои годы леди Малфой выглядела просто великолепно, даже сейчас — убитая горем и измученная тревогой за сына, — так что интерес дальнего, и, возможно, не кровного родственника к красивой и состоятельной вдове был вполне понятным. А переживания за ее сына в этом случае могли быть не более, чем попыткой произвести на нее хорошее впечатление…
Наконец Люциус более-менее успокоился — по крайней мере, настолько, чтобы приготовиться выслушать, какие меры предпринимаются ради спасения Драко и чем он сам может в этом помочь. Речь зашла о каких-то фамильных поисковых чарах, которые мог применить кровный родственник, чтобы найти члена семьи. Дамблдор старался говорить осторожно, незаметно, парой-тройкой двусмысленных фраз создав у остальных впечатление, что подразумевается, будто чарами займется Нарцисса. Сама леди Малфой за все время своего пребывания в кабинете, едва ли проронила хоть слово — едва войдя, она сразу опустилась в свободное кресло, словно обессилев. Однако лицо ее было внимательным и сосредоточенным, так что можно было не сомневаться, что она ловит каждое слово. Блейз, все это время молча стоявшая рядом с креслом своей приемной матери, держа ее за руку, держалась отчужденно и почти на меня не смотрела.
— Да, Люциус, мысленная связь, возникшая у Драко и Гарри где-то в середине первого семестра, должна была бы нам помочь в поисках, — отвечая на вопрос Малфоя-старшего, сказал Дамблдор, — Но увы, она, к сожалению, блокирована, и блок довольно мощный. Признаюсь, для меня загадка откуда Лорд Волдеморт мог узнать о существовании этой связи… — директор замедлил речь и кинул проницательный взгляд на Снейпа. Професор, нимало не смутившись, пожал плечами.
— Темный Лорд достаточно умен, чтобы сопоставить факты, — холодно сказал он. — И вы достаточно хорошо осведомлены о его навыках в Легилименции. Едва ли есть сомнения в том, что он «от и до» изучил сознание своей последней пленницы… Полагаю, что догадки мисс Уизли, и те факты, которыми она располагала, дали ему достаточно материала, чтобы он мог сделать соответствующие выводы.
— Да, думаю, здесь Северус прав, — согласился Дамблдор со вздохом. — Как бы тяжело нам ни было признавать это, но Волдеморт достаточно умен и опытен, чтобы сделать нечто подобное. Разрушить эту связь ему, конечно, не под силу, но вот сдержать, заблокировать… думаю, он мог найти способ.
Пришло время, понял я. Блейз все рано не станет слушать, если я, в попытке объясниться только с ней, начну высказывать новые сомнения, как может показаться в начале. Но сейчас, в присутствии Дамблдора, она не станет набрасываться на меня, так что волей-неволей ей придется выслушать все, что я хочу сказать! Значит, надо попытаться рассказать обо всем сейчас!
— Я думаю, сэр, дело может обстоять иначе, — подал голос я, и глаза всех присутствующих обратились ко мне. Облизав пересохшие губы, я сосредоточился на Дамблдоре. — Я думаю, что блокировка нашей мысленной связи может быть… эээ… Ну, думаю, блок мог поставить и сам Драко, — неловко проговорил я, в душе проклиная не вовремя снова нахлынувший приступ косноязычия. Брови директора поползли вверх, и даже Артур Уизли удивленно посмотрел на меня. На Люциуса и Нарциссу я и вовсе посмотреть не отважился, но вот от того, чтобы кинуть короткий взгляд на Блейз, не удержался. Глаза девушки снова пылали праведным гневом, и, встретив мой взгляд, она всем своим видом продемонстрировала глубочайшее презрение.
— Ты думаешь, Драко сознательно не хочет позволить тебе найти его? — проговорил Дамблдор, и я снова перевел взгляд на директора.
— Глупости! — прорычал из своего угла Грюм. — Речь ведь о Малфое, парень! Черта с два этот слизеринский аристократишка будет жертвовать собой, чтобы обезопасить тебя! Так ведь ты думаешь, а?
— Нет, — отозвался я. На лице Дамблдора появилось выражение легкой грусти, но директор не успел ничего сказать, как его перебила Блейз.
— О, ну конечно! — раздраженно выпалила она звенящим от гнева голосом. — Неужели снова? Поттер, как ты можешь всерьез верить в эту чушь? Я думала, ты сказал это не подумав, в шоке, а ты… Чертов гриффиндорский «святой»! Думаю, Драко надо было бы грудью заслонить тебя от Авады, чтобы ты наконец перестал в нем сомневаться? Или ты и тогда подозревал бы его в предательстве?
— Я не думаю, что Драко предал нас, — отчеканил я, как мне казалось, спокойным голосом — однако на деле он чуть дрогнул от напряжения на слове «предал». Блейз недоуменно нахмурилась. Я пристально посмотрел на нее. — Да нет, даже не так — я знаю, что он нас не предал, — сказал я, уже спокойнее, и наконец, обвел взглядом присутствующих. На лицах всех, кроме Рона, которому я уже все объяснил еще в Хогсмиде, после ухода Блейз, читалось разной степени недоумение.
— Может, ты пояснишь свою… теорию, Гарри? — мягко предложил Дамблдор. Директор, кажется, был удивлен меньше всех, но, тем не менее, смотрел на меня выжидательно. Я снова облизал губы.
— Ну… Я думаю… Я думаю, что Дафне не обязательно было похищать Драко против его воли, — сказал я наконец. — Ей достаточно было его уговорить пойти с ней.
— О да, и он бы ей, конечно же, поверил! — с убийственным, горьким сарказмом фыркнула Блейз.
— Смотря ЧТО она сказала, — отозвался я. — Ей не нужно было убеждать его перейти на «Темную Сторону». Достаточно было найти аргументы, которые заставили бы его стать послушным ее… Ну, то есть, покориться воле Волдеморта.
— Что ты имеешь в виду? — напряженно спросил Люциус, кажется, даже не заметив, что обратился ко мне на «ты». Я сглотнул.
— Джинни, — ответил я. — Вы ведь знаете об их отношениях, да?
— Да, — Малфой-старший кивнул, на лице его отразилось долгожданное понимание. Я снова оглядел присутствующих. Нарцисса и Артур с Перси все еще глядели непонимающе, а на лице Блейз не было ни кровинки — и тем не менее, выражение его было нечитаемым.
— Я думаю, что Драко сделал бы все что угодно… — Я запнулся на мгновение и покачал головой. — Он бы согласился абсолютно на ВСЕ, если бы Дафна пригрозила ему смертью Джинни. Или даже не смертью, а… пытками. Чем-то… таким. Я — согласился бы, — добавил я.
— Шантаж… — пробормотал Снейп. — Мммм… возможно, конечно, но нет, я так не думаю. Это не в духе Лорда. Он не пренебрегает шантажом в политических играх, однако делает это тонко, и жертвами выбирает скорее… нейтральных лиц, которых впоследствии есть шанс окончательно переманить на его сторону. Ситуация с Драко совсем иная — он открыто противопоставил себя Лорду, заявив чуть ли не на весь Магический Мир, что он его враг. В этой ситуации Лорд никогда не стал бы полагаться лишь на силу шантажа. Он куда больше верит в силу чар и зелий, чем в то, что аргументы, которые используются для шантажа, удержат его врага от какой-нибудь отчаянной глупости, вроде попытки бежать вопреки всему. И не важно, насколько весомы эти аргументы. Положиться на шантаж — в какой-то степени, это все равно проявление доверия, а к излишней доверчивости Лорд не склонен.
— Боюсь, Гарри, что здесь Северус снова прав, — проговорил Дамблдор, выслушав зельевара. — Если бы Драко действовал, вынуждаемый шантажом, не думаю, что он действительно стал бы блокировать вашу связь сам. Отследить ее практически невозможно, даже при помощи Легилименции, так что не думаю, что он не нашел бы способа хотя бы попытаться послать тебе весточку. То, что он этого еще не сделал, ясно говорит о том, что Драко просто лишен этой возможности. А значит, блок установлен против его воли. То же самое — с возможной попыткой бежать. Что возвращает нас к началу нашего разговора. Люциус, — обратился он к задумчивому аристократу, — что вам потребуется для ваших поисковых чар?
— Мне нужна какая-нибудь его вещь, — подумав, ответил старший Малфой. — Какая-то из тех, которые он часто использовал.
— Перо, которым он писал, подойдет? — хрипло спросила Блейз. Я посмотрел на нее, но девушка отвела глаза, избегая моего взгляда.
— Ну, на худой конец, сгодится и перо, — поморщился Люциус, — но лучше использовать что-то, что значило для Драко больше, чем обычные предметы обихода. Чем более сильные чувства он испытывал к объекту, тем сильнее будет отпечаток его ауры, и тем больше шансов найти его поскорее.
— Очень хорошо, — кивнул Дамблдор. — Уверен, найти что-нибудь в этом роде не составит труда. Что-нибудь еще?
— Семейная кровь, — высокомерно хмыкнул Малфой. — Но это у нас и без того имеется. А кроме этого — только место, достаточно уединенное, чтобы совершить обряд поиска без помех. Процесс может затянуться, в особенности, если Темный Лорд применил какие-нибудь чары, чтобы скрыть Драко от тех, кто попытается его найти. Так же как с вещью, процесс поиска будет эффективнее, если мы проведем его в каком-то помещении, с которым у Драко связаны были сильные эмоции. Лучше всего, положительные.
— Его комната? — предложила Блейз. Люциус кивнул.
— Да, думаю, это лучший вариант.
— Тогда идемте, — сказал Снейп, делая шаг от окна, возле которого стоял все это время. — Я отведу вас. Уверен, в комнате найдется и подходящая вещь. Блейз? Полагаю, вы могли бы помочь с выбором.
— Да, сэр, — откликнулась она, продолжая упорно игнорировать мой взгляд. Я прикусил губу — она что, боится меня? Или все дело в смущении и ощущении своей неправоты? Да нет, не может быть! Блейз слишком хорошо знала меня, чтобы испугаться, что я могу попрекнуть ее этим!..
Однако когда она, все еще не посмотрев на меня ни разу, заторопилась к двери следом за Малфоями и Снейпом, я понял, что мне все-таки придется проявлять инициативу самому. Поднявшись с кресла, я твердо вознамерился последовать за ними, но голос директора остановил меня.
— Гарри, я понимаю твое нетерпение, но попрошу тебя задержаться ненадолго. Я хотел бы обсудить с тобой еще одно дело. Не связанное с Драко, но тоже очень важное.
— Я… — начал было я, намереваясь как-нибудь отвертеться, но директор с явным намеком опустил глаза, словно указывая взглядом на свои руки. Длинные пальцы его левой руки небрежно поглаживали массивное золотое кольцо с треснутым камнем, надетое на средний палец правой. То самое, которое чуть не стоило ему в прошлом году и руки, и самой жизни — и если б не Снейп… Я вздохнул. Крестражи. Неужели в «деле» появились новости? Странно, но на сей раз эта перспектива не вызвала во мне обычного воодушевления. Неохотно кивнув, я вернулся к своему креслу и сел, сцепив пальцы.
Отправив Грюма и старших Уизли в штаб Ордена, собирать его членов и оповещать их о внеочередном собрании, намеченном на утро, Дамблдор жестом велел нам с Роном придвигаться поближе. Рон, не видевший намека, который показал директор мне, недоуменно захлопал глазами, но беспрекословно подчинился. Я придвинулся тоже. Нетерпения и возбуждения, как в прошлый раз, когда обнаружилось местонахождение диадемы, или когда я выяснил, кто такой таинственный Р.А.Б., по-прежнему не было — только все растущее внутреннее напряжение.
— У меня есть для вас хорошая новость, — ровным, ничего не выражающим тоном сказал Дамблдор, и вздохнул. — Хотя, в свете сегодняшних событий, боюсь, она и вполовину не так хороша, как могла бы быть.
— Что, Нагайна прикусила язык и сдохла? — спросил я, неловко попытавшись разрядить обстановку. Однако незамысловатая шутка прозвучала излишне резко, даже для моего собственного уха, и я смущенно опустил взгляд. Дамблдор, к счастью, оставил мою реплику без внимания, за что я был ему страшно признателен.
— Наши переговоры увенчались успехом, — не очень понятно (а точнее, совсем непонятно) сказал директор, отодвигая один из многочисленных ящиков своего стола. Мы с Роном недоумевающе переглянулись. — И в связи с этим у нас возникла… еще одна проблема, — проговорил директор, извлекая из ящика нечто, блеснувшее золотом, отражая пламя свечей и камина. Я заморгал, когда Дамблдор, заботливо расправив цепочку, выложил на стол большой золотой медальон с изображением стилизованной под букву «S» змеи на крышке. Он был знакомым — и незнакомым. ТОТ медальон, который я помнил по многочисленным чужим воспоминаниям, просмотренным в прошлом году, был почти его близнецом — но никогда не блестел ТАК ярко — словно всего лишь минуту назад покинул ювелирную мастерскую, где был изготовлен. Золото сверкало, начищенное до зеркального блеска, на всей поверхности, казалось, не было ни соринки, ни царапинки. Украшавшие крышку изумруды тоже были начищены и отполированы так, что при более ярком свете смотреть на них было бы больно глазам. Я нахмурился и вопросительно посмотрел на директора.
— Сэр, а почему… Это ведь… Это он, да? — уточнил зачем-то я. Дамблдор кивнул.
— Тебя смущает то, как он выглядит? — понимающе улыбнулся он. — Но в этом нет ничего удивительного. Медальон провел больше года в коллекции рода Меллори, а они свои экспонаты держат только в безукоризненно безупречном состоянии. Его всего лишь заново почистили и отполировали.
— А он… Он действует? — выдавил Рон, глядя на медальон со смесью восхищения и ужаса. Я не сомневался в отрицательном ответе, но к моему удивлению и ужасу, директор снова кивнул. Я даже подскочил на месте. О чем Дамблдор только думает, храня в столе ДЕЙСТВУЮЩИЙ крестраж?! Мало нам было того, что натворила Джинни под воздействием Тома Риддла из дневника? Нет, сам директор вряд ли подвергнется влиянию души Волдеморта, но все-таки, осторожность есть осторожность, и вообще…
— Сэр, почему вы не уничтожили его? — выпалил я. Ответом мне стал проницательный взгляд невозможно голубых глаз.
— Ну, очевидно, потому, Гарри, что на медальон наложены сильнейшие чары неразбиваемости, — ответил директор. — Сильнейшие — и очень искусные. Они так тесно переплетены с самой структурой медальона, что снять их практически невозможно. Нет, конечно, сделать это можно, но на это уйдет куда больше сил и времени, чем у нас есть сейчас.
— Постойте, но раз так… выходит, его почти невозможно и уничтожить? — нахмурился я. Что-то не сходилось. Дамблдор уверял, что у крестражей есть слабое место, да и потом, я сам видел, что способен сделать с металлом яд василиска… Это не говоря уже о дневнике.
— В таком виде — нет, — ответил Дамблдор. — Оболочка защищена дополнительными охранными чарами, которые, увы, не поддаются внешнему воздействию. Как ни печально, но даже яд василиска с того самого клыка, которым вы с юным Малфоем уничтожили диадему Рейвенкло, оказался не в состоянии причинить вред ЭТОЙ вещи. Впрочем, это не удивительно. Медальон принадлежал Салазару Слизерину, а уж у него-то была возможность закалить его при помощи этого самого яда. Возможно, медальон могло бы уничтожить Адово Пламя, но не могу ручаться за это целиком и полностью. К тому же, Адово Пламя, или, как его еще называют, Дьявольский Огонь, — вещь чрезвычайно опасная, и я пошел бы не его применение только если бы другого выхода не оставалось.
— Тогда как же его уничтожить? — растеряно спросил Рон, косясь на крестраж чуть ли не с благоговением.
— Ну, для меня вполне очевидно, что для того, чтобы уничтожить медальон, его, в первую очередь, необходимо открыть, — медленно ответил директор. — Мне удалось установить, что для этого определенно не нужен ключ, ну и различные отпирающие чары, увы, тоже бессильны. Попытка воздействия физической силой тоже… не принесла результатов, — он ухмыльнулся себе в бороду, словно припомнив что-то забавное. — И мне пришло в голову, что возможно, я слишком зациклен на чем-то одном, и это мешает мне заметить очевидные вещи. Поэтому я обращаюсь за помощью к вам — ну и, конечно же, к мисс Грейнджер. Мне, правда, очень не хотелось бы давать вам медальон с собой — все-таки, крестраж — вещь очень опасная, но… Прибегать сюда для каждой новой попытки было бы… излишне. Поэтому, я наложу на него охранные чары, чтобы максимально оградить вас о его воздействия, и прошу вас взять его, и держать при себе до тех пор, пока не поймете, как его открыть.
Директор продолжал что-то говорить о том, насколько опасен может быть крестраж, и что мы должны соблюдать с ним предельную осторожность — и в то же время не выпускать из рук, и ни в коем случае не позволять сокурсникам увидеть его. Дафна могла быть не единственной кандидаткой в Пожиратели в школе. Однако конца этой речи я почти не слышал, вперившись взглядом в медальон. Что-то в нем казалось мне почти знакомым — точнее, «знакомым», наверное, не совсем верное слово. Скорее… понятным? Маленькая золотая змейка на крышке, казалось, подмигивает мне крохотными глазками-изумрудами.
— Дневник был специально нацелен на то, чтобы завладеть душой своего нового владельца, который после этого был обречен вернуть из небытия шестнадцатилетнего Тома Риддла и снова открыть Тайную Комнату, мистер Уизли, — сказал Дамблдор, в ответ на какой-то вопрос Рона, который я прослушал. Наверное, он спрашивал о том, как именно может воздействовать на нас медальон? — Именно поэтому он воздействовал на вашу сестру подобным образом. Этот медальон рассчитан на что-то иное. В каждом крестраже — частичка человеческой души, и напитана она тем, что было важно для ее хозяина в тот момент, когда она была отделена. Юный Том мечтал о славе Слизерина, о воплощении его мечты об изгнании «недостойных» из школы, — и именно это, в конечном итоге, нес дневник. Кольцо, хранившееся в хижине Гонтов, напитано было его злобой и отвращением, которую вызывали у Риддла его родственники — как маглы, так и волшебники. Он, который в мечтах видел себя потерянным наследником знаменитого и богатого рода, оказался потомком всего лишь семейства нищих, прозябающих в крохотной хижине. Не то, чтобы это стало для него потрясением, или такой уж неожиданностью — но, полагаю, получить подтверждение и убедиться во всем воочию, было для него… весьма неприятно. Именно эти его злоба и разочарование наполняли кольцо — и именно на них основывалась его защита, с которой я столкнулся. А по рассказу Гарри и Драко о диадеме, тоже вполне очевидно, что в момент ее превращения в крестраж, Волдеморта одолевала тяга к знаниям и даруемому ими величию. Рискну предположить, что чаша Хельги воплощает в себе жажду наживы, хотя возможно, в этом я могу ошибаться… Ну и Нагайна, наконец, змея — полна его агрессии и злобы. Это воплощение его желания… желания убивать, своими руками отнимать жизнь, испытывая при этом жестокое удовольствие от осознания своей власти и силы. Страшно и подумать, что на месте Нагайны мог оказаться небезызвестный василиск, которого вы очень вовремя одолели в Тайной Комнате… несомненно, останься он в живых, и Волдеморт непременно захотел бы использовать его в своих целях, — и превращение в крестраж дало бы ему дополнительный контроль над чудовищем. Жаль, Темный Лорд не очень увлекается общепринятой символикой, ведь змея, знак его предка Слизерина, которым он так гордится, — это, прежде всего, символ мудрости…
Василиск, Тайная Комната… Змеи Слизерина… Ассоциативное мышление лихорадочно заработало, выстраивая цепочки воспоминаний, и я вздрогнул. Мне показалось, что у меня в голове зажегся свет — именно так, как рисуют в глупых магловских мультиках, когда над головой персонажа загорается лампочка. Я почти слышал щелчок, когда кусочки мозаики встали на место, собираясь в цельную картину. Глазки-изумруды снова подмигнули мне, и я в каком-то оцепенении уставился на крохотную змейку, свернувшуюся на крышку крестража. Наследие Слизерина, мудрость змеи… Медальон, закаленный в яде василиска… Дверь в Тайную комнату, которую не мог найти никто, кроме наследника — а почему? Ну конечно же! Способ открыть медальон Слизерина… способности змееуста — вот что!
— Откройся! — прошипел я, как и в прошлый раз, хорошо отдавая себе отчет, что говорю на змеином языке, и в упор уставившись на медальон. Раздался щелчок — на сей раз не в моем воображении, его услышали и остальные.
