Многих передали в руки Церкви, и она расправилась с ними по-свойски. Вырвала языки, выкалывала глаза, рубила пальцы. Одни так и канули навсегда в промозглые храмовые подвалы, других просто выгнали прочь просить милостыню на дорогах в устрашение добрым квайрцам.
Начали кое-кого выпускать - самую мелкую сошку. Нещадно пороли плетьми, накладывали жестокие штрафы, отдавали хозяевам под надзор (в прямое рабство!) - и народ славил доброту акиха!
Какое подлое время!
А осень уже кончалось; давно оголились леса, и ночные морозы скрепляли раскисшую землю. Вот и пришла пора попрощаться с Квайром; теперь леса нам уже не защита, а дороги уже не помеха.
Первые караваны ушли в Бассот. Семьи Старших и Братьев Совета, жены и дети боевиков - все, кому незачем оставаться в Квайре. Их охраняло полсотни парней - самый цвет отряда Сибла. Остальные полсотни были со мной.
Сибла я тоже увез.
В Квайре ему уже нечего делать. Кончилось время посева, пора затаиться и ждать, пока взойдут разбросанные семена. Оберегать их остались Асаг и Зелор, и я немного завидовал им.
Совсем немного - потому, что я победил, я жив и я возвращаюсь домой. Забудем о прошлом и откроем другую главу - что там еще предстоит?
2. ПРИГРАНИЧЬЕ
Еще один день отшумел и ушел в тишину, и вечерняя синева занавесила окна. Первый весенний вечер, который я смог заметить. Тревожная нотка в обленившем меня покое. Весна. Уже.
Звякнула и погасла, уплыла в вечернюю синь. Я украл этот вечер. Выдернул из суеты и теперь берегу для себя.
Тихо, только где-то поет сверчок, и дымит огонь в очаге, и тонкие пальцы Эслана ласкают стекло. Я есть - и меня нет; полузакрыв глаза, я откинулся в кресле и гляжу, как тонкие пальцы ласкают стекло. Багровые, алые, желто-кровавые блики плывут в его глубине, качаются, обнимал округлое тело вазы... Я только художник, который закончил свой труд и принес показать тому, кто способен его оценить, и благодарен судьбе, что есть такой человек.
Да, я благодарен судьбе за Эслан. Все у меня есть: дело, семья, друзья, мой Маленький Квайр, уйма работы и куча забот, я занят, я счастлив, мне не о чем тосковать - но я тоскую, если долго не вижу Эслана.
Мы так старательно не афишируем нашу дружбу, что Кас нам ее простил. На людях я холодно кланяюсь, он еле кивает в ответ - а нечастые вечера наших встреч затягиваются до утра.
- Слишком дорогой подарок, Бэрсар. Боюсь, я не вправе его принять.
- Вам не нравится?
- Нравится, - сказал он серьезно. - Чем-то напоминает сосуды, которые находят в развалинах древних городов Ольрика. Не форма и не материал - но сама гармония между формой, материалом и назначением. Эта ваза предназначена для цветов. Не для питья и не для умывания - а для цветов. И знаете, что в ней волнует? Никаких украшений. Она прекрасна сама по себе благородством материала, совершенством формы и предназначенностью.
- Тогда все решено, царственный кор, потому что она предназначена вам. Другой такой не будет.
- Спасибо, - тихо сказал он, - вдвойне драгоценный дар. Вы и это сделали своими руками?
Я поглядел на свои обожженные руки. Чего я этими руками только не делал! Четыреста человек на плечах - пришлось повертеться. И все-таки в самые хлопотливые дни, в самые сжатые до упора недели я урывал хоть часок на стекольную мастерскую. Расчеты печей и опыты со стеклом, ожоги, косые взгляды, шепоты за спиной...
- Отказывается, вы еще и художник, Бэрсар. Воин, дипломат, ученый, купец... не слишком ли много для одного человека?
- Пора повторять Божий суд?
- Пусть бог сам вершит свой суд. Никто из нас его не избегнет - если не мы, так дела наши. И будут одни вознесены, другие прокляты, третьи забыты...
- Вас что-то заботит, царственный кор?
- Нет. Просто я тоже хочу кое-что вам подарить. Не столь дорогой дар, но...
Я поглядел на него, и он улыбнулся - как-то бледно.
- Не сейчас. В конце нашей беседы.
- Но если эта весть столь печальна...
- Не более, чем все прочие вести. Поговорим лучше о вашем твореньи.
- Оно вас тревожит?
- Да, - сказал он, - тревожит. Вы нашли верное слово. Эта вещь словно бы не из нашего мира. В ней нет ничего от нас. Поглядите кругом, - он обвел взглядом комнату, и я тоже ее оглядел, - в каждой вещи есть что-то от нас. И когда мы умрем - и творцы ее, и хозяева - она все равно в себе сохранит что-то от нас. А ваша ваза - в ней есть что-то от вас, не спорю но это будит во мне тревогу. Словно бы я заглянул туда, где кончается бытие...
- И это вас пугает, биил Эслан?
- Нет. Кто бы вы ни были, я вас не боюсь. Просто сегодня я знаю то, что чудилось мне всегда: вы - не один из нас. Вы - существо иного мира, и все-таки вы человек из плоти и костей, и, наверное, тоже смертны, как мы.
Не испугался и даже почти не удивился. Просто ленивая мысль: вот на чем, оказывается, еще можно погореть. Не склад ума, не знания - вкус. Глупо соглашаться, еще глупее спорить - я просто заговорил о другом.
- Вам, я думаю, ведомо имя Элса Эрдана, царственный кор?
- Художник? Я знаю, что он в Кас, и что вы приблизили его к себе.
- Мне нравится его рисунок. Скупо, точно... трогательное такое, чуть угловатое изящество.
- А краски кричат, как торговки на базаре.
- Как у всех квайрцев, царственный кор. Кто родился в мрачной стране, любит яркие краски. Он сделал мне несколько моделей для первой партии.
- Желаю удачи, - сказал Эслан. - Стекло дорого само по себе, а стекло-рубин пойдет по цене серебра. Думаю, вы возьмете по две-три сотни ломбов в Тардан и до пяти за морем.
- Так дорого?
- Так дешево, - уточнил он. - Мир болен войной, мой друг, и искусство упало в цене. Мы ценим не красоту, а власть, а власть не признает красоты.
- А вы?
- А я, наверное, уже смирился, Бэрсар. Вы были правы: мне нет места в этом котле. Когда-нибудь я просто сменю Кас на Лагар... когда это станет возможно.
- Что вас гнетет, царственный кор? Если я способен помочь...
- Нет, - горько сказал он. - Этого не можете даже вы. Мир изменился и стал неуютен, как брошенный дом. Квайр уходит от меня - не из моих рук, а из моей души. Ваш друг и соплеменник, - он поглядел на меня и странно улыбнулся, - заколдовал его. Квайр уже другая страна - не та, что я любил и хотел для себя. И знаете, что тягостно? Он мне не безразличен. Я хочу, чтобы он процветал - пусть даже и без меня. Чтобы был славен - пусть и не под моей рукой. Я ненавижу Калата, но я не хочу, чтобы его убили...
- Это и есть ваш подарок, царственный кор?
- Да, - сказал он совсем тихо. - Отныне вы можете презирать меня. Я предаю тех, кто мне верен, и кто доверил мне свою жизнь.
- Но если вы не желаете...