- Да. И это тоже больше некому делать.
- Ну, спасибо! Тогда подбери посольство покрепче, чтобы смогли начать переговоры и без меня.
- Сомневаешься в успехе?
- Не очень. Но этот вариант надо учесть. Поставишь во главе посольства гона Тобала Эрафа - он подойдет в любом случае. Ну, а если... это уже твоя забота.
- А если сначала в Лагар?
- А если Эслан пойдет на Квайр? Ладно, когда ехать?
- Чем скорей, тем лучше.
- Тогда послезавтра. Эргиса отпустишь?
- Ты что, без охраны хочешь ехать?
- А зачем нам свидетели?
- Ладно, - сказал Баруф и встал. - Отдыхай. Завтра договорим.
...А за городом была весна. Весной дышал сыроватый ветер, по-весеннему проседал под ногами снег, и в весенней праздничной синеве извивалась лента летящих на север птиц.
И кони наши летели на север; шелком переливалась шерсть моего вороного Блира, струйкой дыма стлался по ветру его хвост. В светлом просторе летели мы; синей тучей вставала вдали громада леса, и город канул в радостную пустоту полей.
- Хорошо! - крикнул я Эргису, и он, усмехнувшись, ответил:
- Весна!
Эх, дружище, не только весна...
Вчера в оружейной, когда Дибар подгонял на мне панцирь и привычно бубнил, мол, чего эти кости прикрывать, от них какая хошь пуля сама отскочит, милый голос сказала за спиной:
- Доблестный воин. Ой, и глянуть-то страшно.
Я обернулся и чуть не сшиб Дибара.
- Суил! Здравствуй, птичка!
- Выдь-ка, Рыжий. Надо с Учителем потолковать.
Он хмыкнул, пожал плечами - он вышел.
- Что случилось, Суил?
- А это тебе видней! Я-то который день не ем, не сплю, глаза повыплакала, молившись, а он уж тут, выходит? Стало быть, это в Ираге я тебе ровня была, а тут и не надобно? Бог с тобой, сердцу не прикажешь, - в голосе ее зазвенели слезы, но от рук моих она отстранилась. - Так хоть весть-то подать мог, чтоб зазря не убивалась?
- Не мог, птичка! Ей-богу, не мог! - я все-таки притянул ее к себе, и она затихла у меня на груди. - Девочка моя, ну, не сердись! Я только вчера вернулся. Свалился и проспал целый день.
- Это ты можешь!
- Ну, как бы я с тобой не простился?
Она отстранилась, с тревогой заглянула в глаза.
- А ты что, собрался куда? Далеко?
- Да, Суил. Далеко и надолго.
- Это опасно, да? Да не ври ты, по тебе вижу!
- Может быть, и нет.
- Ой, а то я тебя не знаю! Да ведь иди беда стороной, ты сам ее к себе завернешь!
- Суил, - я прижал ее руку к щеке и почувствовал, как дрожат ее пальцы, - я уеду, а ты подумай...
- Это о чем же?
- Зачем я тебе такой под клятвой да еще и сам на рожон лезу...
- А, вот откуда ветер подул! Никак это ты с дядь Огилом толковал? То-то от меня хоронишься!
- Но, Суил...
- Господи, и до чего ж это вы, мужики, народ нескладный! Вроде, коль мы не поженимся, так я тебя мигом разлюблю, и душа моя по тебе не станет болеть? Уж какой нам срок господь для радости дал - так что: и его прогоревать? Глупые твои речи, Тилар! Сколь даст нам господь - будем вместе на земле, а там - по милости его - на небесах свидимся!
Голос ее все-таки задрожал, и губу она прикусила, но пересилила себя, улыбнулась:
- Это ж когда ты едешь?
- Завтра на заре.
- Храни тебя бог в пути! А с дядь Огилом я сама потолкую! Закается он за меня решать!
- ...Пригревает, - сказал Эргис. - Назад-то солоно будет ехать!
- Не беспокойся. Может, и не придется мучиться. Тебе Огил хоть что-то сказал?
- Кой-чего.
- Не боишься?
- С тобой-то? Ты, чай, и у черта из-за пазухи выскочишь!
К вечеру следующего дня мы пересекли Приграничье, оставили позади разрушенные стены Карура и выехали на Большой Торговый путь.