— Гарри? — окликнул меня встревоженный голос Дамблдора.
— Гарри, что ты делаешь!? — секундой позже взвизгнул Рон.
В какой-то прострации, неспособный шевельнуться, я почти отстраненно наблюдал, как поднялась крышечка медальона, и половинки распались в стороны, соединенные между собой скрытой петелькой. Внутри…
Внутри не оказалось обычной фотографии или миниатюры с изображением близкого человека, или другого существа. Там, как оказалось, вообще не было места для каких бы то ни было изображений.
С обеих половинок на нас с каким-то веселым любопытством глянули ясные темно-карие глаза. Вполне человеческие, с красивым, чуть раскосым разрезом, опушенные длинными темными ресницами… И в то же время — холодные, бесстрастные, безжалостные. Обежав взглядом комнату, глаза остановились на мне — и я не смог отвернуться. Не смог отвести взгляда…
— Гарри Поттер…. — раздался смутно знакомый, холодный высокий голос, и в нем послышалась насмешка. В глубине карих глаз вспыхнули красные искорки, а меня захлестнуло знакомое ощущение — будто сознание перебирает невидимая рука, бесцеремонно вороша мысли, чувства, воспоминания… — «Избранный», «Золотой мальчик»!.. — проговорил все тот же голос, и теперь насмешка становилась все более явной, — и, что еще хуже, теперь она, отвратительно утрируя, копировала интонации Блейз, с которыми та кричала на меня перед камином в «Трех метлах».
Неведомо откуда — в кабинете, в закрытом помещении! — поднялся ветер. Занавески на окнах вздыбились, точно паруса, огонь в камине заревел, устремляя вверх, в дымоход раздувшиеся языки пламени, в воздухе заклубилась неведомо откуда взявшаяся пыль. Не в силах оторвать взгляд от человеческих глаз Тома Риддла, я шарахнулся назад, но они будто притягивали меня, не отпускали — словно две тяжелые руки опустились на плечи, удерживая на месте.
— Гарри, отвернись! — громовой голос Дамблдора наполнил помещение — Отвернись от него! Не поддавайся, ты можешь это сделать! Не смотри на него!
Я задрожал, вскакивая, но все еще не в силах отвести взгляда. Чужая воля прочно удерживала меня, а безжалостный взгляд резко, почти лихорадочно ворочал мысли. Где-то на периферии сознания слышались смутные выкрики Рона, звавшего меня по имени.
Отвести взгляд, отвести взгляд! Мысли путались, мешая сосредоточиться, я дрожал с головы до ног — и одновременно обливался липким, холодным потом. Наконец, сам не знаю, каким чудом у меня это получилось — буквально на долю секунды мне удалось обрести контроль над собой. Я все еще не мог отвести взгляд — казалось, это требует просто непомерных усилий… но к счастью, у меня был другой, выход. Моих сил оказалось достаточно, чтобы… просто закрыть глаза. Меня тряхнуло, внутри моей головы снова раздался щелчок — но на сей раз резкий, будто лопнула туго натянутая нить — и в тот же миг отдача практически швырнула меня на пол. Я упал, больно ударившись бедром о подлокотник кресла, и мои глаза невольно распахнулись. К счастью, раскрытый медальон я видеть больше не мог — его скрывала крышка стола, на которую я теперь смотрел снизу. Зато творящийся в кабинете бедлам предстал передо мной во всей красе. В воздухе беспорядочно кружась, мелькали какие-то бумаги — кажется, страницы рассыпавшихся книг. Оглушительно хлопая, то надувались, то на мгновение опадали тяжелые бархатные шторы. Портреты прежних директоров и директрис пустовали — кажется, их обитатели со страху разбежались и попрятались по другим школьным картинам, или своим портретам, находящимся за ее пределами. Серебряные приборы, стоявшие на столиках и подставках в беспорядке валялись по полу, а пустующая жердочка феникса угрожающе раскачивалась из стороны в сторону.
— Гарри! — по другую сторону от кресел жался к стене Рон, пытаясь загородиться от ожившего крестража руками. Дамблдор, чья борода и волосы развевались, точно знамя на этом колдовском ветру, подняв волшебную палочку, кончик которой светился неведомым голубым светом, и беззвучно шевелил губами, накладывая какие-то чары — но безуспешно. Мерлин, что же я наделал?
— Рон! — крикнул я, рывком вскакивая на ноги, и выхватывая из кармана палочку. Правда, я понятия не имел, что буду делать, если уж даже заклинания Дамблдора не оказывают никакого эффекта… Знал только, что костьми лягу, но не позволю этой твари причинить кому-нибудь вред. И тут… Кусок души Волдеморта без боя сдаваться не собирался. Медальон засветился — знакомо, темным, багровым свечением, — точно так же сияла диадема, перед тем как мы с Драко вспороли ее отравленным клыком. Глаза — или чем бы ни было на самом деле его содержимое, — вдруг вспучились, увеличиваясь, теряя цвет и форму, и … через пару минут из створки медальона поднялась женская фигура с длинными золотисто-рыжими волосами, завивающимися крупными, блестящими локонами. Знакомые, любимые зеленые глаза безошибочно нашли меня — и я не смог отвести взгляд от лица Блейз, хоть и готов был в любую секунду отвернуться, ощутив малейший намек на Легилименцию. Однако в «ее» планы это больше не входило.
Красивое личико моей Принцессы исказила злобная усмешка, сделавшая бы честь самой Беллатриссе.
— Поттер, — почти выплюнула она, и я с дрожью узнал интонацию. Утрированную, преувеличенную — но, по большому счету — ту же самую, с которой кричала на меня реальная Блейз при нашей ссоре. — Какой же ты придурок! — скривившись, бросила полупризрачная фигура, окинув меня злым, ненавидящим взглядом. — Неужели я могла встречаться с тобой? Да ведь у тебя ума меньше, чем у флобберчервя! Ты в жизни прочел всего три книги — и до сих пор этим хвастаешься! О да, конечно, по сравнению с Уизли это достижение! — она издевательски рассмеялась. — А что будет, когда твои «великие познания» закончатся? О чем ты будешь говорить со мной? Или ты думаешь, твоих жалких поцелуев мне будет достаточно? Ведь большего от тебя все равно ждать не приходится!
Я задрожал снова, отступая дальше, но это порождение тьмы успело основательно покопаться у меня в голове, и теперь безошибочно било по моим слабым местам, вытаскивая на свет божий и высмеивая все мои сомнения и страхи. Я замер, охваченный смесью ужаса и непереносимого стыда. Мало того, что неуверенность и комплекс неполноценности мучили меня самого, так теперь эта тварь озвучила их при Дамблдоре и Роне! И как мне теперь жить с этим? Смогу ли я теперь посмотреть в глаза одному из них, не покраснев от жгучего стыда, и не пожелав при этом провалиться сквозь землю?
Впрочем, мне предстояло узнать, что это было еще не самое страшное оружие в арсенале крестража. Содержимое второй створки медальона вспучилось таким же пузырем, как и первое — но теперь фигура была мужской, точнее, юношеской. Мгновение — и рядом с презрительно кривящейся Блейз встал Драко. В отличие от нее, его лицо было печальным, и смотрел он на меня не с обычным Малфоевским превосходством, к которому я привык за первые пять лет в Хогвартсе. Во взгляде ЭТОГО Малфоя были грусть и осуждение, упрек — и боль обманутой надежды.
— Почему ты бросил меня, Гарри? — высоким, ломким голосом спросил он, с упреком качая головой. — Я доверял тебе, я думал, ты придешь на помощь в трудную минуту, а ты ничего не сделал, когда я действительно оказался в беде. Ты ведь понимаешь, что мне не удастся уцелеть в логове Пожирателей? Ты знаешь, ЧТО они сделают со мной — и что они УЖЕ сделали? Я знаю, ты догадываешься… — он грустно усмехнулся. — Ты видел это в своих видениях — и не раз. Ты знаешь, что они творят с теми, кто встал поперек дороги Лорду. Издевательства, пытки, насилие…
При последнем слове я вздрогнул, прикусив губу. «Малфой» покачал головой, упрек в его глазах обжигал меня, наполняя почти невыносимым раскаянием. «Дрей…» — беспомощно думал я, готовый умолять его о прощении. — «Драко, пожалуйста…». В игру снова вступила «Блейз», окинув фигуру Драко нарочито сочувствующим взглядом. Когда она обернулась ко мне, на ее лице былое презрение смешалось с куда более злым упреком, чем у него — и от этого мне было еще больнее.
— Ты предал его, — сказала она. — Более того, предал дважды. Первый раз — когда не пришел ему на помощь в тот момент, когда он нуждался в этом, а второй — когда вместо того, чтобы отстаивать его честь, согласился с подозрениями в его предательстве. И неужели… неужели ты после этого на что-то надеешься? Да лучше я буду встречаться с Невиллом Долгопупсом, чем с тупым и трусливым предателем вроде тебя!
На красивом лице Драко еще сильнее проступило разочарование.
— Я верил тебе… — прошептал он.
— Гарри, не слушай его! — властный, уверенный голос Дамблдора пробился сквозь шепот призраков крестража, словно колокольный звон. — Твои друзья любят тебя! Это всего лишь уловки Волдеморта, чтобы смутить и унизить тебя! Не слушай их!
— О да, Гарри, не слушай нас! — издевательски расхохоталась «Блейз». — Но ты ведь знаешь, ты чувствуешь, какой отклик находят мои слова в твоей душе, а, Поттер? Только правда способна нанести такие раны, и быть такой болезненной — именно потому, что она — настоящая… В глубине души ты знаешь, что все сказанное — истина! Ты — ничтожество, не способное заинтересовать девушку! И к тому же — ты предал человека, который доверял тебе! Да как ты вообще сможешь жить с этим?
— За что, Гарри? — вторил ей Драко. В его серых глазах стояли слезы, лицо казалось осунувшимся, а на скуле явно проступал синяк. — Ты знаешь, что чувствует человек, подвергшийся насилию, Гарри? — спросил он, все тем же ломким, высоким голосом, которым говорил вначале. — Он ощущает себя ничтожеством, недостойным жизни. За что ты подверг меня этому? Я был молод, полон надежд и стремлений, пыла и задора — и теперь, по твоей милости, от этого остался лишь пепел…
— Нет… — выдохнул я, мотая головой, отказываясь верить его словам. С тех самых пор, как как-то этим летом я увидел сон, — один из тех, «особых» снов, которые были результатом моей связи с Волдемортом, насилие и его жертвы стали одним из самых страшных моих кошмаров. Правда, мне удалось тогда справиться, и я долгое время не вспоминал об этом, но теперь ужас, жалость и разделенная боль той, первой жертвы нахлынули с новой силой. Драко…
Но если осколок души Темного Лорда рассчитывал сломать меня таким образом, он просчитался. Да, слова призраков крестража находили отклик в моей душе и больно ранили — но вместе с тем где-то глубоко-глубоко внутри меня поднимался яростный протест. Блейз — настоящая Блейз! — никогда не жаловалась, что ей скучно общаться со мной, как бы я ни боялся этого в глубине души. И кроме того, я прекрасно знал, что в нужный момент смогу преодолеть свои комплексы — когда это действительно понадобится. А Драко… Настоящий Малфой никогда не стал бы обвинять меня в том, воспрепятствовать чему я был не в силах. Скорее, если бы я вообще заикнулся о чем-то подобном, Дрей окинул бы меня своим фирменным высокомерным взглядом, и выдал бы что-нибудь, вроде «Не сходи с ума, Поттер! Ты, конечно, Избранный, но у тебя элементарно ума не хватит, чтобы вмешаться в работу портключа. Особенно, если ты о нем не знаешь!» — только раза в три ехиднее.
Сам не знаю, как и зачем, я слепо зашарил левой рукой сзади — и пальцы сомкнулись на витой ножке бронзового подсвечника, стоящего на каком-то из столиков или подставок, расставленных по кабинету директора. Призраки — фантомы, вызванные к жизни чарами Волдеморта, продолжали издеваться надо мной, то осыпая упреками, то вновь нанося словесные удары по моим страхам и комплексам. Я дрожал как в лихорадке, тщетно пытаясь не слушать их, отрешиться, забыть — и судорожно стискивал ножку подсвечника, словно надеясь обрести в ней хоть какую-то опору. От душевных терзаний, умело растравленных «Блейз» и «Драко», впору было рыдать — но, вопреки всему слез не было, лишь все сильнее и сильнее разгоралось внутри меня пламя протеста. Я снова замотал головой, когда с презрительно изогнутых губ обоих фантомов снова полились упреки и обвинения, и осознал, что еще минута-другая — и я попросту сойду с ума. Буря в душе достигла апогея.
— Это твоя вина! — Я даже не разобрал, кому из двоих принадлежала последняя фраза, но именно она стала последней снежинкой, обрушившей горную лавину.
— Заткнись! — заорал я. Я готов был на все, лишь бы это прекратилось. Мои пальцы конвульсивно сжались, и, по какому-то наитю, толком не отдавая себе отчет в своих действиях, я что было сил швырнул подсвечник в светящиеся, возвышающиеся над столом директора фигуры.
Результат оказался скорее нелепым, чем действенным — но в результате именно он и сыграл решающую роль. Тяжелый бронзовый подсвечник — и как только у меня сил хватило швырнуть его одной рукой? — со свистом рассек воздух, легко пролетев прямо через призрачные фигуры, не причинив им никакого вреда. Раздался грохот и звон стекла, когда он врезался в находившийся по ту сторону стола стеклянный ящик с мечом Гриффиндора. На мгновение в кабинете воцарилась полная тишина. Никто не издавал ни звука — ни фантомы, ни прижавшийся к стене Рон, вытаращивший круглые от ужаса глаза, ни обсыпанный осколками Дамблдор, которого подсвечник не задел лишь чудом, пролетев в паре сантиметров от виска директора.
— Пытаешься отрицать? — презрительно бросила «Блейз», первой нарушив молчание. Однако власть призраков надо мной безвозвратно улетучилась, смытая волной порожденного протестом гнева. Как всегда в отчаянных ситуациях, мой ум заработал с утроенной быстротой, и я уже знал, что именно должен делать. Были ли это просто наитие, или какое-нибудь шестое чувство, или же проявление моей Родовой Магии? Я не знал, и мне было наплевать. Главное, чтобы это сработало!
— Акцио! — приказал я, указывая зажатой в правой руке палочкой на меч Гриффиндора. Кажется, Драко говорил, что это оружие гоблинской работы, и достаточно разрушительно, чтобы уничтожить крестраж? Ну да, не сомневаюсь, именно с его помощью Дамблдор расправился в кольцом Гонтов!
Наверное, меч все же висел в ящике не просто так. Наверное, его удерживали какие-то охранные чары, и какие-нибудь еще заклинания, которые не должны были позволить кому бы то ни было просто так, за здорово живешь вынуть меч оттуда. Но… как мне подумалось уже позже, должно быть, еще тогда, в Тайной Комнате, между мною и им образовалась некая странная связь. То ли меч признал меня кем-то вроде хозяина, то ли просто испытывал ко мне что-то вроде симпатии — ну, насколько это доступно мечу… Как бы там ни было, мгновением позже я ощутил в руке знакомую тяжесть металла, неосознанно успев перекинуть палочку из правой руки в левую. Правду сказать, пользоваться мечом я умел сейчас не лучше, чем в двенадцать лет, так что особенной разницы, в какой руке его держать, для меня не было. Однако все-таки, я правша, а значит, держа его в правой, мог чувствовать себя хоть чуточку увереннее. К тому же, и тогда, и сейчас, поединок мне предстоял далеко не фехтовальный… Я размахнулся…
Серебристый клинок со свистом прорезал воздух — и прошел через фантомы как через дым, но, в отличие от подсвечника теперь нельзя было сказать, что он не причинил им вреда. Больше всего это походило на то, как кисточка смешивает на палитре два цвета — сначала вводя в один полосы другого, а затем постепенно растворяя их друг в друге. Или как смешивает две густые жидкости перемешивающая их ложка. Очертания фантомов смазались, исказились, следуя за движением меча, растворяясь, чудовищно перемешиваясь… Раздался общий крик — «Нет, что ты делаешь, Гарри не надо! Гарри!» — но я его уже не слушал. Да и было поздно. Меч завершил удар, вонзившись сразу в обе половинки медальона, и, пробив их насквозь, глубоко воткнулся в столешницу. В тот же миг фантомы лопнули, взорвавшись облаком тумана, в котором мне послышался далекий, едва слышный голос Драко «Гарри! Гарри, ГАРРИ!!!! Ты слышишь меня? Ответь мне, Поттер! ГА-АААААА-РРИИИИИИ!!!!!!!»… Зов казался настолько настоящим, искренним и реалистичным, что я невольно мысленно потянулся к Малфою, но тут же отдернулся, напоминая себе не поддаваться. С усилием потянув за рукоять, я неожиданно легко вытащил меч обратно, и, стукнув кончиком клинка по столу, стряхнул с него останки медальона. Еще один крестраж был уничтожен.
Окончательно обессилев, я рухнул на колени. От вызванной облегчением слабости и опустошения кружилась голова. Последним усилием я упер острие меча в пол, и, наклонившись корпусом вперед, прижался лбом к холодной крестовине, украшенной кроваво-красным рубином. В который раз за вечер — и куда сильнее чем раньше, — меня пробивала крупная дрожь. Странно, парадоксально, может, даже чудовищно — но я почему-то чувствовал себя так, словно на сей раз действительно предал Драко. При этом — ну точно, чистое безумие! — я не испытывал никаких угрызений совести по поводу Блейз. Я закрыл глаза, не обращая внимания на чьи-то голоса, наполнившие кабинет — я не слышал, не воспринимал слов, звучащих для меня сейчас отдаленным жужжанием.
Прийти в себя — по крайней мере, отчасти, — меня заставили чьи-то теплые, сильные руки, которые обняли меня за плечи и потянули вверх, помогая подняться на ноги. В первый момент я подумал, что это… да вообще, кто это мог быть? Сириус? До сих пор только он поддерживал меня с такой заботой, но в Хогварсте сейчас ему взяться неоткуда… Тогда кто — может, Дамблдор? Но нет, директор все еще стоял по ту сторону стола, глядя на меня пронизывающим, внимательным взглядом. Потом он кивнул, словно увиденное его вполне удовлетворило, и склонился над столом, внимательно изучая останки Слизеринского медальона. Рон? Но нет — он замер на полпути ко мне от стены, к которой прижимался и только молча переводил ошеломленно-восхищенный взгляд с останков крестража на меня, и обратно. Но тогда кто же…
Я повернул голову — и заморгал, не в состоянии ни понять, ни хоть как-то оценить тот факт, что человеком, поднявшим меня на ноги, и сейчас твердо, но ласково поддерживающим за плечи, был… Джаред Поттер. От удивления я снова покачнулся, но он удержал меня, и мягко, хоть и решительно, высвободил меч из моих рук, а затем вперил немигающий взгляд в лицо Дамблдора.
— Я не знаю, что вы затеваете, директор, да и знать не хочу, — сказал он, чуть прищурившись, — но одно скажу вам точно — прекращайте это. Подобные игры со студентами даром вам не пройдут. Каким бы важным ни было то, что вы делаете — они еще слишком молоды, чтобы вмешивать их.
— Идет война, Джаред, — напомнил Дамблдор — мягко, но непреклонно. — В такие времена молодые люди вынуждены взрослеть куда быстрее, чем хотелось бы старикам. И наша задача — не оградить их от этого, ибо это не в нашей власти, а помочь им с этим справиться. Указать путь и научить следовать ему.
— Возможно, вы и правы, — нехотя согласился профессор аппарации после некоторого молчания. Я ожидал, что он продолжит свою мысль, но в этот миг у меня снова закружилась голова, и я невольно пошатнулся. Всеобщее внимание снова переключилось на меня. Сделав несколько глубоких вздохов, я выпрямился, давая понять, что мне лучше — хотя, по-правде сказать, улучшение было очень незначительным.
— Отличная работа, Гарри, — медленно сказал Дамблдор, выпрямляясь, и осторожно поднял за цепочку покореженный, изуродованный золотой медальон. Повреждения не были столь же сильными, как у диадемы, однако не оставляли сомнений в том, что крестраж уничтожен. — Ты действительно… удивительный, и очень отважный молодой человек. Это испытание было не из легких — но ты выдержал его с честью.
