«23:40».
Заломив руки, его вели стражники, расталкивая многотысячную толпу. В сторону Кирилла снова посыпались заклинания и проклятия. Бум.
«23:41».
Ему под ноги плевали старухи, сыпали соль и раздували пепел. Парня провели через Большой зал, не подпуская к нему озлобленных айградцев. Бум.
«23:42».
Он оказался в другом коридоре. Видел время на часах у камина. А потом стал спускаться по каменным ступенькам вниз. Прямо в темницу. Бум.
«23:43».
Кирилла заперли в одной из камер, маленькое окошко которой находилось на уровне проезжей части Белой площади. Парень видел, что возле постамента, где должен был сгореть Доброслав, впопыхах строили ещё несколько. Сколько их было точно — сосчитать сложно.
— Алло! Барышня в моём ухе! — прокричал он. Но в левом ухе услышал только:
«В настоящее время все операторы заняты. Пожалуйста, оставайтесь на линии. Ваше обращение очень важно для нас».
Бум.
«23:44».
Он щёлкал пальцами, говорил известные ему заклинания, но дверь не поддавалась. Выйти было невозможно. Бум.
«23:45».
Он кричал, стучал по железным решёткам.
— Заткнись! — ударил по решётке охранник, рот которого тут же бесследно исчез. В конвульсиях тот упал на пол, схватившись за лицо.
— Помогите! — в соседних камерах он услышал знакомые голоса.
Кирилл не успел ответить. К нему вошёл священник с огромной пятиконечной звездой на шее.
— Покайся, сын мой! И ты покинешь землю обетованную с миром.
— Господи, да что здесь происходит?
— Именем Северного сияния, прошу не употреблять эти слова! Покайтесь! И грех смоете с себя.
Кирилл сел ближе к стене. Бум.
«23:46».
— Он отказывается! — Крикнул мужчина в рясе. — Можете уводить его!
— Куда уводить?
Корчившегося на полу охранника унесли. На Кирилла же надели наручники и вывели в коридор, где стояли другие люди. Знакомые и незнакомые. Повзрослевший Мишка с бабушкой. Лилия с бидончиками. Много и других, кто парню был неизвестен. Катя плакала. Парень увидел и Доброслава, которого другие заключённые держали на руках. Ему было совсем плохо. Невидящими глазами тот смотрел куда-то вдаль. Скорее всего, он уже совсем не понимал, где находится и что происходит.
— Вперёд, — Кирилла толкнули в спину стражники. Бум.
«23:47».
Их повели через другой выход. Поднимаясь по лестнице, каждого заключённого держали по два стражника. Остановились они возле небольших дубовых дверей. На мгновение.
— Простите меня за всё! — Кирилл чувствовал свою вину перед всеми.
— Молчать! — крикнул стражник, и все двинулись через открывающуюся дверь. Никто не сопротивлялся. Лишь слёзы на глазах говорили о горячи, наполнившие сердца когда-то свободных людей. Бум.
«23:48».
Он почувствовал тихий шёпот, услышал знакомый запах и на мгновенье закрыл глаза. Будь что будет — успокаивал он себя. Сделал шаг вперёд, и замер, не понимая, что произошло. Воцарилась тишина, будто кто-то резко выключил звук граммофона. На плечё Кириллу легла чья-то рука. Он обернулся.
В его глаза смотрел улыбающийся Король, дымя сигарой.
— Idaku. Пойдём, мой мальчик, — он махнул, чтобы Кирилл последовал за ним.
С его рук спали оковы.
Парень шёл за мужчиной медленно, аккуратно, боясь наступить на его длинный плащ с оперением.
— Но как? — наконец-то произнёс Кирилл. Стражники и другие узники остались стоять у выхода из темницы. Время снова остановилось.
— Не зря же я полгода работаю в обсерватории. Я изучал тебя, мой мальчик. Nafshata, — они вышли в коридор, где, замерев в немыслимых позах, стояли горожане. Даже огонь перестал осуществлять свои вечные манящие движения. — Не мог сразу предстать перед тобой, юноша, так как боялся всё испортить. La tjeguf.
— Испортить?
— Ты забыл главную истину!
— Истину?
— Не повторяй за мной, а то снова отправишься по второму кругу решать все свои смеренные дела.
Они зашли в кабинет на первом этаже Александрийского дворца. Похоже, здесь давно никто не убирался — пыль и мусор были повсюду. Король прикоснулся к керосиновой лампе, и та вмиг зажглась. Она сама перескочила на письменный стол, за который уже успел усесться Кирилл.
— А что будет дальше? — парень боялся облокотиться на спинку кресла.
— А это, мой мальчик, зависит от тебя! — мужчина сел в кресло напротив.
— Я Вас не понимаю…
— Nura. Во имя Полярной Звезды, здесь же всё так просто, — это твоя жизнь, твоя история, твоя судьба. И только тебе её писать.
— А как же Книга Судьбы и…