- Ты, Тилар, дурачком-то не прикидывайся! Прежде-то он сам всяк день возле смерти ходил - как бы я стала ему кровь Гилора поминать? Не хочу, Тилар. Ты не думай, зла у меня нет, а только горем не торгую.
- А дети?
- А что дети? Они свое заслужили. Пускай по-своему живут, я на дороге не стану. Ты лучше о Суил подумай, Тилар! Доля вдовья... ох, какая она горькая!
- ...Биил Бэрсар! - окликнули где-то рядом, и я с облегчением вернулся в сегодня. Проклятые мысли, неуютные, как тесные башмаки, конечно, можно забыть о них за работой, но ведь вернутся, напомнят...
- Биил Бэрсар! - я оглянулся и увидал Таласара. Я улыбнулся - мне он всегда был приятен.
- Здравствуйте, биил Таласар! Давно мы не виделись!
- Не по моей вине!
- Конечно. Принимаю упрек.
- Господи помилуй, биил Бэрсар! Как бы я посмел вас упрекнуть! Мне ведома, что дела государственные лишили вас досуга.
Я поглядел с удивлением, и он объяснил:
- Мы с Раватом - вы уж простите! - частенько о вас говорим, мало кого он так почитает.
Я промолчал, а Таласар уже кланялся и просил оказать честь его дому.
- Если, конечно, я этим не прогневаю вашу очаровательную супругу!
- С радостью, биил Таласар! Тем более, что супруги моей нет дома. Уехала навестить родню.
Я спешился, бросил поводья оруженосцу, отдал бумаги, которые надо отвезти в канцелярию акиха, и мы с таласаром неторопливо пошли к его дому.
Один из последних вечеров лета выманил на улицы уйму народа. Нас узнавали: кланялись, провожали любопытным взглядом, я слышал за спиной свое имя, и это слегка раздражало меня. Мне была неприятна эта неизвестность, ведь я был уверен, что я - теневая фигура, и Квайру незачем да и неоткуда узнать обо мне.
- Дома молодой господин? - спросил Таласар у слуги.
- Только пожаловали.
- Пригласи его в малую гостиную и пусть подадут ужин.
Вот тут я понял, в какую попал ловушку, но не сумел отступить. Осталось пройти в знакомую комнату и ответить улыбкой на улыбку Равата.
- Неожиданная радость, дорогой Учитель! - воскликнул он и в глазах его в самом деле была радость. - Давно вы не балуете меня своим вниманием!
- Что делать, Рават? - сказал я, невольно смягчившись. - Время такое.
- Неужто я бы осмелился вас упрекнуть, дорогой Учитель! С завистью и восторгом взираю я на ваши дела и горько скорблю, что мне не дано даже полной мерой постигнуть великолепие того, что вы сотворили!
- Я не люблю восхвалений, Рават? Поговорим о другом.
- Как вам будет угодно, дорогой Учитель. У вас усталый вид. Не рано ли вы принялись за работу?
- Конечно! - подхватил Таласар. - Жизнь ваша воистину драгоценная для Квайра! Не могу передать, как я был опечален, узнав о вашей болезни. К прискорбию моему ваша добрая супруга воспрепятствовала мне вас навестить...
- Просто выставила за дверь! - со смехом сказал Рават.
- Простите ей это, - сказал я Таласару. - Проверьте, она и акиха прогоняла, когда считала, что его посещения могут мне повредить.
- Суил - приемная дочь сиятельного акиха, - весело объяснил Рават отцу. - Третьего дня и мне от нее досталось за то, что плохо забочусь о здоровье господина нашего!
- Великая радость! - сказал Таласар лукаво. - Не часто бывает, чтобы существо столь прекрасное так много принесло своему супругу! Вам повезло, биил Бэрсар!
- Да, мне повезло. И ни деньги, ни родство не могут прибавить к моему счастью ни капли.
- Это так, отец! Я даже завидую дивному бескорыстию Учителя!
- А я вот не завидую тебе.
- Я знаю, - ответил он серьезно. - Вы мне не соперник. Отчего же тогда вы сторонитесь меня, Учитель? Поверьте, это мне воистину горько, ибо моя душа все так же тянется к вам.
- Пока я тебе не мешаю?
- А вы и не сможете мне помешать. У нас разные цели и разные желания. Нам нечего делить.
Я промолчал, а он продолжал, ободренный, и в его красивом лице было все искренне и светло:
- Неужто вы думаете, я посмею забыть, чем вам обязан? Не усмехайтесь, Учитель, я знаю, что и глотка не отпил из моря мудрости, что вы таите в себе. Но и те крохи, что достались мне, всколыхнули всю мою душу. Вы не верите в мою искренность? Но зачем мне вам лгать, Учитель? Душа моя вам открыта, вглядитесь: где в ней ложь?
- Зачем тебе это, Рават?
- Чтобы вы поняли меня! Я вижу: вы меня судите... наверное, уже осудили - разве это честно? Вы сами толкнули меня на этот путь... Зачем вы открыли мне суть всего? Прежде я верил лишь в волю божью: захочет господь - вознесет превыше всех смертных тварей, захочет - низринет в пучину скорбей. Хоть болел я душой за дело нашего господина, все видел, все слышал, да толку мне было с того, как дитяти от золота: поиграл и бросил. Зачем вы сдернули покров с незрячих моих очей? Зачем вы мне показали, как разумно и складно все устроено в мире господнем, где нет ни худого, ни малого, а все со всем совокупно? Нет, Учитель, это не упрек, счастие всей моей жизни, что встретил я вас, что вы мне разумение дали. Ибо - каюсь я вам - прежде бывало, роптал я на господа, что худо, мол, он миром правит, коль столько в нем скорби и столько неустройства.
- А теперь не ропщешь?
- Нет! Открыли вы мне путь, а дальше я уж сам пошел. Вгляделся в дела людские, и открылось мне, наконец, что бог вершит волю через людей: избирает их и открывает им волю свою.
- И ты среди избранных?
- Может быть! - ответил он резко. - Дважды коснулся меня перст господень. В черный год мора... - Таласар шевельнулся, но Рават жестом заставил его промолчать. Сухой, горячий огонь полыхал у него в глазах, красные пятна зажглись на скулах. - Отец не даст соврать. Один я остался в дому... смерть всех выкосила - даже слуг... только меня обошла. Для чего, Учитель?
- А второй раз?
- Зимой. Когда мы шли в Бассот. Господин наш был совсем плох, мы с Дибаром вели его попеременно. На пятый день... Дибар заменил меня, и они ушли вперед, а я не мог идти. Мороз был, как пламя... он все выжигал... я сел и закрыл руками лицо... было так хорошо сидеть... я знал, что умру, и это было приятно. И вдруг - вы понимаете, Учитель? - как приказ: тебе нельзя умереть! Так надо, чтоб ты был жив!
- И ты встал?
- Да. Они ничего не заметили.
- Хорошо, - сказал я терпеливо, - пусть ты избран. Но для чего?