— О… Д-да… то есть… эээ… Спасибо, сэр, — запинаясь, пробормотал я, на мгновение закрыв глаза. Голова еще куржилась, да и сотрясающая тело дрожь все никак не унималась, так что соображать удавалось с большим трудом. Все-таки потрясение оказалось для меня чересчур сильным, особенно наслоившись на другие события этого вечера. В голове все еще мелькали воспоминания безжалостных, жестоких слов фантомов крестража. Директор понимающе кивнул — подозреваю, он тоже использовал на мне Легилименцию, однако, в отличие от обитавшей в медальоне твари, действовал деликатно и почти незаметно.
— Джаред, Рон, прошу вас, проводите Гарри в больничное крыло, — сказал, наконец, он. — Ему необходимо укрепляющее зелье, и, наверное, успокоительное. Впрочем, предоставлю судить об этом мадам Помфри. Передайте ей, что юноша пережил сильный стресс, — добавил директор, обращаясь к старшему Поттеру.
— Не волнуйтесь, Дамблдор, я позабочусь о мальчике, — отозвался Джаред. — Идем.
Его руки потянули меня куда-то в сторону, и я, с трудом соображая, поплелся за ним, про себя задаваясь вопросом, откуда он вообще взялся в кабинете Дамблдора? Хотя, с другой стороны, ничего удивительного. С тех самых пор, как он появился в Хогвартсе, этот человек, вроде бы, и не лез в гущу событий, но неизменно оказывался поблизости, когда происходило что-нибудь необычное. Мы спустились по лестнице и вышли в коридор, мое сознание то включалось, то выключалось — пожалуй, еще никогда я не испытывал ничего подобного. Ни на втором курсе, проткнув клыком дневник Риддла, ни неделю назад, в Выручай-Комнате, вдвоем с Драко разбив диадему Рейвенкло. Но сейчас… Наверное, Дамблдор прав: все дело в перенесенном стрессе и потрясении. Именно на это я реагировал так болезненно, а не на сам факт уничтожения крестража. В голове крутились обрывки фраз, кинутых фантомами крестража, и разбуженные ими страх, угрызения совести и стыд пробудились во мне с новой силой.
Рон, кажется, сначала шел рядом, но в какой-то момент я вдруг понял, что мы со страшим Поттером остались одни — и более того, место, куда он привел меня, и близко не напоминало больничную палату. Все так же поддерживая за плечи, профессор усадил меня на диван — и отошел. Часто моргая, я заозирался кругом, решительно ничего не понимая. Что это за место? Обставленная добротной, красивой мебелью комната больше всего напоминала небольшую гостиную, но выдержана была в мягких, золотисто-коричневых тонах, — а значит, не могла принадлежать ни одному из факультетов. Единственное объяснение, пришедшее мне в голову, — что Джаред привел меня в свои покои, — показалось почти смешным. С чего бы он был так добр ко мне — ко мне, «щенку недостойной грязнокровной девки», виновницы гибели его сына?! Да еще и в памяти услужливо всплыло «подходящее» воспоминание, вызывая ощущение дежа вю — как после гибели Седрика и возрождения Волдеморта Лже-Грюм увел меня — и тоже, якобы, в больницу… В душе, заодно с опасениями, снова вскипели гнев и обида — но не успели они оформиться в глупые и опрометчивые слова, как профессор аппарации снова оказался передо мной, и практически силой вложил мне в руку пузатый бокал с темно-янтарной жидкостью, налитой примерно на треть его высоты.
— Что… — начал было я, и профессор как-то странно, по-доброму усмехнулся.
— Дамблдор, все-таки, мыслит как директор, пекущийся о несовершеннолетних детишках, — сказал он. — Успокоительные зелья, микстуры и притирания — это все, конечно, очень хорошо, но… Это детские меры. После пережитого стресса ничего лучше вот ЭТОГО, еще не придумали. Что в нашем мире, что в магловском. Пей. Залпом, на вдохе. Вообще-то, так обычно не делают, но в твоем состоянии — будет в самый раз.
Я неуверенно посмотрел сначала на бокал в своей руке, а потом — на возвышавшегося надо мной человека. Почему-то мысль об отравлении даже не возникла. Пару раз моргнув, я глубоко вздохнул, и в несколько быстрых глотков осушил бокал.
Ой — ей, Мерлин Великий, лучше бы я этого не делал! Хоть иногда, Гарри Джеймс Поттер, тебе все-таки нужно думать головой! В первый момент я не почувствовал ни вкуса, ни запаха, что и позволило без помех проглотить непонятный напиток — а в следующее мгновение осознал, что, похоже, выпил жидкий огонь. Питье обожгло мне горло и пищевод, проваливаясь раскаленным комом в желудок, и меня накрыла жаркая волна, от которой тело в мгновение ока налилось теплом до самых пальцев на ногах и на руках — и даже до кончика носа. Я выдохнул, рот горел, как огнем, пожар внутри, казалось, только начал разгораться…
— Положи в рот, — моих губ коснулось что-то влажное, и я машинально прикусил это. Кислая прохладная жидкость засочилась на язык, целительным бальзамом проливаясь в глотку, и я запоздало сообразил, что жую, кажется, лимонную дольку — но не любимые сладости Дамблдора, а кусок настоящего, сочного лимона. Вообще-то, от кислого вкуса мне обычно хотелось скривиться, но сейчас это было даже приятно. Жаркая волна, омывшая тело, кажется, промыла мне заодно и мозги, — по крайней мере, в достаточной степени для того, чтобы я начал соображать побыстрее черепахи.
— Что я здесь делаю? — спросил я хрипло (просто удивительно, как мне вообще удавалось говорить с сожженной гортанью). — Сэр? — запоздало добавил я, вспомнив, что отношения у нас с профессором аппарации довольно-таки напряженные. Еще раз кинув взгляд по сторонам, я убедился, что действительно нахожусь в его апартаментах. Где-то в подсознании, должно быть, я почти ожидал от него злобной усмешки и речи в Лжегрюмовском духе, но ничего подобного не произошло. Джаред Поттер просто понимающе улыбнулся, и, потянувшись, взял со столика бутылку с все той же янтарной жидкостью. Этикетки я не разглядел, а сам недостаточно хорошо разбирался в напитках, чтобы понять, что именно это такое. Определенно, что-то алкогольное — и очень-очень крепкое. Протянув руку, родственник снова на треть наполнил мой бокал. Я не успел возразить, пока не стало поздно — а потом попросту передумал. В самом деле, мысль попробовать раз в жизни напиться с горя показалась мне вдруг весьма заманчивой. Конечно, мы избавились от еще одного крестража — это круто, но… У меня все еще были причины горевать. Я все-таки действительно подвел Драко — пусть реально я мало что мог сделать, но легче от этого не становилось. Да и с Блейз я так и не помирился… Джаред, видимо, решил составить мне компанию, и, отставив бутылку, взял со столика второй бокал, в котором уже плескался тот же напиток.
— Дамблдор просил отвести тебя в Больничное крыло, — напомнил он, слегка пригубив янтарную жидкость, и глядя на меня с непонятной улыбкой. — Но я подумал, что… ТАКОЕ лекарство для тебя будет сейчас более эффективным. Тебе ведь раньше не приходилось пробовать по-настоящему крепкий алкоголь, да?
— Откуда… То есть… как вы… Откуда вы знаете? — запинаясь, ошеломленно пробормотал я, совершенно не в состоянии понять смысл этой ситуации. С чего вдруг этот человек, который знать меня не желал, стал так заботлив? Профессор усмехнулся.
— Надеюсь, мне не влетит от твоего декана и других учителей за то, что я спаиваю студента, — хмыкнул он, как бы про себя, а потом все-таки ответил и непосредственно на мой вопрос. — Это видно по твоей реакции. У нас, Поттеров, плохая голова на алкоголь. Что мне, что твоему отцу, хватало пары бокалов, чтобы свалиться. Полагаю, ты унаследовал эту черту, как и многие другие.
— Я… — я не нашелся, что спросить или ответить. Мое сознание снова затуманилось, и я опять испытывал головокружение… Но теперь это ощущалось совсем по-другому, не так, как раньше, — и это было даже странно приятно. Голова сделалась тяжелой, а мысли — медленными и плавными, но это вовсе не было похоже на то опьянение, которое я испытывал обычно, когда на вечеринку кому-нибудь удавалось протащить бутылку-другую чего-нибудь покрепче сливочного пива. Припомнив прочитанное где-то описание того, как правильно пить…уж не помню что именно, но что-то, несомненно, крепкое, — я осторожно сделал не очень большой глоток, и рискнул немного подержать жидкость во рту, прежде чем медленно проглотить. Результат оказался приятным — теперь напиток не то, чтобы обжигал — скорее лишь мягко щекотал внутреннюю поверхность рта и горла, и по телу новой волной пробежало тепло.
— Я не знаю, что именно ты испытал, что слышал и видел — но несомненно одно: это сильно потрясло тебя, — задумчиво сказал Джаред, одобрительно кивнув мне. — Не при каждом потрясении или огорчении алкоголь помогает, но что-то мне подсказало, что в данном случае он не повредит тебе. Поэтому я привел тебя к себе. Сейчас тебе необходимо отвлечься от своих проблем — и тогда потом, когда протрезвеешь, они предстанут перед тобой в новом свете. Только не привыкай, — хмыкнул он. — И не злоупотребляй этим. Алкоголь может иногда помочь решить проблему — но куда чаще лишь создает новые.
Я кивнул, снова делая глоток. Кажется, профессор продолжал говорить что-то еще, но я уже с трудом слышал его. Под внимательным взглядом старика, я, словно загипнотизированный, пил глоток за глотком — не обращая внимания, что голова кружится все сильнее, и одновременно силы словно вытекают из тела, делая его ватным и безвольным. Странным образом, мой бокал не пустел — а может, я просто не обращал внимания, как дед подливал в него свой «дьявольский» напиток? К счастью, мое опьянение не выливалось ни в безудержную болтовню, ни в слезливую истерику, ни в излишнее благодушие. Просто с каждым глотком я ощущал все увеличивающуюся усталость, мои глаза закрывались практически сами собой. Пару раз я усилием воли пытался открыть их, выпрямиться, напоминая самому себе, что не стоит расслабляться в присутствии этого, в общем-то, мало знакомого мне человека… Где-то на задворках затуманенного сознания теплилась мысль, что мне необходимо, наверное, вернуться в Гриффиндорскую башню, в свою постель, — хотя я слабо представлял себе, как вообще смогу подняться на ноги, не говоря уже о том, чтобы сделать хоть пару шагов. Почему-то на ум пришло воспоминание, как на втором курсе, когда на матче по квиддичу мне перебил руку заколдованный бладжер, профессор Локонс неумелым заклинанием удалил из нее все кости, вместо того, чтобы срастить перелом. Тогда я почти не чувствовал пострадавшую конечность — и совершенно не мог ею управлять. Ощущения, которые я испытывал сейчас, очень напоминали те — не в такой степени, конечно, но все же похожие, и не в одной только руке, а во всем теле.
Наконец, когда я уже не в состоянии был отличить сон от яви, бокал из моих рук забрали, и сильные руки рывком поставили меня на ноги. Как же я смогу стоять, если у меня нет костей? — глупо хмыкнув, подумал я. В ответ раздалось неразборчивое ворчание — а может, просто мои мозги отказывались его воспринимать? Ноги действительно подгибались, я шатался из стороны в сторону, а вокруг все плыло и качалось — казалось, вещи ожили и начали водить вокруг меня хороводы? Голос снова что-то проворчал, и меня опять усадили на тот же диван — только теперь почему-то сиденье ощущалось более гладким и… мягким, что ли? Над головой прозвучало какое-то смутно знакомое слово — наверное, это было заклинание, — и я ощутил прохладный воздух вокруг разгоряченного тела. Куда делась моя одежда? Впрочем, удивляться или всерьез задаваться вопросом пропажи шмоток я был не в состоянии. Тем более, белье на мне осталось… На этом мое затуманенное сознание окончательно отказалось работать, и я погрузился в глубокий сон, даже не почувствовав, как меня уложили и укрыли одеялом.
Утром я проснулся от того, что мой нос бесстыдно щекотал гуляющий по лицу солнечный лучик. Помнится, все мыслимые источники утверждают, что если вечером вы надрались до бессознательного состояния, как было со мной, то утром у вас будет немилосердно болеть голова — ну, и еще обычно перечислялся ряд симптомов, объединенных общим понятием «похмелье». Жажда, тошнота, общее плохое самочувствие… Однако, как ни странно, ничего подобного я не ощущал — если не считать несколько неприятного привкуса во рту. Ну, и наверное, я не отказался бы от стакана воды — но не мог сказать при этом, что прямо-таки умираю от жажды. Голова тоже не болела — разве что была чуть более тяжелой, чем обычно, и соображалось мне как-то с трудом. Полежав немного, чтобы убедиться, что окончательно проснулся, я потянулся — и открыл глаза.
И сел, ошеломленно озираясь. Без очков я видел из рук вон плохо, но все-таки не настолько, чтобы не различить обставленную в коричневато-золотистых тонах комнату. Я смутно помнил, что вчера вечером оказался в покоях своего деда — но не мог и предположить, что остался здесь на всю ночь! Однако сомнений не было — я находился в той же самой гостиной, где вчера накачивался… чем, кстати? Явно не огневиски — его мне доводилось пробовать как-то, правда, всего чуть-чуть, на одной из Гриффиндорских вечеринок, куда оно попало милостью Фреда и Джорджа. Но что такое одна бутылка на весь факультет? Вчерашний напиток отличался и по вкусу, и по цвету, однако что именно это было… Мда, плохо, что в алкоголе я понимаю, пожалуй, еще меньше, чем Хагрид — в бальных платьях…
Пожав плечами, я решил, что напиваться снова в мои планы все равно не входит, а значит, выяснять, что именно это вчера было, не так уж и нужно. Главное, Джаред Поттер оказался прав — вчера я в самом деле быстро отключился, а сегодня чувствовал себя довольно неплохо, что давало некоторую надежду. С Блейз я помирюсь — это уж как пить дать, ведь наша размолвка произошла всего лишь по недоразумению. А Дрей… при мысли о нем сердце сжалось, и по жилам пробежал холодок, но я решительно отогнал страхи. Может быть, сегодня мне повезет больше, и я смогу все-таки пробить мысленный блок, отгораживающий его от меня, и выяснить, как он и где находится. Или, возможно, поисковый ритуал Малфоя-старшего увенчается успехом, и мы все-таки найдем его сына. В общем, теперь я был полон решимости не опускать руки.
Однако, помимо глобальных проблем, оставались еще и более мелкие — но и более насущные. Я сидел на застеленном простыней диване, до пояса укрытый довольно теплым одеялом, и из одежды на мне было только белье — хлопковая белая майка и трусы-боксеры. И что еще хуже — ни очков, ни палочки в пределах досягаемости. Отчаянно щурясь, я заозирался по сторонам уже более осмысленно, в поисках хоть чего-то из своих вещей.
Мда, все-таки мое зрение никуда не годится. Перед глазами все расплывалось, и большинство предметов я видел только в форме больших цветовых пятен. Я выбрался из-под одеяла и встал. На полу лежал ковер — правда, старый и вытертый, но все же худо-бедно защитивший босые ноги от холода каменного пола. Потянувшись так, что в спине что-то хрустнуло, я вздохнул. Хозяина апартаментов что-то не наблюдалось, хотя, возможно, он просто еще спит? Как бы там ни было, похоже, что свои вещи мне придется искать на ощупь. Эх, если бы у меня была хотя бы палочка…
Палочка! Я хлопнул себя по лбу, мысленно обозвав идиотом. Помимо потрясающих защитных, и даже кое-каких атакующих чар, Дамблдор на своих уроках в этом семестре научил нас одному очень полезному трюку — причем, совсем недавно. Правда, получался он пока не у всех, но из всего класса я был первым, кто его освоил (чем, признаться, немного гордился). Весь фокус состоял в том, чтобы ОЩУТИТЬ свою палочку, не имея ее при этом в руках. Правда, это не помогало для наложения чар — колдовать без палочки в руках все раво могли только те, кто владел Родовой Силой, — и к тому же не работало, если вы использовали чужую палочку, но все же…
Закрыв глаза, я выпрямился, глубоко вздохнул, и, сосредоточившись на своих внутренних ощущениях, постарался мысленно дотянуться до своей палочки. По словам Дамблдора, маг и его палочка взаимно воздействовали друг на друга, и чем дольше вы пользовались своей палочкой, тем сильнее была ваша связь с ней. Моих семи лет было более чем достаточно на уроках — и я сомневался, что сейчас будет иначе. И в самом деле, через пару мгновений где-то в подсознании возникло сначала смутное ощущение направления, а потом оно начало становиться все более отчетливым, словно в том месте, где находилась моя палочка, медленно загорался свет.
Открыв глаза, я улыбнулся, мысленно поблагодарив директора за полезную науку. Как и ожидалось, палочка лежала на небольшом круглом столике возле дивана — получалось, что в изголовье. Рядом с ней — а точнее сверху, — обнаружились, к моей радости, и очки, которые я поспешно надел. Ну вот, наконец-то я нормально вижу…
Заклинанием призвав свою одежду — которая тоже оказалась недалеко, аккуратно сложенная на одном из кресел напротив, я натянул ее, обулся, и только тогда наконец, немного расслабился. Надо же, а до этого я и не замечал, что напряжен — однако это было именно так. Одевшись, я наколдовал себе стакан воды, потом наложил простые освежающие чары. Конечно, хотелось бы принять душ — но с этим можно и подождать, пока доберусь до Гриффиндорской Башни, а так хотя бы не придется беспокоиться о том, что нечем почистить зубы. Наконец, пригладив кое-как пальцами волосы — хотя это было практически бесполезно, — я понял, что оказался в довольно-таки затруднительном положении. С одной стороны, я не знал, как поведет себя мой непредсказуемый родственничек, если я с утра пораньше подниму его с постели. Ну, конечно, утро не такое уж и раннее — одиннадцатый час, — но все-таки, сегодня воскресенье, да и вечер вчера выдался напряженный. И потом, откуда мне знать, может, он и обычно-то по утрам не подарок? Словом, будить его у меня желания не было. А с другой стороны, кто знает, сколько придется ждать, пока он проснется сам? Из всех, с кем мне доводилось общаться, по возрасту с ним более-менее сравним был один только Дамблдор — а я не представлял себе даже отдаленно, сколько спит директор. Казалось, в какое время к нему ни обратись — застанешь его бодрствующим, деятельным и, смотря по обстоятельствам, готовым или выслушать, или предпринять какие-то действия. Но все-таки, Дамблдор — это человек исключительный, и можно ли кого-то еще мерить по нему, я был совсем не уверен. Уйти же, не поставив хозяина в известность, казалось мне ужасно невежливым. Раньше, наверное, я бы не так уж сильно переживал по этому поводу, но после прошлого вечера мое отношение к Джареду Поттеру несколько смягчилось. Я все еще не испытывал к нему особенной симпатии, и по-прежнему не очень доверял, но все-таки после вчерашнего проникся к нему благодарностью. Было бы настоящим свинством сейчас уйти, даже не сказав «спасибо». Может, записку оставить?
Мысль о записке показалась мне удачной, за одним исключением: я нигде не видел ни пера, ни чернил, не говоря уже о пергаменте. Ну, и если проблему с пером еще можно было как-то решить при помощи трансфигурации, с бумагой этот номер не прошел бы. С собой же у меня была, в лучшем случае, карта Мародеров, мало годная на составление записок. Впрочем, пока я ломал голову над этой проблемой, за стеной послышались какие-то шорохи и шаги, и наконец, дверь в спальню открылась, и на пороге возник довольно хмурый со сна Джаред Поттер. Сухо кивнув мне, он молча прошел в ванную, скрытую за деревянной панелью слева. О том, что это вообще ванная я догадался только тогда, когда услышал шум воды. Чувствуя себя не в своей тарелке, я на всякий случай отошел поближе к двери, хотя тут же устыдился собственной трусости. В конце концов, я не напрашивался ночевать у него в апартаментах. Да и потом, будь он недоволен моим присутствием, — высказался бы более открыто и сразу, не стесняясь в выражениях. Уж в этом-то он себя обычно не ограничивал, особенно поначалу…
Джаерд появился спустя минут пять, когда я уже устал нервничать, и успел даже немного заскучать. Снова окинув меня внимательным, цепким взглядом, он изобразил на лице что-то вроде улыбки — впрочем, далеко не такой теплой, как прошлым вечером. Наверное, все-таки, я прав: с утра настроение у него не ахти какое. Впрочем, обращение его было вполне вежливым.
— Доброе утро еще раз, Гарри, — мягко сказал профессор. — Как ты?
