пришли! Ну, святое дело! Такого помощника никак нельзя "хвостом" пеленгаса обделить!
Дружными усилиями, катер выволокли на берег. Крот плюхнулся на песок, пытаясь
перевести дыхание. Не мальчик все-таки, и бессонная ночь позади. Ну ничего, сейчас
отдышусь, и ребятам спасибо скажу. Так, а куда это они воробьями порскнули?
- Доброго утра! - раздалось вдруг над самым ухом. - Сержант Прокофьев. Предъявите,
пожалуйста, документы.
Блин! Вляпался все-таки. Очки на нос, рукой за пазуху... Оп-па... Что за бал-
маскарад?! Вроде как не девятое мая сегодня, чтобы реконструкторы шалили. А перед
Кротом оказался именно такой. Синие галифе, белая гимнастерка, фуражка с бирюзовым
околышем. Только тут все кусочки мозаики сложились в одну картину...
- Э, гражданин, кончай придуриваться! - затрясли за плечо. - Тоже мне, вздумал
сознание терять при виде сотрудника органов! Так, а что это у тебя по карманам такое... -
раздалось сквозь вату, заложившую плотной пробкой уши. И как-то совсем отстраненно
почувствовалось, как опытная ладонь вытаскивает из нагрудного кармана ксерокопии
документов, замотанные в целлофановый пакет.
- Ах ты ж, в бога душу мать, через три перехлеста клюзом поперек! - Неожиданно,
расплывающиеся перед глазами круги сменились песком, и на зубах мелко и противно
заскрипели куски ракушек. Прострелило болью заломленную руку. - Шпион!
В сознании, которое все не могло определиться, уходить ему, или возвращаться,
всплыли некоторые мелкие детали. Типа надписей по-украински в бумагах на лодку, или
обозначения "ВG-15" на обоих бортах "Прогресса"...
Польша, трасса на подходе к белорусской границе.
Ефим Осипович Фридлендер, крупный бизнесмен
Фима был помешан на станках.
Нет, в детстве ничего не предвещало неприятностей. Как всякий еврейский мальчик из
хорошей семьи, он занимался музыкой с трех лет, а шахматами с пяти. И очень примерно
себя вел. Воспитательницы в детском саду нахвалиться не могли.
Папа говорил с сыном по-английски, мама на иврите, все бабушки на идиш. И лишь
благодаря деду Фима знал русский. К шести годам он бегло читал на трех языках. (Идиш
не считаем, кому он нужен в конце двадцатого века? Разве что потом немецкий легче
учить). И на всех трех мог без ошибок написать свою фамилию и адрес. И возвести
двадцать пять в куб за время сидения на горшке в детсадовском туалете. Заметим, что
Фима жил на улице имени Серго Орджоникидзе и носил фамилию Фридлендер. И то и
другое, не всякий взрослый напишет без ошибки даже на одном языке.
А поскольку, умудренный жизненным опытом папа закономерно боялся, что
любимого сына, умненького, но маленького и толстенького, будут бить в школе, Фиме в
четыре года пришлось познакомиться с самбо. К великому ужасу мамы: "Учить драться!!!
Фима же приличный мальчик! Он же играет на скрипке и будет вторым Давидом
Ойстрахом или Ицхаком Перельманом".
Как папе удалось добиться, чтобы четырехлетку приняли в секцию, и как тренер
умудрялся работать с ним, без единого спарринг-партнера в хотя бы близкой весовой
категории - тайна, покрытая мраком.
Но уже через два года не только ровесникам, но и пацанам на пару лет старше,
связываться с Фимой не стоило. Заодно он перестал быть толстеньким, хотя маленьким и
умненьким так и остался.
А еще через год первоклассник Фима увидел в кабинете труда сверлильный станок
(ручной, еще дореволюционного выпуска, тот самый "Станокъ Феникса"). И пропал для
окружающего мира.
Скрипка (Фимочка, тебе же прочат великое будущее, шо ты сибе думаешь?!) была