прокладка в машине - между рулем и сиденьем. - Только Ваши люди. Но их водителями
использовать глупо. Так что, сами и будете пока на своих "джипах", - с трудом, но без
ошибки, выговорил незнакомое слово, - ездить.
Мне информацию тоже дает. Не всю, конечно, но вполне достаточно. Причем
формулировки короткие, точные и очень емкие. В общем, через эти три часа и ему и мне
ситуация в общих чертах понятна. И не сказать, что очень нравится...
- А ведь хреново, Ефим Осипович, дела обстоят. Очень хреново.
- Да боюсь, Лаврентий Павлович, еще хреновей.
А что еще можно сказать? Разве пару совсем уж неприличных эпитетов добавить.
- Что ж Вы так неосмотрительно. Капиталист, гражданство израильское есть, личная
армия в сто человек. Могли ведь на границе назад повернуть. Кто бы Вам помешал... -
ровным голосом говорит, и лицо серьезное донельзя, а в глазах бесенята скачут. Вот и
пойми, шутит нарком, или как? - А Вы? Прямым ходом к классовым врагам, в руки, как
там у вас говорят, "Кровавой Гэбни"? Добровольно. И так спешили, что сопровождающие
от Вашей езды до сих пор в себя прийти не могут... Да еще в обреченную страну...
- Не подумал, Лаврентий Павлович, - отвечаю деланно сокрушенным тоном. - Как-то
даже мысль такая в голову не пришла. На инстинктах. А чтобы понять, откуда инстинкты
- мне самому надо серьезно подумать. Не занимался я этим, не до того как-то. А насчет
обреченной...
- Ну, это мы еще посмотрим, - заканчиваем хором и хищно улыбаемся друг другу.
Голос Берии становится жестким, он весь подбирается.
После короткой паузы разговор возобновляется.
- Вот что, Ефим Осипович, насколько Вы устали? Еще часов несколько выдержите?
- Должен. От самого Минска в машине спал.
- Тогда подождите немного в приемной. Возможно, нам придется сейчас съездить в
одно место. И подумайте, пожалуйста, какие действия Вы можете нам посоветовать. Всё-
таки окружающий мир Вы знаете очень неплохо. Лучше меня, точно. И что можете
сделать лично Вы.
Акцента, кстати, у него вообще нет...
г. Батуми, порт.
Кахабер Вашакидзе, старший лейтенант ПВ НКВД
Каха поднимался по трапу на паром. Четыре дня прошло, как он въехал на него таким
же пассажиром. И всего несколько часов назад сошел под сочувственные взгляды
попутчиков. Не то арестованный, не то задержанный. То ли преступник, то ли защитник
общественных интересов.
Сегодня вернулся. В новой форме. Новой не по состоянию материала, предыдущие
хозяева успели поносить и гимнастерку, и галифе. Новой по самой своей сути.
Возвращение потерянного попутчика большинством было встречено с огромным
энтузиазмом. Никого вызвать на палубу не пришлось, Его мгновенно обступила толпа. Со
всех сторон посыпались вопросы: что на берегу, обошлось ли, какие последствия. На
большую их часть отвечало само его возвращение, но люди страшно любят, когда даже
очевидные вещи озвучиваются вслух.
- Арамишайс,- отвечал Каха, пожимая очередную руку. - Сейчас все соберутся и
расскажу
Наконец, первая волна возбуждения, вызванная его появлением, схлынула. Вашакидзе
забрался на вторую ступеньку трапа, чтобы его было видно всем и сказал:
- Чэмо батонэбо да калбатогэбо! Начнем с того, что выступавший перед нами
переводчик нагло врал, пользуясь тем, что сопровождающие его пограничники не знают
языка. Поэтому прошу не принимать его слова всерьез. Лучшим опровержением его