— Я… — я несколько смутился, сбитый с толку его поведением. Раньше в его присутствии я ощущал себя так, словно был вынужден обороняться. Теперь… Казалось, мое состояние его по-настоящему заботит. Да что с ним такое, интересно? — Я в порядке, сэр, спасибо, — сказал я, кашлянув, чтобы голос не звучал так хрипло. — Э… Я подумал… Я подумал, что было бы невежливо уйти, не поблагодарив вас за то, что вы помогли мне вчера, — выпалил я почти на одном дыхании, тщетно пытаясь скрыть свое смущение. — Это… — я с трудом припомнил его вчерашние объяснения. — Кажется, это действительно оказалось эффективно, — добавил я, позволив себе улыбнуться — немножко сковано, но вполне искренне.
— Я рад, — коротко сказал он, кивнув. — А как ты с утра? Голова не болит?
— Нет, — покачал головой я. — Даже странно, но со мной все в полном порядке.
— Это хорошо, — снова кивнул профессор. — В слабой переносимости алкоголя есть свои преимущества. В частности — ты просто не успеваешь выпить столько, чтобы твой организм не справился с этим за ночь.
— Оу, да, я как-то об этом не подумал, — хмыкнул я.
— Неудивительно, если тебе раньше не доводилось употреблять подобных напитков, — хмыкнул он. — Ну ладно, что ж… Что скажешь насчет завтрака?
— Сэр? — нахмурился я. Нет, ну это уже ни в какие ворота! Одно дело — помочь, когда ситуация была… стрессовой, и совсем другое — кормить меня с утра завтраком!
— Я понимаю, ты беспокоишься о своем пропавшем друге, и Мерлин знает о чем еще, чем забил тебе голову Дамблдор, но я предлагаю тебе некий компромисс. Нам с тобой давно пора серьезно поговорить. Обещаю, это не займет много времени. А после, ты сразу пойдешь к Дамблдору и узнаешь все, что тебя интересует. Что скажешь?
— Оу, ну… — я слегка замялся. Терять время не хотелось, но с другой стороны, я чувствовал себя обязанным ему хотя бы этим. Вздохнув, я кивнул. — Сэр, а могу я пока… воспользоваться вашей ванной? — спросил я. Собственно, строго говоря, мне нужна была не столько сама ванная, сколько… кое-что другое, но уточнять это я не собирался. Джаред улыбнулся и кивнул.
Когда я вышел из ванной — что не заняло, вообще-то, много времени, — последствия моей ночевки на диване были уже убраны, как и остатки вчерашней «попойки», если ее можно так назвать. Низкий столик был поднят повыше, (вероятно, при помощи магии), накрыт белой скатертью, и на нем был сервирован завтрак. Вспомнив о возрасте профессора, я мужественно приготовился к тому, что вероятно, придется есть кашу: уж и не знаю почему, но я был твердо убежден, что люди пожилые исключительно берегут желудок и питаются только «правильной» пищей. Однако, подойдя, я был приятно удивлен. Никакой овсянки на столе не было и в помине, на подносе стоял пузатый серебряный кофейник, из носика которого поднимался пар, а вокруг него — несколько тарелочек со всевозможными булочками, круассанами и прочей выпечкой. Интересно, он всегда так завтракает — или это чтобы произвести на меня впечатление? И, — если верно последнее, — на кой черт ему производить на меня впечатление?
Поттер-старший уже сидел за столом, и жестом пригласил меня присоединяться. Я уселся на стул… и снова ощутил неловкость. Не сказать, чтобы я был совсем не голоден, но в его обществе кусок в горло не лез. Собрав волю в кулак, я тщательно припомнил все, что знал о манерах и правилах поведения за столом — все, что почерпнул от Сириуса, Драко, Блейз и даже Дамблдора. Никто из них, правда, не обучал меня специально… Однако сейчас от меня, к счастью, не требовалось управляться разом с десятком разнообразных вилок, ложек и ножей, как всегда показывают в таких случаях в кино. Нет, в этот раз мне достаточно оказалось просто вспомнить, как непринужденно — и в то же время собрано — держались за столом Сириус и Драко, впитавшие хорошие манеры чуть ли не с молоком матери, и попытаться подражать им.
Не знаю, насколько хорошо у меня получилось — я не мог судить об этом со стороны, — но, по крайней мере, старик не бросал на меня неодобрительных, или, хуже того, осуждающих взглядов. Правда, аппетита у меня все равно не было, и я ограничился тем, что кое-как впихнул в себя крошечную булочку и выпил чашку кофе. Наконец, с едой было покончено, и использованная посуда сама собой исчезла, так же, как бывало в Большом Зале.
— Я хотел бы поговорить с тобой, Гарри, — медленно сказад Джаред Поттер после некоторого молчания, глядя на меня долгим, испытующим взглядом. Я сглотнул и нервно облизнул губы, чувствуя себя очень неуютно.
— Да, вы уже говорили это, — сказал я, пытаясь стряхнуть с себя нервозность. — Так что же вы хотите?
Некоторое время он молчал, обдумывая ответ, а потом вздохнул, пожимая плечами.
— Ну… Думаю, Гарри, все дело в том, что за это время, что я провел в Хогвартсе, я успел присмотреться к тебе. Изучить тебя, так сказать, всесторонне. И… И в результате, я обнаружил, что в тебе гораздо больше от Поттеров, чем я мог бы предположить. Я имею в виду… Черт, как же это сложно… Я хочу сказать, я, конечно, слышал о тебе раньше — да и кто не слышал в наше время? Но я всегда старался думать о тебе как о ЕЕ сыне — не Джеймса. Нет, не в смысле, что я считал, что он тебе не отец, нет-нет. Просто я всеми силами старался убедить себя, что ты — не часть моего рода, что ты не похож на нас, ты другой. Полукровка, воспитанный маглами… Но когда я встретил тебя, и присмотрелся к тебе, я понял, что был несправедлив. Я совершил ужасную ошибку, отвернувшись от самой возможности общаться с тобой после… после смерти твоих родителей. И теперь… Конечно, я уже не могу ничего исправить, ибо мы не в силах изменить прошлое, но мы могли бы попытаться… как бы это сказать… наладить отношения? Понимаю, ты, наверное, очень сердит на меня, не так ли? — спросил он. — Признаю, ты имеешь на это полное право. Я… Я был непозволительно груб с тобой в день нашего знакомства, и… Я приношу тебе свои извинения за свою резкость. И, разумеется, за свое несправедливое замечание о твоей матери тоже.
Не сказать, чтобы его извинение было совсем уж неожиданным — после прошлого вечера я, признаться, подспудно если и не ждал этого, то уж во всяком случае, допускал такую возможность. Только вот как реагировать — еще не определился. Наравне с замешательством во мне поднимались затаенная, застарелая обида и злость — за все, за мое несостоявшееся детство, за Дурслей, за десять лет жизни в мире, к которому я даже не принадлежал, и где считался ненормальным уродцем… Мерлин, да даже за полудетские насмешки Драко!
— Вы думаете, — медленно сказал я, — что ваша резкость — единственная причина, по которой я могу злиться на вас? Вы думаете, это вообще имеет значение? Это было лишь… своего рода объяснением всему остальному!
— Остальному? — нахмурился профессор. Потом покачал головой. — Я не очень понимаю тебя, но если у тебя есть ко мне претензии, я готов их выслушать. Для того я и затеял этот разговор.
— Претензии? — горько переспросил я. — О нет, что вы… На что я могу претендовать, я ведь всего лишь… щенок грязнокровной девки!
— Я уже извинился за это, Гарри, — мягко сказал Джаред. — И если хочешь, могу извиниться еще раз. Мне очень жаль, что я высказался тогда подобным образом. Во мне говорило горе и боль одиночества, которые всколыхнуло всего лишь упоминание твоего имени! И потом… Ты сам… Ты… Ты так похож на отца…
— Да, я знаю, — зло фыркнул я. — Только вот глаза у меня — от матери, — добавил я, с вызовом посмотрев на него.
— Наверное, это и к лучшему, — заметил Поттер-старший. — Это… мешает забыться, и запутаться, с кем из вас говоришь: с ним, или с тобой. Так… Так какие еще обиды ты можешь отнести на мой счет? Говори, я готов слушать. Мне действительно важно это понять…
— Вы сказали, я — полукровка, воспитанный маглами, — сказал я, внутренне сам удивляясь, откуда столько горечи в моем голосе? — И вы правы, это так и есть. Но вы понятия не имеете, ЧТО это были за маглы, и каким было их воспитание! Да они НЕНАВИДЕЛИ магов, само волшебство, и вообще все, что связано с нашим миром! Они считали нас ненормальными, уродами! И когда я к ним попал, они решили попытаться, как говорил дядя Вернон, «выбить» из меня эту «ненормальность»!
— Как?… — по виду профессора, можно было предположить, что у него перехватило дыхание, но меня уже «несло», и остановиться я не мог, да и не собирался. Желание высказать все, что наболело, перекрыло и голос здравого смысла, и все остальное.
— «Как?» — фыркнул я. — Маглам известно не так уж много способов это сделать. Дядя полагал, что если держать меня в ежовых рукавицах, регулярно пороть и нагружать работой так, чтобы у меня не оставалось свободного времени — то вероятно, это поможет воспитать из меня нормального человека. Вплоть до одиннадцати лет, пока не пришло письмо из Хогвартса, моей комнатой был чулан под лестницей! Что такое игрушки и как в них играть я знал только потому, что видел, как это делают мой кузен и его приятели! А сам мог «поиграть» только с половой тряпкой или губкой для посуды — как только подрос достаточно, чтобы суметь удержать их в руках! И знаете еще что? Мне с самого детства внушали, что я ненормальный, урод, недостойный не то, чтобы любви, но и даже доброго отношения! Меня заставляли чувствовать себя обязанным за каждый кусок хлеба и каждый предмет одежды, который я получал, хотя мне и доставались только обноски кузена! Да я за десять лет не услышал от них ни единого доброго слова!
Сам не знаю, что заставило меня остановиться и замолчать. О, мне было еще, что скзать — да хотя бы то, что я всегда мечтал, что у меня есть хоть какие-то родные помимо Друслей, которые могли бы забрать меня у них. Которые бы любили меня… Или хотя бы относились ко мне по-доброму! Да кто угодно был бы в этом лучше Дурслей… Отвернув от старшего Поттера голову, я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться — но это не помогло, только в горле встал комок, и я с ужасом понял, что еще немного — и сорвусь в настоящую истерику, с воплями, слезами и причитаниями. Я вскочил, отодвинув стул так резко, что тот чудом не грохнулся.
— Мне пора, простите, — выпалил я, не глядя на профессора. — Спасибо за завтрак.
Кинув на стул салфетку, лежавшую на коленях, я ринулся к выходу, но далеко не ушел. Почти одновременно с тем, как я взялся за ручку двери, мне на плечо легла тяжелая рука, останавливая и разворачивая лицом к Джареду. Моя неуверенность в себе и чувство неловкости куда-то делись, и я встретил его взгляд, не отводя глаз, хотя и не ощущая больше желания бросать профессору вызов. Буквально мгновение мы переглядывались, а потом он вдруг с силой притянул меня к себе и крепко обнял. В первый момент остатки гнева всколыхнулись во мне, принуждая попытаться вырваться, но я не стал, хотя и не ответил на объятье. Вместо этого я ограничился тем, что прислонился лбом к плечу Поттера-старшего и закрыл глаза, усилием воли подавляя охватившую меня дрожь.
— Простите, — сказал я наконец, взяв себя в руки и отодвигаясь. Странно, но теперь он выпустил меня без возражений. — Я… Мне не стоило высказывать вам все это. В конце концов, вы ничего не знали, и вообще, вы не обязаны…
— Ты ошибаешься, Гарри, — возразил Джаред, внимательно вглядываясь в мое лицо взглядом, в котором смешивались одновременно острая жалость и тяжелое чувство вины. — Незнание не освобождает от ответственности, и это верно не только в отношении законов. Как бы я ни относился к браку своего сына, после его смерти я, все равно, обязан был хотя бы поинтересоваться, как живет мой внук. Я мог не вмешиваться в это сам, но хотя бы отправить человека, чтобы он проверил, что ты в порядке и ни в чем не нуждаешься. Вместо этого я заперся в поместье и лелеял свое горе и напрасную обиду… — Я не ответил, не очень уверенный в том, что сказать. Утешать его было бы… как-то неестественно. Я вовсе не ощущал в себе способности к всепрощению — но в то же время, должен был признать, что и особенной злости к нему уже не чувствую. Джаред вздохнул и снова поднял на меня виноватый взгляд. — Я… не могу изменить прошлое, — негромко сказал он. — Но в моих силах — и в твоих, конечно, тоже, — повлиять на будущее. Я… Я хотел бы официально объявить о нашем родстве, и по закону признать тебя своим внуком и наследником. Если ты не против, конечно.
— Я… Я даже не знаю, — смутился я. — Наверное, я — не самая лучшая надежда на продолжение рода. Вы же знаете эту историю с Волдемортом, и то, о чем трубили весь прошлый год газеты.
— О том, что ты — Избранный? — уточнил он. — И что, в этих слухах действительно есть доля правды?
— Ну… В какой-то мере да, — пожал плечами я. Почему-то упоминать о пророчестве мне не хотелось, хотя я и не думал, что от него эта история может попасть к Журналистам или к Пожирателям. — По крайней мере, Волдеморт уж точно не успокоится, пока не прикончит меня, и дело уже не только в моем «Предназначении». Для него это… своего рода вопрос чести. Способ доказать, что я — просто везучий мальчишка, который выжил благодаря фантастической удаче, а не могущественный противник, способный действительно ему противостоять, — сказал я, осторожно подбирая слова. — Так что… если я хочу выжить, у меня нет выбора, кроме как пытаться ему противостоять.
— Ну, в таком случае, ты не можешь не понимать, что твое наследие может помочь тебе в этом, — воодушевляясь, сказал Джаред. Я поморщился.
— Меня не интересует ваше состояние, — возразил я… — Вы ведь знаете, наверное, мой крестный отец назвал меня своим наследником, да и родители оставили кое-что в наследство, так что я не нищий. И потом, я представления не имею, чем деньги могут помочь в борьбе с ополоумевшим Темным Магом.
— Я имел в виду не деньги, а Родовое Наследие, — пояснил старший Поттер, покачав головой. — Книги, артефакты… вся коллекция Рода будет в твоем распоряжении, а в ней есть такие вещи, о которых даже твои Малфои могут только мечтать. Хотя, справедливости ради, скажу, что и у них тоже есть пара вещиц, о которых мог бы только мечтать я. Ну и Родовая Магия, конечно, — добавил он. — Ведь сейчас ты пока — всего лишь ведомый, ты не можешь управлять ею сам. Но если я признаю тебя наследником, ты обретешь полный контроль сразу же, как посетишь родное поместье и заглянешь в Зеркало Рода.
— Загляну в Зеркало Рода? — переспросил я, чувствуя, как где-то в подсознании при этих словах что-то шевельнулось, глубоко на уровне ассоциаций. Я нахмурился, пытаясь ухватить ускользающую мысль, но Джаред понял это по-своему.
— Зеркало Рода — старинный артефакт, он есть в каждой чистокровной семье. Это что-то вроде квинтэссенции Родовой Силы, он отражает только членов семьи, и только глядя в него наследник может пройти инициацию, если он не вырос в Родовом поместье, — пояснил он. — Зеркало… в какой-то степени живое, и живет оно столько же, сколько живет сам Род. Лишь когда надежды на его продолжение не остается, Зеркало может разбиться.
Вот оно! Снова у меня в голове от его слов будто свет зажегся. Я вздрогнул от осознания того, ЧТО только что услышал. Осколки Зеркала Рода! Я — идиот, как я раньше не подумал об этом!!!
— Гарри, ты в порядке? — обеспокоенно спросил Джаред, но я почти не слышал его, пока профессор не тряхнул меня за плечо. Вздрогнув, я захлопал ресницами, и повернулся к нему, лихорадочно соображая, где оставил так нужную мне сейчас вещь. Кажется, в школьной сумке с учебниками?
— Осколки Зеркала Рода! — выпалил я. — Вы гений, Сэр, спасибо! Простите, мне нужно бежать!
— Гарри!?
— Я… Я потом все объясню, правда, обещаю, мы еще поговорим, — затараторил я, лихорадочно нашаривая ручку двери. — Спасибо за предложение признать меня, я обязательно подумаю об этом, но сейчас… Это очень важно, правда! Вы подали мне прекрасную идею!
— Ну ладно, иди, если это так важно… — согласился слегка обескураженный профессор.
— Вы просто не представляете, как! — воскликнул я, справившись, наконец, с ручкой и открыв дверь. И все-таки, прежде чем уйти, я, повинуясь инстинкту, коснулся его руки, крепко сжав на минуту. Наверное, полноценное объятье — это было бы чересчур, но к счастью, хватило и этого. — Спасибо вам. И… Не думайте, я не держу на вас зла. Просто… Мне было нелегко, но такова моя жизнь. И вы не виноваты в моих бедах.
— Спасибо, — улыбнулся он. — Ну а теперь, давай, беги, — он кивнул на дверь. — Если захочешь, сам потом расскажешь, что именно ты придумал. Удачи…
— Спасибо! — крикнул я, уже на бегу.
Никогда в жизни я еще не носился по школе с такой скоростью, практически сметая все на своем пути. Буквально расшвыряв по дороге стайку хаффлпаффских четверокурсников, я лишь быстро крикнул им что-то, отдаленно напоминающее извинение, и умчался дальше. По лестнице в Башню я взлетел с такой легкостью, словно у меня за спиной выросли крылья. Пароль я выкрикнул на автомате, и скользнул в проем, едва щель за портретом приотворилась настолько, что я мог протиснуться.
В гостиной меня встретило оживленное сборище — еще бы, тут собрался почти весь факультет, с жаром обсуждая события вчерашнего вечера. Не хватало только Рона и Гермионы… Кое-как, отмахиваясь и отнекиваясь от града заданных вопросов, я протолкался к лестнице в спальню, взбежал наверх и вздохнул с облегчением, захлопнув дверь за собой.
Поиски заняли больше времени, чем я думал, но в конце концов, я все-таки отыскал зеркальце, подаренное мне Сириусом, в кармане одной из школьных мантий. Последнее время я им почти не пользовался. В самом деле, по мере того, как усиливалась наша телепатическая связь с Драко, нужда в зеркальце отпала, связаться с Блейз казалось проще через того же Малфоя, а поговорить с Сириусом — через камин, или еще проще — написав письмо.
Судорожно облизнув губы, я вытряхнул зеркальце из бархатного чехла, который специально для меня наколдовала Гермиона, и с замиранием сердца взглянул в него.
— Драко Малфой! — четко сказал я и, нервно кусая губы, стал ждать результата. Поверхность зеркала тут же помутнела, засветившись матово-голубоватым свечением. «Ну давай, давай, ну пожалуйста!» — мысленно умолял я. — «Дрей, ты ведь не такой дурак, как я, ты-то носил ведь зеркальце с собой! Ну пожалуйста, Мерлин, сделай так, чтобы все еще носил!» Однако поверхность зеркальца все так же светилась, не меняясь, и я потихоньку начал терять надежду. Снова вызывая ощущение дежа вю, всплыло воспоминание о конце пятого курса, когда я точно так же пытался докричаться до Сириуса, после того как он упал в Арку. Сердце поневоле сжалось.
И тут, когда я уже совсем было отчаялся, поверхность вдруг вспяхнуда ослепительным серебристым светом — чтобы в следующую минуту погаснуть и отразить слегка ошеломленное лицо Малфоя — непривычно взъерошенного и какого-то заспанного, но вполне живого, и, насколько я мог судить, даже невредимого.
— Дрей! — завопил я, не в силах сдержать хлынувшего через край облегчения от того, что он, по крайней мере, жив.
— Гарри, — заморгав, отозвался он странно хриплым голосом, и потер ладонью лицо, словно в надежде прояснить мысли. Я ошеломленно уставился на него.
— Ты там что, спишь, что ли? — глупо спросил я, не веря в возможность подобного нахальства. Нет, только подумать, мы тут с ума сходим от беспокойства, а он дрыхнет, как ни в чем не бывало! Я как-то ненамеренно забыл, что сам тоже не ангел — мало того, что безмятежно проспал всю ночь, так перед этим умудрился еще и напиться.
— А что мне теперь — объявить сто лет бодрствования? — огрызнулся Драко.
— Драко? — произнес женский голос, как я запоздало понял, с его стороны, и в зеркальце я увидел, как не плечо слизеринца опустилась тонкая женская ладошка. Я сглотнул. Так он там еще и не один? Час вообще-то не ранний, но он там — в постели с девушкой? Как-то это не похоже на то, что он бедный узник. Мерлин, да что происходит вообще? Было ли похищение похищением? Или… Да нет, бред, подумать смешно! — В чем дело? — продолжала тем временем незнакомка, бывшая рядом с Малфоем.
