- Ха! Нашли о чем тревожиться! Гоним сволочей! Пока до Тиса дошли уже лошадей сожрали. А дальше того хуже - знаете, небось, сами постарались. В спину приходится толкать, а то до границы, глядишь, не доползут!
- А дос Крир?
- Тс-с, - сказал он, и приложил палец к губам.
Я улыбнулся.
- Калар Эсфа...
- Толкает. А я в заслоне сижу. - Он снисходительно улыбнулся тому, что даже с ним, с единственным другом, Крир не хочет делиться славой.
- Живы?
- Кто?
- Мои люди... все?
- Будь я проклят! Это вы о ком? Ко мне шесть дохляков приползли, третью неделю отжираются!
- Значит, я...
- Да, биил Бэрсар. Мы уже вас вовсе похоронили. Попа в караул поставили, чтобы вас без обряда на небеса не отпустить.
- А Эргис?
- Да вон он, легок на помине. Эй ты, живо сюда!
- Благородный гинур звал меня?
Я нахмурился, соображая, вспомнил и это, и кивнул. Эргис стоял в ногах постели, чтобы я мог видеть его, не шевеля головой. Радостно было его худое лицо, и глаза как-то странно блестели.
- Тут... будь, - шепнул я, чувствуя, что опять ухожу. Еще мгновение поборолся - и соскользнул в никуда.
...А потом была ночь, и желтый огонек осторожно лизал темноту. Эргис спал за столом, положив голову на руки; вторая, завязанная грязной тряпкой, лежала у него на коленях. Жалко было будить, но я не знал, сколько теперь продержусь.
Эргис вскочил, будто не спал, улыбнулся.
- Есть будешь?
- Давай.
Приподнял повыше, сел рядом и стал кормить с ложки молоком с размоченным хлебом. Накормил, обтер лицо, как ребенку, уложил опять.
- Спи.
- Некогда. Рассказывай.
Поглядел неодобрительно, покачал головой.
- Чего тебе неймется? Слышал же: уходят.
- Почему?
- Известно почему! Раздор пошел. Второй-то промеж них воевода - сагар Абилор - своей волей попер на Исог. Тридцать тыщ с ним было. Дошел до завалов под Исогом, а Крир тут как тут. Кеватцы в завал уперлись, в кольцо зажал, да с заду и ударил. Абилор-то сразу смекнул, кинул войско и смылся с одной охраной, а прочих всех... Ну, сам знаешь, Крир пленных не берет.
- В Кевате?
- Порядок. Тирг с Гилором воротились, а Салара еще нет. Добрую, говорят, кашу заварили, год Тибайену не расхлебать.
- В Квайре?
- А я почем знаю? Тихо.
Я закрыл глаза, отдохнул немного.
- Эргис... пора в Квайр.
- Да ты в уме? Две недели без памяти валялся... ты ж на первой лаге помрешь!
- Не умру. Мне надо в Квайр. Дня три... и в путь.
Прикажешь к постели скакуна подать?
- Могу и носилках.
Угалар бранился, Эргис спорил, но дней через пять наш маленький караван отправился в путь. Я тихо качался в полумраке крытых носилок, засыпал, просыпался, пытался о чем-то думать - засыпал опять. Жизнь возвращалась ко мне не спеша, крошечными шажками, и побывав за краем, я радовался всему.
Радостно было сонное колыханье носилок, нечаянное тепло заглянувшего в щелку луча, негромкое звяканье сбруи и запах - запах хвои, запах кожи, запах конского пота. На привалах Эргис легко вынимал меня из носилок укладывал где-то под деревом и знакомый забытый мир цветов и запахов, тресков, шелестов, птичьего пенья тепло и заботливо принимал меня. Эргис все еще кормил меня, как младенца: даже ложка была тяжела для моих бесплотных рук.
И все-таки жизнь входила в меня - по капельке, но входила: я дольше бодрствовал, четче делались мысли, и как-то, раздвинув бездумную радость существования, конкретные люди вошли в мою жизнь. Я стал отличать друг от друга солдат охраны и с радостью увидел среди них недавних соратников по войне в Приграничье.
- Это хорошо, - сказал я Эргису.
- Что?
- Что ты ребят взял... наших.
- Так сами напросились!
- Не сердятся?
- Чего это?
- Ну, столько досталось... из-за меня.
- Чудно, Тилар, - сказал Эргис, отвернувшись, - до чего ты силы своей не разумеешь! Я и сам - тебе спасибо! - нынче только понял, что люди могут, ежели с ними по-людски.