— Да вот, полюбуйся — силы спасения, — фыркнул Драко в ответ, и чуть развернул зеркало. Сначала я мельком заметил какую-то мрачноватую комнату, уставленную тяжелой массивной мебелью, а потом в зеркале отразилось знакомое лицо, и я снова чуть не завопил от облегчения.
— Джинни! — хоть от громкого крика удержаться мне и удалось, остановить короткое восклицание я оказался не в силах. «Незнакомка» оказалась вполне знакомой, и у меня отлегло от сердца
— О, привет, Гарри, — улыбнулась она с таким видом, словно мы только вчера виделись в последний раз, и с тех пор всего лишь переночевали в безопасности школьных спален. — Как дела?
— «Как дела»? — ошеломленно переспросил я. — «Как дела»? Да вы что там, с ума посходили оба?! Вы хоть представляете, что тут у нас творится!? Мы уже тут с ума сходим, Гриндевальд побери! Дрей, какого черта ты заблокировал от меня свое сознание!?
— Поттер, ты совсем дурак? — скривился Малфой. — Я что, похож на самоубийцу? Ты думаешь, я по своей воле его блокировал?
— Ну… — я смутился. — Черт, прости. Я просто на взводе. У нас тут такое творится…
— Цыц, — резко оборвал меня Драко. — Не обижайся, но чем меньше мы оба будем знать, тем лучше. Я, конечно, могу держать мысленный щит, но эффекта подчиняющих зелий это не компенсирует. Но не суть важно. Значит так, Гарри, слушай сюда. Где именно мы находимся — мы не знаем. Это какой-то… то ли особняк, то ли загородный дом… в общем, отдельно стоящая усадьба, окруженная садом с высокой, довольно старой каменной стеной по периметру. Это, определенно, в Британии, но где именно, в какой ее части — не имею представления. Во всем доме — по крайней мере, в той его части, что мы видели — нет ни единого родового герба или еще какого-нибудь указания на его хозяев. Если не считать их чрезмерной любви к орнаменту в виде виноградных лоз, — мрачно хмыкнул он. — Это ничтожно мало, но боюсь, это все, чем я могу помочь в отношении местонахождения дома.
— Да, негусто… — согласился я. — Но ничего, может, если вы потянете время, мы все-таки сможем отыскать вас… У нас есть кое-какие наметки, и…
— У нас немногим больше полутора — двух дней, — все так же мрачно уведомил меня Дрей. Я снова ощутил, как сердце тревожно екнуло в предчувствии беды.
— Выкладывай, — только и сказал я, но Малфой прекрасно понял подтекст и без всякой телепатии.
По мере его рассказа о планах Волдеморта, меня все больше и больше пробирала дрожь. Драко был прав — это самое черное Зло, какое только можно себе представить. Мы должны — мы просто обязаны помешать ему! Но как? Вся надежда сейчас, кажется, на Люциуса…
— Послушай, Гарри… — проговорил Дрей после некоторого молчания, которое воцарилось, когда они с Джинни закончили свой рассказ. — Я… Я думаю, что шансы найти нас вовремя — пятьдесят на пятьдесят. И я… Я тут подумал… Если не получится — нельзя допустить, чтобы Волдеморт заполучил нашу Родовую Силу.
— И что мы можем сделать? — фыркнул я, пожимая плечами. — Мы все равно не можем добраться до вас.
— Вы можете кое-что другое, — отозвался он мрачно. — Малфои — один из самых могущественных родов в Британии в отношении Родовой Магии. Если Волдеморт ее получит, он будет практически непобедим. А учитывая твое положение ведомого…
— Ну, это может измениться, — возразил я. — Вы не поверите, но Джаред Поттер только что, буквально с полчаса назад сказал мне, что готов официально меня признать и объявить своим внуком и наследником.
— Правда? — просияла Джинни. — Ой, Гарри, но это же здорово! По-настоящему здорово, поздравляю!
— Э, да, спасибо, Джин, — кивнул я. Меня больше беспокоила реакция Драко. Малфой выглядел так, будто получил удар в солнечное сплетение, хоть и старался этого не показать. На лице его была надета бесстрастная маска, но глаза выдавали внутреннее напряжение и даже боль. Мерлин, да у него же снова приступ «драковолнений»[7] по поводу собственной ненужности! — запоздало сообразил я. Нет, ну это уже просто смешно! Неужели он опять сомневается, что нужен мне как друг, а не как подспорье на магическом поприще!
Вероятно, какие-то крохи телепатической связи между нами все еще сохранились — хотя бы на эмпатическом уровне. А может, мы просто так привыкли друг к другу, что и без всякой связи могли читать эмоции и переживания один другого? Как бы там ни было, я ясно видел, как через пару вдохов Драко немного оттаял, словно мое негодование из-за его реакции все-таки передалось ему, и немного его успокоило.
— Это и в самом деле отличная новость, Поттер, — сказал он. — Но в любом случае, даже если вы будете равны по Силе, тягаться с Волдемортом тебе не по плечу. У него чудовищный опыт, а кроме того, арсенал подлостей, какие тебе и не снились. Так вот, по поводу моей Родовой Силы. У меня нет уверенности, что это сработает, но даже такой шанс — лучше, чем вообще никакого. Если вы не сможете найти нас до вечера вторника, я хочу, чтобы ты связался с моими родителями и заставил их отречься от меня. Точнее, не просто отречься, а изгнать из Рода.
— Что?
— Что? — воскликнули мы с Джинни в один голос. — Дрей, ты в своем уме? — спросил я, судорожно сглатывая. Драко, Драко Малфой, так гордившийся своей Родовой Силой, принадлежностью к своей семье, своим происхождением — хочет, чтобы его изгнали из Рода? Да ведь это для него не просто антураж, это неотъемлемая часть его сущности! Без всего этого Малфой никогда не будет самим собой! Для кого угодно это было бы не так — но не для него!..
— Да нет же, послушайте меня! — тряхнул головой Драко. — Неужели вы не понимаете, что если ко вторнику мы отсюда не выберемся, то мы с Джин все равно, считай, покойники! Так какая, к дементору, разница, умру я как часть своего рода, или как изгнанный из него? Зато если все получится, Волдеморт будет просто чистокровным — но не получит ни доступа к наследию Малфоев, ни моей Силы! Конечно, он все равно будет силен, но все-таки это хоть что-то! И не смотри на меня так, Поттер! Я это предлагаю вовсе не из благородства! В данном случае речь идет о чести моей семьи! Видит Мерлин, на ней и так достаточно пятен, но все же, она — не пустой звук. Просто впустить в свой Род ЭТО… это чудовище? Ни за что!
— Но… Но ты говорил, что тебя больше не могут изгнать из Рода, — возразил я, судорожно сглотнув. — Ведь ты теперь не просто его наследник, ты его Глава!
— Это так, — согласился Малфой с тоской во взгляде. — Но я все еще не закончил школу, и потом, я признаю власть родителей над собой, так что отречение может сработать. К тому же, отец от своего главенства фактически официально не отрекался. Он сказал, что его действия равносильны отречению, но все же… Возможно, это все-таки сработает. Да поймите вы оба, это наш единственный шанс хоть как-то помешать этим зверским планам! Гарри! Ну, ты-то ведь понимаешь? Мы должны использовать любой шанс ослабить эту тварь!
— Твои родители сейчас здесь, в замке, — хрипло ответил я, понимая, что он прав. — Твой отец пытается найти тебя при помощи каких-то родовых чар поиска, используя родную кровь и что-то из твоих вещей. Мы… Мы найдем вас. Я уверен в этом, — я постарался придать своему голосу твердость, которой не ощущал. Однако Драко это не обмануло.
— Хороший ход, но не факт, что это сработает, — сказал он, покачав головой. — Охранные чары тут накладывали, похоже, чуть ли не все Пожиратели скопом, сколько их ни есть. Даже если поодиночке каждый из них, кто владеет Родовой Магией, слабее любого Малфоя, то вместе… — он пожал плечами, сочтя излишним вдаваться в подробности. — Я не уверен, что здешняя защита остановить отцовские поисковые чары, но… Может и такое случиться. Гарри, прошу, обещай, что ты сделаешь, как я сказал!
— Дрей, я… — я запнулся, однако отчаянный, требовательный взгляд Малфоя не отпускал, и я, скрепя сердце, кивнул.
— Хорошо. Обещаю. Но от всей души надеюсь, что это не понадобится, — сказал я.
— Ладно, — кивнул Малфой с некоторым облегчением.
После этого разговор как-то сам собой закончился. Наскоро распрощавшись с узниками, я снова заспешил. Необходимо было сообщить новости Дамблдору — да и Люциусу Малфою. Инетерсно, достиг ли он уже каких-либо результатов? Вроде бы, вчера он упоминал, что процесс может занять некоторое время. Но достаточно ли для этого было прошедшей ночи? В любом случае, проку сидеть и гадать не было никакого, так что я быстро запихал погасшее зеркальце обратно в чехол. Решив не тратить время зря, я наскоро переоделся, кинув старую одежду сверху на крышку сундука. Эльфы легко отправят вещи в прачечную. Натянув чистые джинсы, свежую футболку и толстовку, я взмахом палочки завязал шнурки на ботинках (в последнее время я изрядно поднаторел в этом, и уже мог не бояться запутать их так, что потом придется срезать), и поспешил вниз.
Я намеревался, по возможности, отвертевшись от вопросов товарищей по факультету, по-быстрому выскользнуть из гостиной, но судьба, в лицу Колина Криви, распорядилась иначе. Еще со второго курса я имел возможность убедиться, что если на него «находило», отцепить парня от себя было почти невозможно. Вот и сейчас он увязался за мной следом, треща без умолку, и перескакивая с пятого на десятое с такой скоростью, что я просто не успевал за ним. Оставив попытки понять, что именно мне рассказывают, я наконец кое-как смог отделаться от этого любителя фотографий, и поспешил к кабинету директора.
Тут меня поджидал еще один неприятный сюрприз. Горгулья у входа отказалась меня впускать. Пароль, видимо, сменили ночью, но сообщить мне новый было некому. По старой памяти я попытался было угадать, но безрезультатно. Я перебрал все названия сладостей, какие только мог припомнить, — даже магловские, — но горгулья лишь насмешливо смотрела на меня и не шевелилась. Чуть не зарычав с досады, я со злости пнул ее ногой — правда, не очень сильно, а так, слегка.
— Так, какие есть варианты? — пробормотал я вслух. До Дамблдора не достучаться, да и до Малофоя-старшего, кажется тоже, если он все еще в комнате сына. Попасть в спальню старосты Слизерина можно только через слизеринскую гостиную, а пароля туда я тоже не знаю. И в любом случае, соваться к «змеям» в одиночку, без поддержки Драко не стоит. Дргое дело, если б я был хотя бы в компании Блейз… Блейз. Она-то должна знать, чем увенчались усилия Люциуса. А может, просто пойти туда, в подземелья, выловить какого-нибудь первака, и попросить позвать ее? Я не раз уже делал так, когда ждал ее на свидание. Вопрос только — захочет ли Блейз разговаривать со мной после вчерашней ссоры?
Уже пройдя полпути по коридору в сторону лестниц, я затормозил, когда мне в голову неожиданно пришло, что сейчас уже середина дня, и Блейз вовсе не обязательно до сих пор находится в помещениях своего факультета. Конечно, это очень даже вероятно, но далеко не обязательно. В любом случае, я уже достаточно много времени потерял сегодня с этим паролем, и у меня есть средство, чтобы избежать бесполезных метаний по замку туда-сюда в поисках тех, у кого можно узнать новости.
Вытащив карту Мародеров, я запоздало огляделся, чтобы убедиться, что я один в коридоре. Поблизости никого не наблюдалось, так что я быстро коснулся пергамента палочкой и пробормотав себе под нос дурацкий пароль, придуманный Мародерами. Интересно, а можно его как-нибудь поменять? Надо будет Сириуса спросить…
Тряхнув головой, я сосредоточился на том, чтоб было важно в данный момент. Дамблдора, как я и думал, не оказалось в его кабинете, да и вообще, кажется, в школе. Запоздало припомнив, что, вроде, он назначил на утро собрание Ордена, я попытался отыскать остальных. Люциус и Нарцисса были в подземельях, в комнате сына — так что, по-видимому, чары или еще не дали результата, или вообще не сработали. В любом случае, непохоже, чтобы кто-то из них собирался выходить. А Блейз с ними, как назло, не было. А где она, кстати?
Обнаружить точку, помеченную как «Блейз Забини», мне удалось нескоро. Я рассмотрел Большой Зал, библиотеку, и даже площадку для квиддича, но нигде не было ни следа Слизеринской Принцессы. Наконец, уже начиная беспокоиться я наткнулся на нее — почти случайно, зацепившись за имена Рона и Гермионы в больничном крыле. В первый момент я даже встревожился, увидев Блейз там, но когда заметил, что точка свободно перемещается по палате, у меня немного отлегло от сердца. Судя по всему, она не в кровати, а значит, с ней самой все в порядке, и она просто зашла навестить Гермиону — ведь они теперь, можно сказать, дружили. При мысли о Гермионе я ощутил жгучий стыд. Все это время, что она находилась под действием проклятия, мы с Роном каждое утро первым делом неслись к ней, узнать, как она. Это был уже своего рода ритуал для нас. Как же сегодня я забыл об этом? Хорош друг, нечего сказать! Алкоголик… Мог бы вспомнить, хотя бы когда вошел в гостиную, и не обнаружил там Рона! А я и сейчас не вспомнил бы, если б не заметил рядом с Гермионой на карте Блейз! А вдруг этой ночью что-нибудь случилось, и Гермионе стало хуже? С этим проклятием никогда нельзя было знать наверняка, оно было абсолютно непредсказуемым, и могло выдать просто убийственную реакцию на самые простые и безобидные вещи!
Мысленно костеря себя на все корки, я на ходу убрал и свернул кое-как Карту, не очень заботясь о том, что она помнется. По лестнице я чуть ли не скатился, а коридор до Больницы пробежал в рекордный срок — хоть и не с такой сумасшедшей скоростью, как недавно, по пути в Башню, но тоже отчаянно спеша. «Наверное, будь на мне мантия, она бы развевалась, не хуже снейповой» — мелькнула идиотская мысль. Фыркнув, я тряхнул головой, и, сделав глубокий вдох перед дверью, чтобы чуть успокоить дыхание, открыл ее и вошел.
Pov Блейз Забини
Да уж, нелегкая у меня выдалась ночка. Нет, никто силком не заставлял меня бодрствовать — как раз наоборот, мое присутствие было нужным только в тот период, пока Люциус готовил своего рода «плацдарм» для будущего поискового ритуала. Признаться, эти чары привели меня в замешательство. До сих пор я всегда полагала, что Родовая Магия — это нечто, вроде усиленных и ускоренных, но все-таки знакомых всем заклятий, которыми в принципе владеет любой маг, — ну, возможно, не только это, но по большей части, — и плюс, возможность до определенной степени колдовать без палочки. Конечно, я была в курсе того, что существуют всякие узы Защиты Рода, и тому подобное, но мне никогда еще не доводилось видеть связанных с ними ритуалов. Если Малфои и проводили их когда-нибудь, то меня они уж точно не приглашали в этом участвовать. Вот в отношении Драко я бы за это не поручилась — но недаром же он наследник Рода, а теперь уже и его Глава. Ну, вообще-то, если честно, я пару раз что-то такое читала, но вот воочию не видела еще никогда.
Против ожиданий, ритуал оказался до ужаса скучным. Люциус начал с того, что расчистил посреди комнаты некоторое пространство, убрав даже ковер и оставив лишь гладкий каменный пол. Затем склонился, и несколькими быстрыми, точными движениями нарисовал на серых плитах пентаграмму, диаметром около полутора метров — и не мелом, а прямо кончиком волшебной палочки. Магические линии слабо засветились желтовато-оранжевым светом, словно были прочерчены жидким огнем. В центр пентаграммы Малфой-старший поместил небольшую книжку стихов, найденную нами в верхнем ящике прикроватной тумбочки Драко. Я нередко видела брата с нею в руках, когда заходила пожелать ему спокойной ночи, так что можно было не сомневаться, что это его любимая книжка. Об этом же говорил и потрепанный кожный переплет, и несколько закладок, вложенных между страницами — аккуратно отрезанные кусочки пергамента правильной формы, сверху нарисованный от руки затейливый узор, а внизу что-то вроде личных заметок, написанных знакомым каллиграфическим почерком Малфоя-младшего. Дрей явно оформлял их с заботой и любовью, чтобы отметить наиболее важные для него места в книге. По углам внутреннего пентакля пентаграммы Люциус, порезав ладонь, капнул по три капли своей крови, еще одну — в центр, прямо на переплет книги. Быстро залечив порез, Малфой-старший закончил чертеж, снова безошибочными и точными движениями начертав на каждом луче пентаграммы на первый взгляд не особенно понятное сочетание рун. Рунологией я занималась только до пятого курса, да и в любом случае, мне было далеко до Гермионы в этом отношении, но даже я могла сказать, что он не использовал никаких устойчивых сочетаний. Наверное, вооружившись словарем и запасшись временем, я смогла бы расшифровать их, однако сейчас у меня не было ни возможности, и желания заниматься этим. Да и нужды, по правде говоря, тоже: Люциус явно знал, что делает.
Закончив с пентаграммой, Малфой отступил на шаг, и негромким, монотонным голосом завел нечто среднее, между речитативом и песнопением, одновременно с этим выводя палочкой в воздухе замысловатый узор. Кончик палочки Люциуса светился, прочерчивая в воздухе светящиеся живым огнем линии — чуть более тонкие и замысловатые, чем на полу, но, несомненно, имеющие ту же самую природу. Раздалось тихое шипение — от капель крови Малфоя начал подниматься белесый пар, но его было слишком много для обычного испарения. Свиваясь между собой, подобно вьющимся лозам, струйки пара словно вторили движениям палочки мага, образуя будто бы светящуюся клетку над центром пентаграммы. Центральная капля, упавшая не переплет книжки Драко, воздействию этих чар не подверглась — но начала светиться удивительно ярким алым светом, виднеясь даже сквозь белый, сгущающийся туман, в который постепенно превращалась «клетка», сплетенная из пара.
Завершив песнопение, Люциус нахмурился, и, покачав головой, вздохнул.
— Странно… — пробормотал он. — Очень странно. Заклятие не действует так, как должно бы действовать, и в то же время… Оно находит отклик. Если бы Драко пытались скрыть, чары поиска могли вовсе не сработать — но они работают, хоть и не совсем так, как хотелось бы. Они ощущают цель — но не могут точно определить, где она.
— Но ведь именно это они и должны сделать, разве нет? — спросила я, невольно сбитая с толку. Нарцисса, за всю дорогу сюда и все время проведения ритуала не проронившая ни звука, с надеждой посмотрела на мужа. Она сидела в ногах кровати сына, сжавшись, и прикусив губу — то ли боялась разрешить себе надежду, то ли наоборот, боролась с отчаянием.
— Люциус, но ведь он жив? — тихо спросила она. — Если бы он был… Чары бы не сработали, если бы он погиб, ведь так?
— Да, родная, так, — кивнул Малфой, и ободряюще улыбнулся. — Чары работают, а значит, Драко все еще жив. Возможно, — и даже очень вероятно, — на него все-таки наложены скрывающие чары, но они не рассчитаны на противодействие столь мощной магии, как кровный ритуал поиска. А значит, заклятие рано или поздно сработает, ему просто потребуется немного больше времени, чем обычно.
— А ты сможешь поддерживать заклятие все это время? — обеспокоенно спросила Нарцисса. Я моргнула — она была права. Заклятие мощное, оно постепенно истощит магические и физические силы своего создателя, если действие продлится достаточно долго. Люциус уверенно кивнул.
— Не волнуйтесь, я почти не трачу сил на то, чтобы поддерживать чары — родовая кровь питает их сама, а кроме того, аура Драко на этой книге довольно сильна. Не говоря уже о комнате, — сказал он, и я не смогла определить, говорит ли он правду, или просто пытается успокоить нас обеих. Несмотря на наши близкие отношения, мне порой и Драко-то не удавалось прочитать, что уж говорить о Люциусе: в отношении сокрытия своих эмоций, Малфой-старший мог дать своему сыну сто очков вперед. — К тому же, не стоит забывать о силе самого замка, — добавил тем временем Люциус, немного подумав, и, видимо, прислушавшись к своим внутренним ощущениям. — Думаю, Хогвартс тоже, в определенной степени, помогает нам. Этот замок и его магия сами по себе поддерживают и усиливают любые чары, если они не направлены на причинение вреда другому — именно поэтому здесь и устроили школу в свое время…
Я поморщилась, так чтобы отец этого не заметил. Что у взрослых за манера — вечно излагать с умным видом всем известные факты! Феномен магической природы замка описывался и подчеркивался в «Истории Хогвартса» чуть ли не на каждой странице — неужели он думает, что кто-то способен этого не заметить? Впрочем, тут же укорила я себя, я к нему несправедлива. Люциус нервничал из-за похищения Драко, наверное, даже сильнее, чем я — и его слова были именно признаком глубоких переживаний. Попыткой обрести уверенность хоть в чем-то — пусть и в такой мелочи, как общеизвестные историко-магические факты.
Прошептав еще какое-то заклятие — очевидно, призванное удерживать пентаграмму и не давать чарам потерять силу, — Люциус устало обошел начерченную фигуру и сел на кровать сына рядом с женой. Нарцисса, до этого молча смотрящая в стену безучастным взглядом, и, казалось, даже не слышавшая его ответа, скорее почувствовала близость мужа, чем на самом деле увидела его. Она чуть развернулась и прижалась к нему плечом, в поисках поддержки, и Люциус обнял ее за плечи. Я невольно ощутила жар на щеках, и опустила взгляд, чувствуя потребность немедленно чем-нибудь заняться, лишь бы не мешать им. Конечно, я не сомневалась в том, что Малфоям сейчас далеко не до любовных приключений, и не думала, что действительно мешаю им — тут было другое. Это с трудом поддавалось объяснению, но… Эти двое никогда не показывали своих чувств на людях так явно. Никто из посторонних не мог стать свидетелем подобных эмоций, — очевидной слабости и растерянности Нарциссы, граничащих с отчаянием, или страшной, сжимающей сердце тревоги Люциуса. Но теперь не нужно было ни Легилименции, ни эмпатии, чтобы увидеть это — и это выбивало из колеи, смущало и заставляло чувствовать себя лишней. Словно я действительно прерывала интимный момент… Переступив с ноги на ногу, я неловко потерла ладони и кашлянула.
— Я… Я тут подумала, может быть, эээ…. — сбивчиво начала я. — Ну… Насчет ночлега… Папа, тебе ведь нужно оставаться поблизости от пентаграммы, чтобы она работала? — спросила я Люциуса, не очень уверенная в том, как он отреагирует на такое обращение. В прошлый раз он, кажется, был не против, но тогда я была почти в истерике, и не очень отдавал себе отчет в своих словах — а теперь произнесла это осознанно…
— Да, дочка, ты права, — кивнул Малфой-старший с мягкой улыбкой, от которой у меня потеплело на сердце — и которая была ему в общем-то свойственна только в кругу семьи. — Впрочем, думаю, что Дамблдор и Северус не будут против, если мы проведем ночь здесь, в комнате Драко. Эта кровать, конечно, не очень-то рассчитана на двоих, но уверен, мы все же поместимся.
— Если вы голодны, я могу сходить на кухню и сказать эльфам, чтобы вам принесли сюда ужин, — предложила я. Нарцисса, горько усмехнувшись, покачала головой, и я кивнула. У меня самой мысль о еде тоже вызывала тошноту — неудивительно, что даже отец отнесся к этой идее без энтузиазма. — Может, хотя бы чаю? — нашлась я. Нарцисса, подумав, кивнула, и я почти выскочила из комнаты, ощущая некоторое облегчение. Прислонившись спиной к двери, я глубоко вздохнула, и быстрым шагом направилась к лестнице вниз, в гостиную.
— Блейз, куда это вы собрались? — окликнул меня голос Снейпа, когда я была уже почти у каменной стены, закрывавшей обычно выход из помещений Слизерина. Я даже вздрогнула от неожиданности, и обернувшись, с удивлением уставилась на декана, сидящего на одном из диванов возле камина. Ну надо же, а я его и не заметила — точнее, боковым зрением я приметила какую-то фигуру, но, погруженная в свои мысли, приняла его за кого-то из студентов.
— Я хотела… простите, профессор, я просто собиралась сходить на кухню и попросить эльфов приготовить немного чаю для… — я махнула рукой в сторону спален, не сомневаясь, что Северус понял, кого я имею в виду.
— Это похвально, конечно, но все-таки, вы не забыли обратить внимание на время? — поинтересовался он, приподнимая одну бровь — среди всех, кого я знала, Снейп был единственным, кроме отца и сына Малфоев, кто умел так делать. В следующий момент до меня дошел смысл его вопроса и я поняла, что невольно краснею — я в самом деле совсем забыла о времени. А который час, интересно? Я бросила взгляд на большие часы, стоящие на каминной полке — и едва не присвистнула (дурная привычка, подхваченная от Гарри). Без пяти полночь! Ну надо же, оказывается, уже поздно…
— Я… — я смутилась, опуская голову. — Простите, сэр, я совсем потеряла счет времени, — сказала я. — Но… Может, в качестве исключения, вы могли бы дать мне временное разрешение? — с надеждой спросила я. В конце концов, я сейчас временно близка к тому, чтобы замещать старосту факультета, так что… Снейп покачал головой.
— Боюсь, что нет, — мягко сказал он. — Видите ли, в связи с похищением Драко, директор счел необходимым усилить меры безопасности в школе. Отныне все передвижения по коридорам в одиночку запрещены для студентов младше седьмого курса, а после шести часов вечера — вообще для всех, кроме преподавателей. И даже старостам больше не разрешается находиться вне факультетских помещений после отбоя. О всех этих правилах будет объявлено завтра на завтраке, но — вы же понимаете — соблюдать их надо начинать уже сейчас.
— Да, сэр, конечно… — пробормотала я. Однако, похоже, от Гарри я подцепила не одну дурную привычку — где-то внутри меня полыхнул крохотной вспышкой огонек истинно поттеровской дерзости, и я, тихонько хмыкнув, бросила на декана заговорщический взгляд. — Ну, в таком случае, может быть, вы меня проводите? — спросила я. Мда, Гарри бы Снейп подобную наглость не спустил, но в ответ на мою реплику лишь усмехнулся.
— Общение с Поттером вам на пользу не идет, мисс Забини, — сказал он, делая рукой приглашающий жест в сторону выхода из гостиной.
— Вынуждена с вами не согласиться, профессор, — ангельски вежливым голоском ответила я. — Если посмотреть на результат, польза от этого мне очень даже есть. В ответ Снейп попытался смерить меня убийственным взглядом, из тех, какие нередко перепадали Гарри, но в глазах у него прыгали смешинки, которые и свели на нет весь эффект. Обменявшись улыбками, яснее ясного показавшими, что все это — не более, чем попытка немного разрядить напряженную обстановку, мы вышли через проем, и бок о бок направились по коридору к лестнице.
Некоторое время мы шли молча, и стук каблуков моих туфелек по каменным плитам пола гулко разносился по замку, как мне казалось. Северус, по обыкновению, ступал бесшумно. Вообще-то, я сомневалась в том, что в усилении мер безопасности был какой-то смысл, кроме, разве что, попытки успокоить встревоженных учеников и их родителей. В конце концов, Драко похитили не из школьного коридора, да и напала на него вполне известная хотя бы преподавателям кандидатка в Пожирательницы… Но все-таки у остальных, кто не до конца посвящен в подробности исчезновения Малфоя, это создать хотя бы иллюзию безопасности. Гриффиндорцы находили подобные иллюзии чем-то низким, сродни обману — я прекрасно знала это, пообщавшись с Гарри, Роном и Гермионой, хотя, по крайней мере, Грейнджер-то все-таки понимала, что иногда это необходимо, а иногда и Поттер проявлял признаки здравого мышления.
Молчание, воцарившееся между нами, способствовало возвращению моих тревог и переживаний, который я старательно пыталась задавить в себе все это время. Страх за Драко и чудовищный стыд перед Гарри — стыд даже не за то, что неправильно его поняла, а за то, что накинулась, даже не позволив объясниться… И с какими глазами я теперь буду извиняться перед ним? Да и захочет ли он выслушать мои объяснения? Ну, правда, наверное, в отношении последнего опасения я все-таки перегибала палку: в кабинете директора по Поттеру было видно, что он хочет подойти ко мне — да он бы так и сделал, не задержи его Дамблдор.
Однако погрузиться в пучину самобичевания мне не удалось (хотя, не то чтобы я к этому стремилась). Путь до кухни занимал не так уж много времени, так что как следует расстроиться по дороге туда я еще не успела. Договориться с эльфами о том, чтобы они обратили особое внимание на комнату старосты Слизерина, проблем не составило. Бойкая остроухая эльфийка Ленни мигом накрыла поднос к чаю и аппарировала к чете Малфоев, а мы с профессором неторопливо двинулись в обратный путь. Почему-то после оживленной кухни, где даже сейчас вовсю кипела работа, молчание показалось мне тягостным. Я попыталась было задать разговор, но Снейп, как я подумала сначала, меня и вовсе не услышал, погрузившись в свои мысли. Я вздохнула и поежилась, поправляя на плечах мантию, которую накинула перед выходом.
— Знаете, Блейз, — тихо, словно бы про себя проговорил Снейп, когда мы миновали гулкий лестничный зал и свернули в коридор, — Вы очень напоминаете мне порой одну девушку, которую я когда-то знал. Почему-то раньше я не замечал этого, а вот теперь мне это кажется очевидным…
— В самом деле? — вежливо удивилась я. — Ну что ж, это не так уж удивительно, ведь Волшебный Мир тесен…
— О, нет, она не была вашей родственницей, никоим образом, — хмыкнул Северус, и мне послышалась в его голосе… мечтательность? Я помотала головой. Все, пора в кровать, если мне уже начинает мерещиться подобный вздор!
— Откуда такая уверенность? — спросила я довольно мрачно.
— Она была маглорожденной, — ответил профессор снова негромко хмыкнув. — И к тому же, училась в Гриффиндоре.
— Вы полагаете, что я похожа на Лили Эванс? — немного опешила я. Мне как-то доводилось видеть ее фотографию в альбоме у Гарри, и мне казалось, что общего у меня с ней не так уж много — ну, возможно, рост и цвет глаз, не более того. Волосы у матери Гарри были темнее моих, больше напоминая волосы Джинни, да и чертами лица мы друг на друга вовсе не походили.
— Я не сказал, что вы похожи, — возразил Снейп, и остановился, потому что мы уже подошли к стене, закрывающей проход в Слизеринские помещения. — Я сказал, что вы напоминаете мне ее. У вас есть что-то общее — в вашей жизнерадостности и в том, что вы обе не отступаете, предпочитаете бороться за то, что вам дорого, до самого конца. Но… Мне бы очень не хотелось, Блейз, чтобы вы до конца повторили ее судьбу. А ведь именно это может случиться, если вы продолжите ваши отношения с нашим… Мальчиком-Который-Выжил. Вы ведь понимаете это?
— Я отдаю себе отчет в том, кто такой Гарри, — осторожно ответила я, стараясь говорить твердо, и в то же время подбирать слова, чтобы ответ не показался чересчур резким. — И… Спасибо за заботу, сэр — но, боюсь, для меня уже поздно идти на попятный.
— Блейз, вы понимаете, что все еще можете разделить участь Драко — если не хуже? — с нажимом произнес Снейп, чуть повысив голос. Я похолодела. Все-таки, хоть и знакомый с привычный, Северус — Пожиратель Смерти… Как и Люциус, конечно, но одно дело — отец, а другое — Снейп…
— Вы что-то знаете о нем, Сэр? — спросила я. Зельевар тяжело вздохнул и как-то сник.
— Ничего конкретного, увы, — ответил он, качая головой. — Но в лагере Лорда что-то затевается. Все держится в строжайшем секрете. Все посвященные ни на шаг не смеют покинуть пределы Ставки. Но в рядах Пожирателей заметны волнения, а значит, он к чему-то готовится.
— И это что-то связано с Джинни, — прищурившись, проговорила я. — Как вы думаете, он что, действительно хочет с ее помощью решить проблемы со своим телом? И при чем тут тогда Драко?
— Я могу только догадываться, — покачал головой Северус. — Лорд демонстрировал мне несколько зелий, чтобы удостовериться в их правильности… Среди них было зелье Покорности. Вам известно, что это такое, не так ли?
— Да, — кивнула я, припоминая. — Но все равно, ничего не понимаю.
— Большинство ритуалов — как в Черной Магии, так и в других, — обычно требуют соблюдения особых условий для их проведения, — не очень понятно отозвался профессор. — Например — может требоваться особое место, являющееся сосредоточием определенного вида Магической Силы. Или определенное время, когда какой-то отдельный вид магии обретает наибольшее могущество. В отношении Черной Магии, которой так увлекается Темный Лорд, такое время — полночь или закат. А еще лучше — полночь или закат в полнолуние.
— А до полнолуния осталось два дня, — проговорила я. — И если Драко нужен ему для ритуала, то похищать его раньше было бы опасно — Малфой слишком сильный маг, и к тому же слизеринец, и мог найти за это время способ если не бежать, то хотя бы сорвать все представление. Ну а если бы его похитили позже — могли бы не успеть подготовить к ритуалу?
— Возможно, — согласился Снейп. — Но вероятно и то, что роль сыграл поход в Хогсмид. Никто кроме Дамблдора не может изготовить портключ, который действовал бы на территории Хогвартса. Хотя, думаю, что в случае необходимости мисс Гринграсс нашла бы способ выманить Драко к границе аппарационного барьера, туда, где она меньше всего защищена — у кромки озера. Как правильно заметил Поттер, Драко сделал бы все что угодно, если бы ему пригрозили жизнью Джинни Уизли.
— Но вы же не думали, что дело в шантаже? — прищурилась я. Северус покачал головой.
— И все еще не думаю, — сказал он. — Картина похищения, на мой взгляд, достаточно ясна. Я уверен, что Темный Лорд в любом случае не стал бы использовать шантаж — но им могла воспользоваться Дафна, чтобы заманить Драко в ловушку.
— Вы правы, — согласилась я. — Но это значит, что у нас совсем мало времени. Люциус сказал, что чары поиска работают медленнее, чем он ожидал. Мы можем как-то ускорить процесс?
— Ну, возможно, нам удастся хотя бы сузить круг поисков с его помощью, — вздохнув, ответил зельевар, а потом тряхнул головой, словно опомнившись. — Ну что ж, уже поздно, а у вас был трудный. Насыщенный день. Ступайте к себе, Блейз. И… Подумайте над тем, что я сказал вам. Поверьте, судьба Лили — не единственный возможный вариант.
— Я подумаю, сэр, — осторожно кивнула я, протискиваясь мимо него к открывшемуся проему. — Спасибо, что проводили.
— Доброй ночи, — коротко ответил декан, и, резко развернувшись, быстрыми шагами направился прочь по длинному коридору. Я несколько секунд смотрела ему вслед, а потом, тщательно проверив, что проем за мной закрылся, отправилась к себе. Надо бы передать все услышанное Люциусу и Нарциссе… Но прогулка и беседа со Снейпом заняли больше времени, чем я думала, и когда я заглянула в спальню Дрея, там было почти темно, и лишь слабо светящаяся пентаграмма слабо обрисовывала силуэты двух спящих людей на кровати. Вспыхнув, я поспешно выскользнула прочь, закрывая за собой дверь. Скажу им все утром. Им тоже необходим отдых…
Утро не принесло неожиданностей. Выслушав новости, которые я узнала от Северуса, Люциус помрачнел и что-то мрачно прорычал сквозь зубы — я не разобрала, что именно, но боюсь, удовольствия Лорду эти слова не доставили бы… Реакция отца была вполне понятной — чары поиска действовали слишком медленно. Насколько я поняла, они как бы нащупывали связь крови, существующую между Люциусом и Драко, и словно бы натягивали между ними невидимую нить, которая благодаря им становилась «видна» Малфою-старшему — видна не глазами, а в духовном плане. Как бы там ни было, именно она и должна была в конце концов указать ему, где искать сына. Вообще-то, в нормальных обстоятельствах этот процесс должен был занять не более нескольких минут — возможно, около получаса — но теперь растянулся на много часов и даже, если не повезет, дней.
Однако при всем при этом, мы, кажется, больше ничего не могли сделать, чтобы как-то ускорить действие чар. Дабы поддерживать их действие, Люциус должен был оставаться поблизости — а значит, практически оказался пленником комнаты сына. Нарцисса тоже наотрез отказалась выходить — она, как и вчера, молча села в ногах кровати Драко, и наблюдала за слегка колышущимися линиями белесого тумана, оплетающими теперь всю пентаграмму.
Вздохнув, я покачала головой, и отправилась на завтрак. Не было смысла всем толпиться в комнате Дрея, я только мешала отцу сосредоточиться. К тому же, мне нужно было повидаться с Гарри и попросить у него прощения за свой вчерашний срыв. Я, правда, почти не сомневалась в его прощении, однако это не умаляло моего стыда.
В большом зале Поттера, как ни странно, не оказалось, хотя завтрак был в самом разгаре. В глубине души у меня зародилось недоброе предчувствие. Маловероятно, конечно, что за ночь стряслось что-то серьезное, однако последний год научил меня, что в отношении Гарри на это никогда нельзя рассчитывать. Ему хватало и пары минут, чтобы влипнуть в самые невероятные неприятности, — и чуть ли не на ровном месте! Сидя за своим столом, я вяло ковыряла ложкой в тарелке с овсянкой, которую терпеть не могла, и напряженно поглядывала на дверь. По словам Тэсс и Милли, которые на завтрак пришли раньше всех, из седьмого курса Гриффиндора появлялись только Финниган и Лаванда Браун, но Симус уже ушел, а Лаванда с надутым видом пила чай. Наконец в дверях мелькнула долговязая фигура, увенчанная огненно-рыжей копной волос, и я практически подскочила на месте, устремляясь навстречу. И только пройдя полпути, я сообразила, что Рон на сей раз один — Гарри с ним не было! Я затормозила — но всего на мгновение. Тревога, до сих пор лишь подспудно напоминавшая о себе, расцвела буйным цветом.
— Рон! — почти выкрикнула я, снова устремляясь навстречу рыжему, и, не дав ему опомниться, буквально силой выпихнула его обратно в холл, где сейчас не было ни души. Уизли удивленно захлопал глазами и как-то кисло улыбнулся.
— О, ээээ, привет, Блейз, — пробормотала он. — Ты … Ты в порядке, что-то случилось? Выглядишь… ээээ…. Обеспокоенной?
— Я в порядке, — отмахнулась я. — А где Гарри? Почему он не с тобой?
— О, с ним все в порядке, я надеюсь, — дал не слишком обнадеживающий ответ Рональд и вымученно улыбнулся. — Просто вчера… Ну, как бы это сказать… В общем, после вашего ухода, в кабинете Дамблдора… эээ… кое-что произошло, и Гарри, он… ммм… Как сказал Дамблдор, он «пережил сильный стресс». Ну, не только из-за этого, вообще-то, наверное еще и из-за Малфоя, и из-за вашей с ним ссоры… все нашло одно на другое…
— Так, Уизли, избавь меня от своих соображений! — не вытерпела я. — Что с ним?
— Ну… Директор сказал отвести его в больничное крыло, но там был еще Джаред Поттер и он сказал, что сам позаботится о Гарри, — смутившись, пролепетал рыжий. Я, опешив, уставилась на него во все глаза.
— Что? Джаред Поттер решил о нем позаботиться? Давно ли он стал таким внимательным?
— Ну, я не знаю, но Дамблдор ему, кажется, доверяет, — пожал плечами Рон. — В общем, Гарри в его комнатах, и я не знаю, когда он… эээ… ну, оправится?
— Мда, Уизли, с тобой не соскучишься… — пробормотала я. — Не понимаю, как ты вообще допустил, чтобы этот человек увел Гарри? Что мы вообще о нем знаем — может, он тайный Пожиратель?
— Ну, Дамблдор ведь ему доверяет, верно? — смущенно повторил Уизли. — И потом, что мне было делать? Костьми поперек дороги ложиться? У Гарри, вообще, и своя голова на плечах, я ему не нянька!
— Представляю, насколько хорошо эта голова работала после “пережитого стресса! — раздраженно прошипела я. — Особенно если сам Дамблдор отправил Гарри в Больничное Крыло! И ты еще себя его другом называешь?
— А что мне было делать? — почти зарычал Рон.
— «Костьми ложиться»! — рявкнула я. — Предупреждаю, Уизли, — снова зашипела я, медленно взяв себя в руки, — если хоть волос с головы Гарри упадет, я с тебя лично шкуру спущу — и не надейся, что мне духу не хватит!
— Угу, — недоверчиво хмыкнул парень, но скулы его слегка порозовели. Я фыркнула, на мгновение пожалев, что не могу, как дракон, извергать пламя, и на несколько секунд вдруг ощутила нечто странное — будто картинка окружающего пространства вокруг меня плывет и искажается, выцветает, теряя краски — но вместе с тем я почему-то замечаю больше деталей чем раньше, и вижу контуры предметов отчетливее и как-то объемнее. Рон вдруг вздрогнул, и ошеломленно уставился на меня, часто моргая, словно ему померещилось что-то странное в моем лице.
— Что? — спросила я, самую чуточку остудив свой гнев.
— У тебя… может, мне показалось, но… В какой-то момент у тебя глаза… Ну, радужка увеличилась, и зрачки стали… вертикальные, как у кошки. Или как у змеи…
— Сам ты «змеи»! — с некоторым облегчением фыркнула я, осознав наконец, в чем дело. — Моя анимагическая форма — рысь, — пояснила я, понизив голос. — Профессор МакГонагалл предупреждала, что у начинающих анимагов частичная трансформация может поначалу происходить спонтанно, под влиянием эмоций… — я говорила это скорее себе, чем Рону, но он, видимо, тоже принял это к сведению.
— А, понятно, — смущенно сказал он. — Ну, в общем, ты… это… ты не средись, просто ты вчера не была при этом, и нее видела профессора… Значешь, мне не показалось, что он хотел причинить вред Гарри. Он вел себя… вполне мирно. Как будто действительно заботился о нем, потому я и… — он махнул рукой. Ну, я хочу сказать… Я действительно ему поверил. И потом, Гарри даже в таком состоянии совсем не так беспомощен, как ты думаешь. В общем… Ну…
— Ладно, не перегрейся от напряжения, — вздохнула я. Злость на рыжего недоумка еще не до конца улетучилась, но теперь я уже могла держать ее под контролем. — Сделанного не воротишь. Давай надеяться, что с Гарри все будет в порядке.
— Если с ним что случится, я сам себе никогда не прощу! — горячо воскликнул Рон, и я поморщилась. Гриффиндорская горячность и пафос Уизли иногда действовали мне на нервы — и это при том, что все это было абсолютно искренним! Нечто подобное порой проявлялось и в Потере, но не так явно, к тому же, у Поттера эти черты уравновешивались гибким умом и способностью все-таки прислушиваться к голосу разума. Да и, как ни крути, какая-никакая расчетливость — зотя бы в отношении планов и соотношения сил — у него присутствовала.
— Ладно, — согласилась я. — Но учти, если он до обеда не объявится, я… Нет, я даже мараться не буду, — сказала я, окинув его придирчивым взглядом. — Я сделаю проще: натравлю на тебя Грейнджер.
— Оу… — Рон ощутимо дернулся и судорожно сглотнул. Да уж, зная Гермиону, можно не сомневаться: узнав о безответственном поведении своего парня, она ему покажет «небо в алмазах»… Пожалуй, пустить его шкуру на перчатки было бы милосерднее…
— Кстати, о Гермионе — ты не хочешь ее навестить? — поинтересовался Рон. — Я собирался пойти к ней после завтрака. Мы с Гарри ее каждое утро навещаем, так что… Если он не появится на завтраке, то туда-то все равно придет. Не может же он… Не может же он забыть про Гермиону.
— Да? — я с сомнением прикусила губу, но все-таки была вынуждена признать его правоту. — Ладно, тогда ты иди, завтракай, а я пойду прямо к ней, я уже поела. Сам подойдешь попозже. Надеюсь. ты прав в отношении Гарри…
Гермиона, сидевшая на кровати, и ковырявшаяся в стоящей на придвинутом столике тарелке с ничуть не большим энтузиазмом, чем я на завтраке, была еще более бледной и осунувшейся, чем вчера. Темные круги под глазами, казалось, стали насыщеннее, и девушка выглядела почти трогательно хрупкой и по-настоящему больной.
— Привет. Ну как ты? — спросила я, усаживаясь на край ее кровати, презрев стул, на который небрежно кинула свою теплую мантию. У меня язык не повернулся выдать какую-нибудь бодрую ложь, типа «неплохо выглядишь», или чего-то в этом роде. Грейнджер — далеко не дурочка, и прекрасно понимает, что означает ее состояние.
— Привет, Блейз, — отозвалась она, встретив меня грустной улыбкой. — Я — не так уж плохо. Мадам Помфри говорит, что если удастся еще пару дней избегать приступов, мое состояние немного стабилизируется, и можно будет начать кое-какую терапию. По крайней мере, это поможет как-то зафиксировать действие проклятия, и я смогу опять посещать занятия.
— Кто о чем, а ты, как всегда — об учебе, — невольно улыбнулась я. Гермиона мигом посерьезнела.
— Я слышала про Драко, — сказала она. — Есть какие-нибудь новости?
— Ну, не то чтобы новости, — вздохнула я. — Есть надежда, что Люциусу все-таки удастся его отыскать, — правда, действие ритуала поиска затягивается, и это займет больше времени, чем хотелось бы. А профессор Снейп считает, что если Драко похитили для участия в каком-нибудь… эээ… «эксперименте» Темного Лорда, то времени у нас — в лучшем случае до полнолуния. А это уже во вторник.
— И каковы шансы?
— Трудно сказать, — честно призналась я. — Хочется надеяться на удачу.
Слово за слово, и я постепенно пересказала Гермионе свой ночной разговор с профессором Снейпом — ну, не весь, конечно, незачем ей знать о том, что по его словам, я напоминаю ему Лили Эванс. Точнее — Лили Поттер… Не так уж мы с матерью Гарри и похожи, а нарываться на сравнения вовсе не входило в мои намерения. Велика вероятность того, что Грейнджер расскажет об этом Поттеру, а наводить Гарри на мысли о родителях я точно не хотела. Еще начнет проводить аналогии, а там — кто знает, что придет в его глупую гриффиндорскую голову. Прошлой его попытки расстаться со мной «чтобы меня защитить» мне более, чем хватило… В общем, я рассказала подруге о соображениях Северуса относительно похищения Драко и связи этого с предыдущим похищением Джинни. Та, подумав, согласилась, что все это, увы, более чем вероятно.
Рон заявился где-то через полчаса после меня, но, чтобы не мешать нам, лишь робко кивнул и улыбнулся Гермионе и уселся на стул возле ее кровати. Во время моего рассказа он не проронил ни слова, да и дальше в беседе участвовал как-то вяло, то и дело нервно поглядывая на дверь — видимо, отчаянно надеясь на появление Гарри. Однако время шло, а Поттер не появлялся, и постепенно я и сама тоже начала нервничать. Геримона, по-видимому, сразу это заметила — да и на отсутствие лучшего друга, который каждое утро неизменно приходил проведать ее, не могло остаться незамеченным. Однако она ни о чем не спрашивала, — видимо, в надежде, что мы сами все еще расскажем. Однако у меня не было ни малейшего желания посвящать ее в возникшие проблемы — тем более, что я и сама не была до конца в курсе того, что у них там случилось вчера в кабинете директора, после нашего ухода? Понимая, что нужно дать хоть какое-то объяснение, я коротко рассказала Грейнджер о нашей вчерашней ссоре с Гарри, и о своем раскаянии. Не знаю, оказалось ли этого довольно, чтобы успокоить ее, но ничего лучше мне в голову не приходило.
Разговор сам по себе сошел на нет. Почувствовав, что от долгого сидения в неудобной позе начинает ныть спина, я встала, и прошлась по палате, чтобы немного размяться. Кроме Гермионы сейчас здесь находился только один пациент — какой-то парень из Рейвенкло, который на вчерашнем матче неудачно свалился с трибуны и, кажется, заработал несколько переломов. Впрочем, он сейчас, очевидно, спал — его кровать в дальнем углу была отгорожена ширмами с наложенными заглушающими чарами, и оттуда не доносилось ни звука. Я прислушалась к негромкому разговору, который вели Рон и Гермиона — кажется, что-то об уроках, — и, вздохнув, вернулась к кровати гриффиндорки.
— Ладно, Гермиона, не обижайся, но я, наверное, пойду, — сказала я. — Нет смысла сидеть здесь в надежде, что Гарри явится. В конце концов, его может опять вызвать директор, или… или еще что, так что не факт, что он скоро покажется. А я… ну, я еще зайду во второй половине дня, а до тех пор, если увидите его, передайте, что я… эээ… Ну, скажите просто, что я хотела с ним поговорить. Думаю, ему, с его возможностями, найти меня будет проще. А я пойду, узнаю пока, есть ли новости о поисках Драко. Рон, ты пойдешь?
— Ээээ… нет, Блейз, я лучше посижу тут еще, — снова смутившись, отозвался Уизли, бросив на Гермиону красноречивый взгляд. — Все равно ты ведь в подземелья идешь, а мне там делать нечего…
— Ладно, сиди, конспиратор, — фыркнула я, одарив парочку понимающим взглядом.
Когда я выходила в коридор, мне послышался чей-то топот на лестнице, и в проеме в его дальнем конце мелькнула тень приближающегося человека, но я не обратила на это никакого внимания: мало ли кому из студентов срочно потребовалось в Больничное Крыло? Не испытывая ни малейшего любопытства, я свернула к короткому проходу на первый этаж, и начала спускаться по узкой винтовой лесенке. И, только выйдя из прохода на открытую галерею внутреннего дворика, поняла, что на мне лишь легкая блузка и вязаная форменная жилетка, которые совершенно не спасали от промозглого ветра. Конечно, середина апреля — это вам не январь, и вряд ли мне грозит замерзнуть насмерть, однако после теплой больничной палаты я мгновенно замерзла и начала дрожать, едва сделав пару шагов за пределы помещения. Чертыхнувшись, я потерла ладони друг об друга, и решительно повернула обратно. В конце концов, я никуда не спешу, и вполне могу потратить несколько минут на то, чтобы вернуться за мантией…
Дверь Больничного Крыла оказалась приоткрытой, когда я вернулась, но я снова не придала этому значения, припомнив услышанные на лестнице шаги. Странное дело, но почему-то я даже не подумала, что этим «посетителем» может оказаться Гарри — а ведь пока сидела у Гермионы, ждала именно его! И тем не менее, застыла на пороге, увидев его, стоящего в ногах кровати Грейнджер, облокотившись на спинку двумя руками. Лишая сил, нахлынуло облегчение — Гарри казался абсолютно здоровым и полным сил, так что, вполне очевидно, Рон был прав — Джаред Поттер не хотел внуку ничего плохого.
Поначалу он не заметил меня — да я и не пыталась привлечь его внимание, просто застыв в дверях и не в силах оторвать от него взгляд. Он, кажется, что-то говорил Гермионе, хотя я и не вслушивалась в его слова. Но что-то — возможно красноречивый взгляд девушки, а может быть, заговорщическая ухмылка Рона, — подсказало ему обернуться. Что он и сделал, запнувшись на полуслове.
— Блейз… — сорвалось с его губ, легонько, точно вздох.
А я все еще стояла неподвижно, молча глядя на него. На щеках юноши играл румянец, зеленые глаза сияли, а волосы, кажется, были растрепаны чуть ли не больше обычного — и все это делало его до невозможности притягательным. Таким, что сердце пропускало удары, а дыхание перехватывало. До смерти хотелось просто броситься к нему, поцеловать, прижаться поближе — и послать подальше к Гриндевальду все проблемы, но… подспудно, где-то глубоко на задворках сознания, черной тучей заворочалось чувство вины. Стыд за свое вчерашнее поведение, рождающий неуверенность в том, примет ли он мой порыв — или обида окажется слишком сильной, чтобы обойтись без извинений? А может, он вообще сочтет, что я не доверяю ему, и… додумывать, что именно будет тогда, было слишком больно.
Тишину, как ни странно, нарушила Гермиона. Громко кашлянув, девушка привлекла к себе всеобщее внимание, но тут же вежливой улыбкой дала понять, что кашель был именно средством «окликнуть» нас, а не проявлением ее болезненного состояния.
— Блейз, Гарри, знаете, мне кажется, вам необходимо поговорить наедине, — менторским тоном сказала она — и несмотря на весь пафос, речь прозвучала довольно прозаично. — Насколько я знаю, мадам Помфри все еще не запечатывала отдельную палату, и туда можно попасть, если приложить руку к той стене. — Девушка кивком указала на стенку, где была дверь в ту самую палату, где приходил в себя перед Рождеством освобожденный Сириус Блэк. Я невольно вспыхнула, и нерешительно, с вопросом посмотрела на Гарри. Он несколько раз моргнул, словно размышляя, и, поймав мой взгляд, медленно кивнул.
— Да, думаю, ты права, Гермиона, — сказал парень, не оборачиваясь к ней, и сделал приглашающий жест, не отрывая от меня внимательного взгляда. Странно, но я не могла сейчас прочитать по его лицу, что именно он в данный момент чувствует, и готов ли меня простить. Собрав волю в кулак, я легко кивнула Гермионе, послав ей, как я надеялась, благодарную улыбку, — и быстрым шагом проследовала к стене. Грейнджер, как всегда, оказалась права: стоило приложить руку к каменной кладке, как она легонько завибрировала. Камни замерцали, освобождая знакомую дверь одиночной палаты — и через пару минут она с легким щелчком открылась.
Внутри почти ничего не изменилось. Узкая кровать — такая же, как в основной палате, — застеленная чистым белым покрывалом. Единственный стул, тумбочка, высокий столик на колесиках — в ногах кровати. Большое окно с невесомыми, белыми занавесками… довольно аскетичная комнатушка, но почему-то все равно создающая какое-то уютное, безопасное впечатление (если бы еще не обилие белого цвета, было бы совсем хорошо). Дверь за нами закрылась с таким же легким щелчком, словно отрезая нас от остального мира — и я осталась с Гарри наедине. Ладони мигом похолодели, и, усилием воли загнав неуверенность и внутреннюю дрожь подальше, я обернулась, ловя глазами такой же отчаянно-решительный, и в то же время почему-то слегка виноватый взгляд.
— Прости меня!
— Прости меня!
Мы выпалили эти слова одновременно — не то, чтобы хором, но ни на секунду не опередив один другого. Я ошеломленно заморгала, недоверчиво глядя на своего — все еще своего парня. ОН просит прощения? Мерлин, да ему-то за что извиняться?
— Гарри, что…
— Нет, Блейз, прошу, не надо, — твердо сказал он, делая шаг вперед и вплотную подходя ко мне. — Я знаю, что именно вчера с тобой произошло, и не хочу, чтобы ты думала, что я хоть на секунду обиделся на тебя за тот срыв. Если кто и виноват в этой размолвке — то это я. Виноват тем, что до сих пор не научился по-человечески выражать свои мысли. Я ведь мог сказать все просто и понятно, — ну, я имею в виду, с самого начала объяснить, что я думаю, что Дафна сыграла на чувствах Драко к Джинни, что она его шантажировала, — а я… — он покачал головой. — Прости. Сам не знаю, откуда во мне это стремление к театральности. Ты имела полное право сердиться на меня.
— Ну, не до такой же степени, чтобы обвинять тебя Салазар знает в чем, — покачав головой, я нерешительно положила раскрытые ладони на плечи юноши. Гарри не отстранился, и я с надеждой посмотрела ему в глаза. — Прости. Я не должна была так сильно выходить из себя. И уж точно должна была хотя бы позволить тебе объясниться. Я… Я была расстроена, я была в ужасе из-за исчезновения Дрея, я… Мне очень стыдно за свое поведение, правда. Ты… Ты ведь простишь меня?
— Нууууу… — На лице Гарри появилась лукавая усмешка, но тут же ее сменила искренняя счастливая улыбка. — Думаю, я смогу через это пройти, — сказал он. — А ты простишь мне мое дурацкое косноязычие?
— Хм, ну, мы будем над ним работать, — хихикнула я. Гарри в ответ совершенно бесцеремонно притянул меня к себе за талию и крепко обнял. Я удовлетворенно вздохнула и прильнула к нему, наслаждаясь ощущением защищенности в его руках, и с удовольствием вдыхая его чистый запах. Руки сами соскользнули ниже, поглаживая его грудь, а потом перемещаясь к талии и дальше — на спину. Парень на мгновение прижался лицом к моим волосам, глубоко вдыхая, потом я ощутила быстрый поцелуй в лоб, почти на линии волос, — и Гарри слегка отодвинулся, давая понять, что ему еще есть, что сказать. Однако отстраняться мне решительно не хотелось, так что я прижалась к своему парню еще теснее, и, повернув голову, уткнулась носом ему в шею.
— Дрей просил передать тебе привет, — проговорил Поттер, но мне было так хорошо, что до меня даже не сразу дошло, ЧТО он только что сказал. А когда дошло…
— ЧТО!? — завопила я. Сонно-расслабленное состояние мигом слетело с меня, я резко вскинула голову, уставившись в любимые зеленые глаза, в которых прыгали смешинки — и даже очки не скрывали их. — Но как? Ваша связь восстановилась?
— Нет, — покачал головой Гарри. — Я просто воспользовался волшебным зеркальцем. Ну, помнишь, из тех, которые мы использовали… когда ты была в Бразилии.
— Оно что у него — с собой? — поразилась я. С одной стороны — с какой стати Драко таскать с собой почти ненужную ему вещь? А с другой… волшебное зеркальце можно использовать и как обычное, и с Малфоя станется носить его при себе именно в таком качестве!
— Ну да, — кивнул Поттер.
— И что? Что он сказал? Он знает, где находится?
— В ставке Волдеморта, вместе с Джинни, — вздохнув, ответил он. — Но где она расположена — они не знают. Но это — далеко не худшая новость.
— Неужели может быть что-то хуже?
— Еще как!
С возрастающим ужасом я выслушала рассказ Гарри о том, что затеял Волдеморт. Мерлин Великий, да как тот вообще сохранил хоть каких-то сторонников, с такими-то планами? Ни один чистокровный не мог поддержать ТАКОЕ, ведь дети — величайшая ценность Магического Мира! А впрочем, большинство Пожирателей и самих по себе нельзя считать нормальными людьми… А те, что еще соображают адекватно, повязаны с Лордом слишком крепко, чтобы иметь выбор…
— Мда, удивительно, что зеркальце сработало, несмотря на все охранные чары, — заметила я. — Если уж они блокируют даже вашу внутреннюю связь… — Рассказ Гарри был закончен уже какое-то время назад, и теперь парень просто держал меня в объятьях, утешая и успокаивая, стараясь унять сотрясающую меня нервную дрожь. При одной мысли о том, в какую мерзость красноглазый уродец втягивает моего брата, у меня невольно то сжимались кулаки, то, наоборот, наворачивались на глаза слезы.
— Я и сам не очень на это надеялся, но решил попробовать, попытка — не пытка, — отозвался Поттер, радуясь возможности сменить тему. — Хотя, наверное, сам бы я не додумался, если б дед при мне не упомянул про Зеркало Рода.
— Дед? — переспросила я, тоже испытывая некоторое облегчение от возможности хоть чуть-чуть отвлечься от жутких размышлений. — Давно ты зовешь Джареда Поттера «дедом»? Вы вообще с ним чем ночью занимались? — я подозрительно сощурилась, и Гарри, совершенно неожиданно, вдруг вспыхнул до корней волос.
— Ну… вообще-то ничего такого, просто… гхм, как бы это сказать…
— Гарри, ты меня пугаешь, — нахмурилась я, не зная точно, стоит ли мне хотя бы насторожиться.
— Ну, понимаешь… — парень отвел взгляд, лицо его все еще пылало. — Я не могу сказать, из-за чего, но мне вчера было действительно очень плохо, и… Ну, Дамблдор сказал Рону и Джареду Поттеру отвести меня в больничное крыло, а дед решил, что зелья и притирания — это детские меры.
— Ну да, Рон что-то такое говорил, — кивнула я. — И что же этот твой… родственник применил вместо зелий?
— Эм… ну, вообще-то я не знаю точно, как называется эта штука… — пробормотал Гарри, старательно отводя глаза. — В общем, это что-то… оченьсильноалкогольное.
— Какое-какое? — переспросила я, с трудом сдерживая смех, — и не все-таки не выдержала, когда в следующую секунду уже и сама уразумела смысл его слов. — Погоди, так он тебя что, напоил, что ли?
— Ну, вроде как… да. — отозвался Гарри севшим голосом, бросая на меня виноватый взгляд из-под упавшей на лоб челки. — Я не нарочно! — тут же принялся оправдываться он. — Я вообще не понимал, что пью, пока не стало поздно!
— Вот как? — Веселость моя мигом улетучилась, в душе заворочалось возмущение. Значит, сам не знал, что именно выпил? И он так спокойно это говорит!? Я прищурилась, и, слегка толкнув парня в грудь, подалась вперед. Гарри от неожиданности отступил, наткнулся на кровать и начал терять равновесие. От меня потребовалось совсем немножко направить его, чтобы он не ударился головой о стену, возле которой эта самая кровать стояла — и Поттер, свалившись на спину, оказался в полном моем распоряжении. Провокационно улыбнувшись, я забралась на кровать рядом с ним, и, упершись рукой ему в грудь, помешала юноше подняться, когда он попытался сделать это.
— Блейз, что ты делаешь? — спросил он, голос был все еще хриплым, точно у Гарри пересохло в горле.
— Что делаю? — спросила я, всем сердцем ощущая медленно разгорающуюся злость. — Да я тебя просто сейчас придушу — сама, вот этой самой подушкой, ясно?! — для наглядности я подхватила подушку, лежащую в изголовье кровати, и потрясла ею в воздухе. — Как можно быть таким беспечным!? Ты хоть понимаешь, какому риску подвергался?! Пить что-то, что дал тебе человек, которому ты не можешь доверять! А если бы это был яд? Или зелье подчинения, или какое-нибудь, не привели Мерлин, приворотное!? Ты об этом подумал?
— Я… нет, не подумал… — выдавил Гарри, не делая больше попыток встать, равно как и освободиться — хотя удерживала я его всего лишь одной рукой, которой надавливала на грудь парня. Просто смешно, да реши он сесть — смахнул бы меня как пушинку! — Прости, я действительно повел себя как беспечный идиот…
— Да хватит уже извиняться, Гарри! — рявкнула я, окончательно потеряв терпение. — Пора уже начать думать! Извинения твои ничего бы уже не исправили, если бы… что-то случилось! Я не хочу потерять заодно и тебя — только не тебя! — у меня перехватило горло, и я ошеломленно поняла, что еще пара секунд — и по моему лицу польются слезы! Нет, ну это уже вообще ни в какие ворота не лезет! Слизеринка я или нет? Я НЕ БУДУ реветь из-за запоздалого опасения, как какая-нибудь тупоголовая хаффлпаффка! Помотав головой, я несколько раз моргнула и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Твердая сухая ладонь Гарри накрыла мою руку, вторая скользнула по щеке, мягко погладив ее.
— Блейз… — позвал он. Голос гриффиндорца перестал хрипеть — но звучал, казалось бы, на целый тон ниже, чем раньше. Я не успела толком перевести на него взгляд, как вдруг…
Неожиданный рывок, и мне показалось, что мир вокруг меня завертелся — но всего на мгновение. В следующую секунду я обнаружила, что подушка, которую я держала в руках, куда-то улетучилась, а сама я свалилась на кровать — совсем по другую сторону от Гарри, и оказалась почти беспомощной, прижатая сверху его телом. Правду говоря, Поттер не отличался ни особенно высоким ростом, ни слишком мощным телосложением. И все же годы тренировок по квиддичу сделали свое дело, так что парень был куда сильнее меня физически — даже несмотря на мои собственные тренировки. Все-таки я — девчонка, как ни крути. Однако сказать, что я испугалась, было бы явным преувеличением. Это же Гарри все-таки… не могу представить себе, чтобы он сделал мне что-то плохое. Скорее я просто была ошеломлена и немного растеряна от неожиданности.
— Гарри, что ты делаешь? — спросила я, невольно начиная улыбаться. Странное дело, но видеть, чувствовать, ощущать его вот так — нависающего надо мной, с горящими глазами и провокационно-хулиганской улыбкой, — было… просто потрясающе. Поерзав, я освободила руки — только для того, чтобы уже самой обнять его и прижаться еще теснее, если это было возможно.
— Я не знаю, — все тем же пониженным голосом отозвался он. — Поможешь выяснить?
На мгновение все проблемы, тревоги и беды, окружавшие нас — и прежние, и новые, свалившиеся только за последние сутки — вереницей промелькнули у меня в голове… И будто бы растворились в странном, обволакивающем ощущении теплоты, смешанной с необычным, но приятным напряжением, которое зарождалось у меня где-то внизу живота от пристального, жадного взгляда юноши. Я вдруг поняла, что мне трудно дышать, а губы пересохли. Медленно облизнув их, я кивнула. Его взгляд переместился на мои губы, и в нем появилось уже знакомое выражение — почти такое было у Гарри на лице в тот раз, в «Трех Метлах», когда мы ночевали в одной постели, а утром он проснулся с эрекцией. В зеленых глазах засветился безошибочно узнаваемый огонек желания — и я поняла, что не менее остро реагирую в ответ. В крови кипел дикий коктейль из пережитой тревоги, страха потерять его и ужаса от его рассказа о планах Волдеморта, — и возбуждения, вызванного его близостью, весом его тела, прижимавшего меня к кровати, а еще — знакомым, будоражащим ароматом его кожи и его пылающим взглядом… Я с силой провела руками по его спине — и вздрогнула от разочарования. Плотная ткань его толстовки почти совсем блокировала ощущения, не позволяя почувствовать в полной мере разницу между прикосновением к живому телу и… покрытому покрывалом дивану!
Видимо, рассказы о том, что в такие моменты влюбленные могут по-настоящему чувствовать и понимать желания и реакции друг друга, все же содержали крупицу истины. Иначе — как объяснить, что Гарри едва заметно, но с некоторым лукавством в глазах усмехнулся — и чуть отстранился, словно поощряя меня к действиям. Принимая условия, я дернула раздражающий предмет одежды вверх и буквально стащила с него это дурацкую кофту! Правда, на нем еще осталась тонкая футболка, но от наших совместных усилий она тоже задралась вверх — и я решительно сдернула с Гарри и ее тоже. Не заботясь ни о чем, кинула вещи на пол — и нетерпеливо притянула своего парня обратно, прижимаясь всем телом, и снова обвивая его руками. Вот теперь это было совсем другое дело! Прикосновение к его обнаженной, теплой и гладкой коже оказалось настолько будоражащим, что я невольно задрожала, прижимаясь ближе. Мерлин Великий, да что же такое со мной происходит — мы ведь еще даже не целовались, да и не ласкались толком! Со мной никогда не было ничего подобного… Ну, правду говоря, до Гарри я ни с кем из своих парней не заходила дальше поцелуев, но все равно, даже с ним раньше не ощущала ТАКОГО возбуждения!
Гарри чуть пошевелился, заключая меня в кольцо своих рук, — и я окончательно сдалась, мысленно помахав рукой вслед всем проблемам и возражениям. «Все равно мы ничего не можем предпринять сами, тем более — прямо сейчас…» — мелькнула последняя мысль-оправдание, а дальше… Дальше, выражаясь штампами из любовных романов — казалось, что связных мыслей у меня вообще не осталось.
Ну, на самом деле, это сравнение было глупым. Нет, я не погрузилась в сладкую истому, где нет ни мыслей, ни разума. Я прекрасно осознавала, что мы делаем, и что вообще происходит сейчас и произойдет вот-вот. Просто все страхи и волнения как-то отступили, и я не испытывала ни малейшего желания не то что сопротивляться — но и даже возражать. Как раз наоборот! Слишком долго мы уже ждали… Я не ощущала себя упрямящейся жертвой, какими обожают рисовать свою героиню авторы все тех же пресловутых романов, бывших единственным источником моего «опыта». Однако мне претила мысль играть роль невинной напуганной овечки, отдающейся на волю обстоятельств и как бы нехотя уступающей своему настойчивому возлюбленному — даже если потом мне предстояло увидеть небо в алмазах. Мысленно послав глупые книжонки вместе с их авторами и героями ко всем дементорам, боггартам и прочим тварям, я снова чуть выгнулась навстречу Гарри — насколько позволяло его тело, придавившее меня к матрасу. Здесь и сейчас я была равноправным партнером, принимая и отдавая на равных с ним.
Опершись локтями по обе стороны от меня, Гарри еще раз окинул меня жадным взглядом, в котором мешались возбуждение и восхищение — и, наклонив голову, наконец-то накрыл мои губы своими. Поцелуй был нежным и трепетным… примерно секунды три — после чего его язык проник ко мне в рот, а руки помогли мне чуть приподняться, чтобы парень смог просунуть одну из них мне под спину. Охотно ответив на поцелуй, я принялась водить руками по его спине, с восторгом ощущая, как под гладкой и по-юношески бархатистой кожей движутся мускулы. Вторая рука Гарри скользнула по моему плечу, большой палец погладил скулу, провел дорожку ниже, по шее — а потом теплая ладонь накрыла грудь. Я задохнулась от невероятно приятных ощущений. Мы и раньше иногда позволяли себе нечто вроде этого — и даже чуть больше — но еще никогда при этом он не раздевался сам, и мы не находились вдвоем в уединенном помещении с кроватью. И никогда еще не были возбуждены так сильно — ну, может быть, за исключением достопамятного утра в Хогсмидской гостинице.
Не прерывая поцелуя, Гарри продолжал гладить и слегка массировать мою грудь через тонкую ткань форменной блузки, а когда нам обоим этого стало недостаточно, опустил руку ниже, нашаривая окончание ряда пуговиц. Расстегнув самую нижнюю, он слегка отстранился, прерывая поцелуй, и вопросительно взглянул мне в лицо.
— Ты позволишь? — спросил парень, и голос его, хоть и дрожал от возбуждения, больше не был ни непривычно низким, ни хриплым. Я снова кивнула, и с любопытством проследила за его рукой. Пальцы Гарри чуть подрагивали, и были немного неловкими, поэтому возня с пуговицами заняла немало времени— ну, по крайней мере, мне так казалось в тот момент. Наконец расправившись с застежкой, он потянул половинки в стороны — и я приподнялась, помогая ему снять с меня блузку полностью. Внутри я ощущала волну почти панического страха от осознания того, что кажется, сейчас лишусь девственности — и в то же время меня просто переполняла какая-то отчаянная, бесшабашно-гриффиндорская храбрость, бросая вызов и страху, и стыдливости, и неуверенности в себе, и заставляя четко осознавать — я люблю Гарри, а значит, пойду на все.
Освободив меня от блузки, а заодно — видимо, за компанию, — и от лифчика, Гарри небрежно кинул их на пол, заодно к своей футболке и толстовке, а потом тут же вернулся на место. Я охнула. От прикосновения его обнаженной груди к моей по телу, казалось, побежали искры удовольствия, а ощущения стали в несколько раз сильнее. Выгнувшись, чтобы прижаться к нему как можно теснее, я снова обняла парня, и, не сдержавшись, издала короткий стон — ну, что-то среднее между стоном и вздохом. Казалось, наше общее возбуждение от этого только увеличилось. Потершись об меня всем телом, чем вызвал новую порцию искорок наслаждения, пробежавшую по моему телу, Гарри опять накрыл мой рот своим, целуя страстно и отчаянно, как будто не собирался останавливаться никогда. Я не осознавала, что впилась пальцами в его плечи так сильно, что у юноши наверняка останутся синяки… Его сухая, чуть шершавая ладонь вернулась к моей груди, и я снова застонала, не прерывая поцелуя. Без разделяющей нас одежды все чувствовалось в несколько раз сильнее…
Не знаю, сколько времени мы провели вот так — ласкаясь и целуясь, сплетаясь в объятиях и чуть ли не задыхаясь от нарастающего желания. Я утопала в ощущениях — Гарри гладил и легонько массировал, кажется, все мое тело, покрывал губы, шею и грудь жаркими поцелуями, от которых я начинала стонать уже в голос, не имея ни сил, ни желания сдерживаться. Мне казалось, что всего этого невероятно, феерически много — и в то же время несправедливо, ужасающе мало. Я цеплялась за него, как утопающий за соломинку, гладила широкие плечи и спину юноши, — то легонько, то наоборот, впиваясь до синяков и царапин, почти не контролируя себя.
— Блейз? — выдохнул Гарри, в очередной раз приподнявшись и снова вопросительно глядя мне в глаза. Его ладонь, раскрывшись, легла мне на живот, и парень большим пальцем потеребил поясок моей юбки. Я закусила губу и еще раз кивнула, чуть двинув бедрами и только отчаянно надеясь, что это не выглядело очень уж бесстыдно. Хотя… чего уж теперь-то об этом волноваться?…
Краснея и помогая друг другу неловкими от страсти руками, мы избавились от оставшейся одежды. Наверное, несмотря на всю мою прежнюю браваду, я бы умерла от стыда, если бы оказалась в подобном положении сходу, пребывая, как говорится, в «трезвом уме». Не сомневаюсь, с Гарри все обстояло точно так же… Но сейчас, опьяненные проснувшимся желанием и чарующей, еще такой новой для нас близостью, мы полностью доверились друг другу. Ну хорошо, не могу сказать, что совсем не смущалась — да и у Гарри уши и щеки пылали так, что ни них впору было кипятить воду. Но все сомнения отошли прочь, когда он снова привлек меня к себе, и опять принялся страстно целовать и нежно поглаживать все места, куда только мог дотянуться.
Мне стало немного страшно, когда он приподнялся надо мной, и его колени оказались между моими. Я поняла, что пути назад уже нет, и что время тянуть и откладывать вышло. Снова и снова я повторяла себе, что доверяю Гарри, что в первый раз неизбежно будет больно, и что как бы он ни старался, этого не избежать. Передавшаяся мне, видно, от него, гриффиндорская храбрость никуда не исчезла, и, наверное, именно она дала мне силы не отступить, не оттолкнуть парня, а наоборот, притянуть его к себе, и, заглянув ему в глаза, шепнуть «я люблю тебя». А для него… для него эти слова были в тот момент всем — и прощением, и разрешением продолжать, и даже поощрением к действию.
Как бы мне хотелось иметь возможность потом сказать, что наша любовь направила нас по истинному пути, заменив и опыт, и умение — но нет, это было не так. Все-таки это был мой первый раз, — да что там, наш общий первый раз, — а значит, мы просто не знали, как и что нужно делать, чтобы помочь партнеру расслабиться и максимально сгладить неприятные ощущения. После первой, почти ошеломляющей вспышки боли, мне так и не удалось унять ее до конца — а Гарри был еще слишком неопытен, чтобы суметь продержаться достаточно долго и дать мне время привыкнуть и расслабиться. Всего несколько сильных, глубоких движений, каждое из которых, казалось, разрывало меня внутри все глубже, — и юноша вскрикнул, задрожав, затрепетав всем телом, судорожно стискивая меня в объятьях, зарываясь лицом в мои волосы, рассыпавшиеся по белому покрывалу, и излился во мне, на несколько минут, казалось, восем оторвавшись от реальности.
Именно в эту минуту я сама наконец расслабилась настолько, что боль наконец-то отступила. Нет, я была далека от финала, но судорожные, совершаемый, видимо, по инерции движения Гарри больше не были столь мучительны для меня. Более того, я ощутила прилив почти осязаемой нежности к своему… — ну да, к своему любовнику, — и странное удовлетворение от того, что смогла доставить ему наслаждение. Наконец по его телу прокатилась последняя судорога удовольствия, и юноша обмяк, вдавливая меня в матрас. Странное дело, это вовсе не было тяжело. Наоборот, вес его тела по-прежнему казался мне приятным, и я нежно обняла парня, перебирая пальчиками его спутанные темные волосы, взмокшие от пота. Гарри тяжело дышал и некоторое время не шевелился, словно отключившись. Тихонько хмыкнув, я повернула голову и легонько поцеловала его в висок, тоже влажный от пота.
Наконец, через какое-то время он завозился, приходя в чувство, и, опершись о постель, отстранился от меня, приподнимаясь и окидывая меня пристальным взглядом. Его очки мы сняли еще вместе с толстовкой, но, к счастью, на таком ничтожном расстоянии Гарри видел и без них — ну, по крайней мере, если и не совсем хорошо, то хотя бы достаточно.
— Как ты? — спросил он чуть срывающимся голосом, и во взгляде парня читалось чуть ли не благоговение.
— Все хорошо, — отозвалась я, стараясь ободряюще улыбнуться.
— Ты уверена? — он слегка нахмурился. — Ты ведь не…
— Нет, — согласилась я. — Но это ничего, правда. Это был мой первый раз, а в первый раз многие девушки не могут расслабиться достаточно для того, чтобы… ну, ты понял.
И кто из нас теперь страдал косноязычием? Почему-то все известные термины и эвфемизмы, обозначающие «пик любовного экстаза» казались мне сейчас глупыми, неприличными или чересчур напыщенными, чтобы употреблять их. Впрочем, к счастью, этого и не требовалось. Гарри же продолжал хмуриться.
— Но это уже второй раз, когда я оказываюсь полным эгоистом, — проговорил он. — Тебе не кажется, что это как-то… несправедливо?
— Ну… Наверное, — легкомысленно пожала плечами я. — Но правда, Гарри, это не страшно. Самое страшное позади, так что, уверена, теперь все пойдет легче.
— Ну хорошо, если ты так считаешь… — неуверенно пробормотал парень. — Но может, я мог бы все-таки что-нибудь сделать, чтобы… эээ… облегчить твое положение?
— Положение? — в первый момент я не очень поняла, что он имеет в виду, а потом до меня дошло, что это намек на не получившее разрядки возбуждение. Я не сдержала слегка нервного смешка.
— Гарри, я же говорила тебе, у девушек с этим немного сложнее, чем у парней, — сказала я. — К тому же, у меня внутри все сейчас намного саднит, так что не думаю, что пытаться вызвать там какие-то приятные ощущения имеет смысл.
— Оу… понятно, — слегка смутился он. — Жаль… То есть…
— Все хорошо, — с новым смешком повторила я, притягивая своего любовника к себе. — Чем спорить, лучше поцелуй меня, — потребовала я, собрав все свое нахальство. К счастью, об этом его дважды просить не пришлось.
— Блейз… — Гарри оторвался от меня, и как-то странно замер, словно боясь пошевелиться. — Я… Я не знаю никаких чар контрацепции. Я ничего такого сейчас не применял… Что если ты забеременеешь?
В глазах парня плескалась настоящая паника, грозя захлестнуть и меня, но я не позволила себе поддаться ей.
— Во-первых, зачать с первого же раза — это очень маловероятно, — сказала я уверенным голосом, стараясь убедить в этом нас обоих. — Ну а во-вторых, есть зелье, которое помогает избежать беременности, если чарами воспользоваться не удалось. Я смогу его приготовить, мне только нужно будет место, где можно пристроить котел.
— С этим мы что-нибудь придумаем, — отозвался Гарри, заметно успокоенный, и, в подтверждение, снова поцеловал меня. Однако не прошло и минуты, как нас прервал настойчивый стук в дверь и голос Рона.
— Гарри! Блейз! Вас тут директор вызывает, эй, ребята!
— Дамблдор, — проворчал Гарри, неохотно выпуская меня и опрокидываясь на спину. Кровать была довольно узкой, так что я, потеснившись, чтобы дать ему место, уперлась спиной в холодную каменную стену и невольно взвизгнула. — Мы сейчас идем, Рон! — крикнул Поттер, и, потянувшись всем телом, неохотно поднялся.
Собрав раскиданную по комнате одежду, мы кое-как привели себя в порядок при помощи магии — вот только никакие заклинания не уберут легкой припухлости зацелованных губ, равно как и особой, сладкой поволоки во взгляде, который устремлен на любимого человека. А еще меня несколько позабавила сентиментальная реакция Гарри, когда он увидел кровавое пятно на белом покрывале кровати: уменьшив его до размера носового платка, он свернул его и забрал с собой. Новое покрывало пришлось изготовить из одной из медицинских салфеток, лежавших на тумбочке.
— Ты что, собрался предъявлять кому-то «окровавленную простыню»? Вообще-то, насколько я помню, ее вывешивали из окна. Что, хочешь украсить таким образом вашу Гриффиндорскую башню? — поддела я его. Гарри только хмыкнул и ухмыльнулся в ответ.
— Может быть, — неопределенно сказал он. — А может быть, я ее сохраню и буду в старости показывать внукам и рассказывать им семейную историю. Если доживу.
То, с каким спокойствием он добавил последнюю фразу, заставило меня невольно улыбнуться, и, честно признаться, внушило некоторое чувство гордости. Может, наш первый раз был не великолепным. Может, я и не достигла пика удовольствия, а Гарри теперь чувствует себя неловко… Но если это помогло ему поверить в то, что еще возможно вот такое вот будущее — с внуками и семейной историей, — значит все было не напрасно. Наш первый раз не был великолепен. Но для нас — он был идеален, и по-другому быть просто не могло.
Спасибо kender за «драковолнения»!